- Надо быть справедливым, - возразил Берды. - Они нас не убивать пришли - мы их тоже убивать не станем. Ты забирай пятизарядки и патронташи и стереги лошадей, чтобы не убежали. Мы с Аллаком сейчас здесь будем.
Недаром говорят, что смелому сам бог помогает. Казак, сгорбившись, сидел в седле и дымил цыгаркой: отсутствие спутников его не беспокоило. В двух шагах от него переминался с ноги на ногу Аллак. Казак изредка взглядывал на него, но ничего не говорил, только цыркал на землю слюной сквозь прокуренные зубы. Побаливала голова от вчерашней выпивки и от здоровой оплеухи, которой угостил его собака вахмистр, придравшись к оторванной пуговице. Казаку было в высшей мере на всё наплевать, хотелось поскорее разделаться с этим не вовремя подвернувшимся делом да выпить добрую чарку водки, которую он предусмотрительно припрятал от вчерашней попойки. Только бы приятели не нашли да не выдули! Где это запропастились помощнички гололобые?
Он начал нашаривать носком сапога стремя, придерживая лежащий поперёк седла карабин. В этот момент кто-то с силой дёрнул его за ногу. Он потерял равновесие, грузно, как чувал с зерном, шмякнулся на землю. На него, хватая за горло, навалился тог самый верзила, что стоял рядом.
Однако казак не собирался сдаваться. Крякнув, он вывернулся из-под противника, оседлал его. Плотоядно оскалив зубы, махнул пудовым кулачищем.
Дорого обошлась бы Аллаку его поспешность, будь Берды менее проворным. Удар по голове прикладом карабина свалил лихого казака. Берды помог подняться Аллаку.
Через несколько минут трое друзей, опоясавшись патронташами своих побеждённых врагов, направили коней в сторону Каракумов. Три лёгких облачка пыли поднялись и растаяли вдали. Всё произошло настолько быстро, что многие из землекопов даже не видели ничего. А те, кто оказался невольным свидетелем происшедшего, сделали вид, что ничего не заметили. Поднялся ветер и припорошил чёткие отпечатки конских копыт. Как будто ничего и не случилось, только очнувшийся казак с удивлением щупал голову и поминал бога, крест, веру.
До работавших дайхан долго доносились его энергичные выражения, но дайхане помалкивали, хотя казак недвусмысленно задевал их родню и всех туркмен вместе взятых. Дайхане торопились выполнить свои дневные задания - это было куда важнее, нежели прислушиваться к ругани русского.
В голове темно - весь мар мрачен
- Режь барана! - весело сказал Клычли, входя в дом Сергея. - Чай кипяти, чурек доставай!
- Это по какому такому случаю? - полюбопытствовал Сергей.
- Целая толпа паломников к тебе идёт.
- Кто такие?
- Не знаю. Один яшули как будто дядя Аллака, остальные - незнакомые. С лопатами. Думаю, землекопы с канала.
- Пусть идут, - сказал Сергеи, - это неплохо.
Один за другим дайхане заходили в комнату. Пока они здоровались и рассаживались - кто неловко на стульях и сундуке, большинство - на полу, вдоль стен. Худайберды-ага на нравах знакомого представлял Сергея:
- Это - Сергей, очень хороший парень. Знает, что такое добро и что такое зло. Его отец всю жизнь десятником на плотине здешней работал. Не зря жизнь прожил - хорошего сына оставил.
Дайхане вежливо подтверждали:
- Да, да, мы слышали хорошее о Сергее.
- Пусть будут успешными его дела.
- Пусть счастье не обходит его порог.
- Мы сменили сегодня свою стоянку, - пояснил Сергею Худайберды-ага. - Вашими соседями стали, прямо напротив вас свои землянки выкопали. Сырые землянки. Огонь зажгли, чтобы просушить, - дым пошёл, дышать нечем. Решили к тебе в гости наведаться. Не сердись, что всей артелью пришли.
- Зачем сердиться! - сказал Сергей. - Очень хорошо, что пришли. Всегда заходите, дверь открыта.
- Будем заходить, - пообещал Худайберды-ага и достал из-за подкладки старенького тельпека письмо. Вот письмо пришло. По-русски написано, а говорят, что мне пришло. Наверно Меле, сын, пишет.
- Он умеет писать по-русски? - изумился Сергей.
- Не умеет, - вздохнул Худайберды-ага. - Совсем никак не умеет. Думаю, товарищ русский писал. На, сынок, читай!.. Плохо без Меле, трудно. И Бекмурад-бай обманул, - он ведь на семь дней раньше шайтана родился, кого хочешь обманет. Должен был тысячу, двести рублей отдать - долго не отдавал. Теперь отдаёт, а пшеница вдвое прежнего подорожала. Давай, говорю, пшеницей по старой цене. Говорит: пшеницу не должен, бери деньги, а то совсем ничего не получишь. Эх-хе!.. Ну, что там сын пишет?
- Пишет, чтобы за него не беспокоились, - сказал Сергей, про себя дочитывая письмо. - Работает он с хорошими русскими товарищами на железной дороге в Самаре, есть-пить хватает.
- Меле не бездельник! - Худайберды-ага с гордостью погладил свою коротенькую редкую бородку. - Сам сыт будет, отца-мать накормит!.. Что ещё пишет?
- Ещё поздравляет тебя.
- С чем поздравляет?
- С тем, что царя скинули с престола. Это очень большая радость.
Даихане негромко заговорили между собой: поздравление сына Худайберды-ага их удивило. Один из них выразил вслух общую мысль:
- Не знаю, может, не так скажу, но раньше мы считали, что поздравлять можно с рождением сына. Или когда родич из вражьего плена вернулся. Или когда жеребец твой на скачках других коней обошёл. Зачем поздравлять, что царя с трона прогнали?
Худайберды-ага понял, что сельчане не одобряют сообщение Меле. Он и сам рассердился на сына за такое глупое поздравление, поставившее его в неловкое положение перед земляками. Однако, пытаясь смягчить впечатление, сказал:
- Ай, что говорить, от белого царя мы ничего плохого не видели, но нет вечного на земле. Искандер был властелином всего мира - умер. Могущество Сулеймана распространялось на ветер и на воды, но трон его тоже рассыпался. Нет вечного в этом мире.
- Постой, постой, - перебил его Сергей, - это за что же, яшули, белого царя хвалите?
- Ай, за всякое хвалим… Мне двадцать лет было, когда в Мары паровоз пришёл. Плохое было время, неспокойное. Один - гонится, другой - убегает. Завтра - наоборот. Садишься со словами "Бисмилла" за миску с едой и не знаешь, сумеешь ли сказать "Аллах акбар", вставая. Жены вечером серпик закрывают, а люди молятся: "Дай бог, чтобы его завтра можно было спокойно откинуть". Кто мог знать, что случиться завтра? Может, с одной стороны каджары появятся, или с другой - хивинский хан, или с третьей - заревут карнаями головорезы эмира Бухары, Никто ничего не знал - букашке. до пташки не дотянуться, но разговоры ходили: "В Серахсе убит Медэмин… В Мары каджаров перерезали". Думаем, спокойнее станет. Однако недаром говорят, одному угождала, другому угождала - ребёночек-то и не в отца. Новые вести приходят: каджары войско собирают, хан Хивы идёт резать туркмен за кровь Медэмина. Разве жизнь была? Беда была! Белый царь нас избавил от тревог, аллаха за него должны молить.
- Так-так, - сказал Сергей, - интересно? Значит, белый царь дал вам спокойную жизнь. Все так думают?
Дайхане закивали:
- Так, братишка Сергей.
- Худайберды-ага верное слово сказал.
- Может, не совсем так, немножко так…
- Что же вам ещё дал царь?
- Ещё? - Худайберды-ага подумал, погладил бритую голову, оживился. - Ещё огонь дал! Кто в ту пору спички видел? Не знали спичек, чакмак был, кресало, да и то не в каждом доме. А почему не в каждом? Потому что нет кремня в Мары. Кто в Ахал едет, тому наказывают кремней привезти. А наказ, он как комар: в одном ухе поёт, в другом ухе поёт, отмахнулся от него - и забыл. А иной раз и кремень есть, но огня нет: женщины трут от сырости не уберегли. Пословицу даже придумали: "У кого трут всегда сухой, у того невестка добрая". А ты, сынок, говоришь, что да что… Были селения, в которых ни в одном роду чакмака не было. Богатым хорошо - они саксаул жгут. Вечером хозяйка сгребёт угли в яму, золой присыпет - утром они горячие. А бедняк жил так, что от такой жизни собака завоет. Кустарник жгли, траву жгли. От травы какие угли? Вот и бегают женщины с утра, смотрят над какой кибиткой дымок появится, туда идут уголька просить. Берут твой уголёк - кусочек тела берут. Жалко: твой уголёк, тебя согрел бы, а ты его соседу должен отдать. А как не отдашь? Соседу тоже жить надо. А освещались как? Тряпочку в баранье сало ложили, поджигали. У всех сало есть? Нет. А белый царь лампу дал, крашеную бязь дал…
- У вас, яшули, сейчас лампа есть? - спросил Сергей.
Худайберды-ага немного смутился:
- Ай, у меня нет - у другого есть.
- Кто имеет у себя лампу? - обратился Сергей к дайханам.
Посмеиваясь, поглаживая бороды, они промолчали. Худайберды-ага торопливо сказал:
- Лампа - не главное, не в этом дело. И в темноте кусок хлеба мимо рта не пронесёшь, был бы хлеб. А вот с хлебом у нас совсем плохо. Земляные работы - трудные работы, пожилым людям не под силу. Шестой месяц глину бросаем с глубины в три человеческих роста. Много людей копало канал, да не все выдержали. Из каждых четырёх трое ушли, бросив делянки. Если к концу работ останется половина тех, кто начинал, говори хвала аллаху. А водный надел ушедших - пропал.
- Кто вам сказал, что пропал?
- Большие мирабы сказали, сынок Сергей. Мы вот между собой порешили: нельзя пропадать людям. Пусть они не закончили своих делянок, но они - работали. Подсчитаем, сколько заработали, поставим в очередь на воду. Пусть хоть немного посеют пшеницы или ячменя, подкормят ребятишек. Только говорится: не умеешь кусаться - зубов не показывай. Мы одно решили, мирабы своё решили - не будет ушедшим воды. Если, мол, не хотят, чтобы труд пропал, пусть продадут сделанное. Надел пятьдесят батманов пшеницы дал бы, а они его за пять батманов продают. И находятся такие нехорошие люди, которые, забыв аллаха, покупают делянки бедняков. Сегодня три человека продали свои наделы. Пожелал им счастливо до дому добраться, а они даже не ответили добрым словом. Как ответишь, когда комок в горле? Ведь не делянки продали! Еду продали, которой целый год должны были их дети жить! И я свой надел продам. За пять батманов продам, потому что ни сил больше нет, ни хлеба нет.
- Нельзя этого делать! - горячо возразил Сергей. - Ни в коем случае не продавайте свою воду! Если воду продадите, землю не засеете. А что дальше? Будете а открытыми ртами смотреть на небо и просить у аллаха? Не даст аллах!.. Как вы не понимаете, что вода ваша кровь, ваша жизнь?!
- Мы понимаем, джаным, - ласково сказал Худайберды-ага. - Всё понимаем, давно понимаем, а где выход? Я не знаю, и звездочёт не знает…
- Если понимаете, то зачем продаёте? Вот уж поистине пословицу оправдываете: "Зарабатывает лошадь - ест ишак".
- Не продашь, сынок, совсем даром пропадёт. Аллак с товарищами четыре месяца работали. Думал, мне помощь будет. Прогнали их, пропал их труд.
- Ничего не пропало, отец! Что Аллак с товарищами заработали, то они и получат. Они слишком много отдавали своего, чтобы наконец понять необходимость борьбы. Один - невесту отдал, второй - сестру и отца, третий - доброе имя. Теперь они своё без боя не отдадут. И вы, если будете бороться, отстоите своё право - ни один бай глотка вашей воды не выпьет… Ты вот что, яшули, приведи ко мне от каждого мирабства по одному человеку, которые собираются продавать свои наделы, хорошо?
- Приведу, Сергей-джан, отчего не привести. Ты хорошо говорил, правильно говорил, но сомневаемся мы.
- Почему сомневаетесь?
- Мудрые люди учили: "Острозуба мышь, а кошку ей всё равно не загрызть".
- Глупые это люди, извините меня, яшули, робкие люди, а не мудрые. Если вы меня пословицами бьёте, я вам тоже пословицей отвечу. "Объединившиеся и гору в порошок сотрут". Слыхали такую? И ещё: "Плюнет народ - море разольётся", и в этом море все ваши кошки и баи захлебнутся!
Старики заулыбались. Парни помоложе засмеялись вслух, один сказал:
- Не в плевках, в конской моче топить их надо!
- В верблюжьей жвачке! - поддержал второй.
Смех стал громче, но несколько аксакалов многозначительно закряхтели, и насмешники смущённо умолкли.
- Мы неграмотные, тёмные люди, сынок Сергей, - сказал Худайберды-ага, коснувшись руки Сергея. - Кто скажет - мы верим. Но в мире стало очень много разговоров, больше, чем ослов в Кабуле. Трудно нам разобраться, где - правда, где - ложь. Вот мы узнали, что белого царя прогнали. А кому это на пользу, кому во вред, мы не знаем. Бекмурад-бай и другие твердят. "Русские без головы остались, перебьют друг друга, одним концом эта драка и туркмен коснётся". Начальник уезда говорит: "Я уеду - на головы туркмен сто бед обрушится". В марыйской русской мечети русский мулла и русский ишан просят своего бога, чтобы он царю трон вернул. А марыйские рабочие берут красивые портреты царя и разбивают их об столбы на мосту, в реку кидают и смеются. Вон тот парень своими глазами видел… Видел, оглум?
- Видел, - кивнул парень. И ещё кулаками вслед грозят. Красивые портреты, рамки - все в золоте. Я хотел одну палку золотую подобрать, да постеснялся.
- Вот, Сергей-джан, и пойми: где - хорошо, где - плохо. Как нам разум подсказывает, не годится нашему сыну, который живёт в Самаре, поздравлять нас с тем, что прогнали царя. Он - царь, а все цари - под особой защитой аллаха. Наш ум не может понять, почему аллах позволил свершиться такому. Люди говорят, что Ишан Сеидахмед в книге вычитал киамат - конец света. Может, поэтому?
- Киамат! - усмехнулся Сергей. - Слепой об стену ударится, думает, что конец света.
- Я правду говорю, сынок! - настаивал Худайберды-ага. - Сказал ишан, что скоро на землю обрушится ад. Хиву, вроде бы, уже засыпали пески, в Ахале всё разрушил ветер, Теджен затопило, в Мары скоро пойдёт мор. А за Туркмен-Кала, в песках, видели, говорят, след змеи. Ширина - больше пяти шагов. Говорят, по пескам проползёт змея вокруг Мары, а потом обрушится на город. Ты не смейся, Сергей-джан, мы ничего не понимаем. Что услышим - думаем правда. Ноги наши трясутся и сердца дрожат от этих разговоров. Мы пришли, чтобы ты объяснил нам, что к чему - где. ёж, а где коровья лепёшка.
- Много нечего объяснять, - сказал Сергей. - Царь жил по какому закону: и принёсший воду, и разбивший кувшин - равны. А на самом деле это далеко не так. Царскому поместью в Байрам-Али не страшны ни засуха, ни наводнение. А дайханам? Наверно, многие яшули помнят прошлую засуху. Много горя принесла она дайханам, А наводнение, - его уж я хорошо помню, когда вода до Теджена дошла? Пятнадцать тысяч дайхан три месяца приводили в порядок своё хозяйство… Вы говорите, что, мол, всё от бога. Но ведь вы любите повторять слова аллаха: "От тебя - работа, от меня - сытость". Кто сам старается, тому и аллах помогает. Конечно, обуздать Мургаб сами, без помощи правительства, вы не можете, поэтому вам нужен не. царь, а такой хозяин, который болел бы за нужды всего народа. Царя жалеть не надо! Правильно сделали умные люди, что выгнали нерадивого хозяина.
Разговор продолжался до поздней ночи, пока Худайберды-ага, спохватившись, не положил ему конец…
- Умный парень Водяной Сергей, - рассуждали между собой возвращающиеся дайхане. - Слушаешь его - рот забываешь закрыть.
- Наверно, все вопросы на свете знает.
- Как правильно сказал: муллы и ишаны живут о одним словом "дай!",
- Хе! Разве есть человек, который бы не просил? Ты сам всегда тянешь руки к богу: "Дай!"
- Не путай, Ханали, белое с чёрным! Я сначала работаю, а потом прошу за труды.
- Хапали хочет кибитку к кибитке поставить!
- Одно дело поработав просить, другое - из прохладной тени руку протягивать.
- Разве мулла ничего не делает?
- Что же он делает?
- Ручку у яйца ищет!
- Не ручку, а бога на нас молит!
- Мы сами помолимся, а он пусть помахает кетменём с утра до вечера!
- Ханали, наверно, сам муллой задумал стать!
- А ведь правда, люди, много умных речей мы сегодня услышали. Даже в голове у меня светлей стало!
- Незаметно. Ты всё время на мои пятки наступаешь.
- Откуда Сергей столько знает?
- Ему русские говорят, которые у рыбаков живут.
- Слух ходил, что их за ум из Петербурга к нам переселили. Правда это или нет?
- Кто знает, может, правда. Они, говорят, самого Эфлатуна могли бы учить.
- Что - Эфлатун! Сам Эристун в ученики им не годится!
- Большим мудрецом был Эристун. Один раз его испытать хотели, под постель бумагу положили. А он посмотрел на небо и сказал: "То ли небо немножко спустилось, то ли земля приподнялась, но расстояние между ними изменилось".
- Это не Эристун, это Эфлатун сказал!
- Ай, всё равно, кто сказал. Главное - хорошо сказал.
Раз в году и чёрт плачет
Несколько раз собирались дайхане в домике на плотине. И с каждым посещением всё крепче становились невидимые нити, связывающие дайхан с Сергеем, всё откровеннее разговоры, единодушнее выводы. Это - радовало, это - было нужно.
Сергей специально побывал в марыйской рабочей организации. Там шёл разговор о положении дайхан, об активизации их социальной борьбы. Для успеха борьбы было важно не столько доверие народа к словам Сергея и его единомышленников, сколько единомыслие самих дайхан, убеждённость в том, кто - друг, кто - враг. Ещё бытовал среди людей принцип: пусть хоть потоп, была бы моя кибитка цела. Цепким стервятником ещё держалась за душу туркмена родовая, племенная рознь.
Надо было, чтобы дайхане усвоили другую истину: пришла беда к соседу - пришла и к тебе. Чтобы поняли, что бедняк-эрсаринец в сто раз больше друг бедняку-текинцу, нежели текинцу-богачу. Только в таком случае можно рассчитывать на победу.
Из бесед с землекопами Сергей Ярошенко вынес определённые убеждения, которыми поделился с марыйскими товарищами. Борьба была рядом, она вставала живой картиной завтрашнего столкновения на водоразделе, столкновения, которое вряд ли может разрешиться мирным путём. Нужно было настраивать на это наиболее активную часть дайхан, за которыми пошли бы остальные, дорог был каждый человек. Поэтому появление трёх друзей в доме Сергея явилось большой радостью для хозяина.
- Мы по стихам Махтумкули соскучились, - едва поздоровавшись, заявил Дурды. - Заставим сегодня Клычли целую ночь читать!
- Я готов! - охотно отозвался Клычли. - Могу две ночи подряд читать, только слушайте.
- У нас почти каждый вечер много гостей бывает, - сказал Сергей.
- Кто? - насторожился Аллак.
- Землекопы с канала.
- Землекопы - это хорошо. Пусть приходят. Они тоже с удовольствием послушают.