***
В конце сентября месяца в судебную палату, в которой заседала следственная комиссия, вошел чиновник пожилых лет; он был очень бледен и, казалось, с трудом передвигал ноги.
- А, это вы, Афанасий Кириллович! - вскричал председатель комиссии, привставая со своего места. - Милости просим! Что, как ваше здоровье?
- Слава богу! брожу понемножку, - отвечал Афанасий Кириллович, садясь наряду с другими членами комиссии за присутственный стол.
- А мы уж начинали беспокоиться, - сказал один из его товарищей, - с первого дня открытия комиссии вы занемогли, и вот третья неделя, как об вас не было ни слуху ни духу.
- Да, батюшка! чуть было не умер. Ну, что у вас делается?
- Я думаю, скоро все кончим, - сказал председатель. - Двое главных убийц приговорены уж к смертной казни, а сегодня те, которые также участвовали в преступлении, будут вынимать жеребья; из них десятый, по приговору комиссии, должен быть наказан, как уголовный преступник.
- Смотрите, господа, чтоб кто-нибудь не пострадал напрасно; вы знаете волю нашей милосердой царицы: лучше десятерых виновных простить, чем одного невинного наказать.
- О! что касается до этого, мы можем быть покойны! - прервал один из членов, старинный наш знакомый, Владимир Иванович Зарубкин. - Подсудимые добровольно и без всякого пристрастного допроса сознались в своем преступлении, выключая одного, который запирается; но все обстоятельства и показания очевидцев его уличают.
- Я прикажу прочесть вам список их имен, - сказал председатель. - Потрудитесь, Кондратий Прохорович, - продолжал он, обращаясь к секретарю.
Секретарь взял со стола лист исписанной бумаги и начал читать:
- Десяток первый: московский купец гостиной сотни Федот Авраамов Сибиряков...
- Что, что? - прервал Афанасий Кириллович. - Как ты его называешь?
- Федот Авраамов, то есть, в простонародье, Федот Абрамов Сибиряков.
- Этот богатый купец, который лет десять тому назад выехал в Москву из Иркутска?
- Точно так, ваше высокородие.
- Не может быть! - вскричал Афанасий Кириллович. - Это ошибка! Я знаю Сибирякова; он человек умный, набожный, достойный всякого уважения...
- И несмотря на то, - подхватил председатель, - он точно был в числе убийц покойного Амвросия.
- И сам признался в этом?
- Напротив, он стоит в том, что не виновен, но доказательства его преступления так очевидны...
- О, бога ради, не торопитесь! - перервал с жаром Афанасий Кириллович. - Я повторяю еще раз, это должна быть ошибка. Подумайте, господа, если впоследствии откроется, что он невинен...
- Позвольте доложить, ваше высокородие, - сказал секретарь, - вот показание полицейского чиновника Кочеткова, который, переодевшись фабричным, был вместе с разбойниками в монастырском соборе в то самое время, как архиерея стащили с хор. Он слышал своими ушами, как купец Сибиряков приказывал вывести преосвященного Амвросия из церкви и казнить его за монастырскою оградою!
- Но если этот Кочетков не видал его никогда прежде и, обманутый сходством лица...
- Вот то-то и беда, Афанасий Кириллович, - сказал председатель, - полицейский чиновник, который на него донес, знает его лично и даже не раз хлеб-соль с ним важивал.
- Да это еще не все, ваше высокородие, - продолжал секретарь, - приемыш вышереченного купца Сибирякова добровольно и по чистой совести показал, что оный Сибиряков, выводя, при помощи своих клевретов, за монастырские ворота покойного архиепископа Амвросия, один из первых наложил на него свою святотатственную руку, а таковое уважительное и согласное показание двух очевидцев, по силе законов, обращается в явную и неоспоримую улику.
- Воля ваша, господа, - сказал Афанасий Кириллович, - я уверен в его невинности, и, несмотря на показания очевидцев, которые, впрочем, могут быть следствием личной вражды...
- Да об чем вы так хлопочете? - перервал председатель. - Пусть этот Сибиряков вынет свой жребий; быть может, ему посчастливится; а если нет, так успеем и тогда об этом поговорить. Прикажите ввести сюда купца Сибирякова, - продолжал он, обращаясь к секретарю.
Через минуту двери отворились, и знакомый нам купец вошел в присутствие.
- Федот Абрамович! - вскричал его защитник, - тебя ли я здесь вижу?!
- Здравствуйте, батюшка Афанасий Кириллович! - сказал купец, помолясь иконе и низко поклонившись своим судьям.
- Все обстоятельства тебя обвиняют, - продолжал Афанасий Кириллович, - но я не могу поверить, чтоб ты был в числе злоумышленников и убийц покойного архиерея.
- Дай бог вам много лет здравствовать! - сказал купец, и на болезненном лице его изобразилась унылая радость. - Вот первое слово утешения, которое я слышу с тех пор, как нахожусь в числе преступников.
- И твой приемыш, эта змея, которую ты отогрел на груди своей...
- Что делать, батюшка Афанасий Кириллович! И добрые дела грешника обращаются на главу его.
- Сибиряков! - сказал председатель, - подойди к присутственному столу. Ты должен вынуть сам свой жребий. Вот десять свернутых бумажек: одна только из них отмечена крестом; авось не она тебе попадется.
Купец перекрестился и взял один из жеребьев; руки его дрожали; он хотел передать его секретарю.
- Нет! - сказал председатель, - разверни сам. Сибиряков развернул; вся кровь бросилась ему в лицо, которое почти в то же время снова покрылось смертною бледностью.
- С крестом, - сказал хладнокровно секретарь, взглянув на развернутую бумажку.
- Боже мой! - вскричал Афанасий Кириллович, вскочив со своего места и подойдя к Сибирякову. - Так точно!
- Господа судьи, - сказал купец дрожащим голосом, - мне нечего сказать в мое оправдание, я уж все переговорил, но повторяю еще раз, и бог видит, что говорю истину: я невинен.
Председатель подал знак, чтоб вывели купца из присутствия.
- Не теряй надежды, Федот Абрамович, - шепнул его заступник. - Бог милостив.
- Ну, теперь делать нечего, - сказал один из членов, - видно, ему на роду было написано...
- Послушайте, господа товарищи, - перервал Афанасий Кириллович, пробежав несколько бумаг, которые подал ему секретарь, - я готов положить руку на Евангелие и присягнуть, что он невинен. Вот его допросные пункты. Показание полицейского чиновника опровергается самым признанием купца: он не запирался, а с первого слова объявил, что точно подал совет злодеям, которые хотели убить архиерея в церкви, вывести его за монастырскую ограду. Но для чего он это сделал? Для того, чтоб дать время убийцам образумиться и почувствовать всю гнусность их преступления. В его допросе видно также, что, в доказательство своей невинности, он ссылается на архиерейского келейника.
- Которого нигде не нашли, - заметил секретарь.
- Афанасий Кириллович, - сказал председатель, - мы все вас уважаем и охотно верим словам вашим; но вы не были свидетелем этого несчастного происшествия, а в уголовном деле показания очевидцев служат главным основанием для судейского приговора.
- Но все другие преступники сознались...
- А он не признается! Так что ж? Быть может, это доказывает только то, что он не способен даже и к раскаянию. И где была бы справедливость, если бы мы оправдали преступника, которого все уличает, потому только, что он не сознается в своем преступлении?
- Прошу вас об одном, - сказал, помолчав, Афанасий Кириллович, - позвольте его перевести в другой десяток, и пусть он еще один раз вынет жребий. Господа товарищи, - продолжал он, обращаясь ко всем членам, - ради меня, из уважения к дружбе, которую я имел всегда к этому несчастному, не откажите в моей просьбе!
- В самом деле, - сказал Владимир Иванович Зарубкин, - теперь я вспомнил, я слыхал много хорошего об этом купце; он был истинный отец всех бедных.
- И я то же слышал, - прибавил председатель. - Конечно, это не дает нам права, вопреки всем доказательствам, признать его невинным, но если вы, господа, согласны, из уважения к просьбе почтенного нашего товарища, я прикажу перевести его в другой десяток. Пускай еще раз испытает свое счастье.
Члены комиссии, поговорив несколько минут между собою, согласились на предложение своего председателя, и купца ввели опять в судейскую.
- Сибиряков, - сказал председатель, - до твоего преступления ты вел себя как примерный гражданин, делал много добра, был честию всего московского купечества. Из уважения к прежнему твоему поведению и к просьбе благодетеля твоего, Афанасия Кирилловича, мы переводим тебя в другой десяток и дозволяем еще раз вынуть жребий.
Купец молча поклонился, медленно подошел к столу и взял из второго десятка одну из свернутых бумажек. Когда он стал ее развертывать, Афанасий Кириллович не усидел на своем месте; он подошел к Сибирякову и спросил торопливо:
- Ну, что?
- Посмотрите сами, - сказал с горькой улыбкою купец, подавая ему жребий.
- Опять крест! - вскричал почти с отчаянием его защитник.
- Опять! - повторил председатель. - Ну, это несчастливо.
- Келейник покойного архиерея желает войти в присутствие, - сказал громким голосом присяжный, отворяя дверь.
- Введи его скорее! - закричал Афанасий Кириллович. - Ну, видишь ли, Федот Абрамович, сам бог посылает тебе защитника.
- Да! - прошептал купец, - теперь я вижу, как бог спасает грешника.
- Что тебе, любезный, надобно? - спросил председатель у келейника, когда он вошел в присутствие.
- Слава тебе, господи! - сказал он, увидев купца Сибирякова, - кажется, я поспел вовремя. Господа судьи, я келейник покойного архиепископа Амвросия; сегодня только возвратился в Москву из Воскресенского монастыря и услышал, что купец Сибиряков по какому-то ложному извету попал в число преступников, судимых за убиение нашего преосвященного владыки. Я не знаю, что на него доказывают, но объявляю здесь пред зерцалом и готов присягою подтвердить мое показание, что этот самый купец прибежал в Донской монастырь за несколько времени до прихода убийц, что он уведомил через меня его преосвященство об их богомерзком намерении, умолял нас оставить немедленно Донской монастырь, и если бы не вышло остановки в лошадях, покойный архиепископ, по милости этого доброго человека, остался бы в живых и управлял бы доселе своей духовной паствою.
- Ну, господа! - вскричал с радостью Афанасий Кириллович, - можете ль вы теперь сомневаться в его невинности? Нельзя же в одно время и желать спасти, и быть убийцею одного и того же человека!
- Да! - сказал председатель, - это показание совершенно его оправдывает.
- И если бы нашелся еще другой свидетель, - прибавил секретарь.
- Я могу вам его представить, - прервал келейник. - Когда этот купец объявил мне об угрожающей нам опасности, я был вместе с одним из послушников Донского монастыря; теперь он не мог прийти со мною, потому что больно избит злодеями и вчера только в первый раз встал с постели.
- Ну вот, любезный друг! - вскричал Афанасий Кириллович, - не говорил ли я тебе - бог милостив, не теряй надежды? Видишь ли теперь, как милосерд и справедлив суд божий?
- Вижу, - прошептал купец, но лицо его, то бледное, то покрытое багровыми пятнами, выражало не радость, а внутреннюю тяжкую борьбу.
- Господин Сибиряков! - сказал председатель, - я не сомневаюсь, ты будешь оправдан, но судебный порядок не дозволяет мне сейчас освободить тебя из-под ареста.
- Я беру его на поруки, - перервал Афанасий Кириллович.
- Так и дело с концом. Поздравляю тебя, Федот Абрамович! ты свободен.
- Свободен! - повторил купец, и глаза его заблистали необычайным огнем. - Да! я скоро буду свободен... Господа судьи: я преступник.
- Что ты, что ты?! - вскричал Афанасий Кириллович.
Все присутствующие молча взглянули друг на друга.
- Возможно ли? - сказал с удивлением председатель. - Ты сам сознаешься, что был в числе убийц покойного Амвросия?
- Нет, - отвечал Сибиряков, - этого тяжкого греха я не прибавил к прочим; священная кровь его не восстанет против меня в страшный час суда божия; я желал не погубить, а спасти его. Но эти преступные руки не раз обагрились в крови христианской, и суд божий должен свершиться надо мною... Безумный! - продолжал купец, не обращая внимания на удивление всех присутствующих, - я думал, что, избегнув наказания земного, могу примириться с богом и моею совестью. Несколько дней назад у меня была добрая жена, милые дети: бог взял их к себе. Он видел мое сердце. Он слышал мои стоны и не простил меня! Сирота, призренный и вскормленный мною, оклеветал меня; зло было мне наградой за добро, но я не сетовал на неисповедимые судьбы божии и молча покорился его воле; а совесть, совесть, как голодный коршун, продолжала терзать мое сердце!.. Ни раскаяние, ни молитва, ни слезы - ничто не облегчало его. Меня осудили как преступника; я не роптал, а сказал из глубины души: "Да будет его святая воля!" И все тот же тяжелый камень лежал на груди моей. Нет, нет!.. Пора его сбросить, пора вздохнуть свободно. Господа судьи, я преступник!
- Да в чем же ты себя обвиняешь? - спросил старинный наш знакомец Зарубкин.
- Владимир Иванович, - сказал купец, - посмотрите на меня хорошенько! Я узнал вас с первого взгляда: двадцать лет почти совсем вас не изменили, - и не диво! сон ваш был спокоен, вас не терзала совесть, не мучило позднее и бесплодное раскаяние; на вас не гневался господь...
- Но кто же ты? - спросил Владимир Иванович.
- Кузьма Рощин! - отвечал тихим, но твердым голосом купец.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Библиотека для чтения, 1836, т. XVI. Печатается по изд.: Повести Михаила Загоскина, ч. 2. М., 1837.
О затруднениях, вызванных публикацией "Кузьмы Рощина", писал Загоскину (вероятно, преувеличивая) редактор "Библиотеки для чтения" О. И. Сенковский: "...я спас вашего "Рощина"... вся вторая часть "Рощина" была обречена ценсурою запрещению. Без второй части первая не могла быть напечатана, и сочинение, все, пропадало. Давай я торговаться с этими господами. Некоторые места отстоял; пропустили; но все-таки весь конец хотят отрезать, потому что это описание бунта. Я сделал им такое предложение: пропустите ли вы вторую часть, если в ней не будет даже слова бунт, мятеж и т. п.? После долгих колебаний согласились пропустить с этим условием. Режьте же все места, которые вам не нравятся. Они и сделали это. Статья возвратилась ко мне в ужасном состоянии: я провел целые сутки над склеиванием остальных обломков, так, чтобы они представляли правильный, логический рассказ. Опять в ценсуру. Мы возились таким образом целую неделю, споря до слез за каждое выражение, за каждое обстоятельство. Уже несколько раз, с досады в этой мучительной борьбе с ценсорским упрямством, я хотел приказать разослать набор и решился не печатать вашей были: до того они мне надоели своими щепетильными придирками! Наконец, я победил все трудности, и статья вышла в том виде, как вы ее читали" (Письмо от 1 июля 1836 г. - Русская старина, 1902, т. 111, с. 91).
Примечания
1
...одного уездного города... - Город Касимов, с середины XV в. до 1681 г. центр Касимовского царства; выделялся московскими князьями татарским "царям" и "царевичам", переходившим на русскую службу.
2
comfortable - удобный, комфортабельный (англ.).
3
Лафатер Иоганн-Каспар (1741 - 1801) - швейцарский писатель, автор трактата "Физиогномические фрагменты" (1775 - 1778), в котором излагалось учение о выявлении черт характера человека по его лицу.
4
...в большом экономическом селении... - Экономическими (государственными, казенными) назывались крестьяне, жившие на землях, переведенных из ведения монастырей и церквей в ведение государства. У Загоскина анахронизм: действие первой главы повести происходит около 1760 г., а указ о секуляризации монастырских и церковных сел и передаче их государству вышел в 1764 г.
5
...война с пруссаком... - Имеется в виду начало Семилетней войны в 1757 г.
6
...то за другую шашку... - Шашка - здесь: шахматная фигура.
7
...вашего царя конем. - Царь - здесь: шахматный король.
8
...близь Макарья... - Имеется в виду уездный город Макарьев на Волге, знаменитый своими ярмарками.
9
...не Полкан же богатырь какой. - Полкан-богатырь - герой лубочной сказки о Бове-королевиче; Полкан - русское переосмысление имени Pulican, героя итальянского романа, попавшего в Россию в XVI-XVII вв., распространявшегося в списках и перешедшего затем в лубочные издания.
10
Чающие движения воды - ищущие исцеления в церкви; фразеологизм, восходящий к Евангелию от Иоанна, где говорится о купальне, к которой стремилось "множество больных, слепых, хромых, иссохших". В эту купальню по временам сходил ангел и "возмущал воду; и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью".
11
Сарынь на кичку! - призывный клич волжских разбойников. Сарынь - толпа, сброд, бурлаки. Кичка - здесь: нос судна.
12
...его хотели было отчитывать. - То есть исцелять чтением Евангелий или молитв.
13
...этого краснобая Тредьяковского? - Тредиаковский Василий Кириллович (1703 - 1768) - поэт и теоретик поэзии, в XVIII в. имел репутацию плодовитого, но бездарного писателя.
14
"Аргенида" (СПб., 1751) - перевод Тредиаковским романа английского писателя Д. Барклая (1582 - 1621).
15
...да и ну на фандарах... - Далее пародируется стиль Тредиаковского.
16
"Езда на остров Любви" - "Езда в остров Любви". (СПб., 1730) - перевод Тредиаковским романа французского писателя Поля Тальмана (1642 - 1712).
17
Великий годовой праздник - Пасха.
18
Велико дело - ваше высокородие; нам и превосходительные кланяются. - Высокородие - почетный титул дворян 5-го класса (Ильменев - бригадир). Превосходительство - почетный титул дворян 3-го и 4-го классов.
19
"Приидите ко мне вси труждающие и обремененнии, и аз упокою вы" - цитата из Евангелия от Матфея.
20
Тысяча семьсот семьдесят первый год памятен... - С весны 1771 по январь 1772 г. в Москве была эпидемия чумы, во время которой начались народные волнения; восставшие заняли Кремль, убили главу московской церкви Амвросия.