- Разум, тетушка, при себе. Мы об государстве день и ночь думаем, глаз не смыкаем. А Бестужева в Сибирь! А, тетушка? Хорошо же будет? Так? - с надеждой он обратился к Шувалову. Однако начальник тайного отделения хранил молчание, взвешивая все "за" и "против". Екатерина поймала внимательный оценивающий взгляд - заноза, а не взгляд. И впервые не отвела глаз, ощущая, как куда-то испаряется многолетний страх, очищая душу и силы. Неужели, выпуталась?
- Все! Я устала! - вдруг поморщилась от нового приступа боли Елизавета. - Подите все вон. Видеть никого не могу. - И только когда племянница стояла в дверях, приказала: - Катя! А тебя я попрошу остаться!
Екатерина покорно застыла, ожидая. Мгновения, мгновения, мгновения.
- Подойди!
Как сложно дались эти шаги! Как страшно вдруг стало за себя: что еще выкинет российская самодержица?!
- Посмотри на меня, - прошептала Елизавета. - Я душу твою узнать хочу. Екатерина спокойно и открыто взглянула на государыню. - Ишь ты, - пробормотала она. - Хищный зверь, да и только. Не дай бог, ослабишь внимание, обманешься слезами и покорностью, вмиг прыгнет и растерзает. Пойдут клочки по закоулочкам. Права я, Катя? Молчи! Ответа все равно не жду. Да и не нужен он - и так все ясно. Но на мои клочки не рассчитывай, поняла? Рано тебе на мне зубы пробовать. Других ищи. Живое мясо всегда найдется. А гордыню смири, слышишь?
- Да, ваше величество, - Екатерина упрямо склонила голову, присев в церемониальном реверансе.
- Быстро учишься, - с непонятным уважением пробормотала Елизавета. - Будет толк.
У дверей опочивальни Елизаветы томился лейб-медик. В кресле вольготно раскинулся Шувалов.
- Мне кажется, ее величество не очень хорошо себя чувствуют, - решительно произнесла Екатерина. Лейб-медик испуганно ахнул, всплеснув толстенькими ручками, и ринулся в царские покои.
- Вы знаете, что в последнее время императрицу терзает странное суеверие? Она боится смотреть в зеркала. И каждую ночь спит в новой постели, - лениво протянул Шувалов, не поднимаясь из кресел. - Присядьте, ваше высочество. Отдохните после тяжелой беседы. В ногах правды нет.
Екатерина устроилась подле него, с любопытством ожидая продолжения разговора. Шувалов не обманул ожидания.
- Я сегодня спросил ее императорское величество, что именно она опасается увидеть вместо своего отражения.
- Собственную смерть. Так она вам сказала?
- Откуда вы знаете? - удивился Шувалов.
- Я слышала о предсказании, которое еще в юные годы сделали Елизавете Петровне. Гадалка сказала, что она увидит свою смерть в зеркале. Точнее, она узрит саму себя - только юную и прекрасную, какой была, когда в нее влюбился государь. Петр II.
- Вы и об этой романтической истории наслышаны? - усмехнулся Шувалов. - Похвально. Значит, вам нравятся дворцовые тайны. У нас с вами много общего, Екатерина Алексеевна, мы оба любим тайны, и терпеть не можем глупости и косноязычия. А сегодня их было предостаточно.
- Что с Бестужевым?
- А что может быть с Бестужевым? Старый лис многих переживет. Бестужев молчит. Пока еще улыбается, но уже не так уверен в себе. У нашего дела всего лишь два вероятных разрешения: либо с Бестужева снимут все обвинения, либо сошлют в почетную ссылку. Думаю, в одно из его имений. Но какое-то время старику еще придется побыть под арестом. Что же касается вас, то можете быть спокойны: императрица дала ясно мне понять, что вы ни в чем не виноваты. Да я и так это знал.
- Откуда? - Екатерина раскинулась в мягких креслах, блаженно вытянула ноги, болевшие от высоких каблуков.
- Мне ли не знать, как делаются заговоры в России?! - рассмеялся Шувалов. - Берешь немного человеческих страстей и желаний, замешиваешь их на интригах и чужих целях, добавляешь пару исполнителей, даешь нужное направление мысли - и все, заговор готов. Придет время, его стоит хорошенько подогреть и уже подавать горячим к императорскому столу. Дабы все оценили мастерство исполнения.
- Так просто?
Шувалов словно невзначай коснулся руки Екатерины. Она вздрогнула, вдруг почувствовав влечение к этому страшному человеку.
- Уверяю вас, ваше высочество, отнюдь не так просто, как кажется на первый взгляд. Люди склонны выходить из-под вашего контроля, совершать незапланированные глупости, наконец, они любят проговариваться, прежде времени раскрывая ваш великолепный замысел. Единственная на них управа - страх.
- Но страх рождает ненависть, - возразила Екатерина, чувствуя, как рука Шувалова осторожно забирается ей в корсаж, тиская пышную грудь. За дверью вскрикнула-всхлипнула умирающая императрица. Шувалов кивнул в сторону императорских покоев:
- Так вам нужна любовь? Зачем? Любовь - мимолетна, ненависть - надежна. Любовь подобна слабительному, ненависть, напротив, придает силы и вселяет уверенность. Без ненависти, Екатерина Алексеевна, не может быть власти. Взгляните на императрицу, все свое царствование она была уверена в том, что подданные обожают свою государыню. Когда-то это действительно было так. Ну, и куда ее, спрашивается, завела эта мнимая любовь? Она привела ее обратно к страху. Из страха уже нет выхода. Каждую ночь она спит в другой постели, меняет комнаты, сводя с ума фрейлин и прочих слуг. В каждом ей видится враг и наемный убийца. Хотя кому она нужна, кроме себя? Увы, Елизавета Петровна не понимает, что ее убийца - она сама. Год за годом она убивала себя, а когда пришла расплата, решила переложить вину на других. Будь вы слабее, то сидели бы сейчас в камере по соседству с Бестужевым, став главной участницей заговора. В вас есть все, чтобы императрица возненавидела свою дорогую племянницу до конца дней: молодость, красота, ум и решительность. Но самое главное - у вас есть время. А у нее только призрак смерти в зеркале.
- Не знала, что вы такой философ, - Екатерина боролась между двумя желаниями - убежать или отдаться Шувалову прямо здесь, перед спальней Елизаветы.
- Должность, знаете ли, обязывает, - Шувалов наклонился к ней совсем близко. - Так о чем мы, то бишь? Ах, да - о заговорах. Организация заговора - дело увлекательное. Уверен, что когда вы попробуете, вам обязательно понравится мой личный рецепт. И ведь обязательно попробуете! Куда ж в России без заговоров?! Русский народ любит хороший крепкий кнут и сладкий мягкий пряник. Пряник давайте как можно реже, чтобы вкус не отбить, а кнутом угощайте от души - им только на пользу будет. И вот еще что, ваше высочество… Хочется дать вам еще один важный совет: чтобы заговор удался, выбирайте рыбку покрупнее, больше шуму будет. Хотите, подскажу?
Екатерина облизнула губы. Шувалов зачарованно смотрел на ее влажный призывный рот.
- Александр Васильевич, эта рыбка меня не интересует. Больно мелкая и рябая. Если я и решусь когда-нибудь испробовать ваш рецепт, то найду другого карася.
- И какого? - его губы коснулись теплого рта.
- Вас.
- Вы хорошая ученица, - одобрительно отозвался Шувалов. - А теперь посмотрим, способны ли вы усвоить иные уроки.
В опочивальне государыни послышался звук разбившегося зеркала.
ГЛАВА 10.
Если Екатерина еще и сомневалась в своей победе, выйдя от государыни, то уже через два дня убедилась в своем полном и безоговорочном успехе. Обвинения были сняты, маркиз Лопиталь посрамлен.
Под тем или иным предлогом придворные стремились засвидетельствовать ей свое почтение и верность.
Великая княгиня только посмеивалась:
- О времена, о нравы!
Однако после недолгого триумфа снова наступила черная полоса. Сначала в Париже скончалась Иоганна-Елизавета, оставив полумиллионный долг, который Елизавета, пусть и не сразу, но все же оплатила. Екатерина опасалась другого: того, что переписка ее матери попадет в чужие руки и станет достоянием гласности. Однако с помощью верных друзей этого удалось избежать: опасный архив был сожжен.
Едва великая княгиня пришла в себя после потери, последовала вторая. Не прожив и полугода, умерла ее дочь, в которой великая княгиня души не чаяла. Во время отпевания Петр не скрывал откровенного злорадства. Наклонившись к уху жены, с наслаждением прошептал:
- Это тебе за распутство, змея! Нечего бастардов плодить.
Сквозь пелену слез Екатерина с ненавистью посмотрела на его рябое лицо, но еле сдержалась - промолчала. Однако искреннюю радость чертушки запомнила.
Потом сосчитаются.
Их отношения стремительно ухудшались: Петр не ожидал, что его супруга с такой легкостью выпутается из создавшегося положения и, предвкушая, ее скорое падение, опрометчиво пообещал Елизавете Воронцовой императорскую корону. Дни шли, положение Екатерины укреплялось, и о разводе не могло быть и речи. Петр нервничал и совершал глупость за глупостью. Услышав придворные сплетни, Екатерина сначала не поверила: не может великий князь шпионить в пользу Англии, да еще столь открыто. Однако факт оставался фактом: Петр Федорович находил какое-то извращенное удовольствие в том, что снабжал английский дипломатов тайными сведениями и получал за это неплохие деньги.
Екатерина, которая также находилась в стесненном положении, поначалу пыталась поговорить с чертушкой: пойдут слухи, не отмоешься. Однако пьяный Петр жену слушать не стал, с криком выгнал из комнат, дав пощечину в присутствии Воронцовой. И это Екатерина запомнила, дав себе обещание отомстить.
Ненависть в ее душе становилась все острее, однако замешана была, скорее, на разуме нежели на чувствах. Если несколько лет назад Екатерина думала о возможной смерти чертушки с толикой страха и сожаления, то теперь она понимала: чем скорее он представится после восшествия на престол, тем будет лучше для всех. В этот момент ей вспоминался случай на царской псарне, когда одна из гончих неожиданно взбесилась. Не теряя времени, егерь сходил за ружьем и пристрелил пса.
Заметив жалостливый взгляд великой княгини, оказавшейся рядом, он невозмутимо объяснил:
- Бешеных собак пристреливают, не правда ли?
Так и тут. Петр был бешеной собакой, и его стоило пристрелить. Вопрос лишь в том, кто это и когда сделает. Екатерина оглядывалась в поисках возможного исполнителя, но пока не находило. А время поджимало. Елизавету сразил еще один удар, и лейб-медик предупредил, что следующий может стать последним. Петр приободрился и приказал шить себе парадную форму. Екатерина, напротив, опечалилась и вновь задумалась о своем будущем.
После отъезда Понятовского Екатерине стало во дворце особенно тоскливо. Ни один из мужчин при русском дворе не мог его заменить, а со смертью дочери оборвалась последняя ниточка, соединявшая их. Любовь не выдержала проверки разлукой, хотя иногда Екатерина думала, что чувства оказались бессильны перед политикой. Судьба преподнесла Станиславу неожиданный сюрприз: благодаря интригам его ближайших родственников князей Чарторыйских, у Понятовского появился шанс занять польский престол. Но для этого ему было необходимо выгодно жениться на знатной полячке. Станислав не нашел ничего умнее, как испросить на то позволения у великой княгини. Дескать, прости, матушка! Тебя люблю по-прежнему, но, сама видишь, обстоятельства требуют…
- Из грязи в князи, - прокомментировала Екатерина секретную депешу вслух. - Впрочем, мы с ним из одного теста сделаны. Так что судить его, резона нет. Пусть женится, у меня-то согласия на что спрашивать? Да если и запретить, что изменится?! Все равно обвенчается. Престол дороже.
Ответ Екатерины был холоден и в меру дипломатичен: "Мне остается лишь предоставить ваше дело своей участи. Я закрываю глаза на последствия его, бог вам судья. В первую очередь король должен заботиться о своих подданных, и только потом о своем счастье. Я польщена тем, что ваше величество достаточно распознали бескорыстие того, что я когда-то для вас сделала, и надеюсь, что в будущем наши отношения будут такими же дружественными и добрососедскими. Помните, что я никогда не применю силу против тех, кого люблю". Последние два слова Екатерина, подумав, вымарала и приписала - "против тех, кто не применяет ко мне силу". Запечатав письмо, оно долго сидела, не двигаясь, глядя на плачущее пламя свечи. Вокруг кружились воспоминания, падали в огонь и тут же сгорали.
- Что же ты наделал, Станислав? Как ты мог забыть меня? Как ты посмел покинуть меня? Странно, мы оба жаждали власти, и хотели ее разделить друг с другом, но ты получил ее первым. И я стала тебе не нужна. Вот только сумеешь ли удержать? Не опустятся ли руки? Единожды предав, будешь предавать снова и снова. Прощай!
Однако после в душе что-то надломилось. На смену молодости нежданно, незвано пришли зрелость, горькая мудрость и печаль. Боль в сердце сидела кровоточащей занозой, и чтобы выжить, Екатерина предалась безудержной страсти. Клин клином вышибают, сказала она, встретив Станислава. Теперь клином стали десятки малознакомых мужчин, послушно марширующих в ее спальню. Екатерина была невзыскательна, предъявляя к каждому новому любовнику животные требования: пусть будет смазлив и молчалив, да дело свое знает, больше тот него ничего не требуется. Никаких слов, никаких обещаний - ничего, что может вновь смутить усталую душу. Но душа по-прежнему оставалась голодной и больной, хотя, что ни ночь, Екатерину обнимали чужие руки, удовлетворяя ненасытное тело, однако душа по-прежнему стала голодной.
- Не с кем поговорить, - жаловалась Екатерина Прасковье Брюс. - Жеребцы кругом - целый табун, даром ты, что ли стараешься, пробуя их мужскую силу на себе, перед тем, как ко мне проводить. Вот только после такой ночи совсем тошно становится, хоть зверем вой. Некому голову на плечо положить, не с кем заснуть. Прогоняешь - обижаются, вновь с ласками лезут, а мне того уже не надо.
- Матушка, Екатерина Алексеевна, - осторожно завела разговор верная Брюс. - К тебе дело есть деликатное, не знаю, как уж и подступиться.
- Сказывай, - Екатерина лениво перебирала пальцами бриллиантовую нить - последний подарок Станислава.
Фрейлина решилась.
- Никита Панин вернулся, аудиенции просит.
- Вовремя прибыл, ничего не скажешь, - протянула Екатерина. - С женой молодой пожаловал или один пока приехал?
- Не заладилось сватовство, - фрейлина с любопытством вглядывалось в окаменевшее лицо Екатерины. О чем думает, сразу не поймешь. - Впрочем, мне докладывали, что Панин не очень огорчен сим фактом. В бобылях ходит. Постарел немного, растолстел, но по-прежнему весел и хорош собой.
- Ну-ну, а где обитал все эти годы, не говорит?
- Сначала в Швеции, потом во Франции и Лондоне.
- Путешествовал, значит, - горько усмехнулась Екатерина. - Пока над отечеством бури бушевали, решил побыть от них подальше, а как затихло, вернулся. Умен, Никита Иванович, ох, умен. Ну, зови его к ужину, старым друзьям делить нечего, зато, что вспомнить - найдется.
- А с поручиком Хвостовым что делать прикажете? - спохватилась фрейлина. - Ждет, горит, надеется.
- С поручиком? - задумалась Екатерина. - Это такой чернявенький? Усатенький? Юркий? Ну, пусть еще немного потомится. Ожидание для чувств не помеха. Страсть разожжет и желание подготовит.
- М-м…
- Что мычишь-то коровой, неужто понравился? Так за чем же дело стало? Проверь-ка его еще раз. Только смотри, чтобы на тебя весь пыл не растерял. Может, завтра ближе к вечеру он мне и понадобится.
Получив разрешение на вечер к великой княгине, Панин занервничал. В Петербург он прибыл еще три недели назад, но никак не мог приблизиться к царственной возлюбленной, по которой, сам себе боялся признаться, очень соскучился.
Екатерина, разумеется, лукавила, когда делала вид, что не знает о его прибытии. Знала наперед, что появится. Следила за каждым шагом любовника, пусть и бывшего. После его первого появление во дворце не прошло и часа, как ей доложили: первым делом Панин получил аудиенцию у немощной Елизаветы, обцеловал слабые руки, наговорил комплиментов, вручил дорогой подарок. Тетушка и растаяла, впрочем, к Панину она всегда была неравнодушна. После успешной встречи распорядилась сделать Никиту Ивановича воспитателем наследника.
Затем Панин отправился к великому князю, и был принят почти с искренним радушием и радостью. Кутеж продолжался несколько дней.
Оставалось вернуть расположение Екатерины.
И тут опытный дипломат, Панин столкнулся с ожидаемым, но довольно неприятным препятствием: Екатерина не хотела его видеть. Каждый раз находился благовидный предлог, чтобы отказать тому в аудиенции. Со всем тактом и царственным достоинством великая княгиня дала понять Панину, что не простила позорного бегства и неожиданного предательства.
Возможно, в иное время Никита Иванович бы и отступился, но не сейчас. Позиции Екатерины были весьма серьезны, а выступать на стороне заведомо слабого противника, ему не хотелось. К тому же, что тут скрывать, Екатерина была самой красивой и чувственной из всех любовниц Панина. Политика вновь тесно переплелась с чувствами, и он не мог понять, чего больше - политики или страсти.
Получив приглашение, повел себя, как влюбленный мальчишка после долгой ссоры. Поцеловал надушенную записку. Переменил дюжину камзолов и рубашек: какая больше к лицу и не понять. Побрился. Памятуя. Что не любит щетины, опрыскал французскими благовониями, чуть напомадился. Оставшееся время мерил шагами кабинет, придумывая замысловатые комплименты и виноватые объяснения. Должна простить, должна. Женское сердце - не камень, поцелуешь, и, глядишь, растаяло в уверенных руках.
Ужинали во дворце всегда поздно. Прибывшего Панина быстро и незаметно проводили в покои Екатерины.
- Сюда, - шепнула ему Прасковья Брюс, указывая на огромную ширму, стоявшую посредине полутемной комнаты. Из середины ширмы поднимался к потолку яркий свет. Что за чудеса?
Панин нырнул внутрь и оказался перед другой ширмой. Откуда-то послышался чуть приглушенный голос великой княгини:
- Ну, что же вы, граф, мы вас ждем! Смелее! Неужели испугались?
Но и за второй преградой оказалась еще одна. Панину оставалось только догадываться, что означает странная игра в альковный лабиринт. Он приподнял плотную ткань третьей портьеры и вдруг очутился перед Екатериной, еще более красивой, молодой и соблазнительной, нежели он ее запомнил.
Увы, она была не одна. А он надеялся, что приглашен на тет-а-тет. За накрытым столом, уставленным всевозможными блюдами, сидели Лев Нарышкин и Анна Нарышкина, генерал Андрей Измайлов, Петр Сенявин и еще двое мужчин, не знакомых Панину. Особую пикантность интимному ужину придавало то, что проходил он подле разобранной постели, а сама княгиня сидела в капоте, соблазнительно покачивая на босой ноге бархатную туфлю без задника. Вся компания была слегка пьяна и очень весела.
- Мы вас уже заждались, граф! Присоединяйтесь к нам, - улыбнулась Екатерина. - Выпейте вина, поешьте, как следует, и обязательно расскажите о своих долгих и, надеюсь, увлекательных путешествиях. Вас так долго не было, что мы порядком успели вас позабыть.
- Я безмерно счастлив, ваше высочество, - уныло ответил Панин, - что вы нашли время и желание принять меня.