- В Большую гавань ведут три пролива - Стеганос, Посейдеос и Таврос, - словоохотливо продолжил тот. - Стеганос назван по имени скалы "Спина свиньи", которая расположена у конца мыса Лохий, где стоят дворцы. Посейдеос назван так, потому что он смотрит прямо на храм Посейдона. А Таврос назван в честь скалы "Рог быка", которая лежит у острова Фарос. В шторм - к счастью, они здесь редки - невозможно войти ни в ту ни в другую гавань. Мы, лоцманы не из местных, опасаемся заходить в гавань Эвноста - там повсюду песчаные наносы и мели. Вот видишь, - продолжал он болтать, размахивая рукой, - рифы и скалы разбросаны на многие мили кругом. Маяк - это очень удобно для иноземных кораблей. Говорят, потребовалось восемьсот талантов золота, чтобы его построить.
Цезарь использовал своих легионеров в качестве гребцов: это было хорошим упражнением, снимало приступы раздражения, удерживало от ссор. Римские солдаты ненавидели находиться вдали от твердой земли, и многие ухитрялись в течение всего плавания ни разу не посмотреть через борт корабля на воду. Кто знает, что может оттуда вынырнуть?
Лоцман решил вести все корабли по проливу Посейдеос - сегодня он был самым спокойным из трех. Стоя один на носу, Цезарь любовался открывшейся панорамой. Великолепие красок, золото статуй и колесниц на фронтонах, ослепительно белые стены бесчисленных зданий, купы деревьев и пальм. Несколько разочаровывало то, что весь этот вид был удручающе плоским, за исключением зеленого холма высотой футов двести и прибрежного нагромождения скал, образующих полукружие весьма поместительного амфитеатра. В прежние времена на месте театра стояла крепость Акрон, что по-гречески означает "скала".
Город слева от театра выглядел намного богаче и грандиознее - видимо, это Царский квартал, решил Цезарь. Обширный комплекс дворцов, поставленных на возвышения с пологими ступенями, утопал в садах и пальмовых рощах. Но правее картина менялась. Всю прибрежную линию акватории занимали верфи, ремонтные доки, причалы, склады, тянущиеся до самого основания дамбы Гептастадий, соединяющей остров Фарос с материком. Эта насыпная дамба длиной в милю была прошита в центре двумя высокими арочными проходами для кораблей, обеспечивая таким образом связь Большой гавани с гаванью Эвноста. Не там ли, кстати, прячутся сейчас суда Помпея? По эту сторону гигантской, облицованной мрамором насыпи их вроде бы не видать.
Плоская панорама не позволяла определить размеры Александрии, но Цезарю было известно, что, если прибавить разросшийся город за старыми городскими стенами, в Александрии живут три миллиона человек и это самый большой город в мире. В Риме, в пределах Сервиевой стены, обитал один миллион жителей, в Антиохии - больше, но никто не мог соперничать с Александрией, а ведь со дня ее основания не прошло еще и трехсот лет.
Вдруг на берегу зашевелились, появилось около сорока военных кораблей, на каждом - вооруженные люди. "О, молодцы! - подумал Цезарь. - За четверть часа - от мира к войне". Среди кораблей было несколько массивных квинкверем с большими бронзовыми волнорезами на носу. Все квадриремы и триремы были снабжены волнорезами, но половина их были с низкой посадкой, не позволяющей выходить в море. Наверное, это таможенные катера, патрулирующие семь рукавов Дельты Нила, решил он. На подступах к Александрии римские транспорты никого не встретили, но это не значило, что их не заметили чьи-то острые глаза с высокого дерева в низовьях Дельты. Иначе чем объяснить мгновенную готовность египтян?
Хм. Своего рода комитет по приему гостей. Цезарь приказал горнисту трубить "к оружию", затем сигнальщики замахали флажками, предписывая всей римской флотилии остановиться и ждать. Цезарь приказал слуге уложить на нем складки toga praetexta, надел corona civica на свои редеющие светло-золотистые волосы, обул сенаторские туфли темно-бордового цвета с серебряными пряжками в форме полумесяца - знак старшего курульного магистрата. Очень внушительный, он стоял и смотрел, как к его флагману приближается беспалубное, но очень ходкое судно, на носу которого возвышался сурового вида мужчина.
- По какому праву ты входишь в гавань Александрии, римлянин? - крикнул человек, как только его корабль подошел на расстояние в пределах слышимости.
- По праву любого мирного человека, желающего купить немного воды и еды! - крикнул в ответ Цезарь.
- В семи милях западнее гавани Эвноста есть ручей, там ты можешь взять воду. А едой мы сейчас не торгуем, так что давай уезжай!
- Боюсь, я не могу этого сделать, добрый человек.
- Ты хочешь войны? Нас уже сейчас больше, чем вас, а это лишь десятая часть того, что мы можем выставить!
- Я уже выполнил план по войнам, но, если ты настаиваешь, могу осилить еще одну, - сказал Цезарь. - Мы увидели хорошее представление, но есть по крайней мере пятьдесят способов, чтобы тебя сокрушить. Даже без моих остальных кораблей. Я - Гай Юлий Цезарь, диктатор.
Агрессивный мужчина пожевал губу.
- Хорошо, можешь сойти на берег, кто бы ты ни был, но твои корабли пусть останутся там, где стоят.
- Мне нужен полубаркас на двадцать пять человек, - крикнул Цезарь. - И лучше не мешкай, иначе нарвешься на неприятности, - с усмешкой добавил он.
Агрессивный мужчина гаркнул что-то гребцам, и суденышко отвалило.
За спиной Цезаря возник озабоченный Публий Руфрий.
- Кажется, у них очень много матросов, - сказал он, - но даже самые зоркие среди нас не смогли заметить на берегу ни одного солдата, кроме нескольких человек у дворца - царская стража, я думаю. Как ты намерен поступить, Цезарь?
- Сойду на берег с моими ликторами. В лодке, которую мне подадут.
- Позволь мне спустить на воду наши лодки и послать с тобой немного солдат.
- Ни в коем случае, - спокойно отмел предложение Цезарь. - Твоя обязанность - держать кучно наши суда, следить, чтобы им не причинили вреда, и придерживать придурков вроде Тиберия Нерона, чтобы они своими же собственными мечами не поотрубали себе ноги.
Вскоре после этого большой полубаркас с шестнадцатью гребцами пристал к борту. Глаза Цезаря пробежали по ликторам, возглавляемым верным Фабием, проверяя их внешний вид. Да, все медные шишечки на широких кожаных поясах просто горят, алые туники чистые, без морщинок, малиновые кожаные калиги правильно зашнурованы. Фасции парни обнимают нежнее, чем кошки котят, кожаные обвязки выглядят безупречно, топорики грозно поблескивают среди тридцати красных прутьев. Удовлетворенный Цезарь легко, как юноша, прыгнул в лодку и устроился на корме.
Полубаркас направился к пирсу, соседствующему с театром Акрон, но вне стен Царского квартала. Там бесновалась толпа. Горожане, размахивая кулаками, на жуткой смеси греческого с македонским грозились убить иноземцев. Когда лодка причалила и ликторы вышли на пирс, толпа попятилась и застыла, очевидно пораженная невероятным спокойствием и нездешним великолепием вновь прибывших. Потом вновь зазвучали угрозы. Когда двадцать четыре ликтора построились в колонну по два человека, Цезарь без чьей-либо помощи вышел из лодки и остановился, поспешно поправляя складки тоги. Вскинув брови, он надменно посмотрел на толпу.
- Кто тут главный?
Оказалось, никто.
- Вперед, Фабий, вперед!
Ликторы вошли в толпу, как нож в масло. Следом шел Цезарь. Это лишь словесные угрозы, думал он, улыбаясь налево и направо. Интересно. Выходит, молва не врет: александрийцы действительно не любят римлян. Но где же Помпей Магн?
В стене Царского квартала замечательные ворота: боковые пилоны сверху соединены прямоугольной перемычкой, позолота на каждой детали, многоцветие красок. На воротах изображены какие-то символы, странные плоские, двухмерные сцены. А вот и стражники! Руфрий был прав, они неплохо смотрятся в греческом снаряжении: полотняные латы с нашитыми серебряными пластинами, яркие пурпурные туники, высокие коричневые сапоги, серебряные шлемы с наносниками и плюмажем из конских крашеных хвостов. Прекрасно, но не для боя, а скорее для уличных потасовок. Заинтригованный Цезарь покачал головой. Наверное, хроники этого царского дома не врут. Всегда есть толпа александрийцев, которая может войти во дворец и заменить одного Птолемея другим - все равно какого пола.
- Стой! - крикнул капитан, держа руку на эфесе меча.
Цезарь прошел по коридору из ликторов и послушно остановился.
- Я хотел бы увидеть царя и царицу, - сказал он.
- Ты не можешь видеть ни царя, ни царицы, римлянин. Разговор окончен. Вернись на свой корабль и уплывай.
- Доложи их царским величествам, что я - Гай Юлий Цезарь.
Капитан громко фыркнул.
- Ха! Если ты Цезарь, тогда я - Таверет, богиня-гиппопотам!
- Ты не должен всуе упоминать имена твоих богов.
Капитан метнул на него сердитый взгляд.
- Я не грязный египтянин. Я - александриец! И мой бог - Серапис. А теперь уходи!
- Но я действительно Цезарь.
- Цезарь сейчас в Малой Азии. Или в Анатолии, или еще где-нибудь.
- Сейчас Цезарь в Александрии и очень вежливо просит аудиенции у их величеств.
- Хм, я не верю тебе.
- Хм, тебе лучше поверить, иначе гнев Рима обрушится на Александрию и у тебя не будет работы. Как и у вашей царицы с царем. Посмотри на моих ликторов, олух! И если умеешь считать, сосчитай их! Двадцать четыре, правильно? А впереди какого римского курульного магистрата идут двадцать четыре ликтора? Только впереди диктатора. Теперь пропусти меня и сопроводи в зал для аудиенций, - весело закончил Цезарь.
Несмотря на свой грозный вид, капитан чувствовал страх. Надо же вляпаться в такую историю! Никто не знал лучше, чем он, что во дворце никого нет: ни царя, ни царицы, ни управляющего двором. Ни души, обладающей достаточными полномочиями, чтобы разобраться с этим заносчивым чужаком, путь которому и впрямь расчищают двадцать четыре ликтора. Вдруг это Цезарь? Конечно нет! Что делать Цезарю в Александрии? Тем не менее перед ним стоял римлянин, завернутый в нелепое белое одеяло с пурпурной каймой, с какими-то листьями на голове, с каким-то жезлом из слоновой кости на голой правой руке, между сжатой в кулак ладонью и согнутым локтем. Без меча, без лат, поблизости ни одного солдата.
Македонские предки и богатый отец помогли купить капитану его должность, но способность быстро соображать в приобретенное не входила. Все же, все же… Он облизнул губы и вздохнул.
- Хорошо, римлянин, я проведу тебя в зал для аудиенций. Только не знаю, что ты будешь там делать. Во дворце сейчас никого нет.
- Правда? - спросил Цезарь, пропуская вперед себя ликторов, что заставило капитана спешно послать человека, чтобы тот показал им дорогу. - А где же все?
- В Пелузии.
- Ясно.
Несмотря на разгар лета, денек выдался отменный. Никакой духоты, легкий бриз отгоняет жару, от цветущих деревьев исходит ласкающий обоняние аромат, какие-то колокольчики беспрестанно кивают головками. А дорога вымощена желтовато-коричневым мрамором, отполированным до зеркального блеска. Наверное, тут скользковато во время дождя. Идут ли, кстати, дожди в Александрии?
- Восхитительный климат, - заметил он.
- Лучший в мире, - откликнулся капитан.
- Значит, я - первый римлянин, которого вы тут видите за последнее время?
- Во всяком случае, первый, который объявляет, что он поважней губернатора. С год назад приезжал Гней Помпей. Требовал у царицы военный флот и пшеницу. - Капитан захихикал. - Очень невежливый молодой человек. Отказался войти в наше положение, хотя царица сказала ему, что в стране голод. О, она надула его! Шестьдесят транспортов набили финиками, и он их увез.
- Финиками?
- Финиками. И он отплыл, думая, что увозит пшеницу.
- О боги, бедный молодой Гней Помпей. Наверняка отец его был недоволен. Зато Лентул Крус, наверное, радовался. Эпикурейцы экзотике всегда рады.
Зал для аудиенций, судя по его размерам, помещался в отдельном строении. Вероятно, при нем имелись приемные для отдыха приезжающих с визитом послов, но определенно не для проживания. Это был тот же зал, в котором принимали Гнея Помпея: огромный, пустой, с отполированным мраморным полом, украшенным сложным многоцветным узором. Стены щедро покрыты позолотой либо разрисованы странными (как на воротах) изображениями плоских людей и растений. Пурпурное мраморное возвышение с двумя тронами. Один, из фигурного эбонита и золота, - наверху, другой такой же, но меньших размеров, - ярусом ниже. Больше никакой мебели.
Оставив Цезаря и его ликторов в пустом зале, капитан поспешно вышел - наверное, поискать кого-нибудь, кто сможет их принять.
Встретившись взглядом с Фабием, Цезарь усмехнулся.
- Ну и ситуация!
- Мы бывали и в худших ситуациях, Цезарь.
- Не искушай Фортуну, Фабий. Интересно, что чувствуешь, когда сидишь на троне?
Цезарь быстро взбежал по ступенькам и осторожно сел на великолепное кресло. Его золотые, инкрустированные драгоценностями детали были удивительны при близком рассмотрении. Вот что-то похожее на глаз, со странно вытянутой треугольной слезой во внешнем углу. Голова кобры, жук-скарабей, лапы леопарда, человеческая нога, странный ключ, какие-то символы.
- Удобно ли тебе, Цезарь?
- Ни один стул со спинкой не может быть удобным для человека в тоге, поэтому мы сидим на курульных креслах, - ответил Цезарь.
Он расслабился и закрыл глаза.
- Устраивайтесь на полу, - сказал он немного погодя. - Кажется, ждать придется долго.
Два молодых ликтора вздохнули с облегчением, но Фабий покачал головой.
- Нельзя, Цезарь. Мы будем выглядеть нелепо, если кто-нибудь вдруг войдет.
Без водяных часов трудно было определить, сколько времени пробежало. Может, полдня, может, день. Ликторы совершенно измаялись, но их полукруг не ломался. Фасции осторожно поставлены на ступени, руки лежат на топориках. Цезарь не шевелился, погруженный в одну из своих знаменитых кошачьих дремот.
- Эй, сойди с трона! - выкрикнул молодой женский голос.
Цезарь открыл один глаз, но не двинулся.
- Я сказала, сойди с трона!
- Кто это смеет приказывать мне? - спросил Цезарь.
- Царевна Арсиноя из Птолемеев!
Услышав это, Цезарь выпрямился, но не встал, а лишь в упор посмотрел на девицу, подступившую к подножию возвышения. За ней следовали маленький мальчик и двое мужчин. По прикидке Цезаря, ей было лет пятнадцать. Полногрудая, рослая, с гривой золотистых волос. Голубые глаза, лицо, которое, видимо, могло быть и приятным, но его портила злая гримаса. Высокомерная, сердитая, авторитарная особа. Одета в греческом стиле, но платье сшито из тирского пурпура очень темного цвета, при малейшем движении отливающего сливовым и малиновым. В волосах диадема, усыпанная драгоценностями, вокруг шеи потрясающей роскоши воротник, на голых руках избыток браслетов. Мочки ушей сильно оттянуты вниз, обремененные грузом подвесок.
Маленький мальчик выглядел лет на десять, не больше, и очень походил на сестру. То же лицо, та же кожа, тот же тирский пурпур. И греческая хламида вдобавок.
Ясно, что двое мужчин - своего рода сопровождающие. Тот, что с покровительственным видом стоит возле мальчика, - пустое место, слабак. С другим, что при Арсиное, придется считаться. Высокий, хорошо сложенный, светлокожий. Взгляд умный, расчетливый, рот волевой.
- И куда же нам идти отсюда? - спокойно спросил Цезарь.
- Никуда, пока ты не падешь передо мной ниц! В отсутствие царя я правлю в Александрии, и я приказываю тебе сойти оттуда и пасть ниц! - отрезала Арсиноя. Она зло посмотрела на ликторов. - Вы все - тоже на пол!
- Ни Цезарь, ни его ликторы не подчиняются командам глупеньких царевен, - тихо сказал Цезарь. - В отсутствие царя я правлю в Александрии на основании пунктов завещания Птолемея Александра и вашего отца Авлета. - Он подался вперед. - А теперь, царевна, перейдем к делу. И не сверкай глазами, как избалованный ребенок, иначе я прикажу одному из моих ликторов вытащить прут из его фасций и отстегать тебя. - Взгляд его остановился на стоящем рядом с ней человеке. - Ты кто?
- Ганимед, евнух. Воспитатель и охранник моей царевны.
- Ганимед, ты вроде похож на здравомыслящего человека, так что я буду разговаривать только с тобой.
- Нет, со мной! - крикнула Арсиноя, лицо ее пошло пятнами. - Немедленно сойди с трона!
- Придержи язык! - резко оборвал ее Цезарь. - Ганимед, я нуждаюсь в апартаментах для меня и моих старших офицеров, а также в достаточном количестве свежего хлеба, овощей, масла, вина, яиц и воды для моего войска, которое останется на кораблях, пока я не разберусь, что здесь происходит. Плохи дела, когда диктатора Рима встречают с тупой и бесцельной враждебностью. Ты понимаешь меня?
- Да, великий Цезарь.
- Хорошо! - Цезарь поднялся и сошел вниз по ступеням. - Вот тебе первое поручение: удали от меня этих двух несносных детей.
- Я не могу этого сделать, Цезарь, если ты требуешь, чтобы я был с тобой.
- Почему?
- Долихос - мужчина. Он может увести царевича Птолемея Филадельфа, но не царевну. Ей нельзя находиться в мужском обществе без присмотра.
- Есть ли здесь еще кастраты? - спросил Цезарь с кривой улыбкой: Александрия, кажется, презабавнейший городок.
- Конечно.
- Тогда ступай с детьми, приставь к царевне Арсиное кого-нибудь вроде себя и поскорей возвращайся.
Царевна Арсиноя, временно выбитая из колеи властным окриком, хотела что-то сказать, но Ганимед твердо взял ее за плечо и вывел из зала. Мальчик Филадельф и его воспитатель тоже поспешили уйти.
- Ну и ситуация! - повторил Цезарь Фабию.
- Еще немного, и я бы взялся за прут. У меня просто руки чесались.
- У меня тоже, - вздохнул великий человек. - Все эти Птолемеи довольно своеобразны. По крайней мере, хоть Ганимед воспринимает все здраво, но он, к сожалению, не царских кровей.
- Я думал, евнухи толстые и похожи на женщин.
- Те, кого кастрируют в детском возрасте, - да. А после наступления половой зрелости кастрация мало влияет на правильное развитие организма.
Вернулся Ганимед. На лице осторожная, но не заискивающая улыбка.
- Я к твоим услугам, великий Цезарь.
- Достаточно просто Цезарь, благодарю. А теперь ответь, почему двор в Пелузии?
Евнух удивился.
- Идет война, - сказал он.
- Какая война?
- Война между нашим царем и нашей царицей. В начале года цены на еду возросли, и Александрия восстала. Обвинили царицу, ведь царю лишь тринадцать. - Ганимед посуровел. - Мира здесь давно уже нет. Царя обрабатывают его педагог Феодот и главный дворцовый управляющий Потин. Это очень честолюбивые люди. Царица Клеопатра - их враг.
- Я так понимаю, что она убежала?
- Да, на юг, в Мемфис, к египетским жрецам. Ведь она является также и фараоном.
- Как и любой из Птолемеев, восходивших на трон?