Сотня Ставра вместе с ещё одной новгородской сотней прорвалась к воротам. Там стрелы летели злее всего, и люди чаще падали на снег, но зато не было ни рва, ни размётанного по бревну моста - подходи и ломай дубовые створы. В них долбили пороком, колотили топорами. Рядом приставляли наскоро сбитые лестницы, карабкались наверх. Те, кто лез первыми, скоро были сброшены на снег с пробитыми головами, но нападавших было слишком много.
Василия Ставр в этом бою оставил на Валдиса - мол, отрок всё равно за спиной будет, так пущай поближе. Сперва тот бежал вместе со всеми, размахивая клевцом и крича что-то злое, но когда со стены полетели стрелы и на снег упали первые убитые и раненые, остановился, с испугом озираясь вокруг.
- Не стой! Чего примёрз? - рявкнул на него десятник.
- Я это... не могу, - проблеял подросток, мотая головой.
- Ставр Гордятич!
Боярин обернулся на крик. Валдис гарцевал на коне над Василием, которого неудержимо рвало при виде трупов и крови.
- Чего ещё?
- Вот! Не может он!
- Ну так сгони в обоз щенка! Неча с ним цацкаться, - огрызнулся Ставр. Он был зол на себя и на то, что поддался и потащил мальчишку в бой. Хотя Валдис был немногим старше, он успел пройти хорошую школу. А этот - в первый раз сбежал из дома, возмечтав о славе дружинника. Нет, не будет из Василия толку!
В пылу боя боярин вскоре забыл о нём. Ворота держались стойко. Половину сотни можно было положить тут без всякой выгоды. Так бы и случилось, не приди на помощь сам княжич Изяслав.
Мстислав Владимирич не лез на стены - он был князем, ведущим в поход младшего. По давнему обычаю, не стоял в стороне, безучастно взирая на приступ, но и не спешил оказаться в первых рядах. И к воротам послал сына вместо себя, отправившись на другую стену, чтобы отвлечь чудинов.
Изяславовы дружинники решили дело. Сметая всё на своём пути, они прорвались к воротам. Стрелы отскакивали от их броней, а сами они метко били из боевых луков и сбивали сулицами наиболее ярых стрелков. Стена вмиг была очищена от защитников, и Ставровы дружинники вскарабкались по лестницам наверх. Помощь подойти не успела, и вскоре створки ворот дрогнули, отворяясь.
Русские ворвались в город. Оставшиеся в живых чудины приготовились драться до последнего, защищая своё добро и семьи. На улицах города вспыхнул и пошёл разрастаться пожар битвы.
4
Город был взят. Часть жителей была перебита или попала в полон, немногим удалось уйти. Дома стояли разграбленные, в обозе на сани горами свалили добро, мычала и визжала скотина. Покамест добытое стаскивали вместе - после князь наделит бояр, а те раздадут добычу своим людям. Надо лишь отделить десятую часть для храмов и долю горожан.
Улучив свободную минуту, Ставр приказал отыскать Василия. Парень нашёлся сразу - сидел у палатки на санях и безропотно пошёл к боярину. Сейчас стоял перед ним, по-прежнему натягивая шапку на уши и не смея поднять глаз.
- Щенок сопливый! - бросил Ставр. - Думал, о тебе кто тут будет заботиться? Да ведал ли ты, что я мог вовсе на тебя рукой махнуть, а то и под Плесковом ещё бросить? Почто в бой полез?
- Посчитаться... хотел... я, - еле слышно выдавил Василий.
- "Посчитаться!" - передразнил Ставр. - Ишь, какой прыткий! На словах ты больно храбёр, а как до дела дошло - облевался и в кусты! Трус!.. Как пред боярином стоишь? - внезапно озлился он. - Шапку долой!
- Ухи, - прошептал парень, отступая, - ухи мёрзнут...
Но боярин уже размахнулся и затрещиной сбил шапку с головы вместе с... двумя длинными русыми косами, что венцом были уложены.
Девушка шарахнулась прочь, прижимаясь к полотняной стенке шатра и тараща свои синие глаза. Но у Ставра, когда он узнал в парне девку, как-то разом прошла вся злость.
- Как звать тебя? - только и спросил он, глядя на заливающий щёки румянец.
- Василисой, - еле слышно прошептала девушка.
Она была чудо как хороша даже в мужской справе, в тулупе, подпоясанная по-мужски ремнём, в сапогах и портах. Ставр смотрел на её лицо, глаза и губы.
- Какой тебе год?
- Восемнадцать уже.
Две косы в накосниках лежали на груди, которая только сейчас стала заметной и бурно вздымалась под полушубком. Две косы вместо одной - как положено у замужней. И осознание этого против воли воротило боярина к тому, как девка попала сюда.
- Ты чего удумала, позорище? - зашипел он, наливаясь злостью и досадой. - Ни жизни, ни чести своей не пожалела! Куда кинулась, дурища? Мужатая баба, а ума ни на мордку! (Мордка - здесь самая мелкая расчётно-денежная единица. Одна беличья шкурка с головкой - "мордкой". - Прим. авт.) Свою честь не жаль, так мужнину пожалела бы! Иль убегла от мужика свово? Ну так по "Правде" ведаешь, чего с тобой за это сделают?
- Нету, - всхлипнула Василиса, и по алой от стыда щеке скатилась слеза. - Нету его. Обоих нету...
- Кого?
- Мужа мово. И батюшки...
И зарыдала так отчаянно, с завываниями и причитаниями, что Ставр перепугался, как бы на её крики и стоны не сбежалось полдружины. Дознаются, что в шатре баба, дойдёт до князя - хлопот не оберёшься. Доказывай потом, что не сам её привёз! Он бросился к Василисе, и та прижалась к его груди, стиснутая в крепких объятиях и поливая слезами опашень. Сквозь слёзы, причитания и погребальные заклички еле-еле сумела рассказать, что случилось.
...Прошлой осенью выдал её отец замуж во Псков. Был у него во Пскове дом - туда наезжал по торговым делам, ибо был купцом, - а у соседа сын подрастал. Вот и надумали приятели детей поженить. Дочь у отца была одна, сын тоже был у отца одинцом, так что дело сладилось и о приданом уговорились быстро. Микула Иваныч, Василисин отец, входил в Новгородское Сто (купеческую гильдию, куда допускались только самые богатые и именитые купцы, ибо при вступлении было необходимо заплатить вступительный взнос.- Прим. авт.), свёкор тоже был человеком немалым - княжеским данником. Ездил по чудским волостям, собирал дани для князя и посадника. Сын всегда был при отце. Уехали они вместе и в тот день, когда нелёгкая судьба свела их с чудью. Чудины взбунтовались, отказались давать дани да и убили всех - свёкра, мужа и их спутников. Лишь одному, холопу Егошке, удалось удрать. Он и принёс во Псков горькую весть.
Василиса ещё в девках была горяча нравом и хитра. Оплакав мужа и батюшку, она бросилась было ко псковскому посаднику, но что тот мог сделать? С кого требовать виру? А тут как раз князь Мстислав объявил поход на чудь. И молодая вдова решила, что в бою сумеет отомстить за смерть родных.
- А как узрела кровь-то, так мне страшно и стало, - уже успокоившись и пригревшись в объятиях Ставра Гордятича, шёпотом рассказывала она. - Не сумела я...
- Не бабье это дело - на войне ратиться, - без злобы, ласково укорял её Ставр. - Бабье дело дома сидеть, за домом глядеть.
- Я в девчонках с отцом несколько раз по торговым путям ходила, - вспомнила Василиса. - В Ростове была, в Суздале. Во Владимир-на-Клязьме он меня брал. Городок махонький, только-только срублен, и брёвна ещё лесом пахнут... Даже в Смоленск однова ходили.
- Здесь, на севере, тихо, - сказал Ставр. - А по Днепру и Дону половцы шалят. Там на купецкий обоз напасть могли поганые - и поминай как звали. Продали бы тебя за море - и никто бы такую красоту не увидел боле.
Василиса подняла на него зарёванное лицо. В глазах застыла тоска.
- На что мне краса? - прошептала она. - Особливо теперь...
- Ничо. Ты ещё молодая, счастливой будешь.
- Не буду, - покачала она головой и высвободилась из его рук. Подняла с пола шапку, стала закручивать косы вокруг головы.
- Жизнь-то иначе может повернуться. Второй раз замуж пойдёшь - всё и переменится... На меня погляди - я ведь тоже вдовец. Пять годов уже, как один. Тоже мог бы от мира уйти, да служба у меня и дочери малые.
- А у нас с Желаном, - Василиса даже вздрогнула, вспомнив мужа, - так детей и не было... Одна мне дорога - в монастырь.
- Ты молода, - повторил Ставр. - Не спеши в обитель-то. Авось всё к лучшему и выйдет.
Василиса покачала головой и откинула полог шатра. Она опять выглядела парнем - только заплаканные глаза и искусанные губы могли выдать.
- И не пропадай! - строго наказал ей в спину боярин. - В Новгороде я тебя отцу твоему свезу.
Городец Медвежью Голову взяли на память Сорока Мучеников, или, по просторечью, просто на Сороки. Взяли богатую добычу - полон, скотину, зерно, шкуры, узорочье тканое и кованое. Устрашённые взятием Оденпе, окрестные чудские племена сами принесли князьям дань, молили не зорить землю. Князь Мстислав дани принял, с послами чуди говорил при сыне Изяславе, уча его науке власти, утвердил новые уроки для данников и отпустил восвояси. Велел пустить на все четыре стороны и часть полона. Только потом двинулись в обратный путь.
Весна спешила. Оттепель шла за оттепелью. Снег на полях таял под тёплым солнцем, на дорогах и холмах кое-где обнажалась земля и жадно дышала свежим сырым воздухом. Лед на реках потемнел и вздулся, так что переправлялись с великим бережением. Но на переправе через Великую уже в виду Пскова под одними санями лёд треснул. Плеснула тёмная вода. Добро-то успели спасти и коней тоже, но сами сани так и пропали. Боялись, что остальные дни тоже будет такая теплынь и мокреть, и даже придётся бросать сани на полпути, но на другой же день завьюжило, и проталины занесло мелкой снежной крупой.
5
За новыми заботами - хозяйство требовало надзора, княжья служба тоже не оставляла продыху, а тут ещё и сговор дочери Ульяницы с Иваном Анисимычем, - Ставр совсем забыл о Василисе. Нет, слово своё он сдержал и, воротясь из похода, свёз её на двор купца Микулы Иваныча. По русскому обычаю, вдова, оставшись бездетной, могла воротиться в дом отца вместе со своим приданым. Иное дело, когда были дети, - с малолетними дочерьми она навсегда оставалась под опекой мужниной родни, а с сынками становилась сама себе голова - матерая вдова, равная в правах с нарочитыми мужами. В монастыри уходили лишь вдовые княгини - ежели опять-таки не держали в миру малые детки.
Второй раз увидел Ставр Василису случайно - на Пасху. Была она в том году поздняя - уже на берёзах появился лист. Как раз накануне распустилась черёмуха, и в ночь на Воскресенье ударил заморозок.
Княжеская семья, бояре, самые именитые купцы, сотские и тысяцкие стояли торжественную службу в Святой Софии. Ставр пришёл с дочерьми и Велгой. Тут же был и Анисим Лукич с сыновьями. Старший, Ждан, был с женой. Младший, Иван, один. Будущие сваты встали поближе друг к дружке, потихоньку присматриваясь к детям. Ульяница стояла с пунцовыми щеками, опустив глаза и сжавшись в комок. Девушка поняла, зачем встали так близко, и украдкой косилась из-под платка на коренастого темноволосого парня с короткими юношескими усами. Тот в свой черёд силился угадать, которая из девушек выбрана отцом. Когда взгляды Ивана и Ульяницы встретились, оба сперва вздрогнули, как от удара.
После службы все выходили из храма умилённые, просветлённые, улыбаясь утренней свежести и новому дню. Солнце и небо сияли так, словно сама природа радовалась с людьми. Во всё горло орали птицы.
Тут Ставр и увидел Василису. Она шла позади отца и матери, которая несла на руках сомлевшего, усталого от Всенощной четырёхлетнего мальчишку. Позади - товарищи и сидельцы купца Микулы, его помощники в торговых делах, иные с жёнами и детьми. Василиса была в праздничном шушуне и платке, скромная, шла, опустив глаза. Ради праздника она сняла свои вдовьи одежды и старалась держаться незаметно. В пальцах её дрожала пасхальная свеча и алое освящённое яичко.
Разглядев молодую женщину, Ставр приказал Велге вести дочерей домой и готовить праздничную трапезу, а сам задержался и встретился с семьёй купца.
- С праздником, Микула Иваныч. Христос воскресе!
- Воистину воскресе, - кивнул тот.
Ставр приветствовал купчиху и повернулся к её дочери.
- Здравствуй, Василиса Микулишна, - сказал он.
Молодая женщина взмахнула ресницами, на миг поднимая на боярина взор.
- Здравствуй, Ставр Гордятинич, - тихо выговорила она.
- Поцелуемся? По обычаю?
Медленно, троекратно, коснулся он губами её губ. Напоследок не стерпел - продлил поцелуй, лаская женские уста. Твёрдые, они вдруг ожили, зашевелились, отвечая, но тут же Василиса отступила на шаг и опять опустила глаза.
Долго после того Ставр искал и находил повод пройти или проехать мимо дома купца Микулы, надеясь увидеть Василису. Но купеческая дочь то ли сидела взаперти, оплакивая своё вдовство, то ли не было у неё свободной минутки. Проезжая мимо усадьбы за тесовым забором, боярин сам на себя удивлялся - с чего это вдруг тянет его сюда?
Увиделись случайно - Ставр спешил по княжьему поручению, призванный на судилище, ворочался вскачь и на повороте у малой церковки Николы столкнулся с Василисой.
Сперва он даже не узнал её - в тёмном вдовьем одеянии и глухом платке, она шла от обедни и прянула к забору, спасаясь от копыт. Разглядев наконец синие глаза, Ставр осадил коня и спрыгнул наземь.
- Василиса! Здравствуй!
- Здравствуй и ты, боярин. - Она уже справилась с собой, и только щёки опять залил румянец.
Стояли молча. Ставр смотрел на её лицо, любуясь и удивляясь на себя. Василиса отводила взор, но глаза, смотря вдаль улицы, не видели ни заборов, ни мостовой, ни выглядывавшей из-за угла церковки.
- В церкву ходила?
- Да.
- За своих молилась?
- Полгода, как померли.
Ещё помолчали. Ставру хотелось встряхнуть женщину за плечи, оживить это мертвенное лицо с пятнами румянца, заставить зажечься огнём глубокие синие глаза.
- Давно не видались. С Пасхи.
- Миновал праздник-то.
- На Троицкое гуляние выйдешь?
- Не девка, чтоб гулять.
- Неужто в монастырь собралась?
- По осени пойду.
- Не спеши. Всё ещё переменится.
- Как?
- А если я посватаюсь?
- Ты?
Она наконец подняла глаза, которые подёрнулись дымкой от непрошеных слёз.
- Да как же это? Почто? - прошептала. - Грех ведь...
- Ништо, - решительно, словно подгоняя сам себя, ответил Ставр. - Ты молода ещё. Тебе жить да радоваться. А про монастырь забудь. Слышишь? Забудь!
Он шагнул к ней, выпуская повод коня и собираясь обнять, но Василиса только вскинула голову, обожгла строгим взглядом - и боярин остановился.
- Не спеши, Ставр Гордятич, словами-то бросаться, - сказала она.
Повернулась и пошла прочь, спокойная и важная Ставр вернулся к коню, вскочил в седло. Наконец-то вспомнилось, что ехал не один, и он быстро обернулся на своих отроков. Жизномирич, державшийся впереди, делал вид, что ничего не заметил.
Летом с Анисимом Лукичом ударили по рукам - сговорили Ульяницу за Ивана. Ездили на смотрины, по обычаю, оставляли молодых наедине. Свадьбу порешили играть на Покров, и в конце лета Ульяница, обливаясь слезами, сидела в своей светёлке и шила приданое. Велга сбивалась с ног. Ей дочери родить не пришлось, и женщина хлопотала за двоих.
Ставр разрывался между княжьей службой и домашними хлопотами. Чуть не каждый день то ездил на Городище, то разбирал судные дела с Мирославом Гюрятиничем. Навещал посадника, будущего свата, бывал у других именитых бояр. Жизнь катилась своим чередом, но с каждым днём, чем ближе была осень, тем тревожнее делалось на сердце.
Василису он почти не видел - раз или два примечал в толпе у церкви да у монастырских врат. Молодая вдова жила затворницей, из ворот выходила редко. При встрече проходила мимо, не поднимая глаз.
Не зря говорят: "Седина в бороду - бес в ребро". Ставр не находил себе места, не узнавал сам себя. Его сдерживало только одно - как-никак он сотский, именитый боярин и отец дочери на выданье. Не то бы вовсе потерял голову.
На Преображение был большой крестный ход от церкви Николы-Угодника до Фёдора Тирона. В прошлые годы Ставр крестные ходы не жаловал - не до того было, но тут потянуло в толпу молящихся. Стоя в соборе на почётном переднем месте, боярин молился о чуде. И не поверил своим глазам, когда на выходе в череде богомолок наткнулся на Василису. Всё это время она, оказывается, стояла почти за его спиной! Стоило обернуться чуть раньше! Увидев устремлённые на неё глаза, женщина смешалась и стала быстро пробираться к выходу.
Крестный ход только начинался. Ждали выхода священника с иконой и клироса. Нищие сидели на паперти, некоторые, заметив богатый наряд, тянули к Ставру руки, молили дрожащими голосами о милости, но тот не замечал ничего.
Василиса вырвалась из ждущей выноса иконы толпы, быстро пошла вдоль улицы.
- Постой!
- Оставь! - Она быстро обернулась через плечо. - Что тебе до меня, боярин?
- Люба ты мне.
Василиса остановилась, опустив руки и глядя в землю. Ставр встал рядом, ожидая. Наконец женщина покачала головой.
- Оставь меня, Ставр Гордятинич, - выговорила тихо.
- Как же, оставлю! Сил моих более нет. Кабы ты ведала, сколь раз я мимо твоего дома проезжал!..
- Каждый день.
- Ты знала?
- А то нет. Матушка моя - и та заметила. "Зачастил на нашу улицу боярин, - молвит. - Да всё мимо".
Ставр только покачал головой.
- Отец твой...
- Любит он меня, - вздохнула Василиса. - Да только я в его воле. Похочет - замуж вдругорядь отдаст, похочет - в монастырь проводит.
- А ты? Ты в монастырь идти не раздумала?
Василиса не ответила.
У церкви запели, звоном разлился благовест. Начинался крестный ход, и сквозь толпу двинулся поп с причтом. На вышитых рушниках бережно несли икону Спаса. Женщины и мужчины крестились. Василиса тоже положила крест и низко поклонилась образу. Но когда захотела пойти за всеми, Ставр придержал её за руку.
- Не ходи. Не место тебе там. Красу свою не губи под рясой. Тебе в кике жемчужной ходить, шушун цветными нитками расшивать. Вдовье тебе не к липу.
Он говорил, а Василиса стояла и смотрела вдаль крестному ходу. И не трогалась с места, хотя Ставр больше не держал её за руку.
На другой день он, уже верный привычке, ехал мимо купеческого двора. Ворота были распахнуты настежь, слышался шум голосов, ржание коней и скрип колёс. Собирался торговый поезд - Микула Иваныч спешил куда-то по своим делам. Ставр встал сбоку ворот, глядя на суету дворни. Три воза были уже собраны, заканчивали увязывать ещё два. Холопы на загривках таскали тюки с тканью и мехами, бережно несли что-то завёрнутое в мешковину. Сам Микула Иваныч суетился тут же, покрикивал на слуг, хлопал кнутом по сапогу.