Йигит, заслуживший одобрение Сергея, заметил:
- Мы все сторонники справедливости. Вот и гнём всю жизнь шею под непосильным трудом. Иначе давно бы уже нашёл мерина и "хлопушку" - и на большую караванную тропу!
- Это не дело! - строго сказал Сергей. - Вы не бандиты, вы мирные труженики.
- Знаем. До этого своим умом дошли. Просто к слову пришлось. А только где искать её, правду эту?
На водоразделе ищите, друзья!
- Кто её там положил?
- Мирабы ваши положили! Когда работы на канале закончатся, туда придут люди, от горькой необходимости продавшие свои недокопанные делянки. Поддержите этих людей - найдёте правду. Если дело до стычки дойдёт, не стойте в стороне, становитесь рядом с такими же бедняками, как вы сами. Ваши друзья они, а не мирабы и баи. Только в такой братской…
В комнату ворвался запыхавшийся Дурды.
- Парни! - закричал он, переводя дыхание. - Берды, Аллак, вставайте!.. По марийской дороге к плотине конные скачут!..
- Спасайтесь, сынки, - сказал один яшули.
- Предупреждённый - наполовину спасён, - добавил второй. - Не мешкайте, когда аллах посылает вам свою милость, предупреждая.
Аллак торопливо вскочил, едва не позабыв о своей винтовке, лежавшей возле стены.
На щеках Берды вздулись желваки, глаза сверкнули и сузились, словно перед ними маячила мушка в прорези прицельной рамки.
- Бекмурад-бай?..
- Не дури! - Сергей крепко сжал его локоть. - Не время личные счёты сводить!
- Парни, бегите! - Дурды, щёлкнув затвором казачьего карабина, метнулся к двери. - Бегите! Я их задержу!..
- Стой, дурак! - не на шутку разозлился Сергей; Клычли, понимая его, быстро встал у двери. - Вы что, всё дело провалить хотите? Никого не надо задерживать! Ночь тёмная, скрывайтесь в заросли тальника там вас сам шайтан не найдёт!.. И не вздумайте в драку ввязываться! Быстрее бегите!..
Не успел Клычли развернуть на коленях книгу стихов, как дробный топот множества копыт оборвался возле дома. Под сильным ударом ноги распахнулась дверь. Заняв весь дверной проём своим грузным телом, на пороге встал Бекмурад-бай. Из-за его плеча, поднимаясь на цыпочки, выглядывал коротышка Медед - сын Сухана Скупого.
Бекмурад-бай обвёл сидящих налитыми кровью глазами и, остановив их на Сергее, сказал, как всхрапнул!
- Проводил друзей?!
- Вежливые люди, входя в дом, здороваются, - спокойно ответил Сергей.
Бекмурад-бай, багровея, буркнул что-то, отдалённо, напоминающее "алейк", и снова повторил вопрос,
- Какие друзья интересуют почтенного бая?
- Ха, не знаешь всех своих друзей?.
- Садитесь, - гостеприимно предложил Сергеи, но Бекмурад-бай только повёл бычьей шеей, не трогаясь с места.
- Наши гости все на месте сидят, - подал реплику Клычли. - Стихи Махтумкули читаем. Послушайте и вы, почтенные.
Не обращая внимания на его слова, Бекмурад-бай уставился на Сергея.
- Не знаешь?
- Знаю! - мягко, как-то слишком мягко улыбнулся Сергей. - Всех знаю, с кем дружбу вожу. Вот все, сидящие здесь, - он повёл рукой вокруг, мои приятели. В городе у меня много друзей, в селе много: о ком вы спрашиваете?
- А с теми, которые от своего народа ушли, которые семейные очаги разрушают, ты тоже водишь компанию?
- Таких здесь нет.
- Какие у него друзья, у чумазого? - хихикнул Медед.
- С недавнего времени в Мары начали грабить дома уважаемых людей, - Бекмурад-бай не выпускал Сергея из-под гнёта своего взгляда, словно кроме них двоих в комнате никого не было. - Может быть, это ты приказываешь бандитам грабить? Может, твои приятели на чужое добро рот разинули?
Ох, как трудно Сергею давалось спокойствие, как хотелось осадить этого чёртова бая и вытолкать его взашей! Но - рано, ещё рано. Не сам ли он только что говорил об этом Берды. Сейчас надо быть особенно осторожным, чтобы не вызвать у баев подозрения, не дать им возможности подготовиться к выступлению дайхан. Конечно, шила в мешке не утаишь - в конце концов дойдут слухи и до байских ушей, но пусть это случится как можно позже, чтобы уже не было времени у них для принятия каких-либо решительных мер.
Однако оставлять без внимания грубый выпад Бекмурад-бая тоже нельзя. Ответ нужен был не ему, ответа ждали сидящие здесь землекопы. И Сергей сказал:
- Вы думаете, что я знаю грабителей? Да, знаю!..
Среди дайхан прошло лёгкое движение. Коротышка Медед раскрыл рот, удивлённый такой откровенностью. Даже Бекмурад-бай отвёл от переносицы кустистые брови.
- Сухан Скупой в этом году купил семь десятин земли, - продолжал Сергей. - Хозяева этой земли лишились последнего куска хлеба. 1ы, бай, тоже купил пятнадцать десятин. Купил у тех, чьи детишки плачут от голода и просят: "Папа, хлеба!". А где взять хлеб, если вы, отняв у людей землю, скупаете зерно и втридорога продаёте его на базаре? Поэтому ограбленные вамп бедняки вынуждены отнимать у вас силой кусок хлеба - они не могут видеть, как их дети умирают голодной смертью, Я думаю, они поступаю г правильно!
- Выхода у людей нет!
- Когда голова закружится, сторон света не нападёшь!
- Пророк наш завещал воздавать равным за равнее!
Бекмурад-бай покосился на землекопов.
- Где Сухан-бай?
Сергей пожал плечами:
- Странный вопрос! Почему я должен знать это?
- Он был здесь!
- Ну и что? Сюда приходят многие. Пришедшему говорим "салам", уходящему - "до свиданья", но мы не спрашиваем, куда он уходит, как не спрашивали, откуда пришёл. Сухан Скупой ушёл с мирабами. Может быть, у них ночевать остался.
Бекмурад-бай круто повернул к выходу. Медед крикнул:
- Если с отцом беда какая случилась, ты, чумазый, ответишь!
- От твоего отца сама беда, как от чёрной смерти, бежит! - засмеялся Сергей. - Я сторожить его не нанимался, чтобы отвечать.
- Если его Берды убил, с тебя кровь спрошу!
- Много вас найдётся спрашивать! Берды не такой глупый, как сыновья твоего отца. Глупый человек из тюрьмы не убежит, если за его смерть тысячу рублей заплатили да полсотни каракульских шкурок поднесли, а он - убежал!
Последнюю фразу Сергей выкрикнул нарочито громко, для Бекмурад-бая. И тот услышал. Он уже держался за луку седла, когда сквозь открытую дверь до него долетели слова Сергея. Бай выругался: пронюхали, го лодранцы! И, вскочив на копя, с силой опустил плеть. Жеребец с места взял в карьер. Вслед рассыпался частый, нестройный топот остальных всадников.
Хлестнув ещё несколько раз ни в чём не повинного жеребца, Бекмурад-бай отпустил поводья. Куда ехать? Где искать?
Холодный поток встречного воздуха бил в лицо, рвал полы халата, свистел в ушах тонко и злорадно. Черпая стена ночи вставала впереди, и ни один огонёк не маячил в ней, ни одна светлая искорка не бродила во тьме: словно в адскую бездну нёс своего хозяина всхрапывающий конь.
Бекмурад-бай поёжился, натягивая поводья, невольно оглянулся. Далеко позади светились два жёлтых окна домика Сергея - единственный свет во всей вселенной.
Он снова обернулся лицом к темноте ночи. Она была понятнее и ближе, потому что в душе царила такая же темнота - Берды и его друзья снова становились ночным кошмаром.
Лучше чёрное лицо, чем чёрная совесть
Неожиданное богатство так обрадовало Худайберды-ага, что он решил пропустить денёк, не ходить на расчистку канала. С хорошей едой он наверстает этот день, а сегодня просто не может не порадовать своих изголодавшихся детишек!
Отдав одну овцу напарнику по землянке и попросив его заготовить мяса впрок, Худайберды-ага, погнал остальных четырёх овец в город, на базар. Покупатели нашлись быстро, тем более, что старый дайханин, мало искушённый в хитростях купли-продажи, торговатся не умел, да и некогда ему было торговаться.
Однако, продав трёх овец, Худайберды-ага подумал и не стал продавать последнюю, справедливо решив, что жене и детям мясо тоже не помешает - в кои веки раз они его пробуют, это мясо! На вырученные деньги он купил муки, чаю, сластей для ребят и отправился домой.
Его приход был настоящим праздником. Дети шумно радовались, то рассматривая невиданные подарки, то цепляясь за отца. Смахивая с глаз слезинки счастья, проворно, как молодая, двигалась жена, ставя перед мужем чай, замешивая тесто.
- А у Бекмурад-бая корову украли, - сообщила она, тщательно укрывая дежу ветошью, чтобы тесто получше подошло. - Сохрани бог от недоброго, мною воровства становится.
- Голодают люди, - сказал Худайберды-ага. Поневоле воровать пойдёшь. Нe то, что у бая, у самого аллаха украдёшь, если дети рта не закрывают от голода.
- И пастух, говорят, не видел, кто украл. Бекмурад-бай сердится: если, говорит, корова не найдётся, пусть пастух платит, а не найдёт денег, я его, говорит, батраком у своих дверей сделаю.
- Всё ему мало! - Худайберды-ага вздохнул, сочувствуя бедняге-пастуху и осуждая Бекмурад-бая. - Всё мало… Глотает людей, как чёрный дэв камни, и всё брюхо своё не насытит. Ох-хо-хо… Где нож? Пойду пока овцу освежую.
Ребятишки с радостными возгласами подхватились помогать отцу, по тут в кибитку вошёл незнакомый паренёк и, едва поздоровавшись, сказал:
- Вас, ага, дядя Бекмурад зовёт. Он дома ждёт вас. Говорит, чтобы вы сразу шли, вместе со мной.
Разглядывая со всех сторон лезвие ножа, пробуя его на ноготь, Худайберды-ага помедлил с ответом.
- Зачем зовёт?
- Откуда знаю, ага? Сказал: пусть придёт сейчас же.
- И больше ничего не сказал?
- Больше не сказал.
- Один дома?
- Гости у него.
Жена смотрела испуганно и умоляюще, словно от него, от Худайберды-ага, зависело отвести от дома какую-то новую, пока ещё неизвестную напасть. Руки её с искривлёнными тяжёлой работой пальцами дрожали мелкой дрожью.
Худайберды-ага жалостливо поморщился, сказал, чтобы ободрить:
- Ай, может, ничего плохого… Может, Бекмурад-бай за Меле хочет нам помочь немного.
Он бросил нож на кошму, поправил опояску, потрогал, разглаживая, сквозную бородёнку.
- Идём, йигит!..
В толстых узорных носках и богатом тельпеке, накинув на одно плечо тёплый халат, Бекмурад-бай сидел на ковре в окружении гостей. Помимо знатных односельчан у него сегодня был редкий и почётный гость - сам ишан Сеидахмед. "Дай бог, чтобы всё - к добру!" - подумал Худайберды-ага, усаживаясь на указанное ему место. Колени его ослабли и недавняя уверенность в благополучном исходе дела уступила место тревожному ожиданию удара - слишком откровенно-недружелюбными были встретившие его взгляды гостей бая.
- Как поживаешь? - спросил Бекмурад-бай ровно и бесстрастно. - Как дела с копкой?
- С копкой по сей день возимся, - ответил Худайберды-ага почему-то слишком осипшим голосом. - Всё никак не…
- Говорят, ты на базаре побывал? - перебил его бай.
- Был… Сегодня был на базаре..
- Что торговал?
- Ай, какая торговля! Торбу муки взял, чая немного…
- А барана, говорят, купил?
Не желая распространяться перед гостями Бекмурад-бая о подарке Берды, Худайберды-ага кивнул:
- И барана купил… Овцу, не барана.
- Жена твоя плохо живёт - голодной спать ложится, голодной встаёт. Откуда вдруг разбогател?
- Да вот, разбогател немножко! - Худайберды-ага искательно улыбнулся, но га его улыбку никто не ответил.
Бекмурад-бай погладил усы, иронически прищурил один глаз:
- Что то легко разбогател. Как это?
- Ай, если аллах милостив, разбогатеть не трудно.
- Верно. Однако может быть, ты ошибся? Подумал, что бог дал, а на самом деле взял чужое. Может быть, так?
Только сейчас Худайберды-ага догадался, зачем его позвал Бекмурад-бай и чего он добивается. А догадавшись, смертельно обиделся и вознегодовал - никогда ещё так грубо и бесцеремонно его не позорили перед людьми. Сдерживаясь от резкого слова, стараясь не дрогнуть голосом, он сказал:
- Если аллах даёт своему рабу, он кладёт на его дороге! Мой возраст к шестидесяти подходит, и не было случая, чтобы я протягивал руку за чужим добром. Ни умышленно, ни по ошибке не протягивал! За чужим добром тянется привычная к этому рука, а моя рука - непривычна!
- Довольно болтать! - грубо оборвал Бекмурад-бай. - Говори, откуда взял деньги на муку и на барана! Перед всеми говори!
Дрожащим от негодования и оскорбления голосом Худайберды-ага сказал:
- По пословице получается! Бай надел новый халат - говорят: "Поздравляем с обновкой!", бедняка увидели в новом халате - "Откуда взял?" Нехорошо, Бекмурад-бай, позорить старого человека перед людьми! Вот моя поседевшая борода - ни один из сидящих здесь не скажет, что старый Худайберды обманул или украл!
Ишан Сеидахмед зашевелился. Катая жёлтыми пальцами янтарные зёрнышки чёток, внушительно изрёк:
- Грех брать в свидетели бороду! Борода - священна: на корне каждого её волоска сидит по ангелу!
- Тем более возьму её в свидетели, ишан-ага! - горячо воскликнул Худайберды-ага. - Не чёрную часть, седую часть её возьму! Это очень хорошо, ишан-ага, что вы здесь. Очень хорошо! Я верю вашему святому слову, вы поможете установить истину. Скажите, ишан-ага, не грешно ли клеветать на невинного человека? Скажите это всем! Я понял, что хочет Бекмурад-бай! У него украли корову, и он подозревает меня. Я никогда не крал, ишан-ага! У меня даже язык не поворачивается оправдываться от такой клеветы! Быть мне жертвой ваших предков, ишан-ага, я вам верю, вы сидите - как свидетель правды! Пусть вытекут мои глаза, если я говорю хоть одно неправильное слово! Бекмурад-бай позорит мои седины перед почтенными людьми, обвиняет в краже коровы. Я эту корову и в плохом сне не видел! А Бекмурад-бай сам украл моего сына! Обманным путём отобрал Меле и отправил его на трудовую повинность! Сказал: деньги дам. За те деньги можно было пятьдесят батманов пшеницы купить, а он не отдавал до тех пор, пока они не стали равны пяти батманам! Разве, это не обман, разве это не грех, ишан-ага? Объясните нам…
- Замолчи! - грозно крикнул Бекмурад-бай.
Однако Худайберды-ага не испугался:
- Не замолчу! На твоей стороне - сила, на моей - правда! Не замолчу!
- Не кричите, ибо гнев - богопротивен, - сказал ишан Сеидахмед. Вы неприлично говорили, Худайберды. Аллах прощает много грехов, но не прощает лжи. Как говорится в писании: "Не облекайте истину ложью, чтобы скрыть истину". На вашего сына выпал жребий. Почему обвиняете Бекмурад-бая? Вы уподобляетесь тем людям, о которых пророк наш сказал: "Покажет им аллах деяния их на погибель им, и не выйдут они из огня". Благочестие не в том, чтобы входить в дом с задней стороны, а в правдивости и терпении, ибо, как сказано, "поистине аллах - с терпеливыми".
Худайберды-ага не всё понял из сказанного ишаном, но ему было ясно, что ишан не одобряет его слов о Бекмурад-бае. Да и сам он понял, что погорячился. После разговоров с Сергеем и другими дайханами он был уверен, что при жеребьёвке бай сжульничал, однако прямых доказательств не было. А если так, то не следовало и говорить об этом. За дело рассердился на него ишан-ага, и спорить не приходилось. С ишаном-ага вообще нельзя спорить, не одобряют этого ни аллах, ни люди.
Среди наступившего молчания слышалось только злое сопение Бекмурад-бая и благочестивые вздохи гостей. Вели-бай, вытянув губы, сказал:
- Я думаю, всё ясно. Уважаемый Бекмурад-бай лишился самой лучшей коровы…
- У пропавшего ножа ручка всегда золотая, - пробормотал Худайберды-ага. Его никто не расслышал.
Вели-бай продолжал:
- Корова пропала в одном доме, а в другом доме неизвестно откуда появился достаток. Всем понятно, что барана и муку с чаем Худайберды не на дороге нашёл. Где взял, не говорит. Мы сомневаемся в искренности его слов. На такой случай туркменский обычай предусмотрел клятву. Надо положить на землю коран, и пусть Худайберды со своей седой бородой перешагнёт через священную книгу, если он не виноват.
- Пусть шагнёт! - буркнул Бекмурад-бaй. - Пусть покажет всем, что он попрал и веру, и хлеб, и соль, и всё остальное!
Рукавом халата Худайберды-ага отёр пот со лба. Он чувствовал себя, точно тот грешник в аду, поджариваемый чертями, о котором не раз слышал от муллы. И черти сидели вокруг самые настоящие, поджаривали без зла, обстоятельно, деловито.
- Не стану приносить клятву! - решительно заявил он. - Кто опирается на кривой посох, тот сам сгибается. Я - не преступник, и не стану приносить клятву, как преступник!
- Ты отказываешься? - ехидно спросил Вели-бай.
- Один - отказываюсь! - с вызовом ответил Худайберды-ага. - Если клятва будет двухсторонней, я готов. Вот здесь сидит ишан-ага. Перед ним я скажу: пусть моё лицо повернётся на затылок, если я вру. Но если тот, кто обвиняет меня попусту, клеветник, - пусть с ним произойдёт то же самое! Пусть хлеб для него станет всадником, а он пусть бежит за ним пешком! И в погоне за хлебом пусть попадёт в такое же болото клеветы, в какое столкнул меня. Вот на таких условиях давайте и коран, и хлеб, и соль - я наступлю на них, и перешагну их!
- Что скажет святой ишан-ага? - угрюмо спросил Бекмурад-бай.
Ишан Сепдахмед пошевелил в молитве пергаментными губами, сухие паучьи пальцы быстрее забегали по чёткам - паук торопился закончить паутину для доверчивой жертвы.
Все ждали его ответа. Наконец он сказал:
- Кто отвращает взоры, тот достоин подозрения. Поистине, аллах знает, а вы - не знаете. "Аллах распознает творящего нечестие от творящего благо", - так начертано в писании. И ещё: "Если ты следуешь за страстями после того, как пришло к тебе знание, ты из нечестивых". Человек по имени Худайберды не может принести клятву в своей невиновности. Он не слушает, благих советов и мудрых наставлений - значит он виновен.
Ишан замолчал, перебирая чётки.
- Как поступить с ним? - спросил Бекмурад-бай.
- Виновному воздай по делам и помыслам его.
- Иди! - жёстко сказал Бекмурад-бай старику. - А ты, - он обратился к парню, который ходил за Худайберды-ага, - иди с ним и забери всё, что он принёс с базара. Сколько не хватит рассчитаться за корову, мы взыщем потом!
- Забирайте! - горестно закричал Худайберды-ага. - Забирайте всё, но я не опозорю свою седую бороду клятвой преступника! Забирайте, пока я не вернулся - не могу видеть, как плачут дети, когда у них вырывают изо рта последний кусок! Пусть кровь моих детей ляжет на вашу голову! Невинная кровь не останется неотомщённой!..
Пожилой дайханин, сидящий на корточках у самой двери, встал.
- Пусть не свершится недоброе с благословления ишана-ага, - обратился он к сидящим. - Когда хозяин зря бьёт верблюда, верблюд кричит и не хочет идти вперёд. Человеку простительно гневаться на несправедливость. Я объясню вам, люди, откуда у Худайберды-ага появился достаток. Вчера парень по имени Берды получил у Сухана Скупого свой долг двадцать упитанных овец. Пять овец он подарил вот ему! Это я видел своими глазами. Это видели много свидетелей.
Среди собравшихся послышались недоуменные реплики:
- Почему сам не мог сказать, что подарили?
- Два слова сказал - всё было бы ясно!
- Нехорошо бедному человеку гордость показывать!
- Сам на себя беду искал!
- Правду искал, не беду! - огрызнулся в сердцах Худайберды-ага. - Мои слова слишком чисты, чтобы отвечать на клевету!