- Надо попросить аллаха, чтобы он обратил внимание на девушку! - Энекути погладила Узук по рукаву. - Её похитил Бекмурад-бай и отдал на сохранение ишану Сеидахмеду. Туда пришёл парень, которого она любила, и увёз её в Ахал. Я сама в дорогу их благословила… Красивый парень, до сегодняшнего дня стоят перед моими глазами! Я сразу сказала: "Они подходят друг к другу, как две половинки одного яблока. О мой бог, создавай всех своих рабов такими, как этот парень и эта девушка". Так я подумала и пожелала им счастья. Но не поймала девушка свою птицу счастья, на коне скакала - не настигла. А парня её в тюрьму посадили. Теперь оба в разлуке мучатся, слёзы проливают, вспоминая друг о друге. Что успели повидать хорошего в жизни эти дети? Они выросли, как цветы, порхали, как бабочки друг за дружкой, но птица счастья не села им на голову. Теперь девушка здесь страдает, а парень в тюрьме стонет, подружку свою зовёт…
Лукавая Энекути умолчала о том, что Берды уже на свободе. На всякий случай у неё была отговорка: Берды никому не велел говорить, что он находится в здешнем ауле, поэтому, мол, она и Узук побоялась сказать о нём.
Услышав имя Берды, Узук тяжко вздохнула, на глаза её навернулись слёзы и вдруг быстро-быстро, словно соскальзывающие с порвавшейся нитки бусинки, покатились одна за другой по измождённому, но всё же прекрасному лицу молодой женщины.
- Не плачь, дитя моё! - слезливо заголосила Энекути. - Не плачь, моя Узукджемал-джан, будь мужественной! Я сама переживаю, что нет тебе счастья… Ходи на святое место, ходи к нам каждый день. Проси себе у аллаха сына. Будет сын - пол счастья будет. А потом и всё целиком придёт. Проси сына у святого шиха!..
- Никто мне не поможет, - с досадой сказала Узук, - ни аллах, ни святой. У Аманмурада, говорят, зем-зем между ног пробежал. Да и не нужно мне от него сына!
- Не следует кощунствовать, чтобы не сказать потом: "Как жаль, что я не пренебрёг перед богом и не послушался", - сказал Габак-ших, по своему обычаю путая и перевирая аят корана. - Если зем-зем отнял мужскую силу у почтенного Аманмурад-бая, то в воле аллаха вернуть ему эту силу.
- Разве можно не желать ребёнка! - поддакнула Энекути. - Маленький ребёночек, как белый ягнёнок, будет лежать у твоей груди и смотреть на тебя своими ангельскими глазками. Ты наденешь на него белую рубашечку, а по вороту её узор вышьешь. И будешь любоваться, как твой сыночек подпрыгивает на твоих коленях, словно белая птичка, хлопающая крыльями.
Габак-ших вставил:
- Сказано в писании: "Я боюсь близких и далёких, я боюсь жены своей, подари мне, господи, наследника".
Энекути поморщилась: попадёшь когда-нибудь в беду с этим Габаком! Сколько раз говорила ему, читай писание, если память не сильна, так нет же, так и продолжает плести, что вздумается. Хорошо ещё, что попадает на таких, которые плохо разбираются в коране. А если на какого моллу налетит?
- Вах, свет глазам твоим, Узукджемал-джан! - воскликнула она. - Совсем забыла тебя порадовать: ишан-ага прошлой ночью хороший сон для тебя видел. Приходи в следующий четверг. К тому времени ишан-ага посмотрит книгу пророка Юсупа, толкующую сны, и объяснит тебе свой сон.
- А сейчас нельзя сказать? - спросила заинтересованная Узук. - Просто, без объяснений.
- Нельзя, - сказал Габак-ших. - Пока не найдено толкование, говорить нельзя, потому что сон может повернуться наоборот и вместо удачи принесёт горе. Я даже Элти-эдже не сказал, что именно видел, сказал только, что хороший сон для вас.
- Ах, ишан-ага, - вздохнула Узук, - если бы в моек жизни случилось что-то хорошее я не поскупилась бы на вознаграждение вам. - Спохватившись, она протянула Энекути новенький белый платок, в котором было завязано с фунт сахара. - Возьмите, святая мать, это для вас… Пойду я, не буду засиживаться.
- Посидите, - сказал Габак-ших, ощупывая фигуру поднявшейся Узук блудливыми глазами. - Посидите ещё. Все разговоры, которые здесь происходят, слушают ангелы и благословляют их. Это благословение и на вас немножко падёт.
Однако Узук не захотела получить ангельского благословения и, удовольствовавшись благословением шиха, ушла, сопровождаемая Энекути. Габак подошёл к окошку и долго смотрел ей вслед обуреваемый далеко не благочестивыми мыслями.
Вернулась Энекути, села, прижавшись к Габаку и шмыгая носом, сказала с усмешкой:
- Я её подогрела! Сказала, что всю книгу пророка Юсупа прочитать надо, чтобы растолковать сон. Ишан-ага, мол, только ради тебя взялся за такое трудное дело, а вообще он никому сны не разгадывает. Теперь она целую неделю думать будет. Пусть думает! Больше вознаграждение даст, только ты смотри, не продешеви!
Габак-ших в это время думал о совсем ином вознаграждении. Ему даже показалось на минуту, что рядом, прижавшись к нему, сидит не Энекути, а Узук. Правда, видение быстро рассеялось. Габак поднялся и снова уселся на паласе. Поднялась и Энекути, сытенько улыбаясь, глядя на Габака благодарными глазами. Её сальные косицы растрепались во время бурных объятий, по чёрному лоснящемуся лицу катились жирные капли пота.
Габак-ших сказал, поглаживая себя по левой стороне груди:
- Когда Узук придёт, Элти-эдже, ей потребуются доказательства того, что её молитва услышана. Вы не забыли о нашем разговоре?
- Конечно нет! - с готовностью отозвалась Энекути, оправляя свой туалет. - Если бы не помнила, стала бы я затевать весь этот разговор при девчонке!
- Тогда значит, в пятницу пораньше залезете в старый колодец…
- А почему я? Договорились, что вы будете сидеть в колодце и отвечать…
- Не спорьте, Элти-эдже! Так надо.
- Но мы же договорились!..
- Это не имеет значения. Или, может быть, вы хотите отказаться от этого дела?
- Зачем упускать то, что само в руки идёт, - сдалась Энекути. - Ладно, я полезу, только ты не очень долго разговаривай с ней.
- Помните, что вам следует делать в колодце?
- Помню! Там дел - на воробьиный нос!
- Узук подойдёт к колодцу и три раза крикнет: "Аллах, подари мне наследника!" После третьего раза вы отвечайте из колодца: "Подарю!". Отвечайте один раз и голос измените, чтобы она вас не узнала.
- Я думаю, - сказала Энекути, - что она меньше всего о наследнике заботится. Она о парне своём думает. В конце концов, мы можем устроить, чтобы они встретились, потешились, а вся выгода и честь этой встречи нам достанется. Не говори ей о ребёнке. Пусть лучше она крикнет: "Аллах, дай свершиться моему желанию!" А я отвечу: "Скоро дам!" А потом мы их сведём с парнем - и всё получится так, как надо.
Габак-ших согласился с женой. Ему было всё равно, что станет просить у бога Узук. Важно было, чтобы она пришла и чтобы в это время Элти-эдже сидела в таком месте, откуда без посторонней помощи ей не выбраться.
И вот наступил долгожданный день. Едва взошло солнце, Габак-ших заторопил Энекути. При помощи толстой шерстяной верёвки он спустил её в старый колодец. Воды в нём давно не было, но подпочвенная влага проступала на дне, и Энекути пришлось стоять в довольно солидном слое грязи.
Терпение её подвергалось испытанию. Солнце поднималось всё выше, у "святой матери" пересохло в горле и колени дрожали от усталости, а Узук всё не шла.
Она появилась перед самым полуднем.
- Салам алейкум, ших-ага!
- Алейкум салам! - ответил заждавшийся Габак-ших. - Здорова ли вы, уважаемая Узукджемал?
- А где святая мать?
- Святая мать вышла, скоро будет… Да вы проходите, садитесь!
Узук присела на корточки у порога.
- Ваш сон истолковали, - сказал Габак-ших. - Поздравляю вас - очень хороший сон, много радостей сулит. Если в душе вашей молитва и рвение, аллах может явить вам чудо…
- Чудо?
- Да-да, чудо, не сомневайтесь.
- Какое чудо?
- Я этого не знаю. Может, знамение пошлёт. Может быть, голос. Разные чудеса есть у аллаха, да будет над ним молитва и милость пророка.
"Как это над аллахом может быть милость пророка? - подумала Узук. - Неужели пророк выше бога?" Но постеснялась спросить Габак-шиха, а тот продолжал:
- Задумайте самое заветное ваше желание. Три раза с этим желанием обойдите святое место. Трижды пройдите под святым деревом. Присядьте на могилку и трижды громко крикните: "О аллах, дашь ли исполнение моему желанию?" Ангелы услышат ваш голос, и аллах пошлёт вам знамение. Потом вы вернётесь и расскажете мне, что с вами произошло, и я растолкую вам смысл знамения. Только держите в сердце своём, помимо желания, молитву и ревность, иначе знамение может, быть дурным.
Хотя страдания, выпавшие на долю молодой женщины, давно притупили чувство веры в божественное провидение и в чудеса, при последних словах шиха Узук побледнела.
- Вах, ишан-ага, я боюсь!.. - Лучше я подожду святую мать и пойду вместе с ней.
- Святая мать не скоро придёт.
- А вы не проводите меня, ишан-ага?..
- Если вы пойдёте не одна, ничего не выйдет. Да вы не бойтесь! Разве можно бояться святого места? Это самое благочестивое место в мире. А я буду сидеть и молиться за вас! Идите!
Трепещущая Узук пошла. Она сделала всё, как велел Габак-ших: три раза обошла мазар, трижды постояла под гребенчуком, села на могилку и несмело три раза крикнула:
- О аллах, сбудется ли моё желание?
- Дам! - отозвалось слабо, замученно и глухо - Дам!
Схватившись за ворот платья и чувствуя в горле судорожные толчки сердца, Узук вскочила.
- О мой чудотворный бог, я слышала твой голос! - прошептала она, озираясь по сторонам. - Я слышала голос… голос… голос!..
И забыв остальные наставления Габак-шиха, она побежала прочь, как зачарованная, повторяя:
- Голос!.. Голос!.. Голос аллаха!..
Она промчалась мимо двери кельи, из которой в этот момент выглянул нетерпеливо поджидавший её Габак-ших. Странное поведение Узук испугало его, он спрятался в дом и снова осторожно выглянул, не понимая, что могло так напугать молодую женщину. Увидев, что за Узук никто не гонится, он торопливо выскочил наружу и хриплым от волнения голосом проверещал:
- Узукджемал, остановитесь!..
Но Узук была уже далеко и не слышала призыва шиха. А если бы и услышала, всё равно не остановилась бы: она находилась во власти странного экстаза, который словно ветер пушинку, нёс её неизвестно куда.
Габак-ших досадливо покряхтел, поглаживая себя по груди, проводил взглядом так неожиданно ускользнувшую из его рук жертву и, тяжело шаркая по земле задниками калош, поплёлся в келью. Там он повздыхал некоторое время, сетуя на неудачу, потом вспомнил о сидящей в колодце жене и пошёл её вытаскивать,
Энекути показалась из колодца, как пленный джин из горлышка волшебного сосуда. Это был до омерзения скверный джин: потный, хрипло дышащий, весь перемазанный в грязи. Он повёл вытаращенными глазами, сипло прошипел: "Ну, как?.." и, спотыкаясь, поковылял к дому.
Напившись воды, Энекути отдышалась, прокашлялась и снова повторила свой вопрос.
- Убежала! - махнул рукой Габак-ших. - Как камень из праши унеслась. Кричал ей, чтобы остановилась, не послушалась.
- А вознаграждение?!
- Нет вознаграждения. Я только и видел, что пыль, которую она подняла.
- Неужто мы её так напугали?
- Не знаю.
- Может быть, она голос мой узнала?
- Не знаю.
_ Может, она за приношением побежала?
- Не знаю.
- Или может быть…
- Ничего я не знаю! - рассердился Габак-ших. - Может быть! Может быть!.. Всё может быть! И не стой ты в таком виде, словно из могилы вылезла! Пока люди не пришли, одежду от грязи отряхни, вымой лицо, руки!..
Узук бежала по тропинке, петляющей среди кустарника, вдруг услышала, кто-то окликает её по имени. Оклик подействовал на неё, как удар плети на горячую лошадь: она задрожала и припустилась быстрее. Волнение уступило место страху, все помыслы сосредоточились на том, как бы побыстрее выбраться из кустарника на открытое место.
А голос сзади продолжал звать. Мало того, он становился громче, он приближался! Кто-то бежал вслед за Узук, кто-то пытался её догнать! Подобрав платье, Узук летела птицей, но тяжёлый топот преследователя раздавался всё яснее и ближе.
Холодный ужас овладел молодой женщиной, мутя сознание, отнимая силы. Она задыхалась, ноги отказывались ей повиноваться - и не было сил закричать, позвать на помощь. А тот, сзади, уже догнал, тяжело дыша, крепко схватил за плечи. Цепенея, Узук обернулась, готовая лишиться сознания от страха, и… мягко, безвольно сникла в сильных объятиях Берды.
- Моя Узук… моя милая Узук… - задыхаясь, шептал Берды, крепко прижимая к груди молодую женщину. - Ты бежишь от меня, будто я твой враг, не хочешь глянуть мне в лицо… А я в тюрьме только и жил мыслями о тебе… Я пришёл увидеть тебя, спросить, как ты живёшь, и уйти… Посмотри на меня, мой джейран, моя козочка… покажи мне своё лицо, скажи хоть два слова…
Оцепенение постепенно отпускало Узук. Не злой дух и не посланец аллаха гнался за ней по колючим зарослям. Живой человек прижимал её к своей груди, живое человеческое сердце крупными толчками билось у её лица и где-то вверху звучал человеческий голос, приобретая давно забытые интонации Берды. Она подняла голову, напряжённо вглядываясь в незнакомые и в то же время такие до боли знакомые черты. Два бездонной глубины чёрных озера замерцали перед Берды кристальной влагой и он ринулся в них, захлебнувшись острой болью, горькой нежностью к этой женщине.
- Берды… мой Берды… - говорила Узук, обретшая наконец способность говорить. - Мои глаза видят тебя… Мои руки чувствуют тебя… Мои уши слышат тебя… Или - это только сон?.. Или - это мне только кажется?..
- Это я, любимая, - ответил Берды, осторожно касаясь пальцем чёрных, стремительно раскинутых, словно крылья ласточки, бровей Узук. - Это я пришёл к тебе. Я долго думал о нашей встрече, я жил это встречей в тюремной камере. Только мысли о тебе помогли мне остаться в живых…
- Я тоже думала о тебе, мой Берды! Я думала о тебе день и ночь! Я ложилась с мыслью о тебе и, просыпаясь, говорила: "Здравствуй, мой Берды!" Но я не надеялась, что мы встретимся. Это - аллах нам помог, это он сохранил нас!
- И аллах, и добрые люди.
- Нет, Берды, не говори так! Я сейчас была на святом месте. Я думала только о том, чтобы повидать тебя, и просила аллаха исполнить моё желание. И какой-то голос мне вдруг ответил: "Дам исполнение!" Я испугалась и побежала, сама не знаю куда. Разве сейчас не исполнилось моё желание? Разве голос святого места солгал?
- Где это святое место, на котором ты была? - спросил Берды. - Не у мазара ли Хатам-шиха?
- Да. Святая мать Энекути и святой ишан Габак-ших сказали мне о хорошем сие. А сегодня..
- Энекути? - переспросил Берды. - Так… попятно…
- Что понятно?
- Думаю, что голос, который ты слышала, был… был действительно голосом бога. Надо надеяться. Аллах благоволит к тебе и скоро пошлёт тебе новые радости.
- Да, мой Берды, да!.. Но - ты присядь… нот здесь присядь, расскажи о себе. Как ты ушёл из тюрьмы?
- С помощью добрых людей, моя Узук. Добрые люди помогли мне выйти на волю. Я жил у своего дяди Нурмамеда, - помнишь его? - в Ахале. Не хотел он меня отпускать сюда. Но что поделаешь, моя Узук, если когда-то на весенних выпасах ты дала мне букет цветов, а взамен забрала моё сердце! Не мог я жить без сердца, не мог жить без тебя…
- О мой Берды!..
- Да, любимая! Когда я думал, что тебя привезли в Мары и там убили, я бился головой об стену, хотел своими руками порвать нить своей жизни. Потом я немного успокоился. Я говорил себе, что, как невозможно погасить солнце, так невозможно убить тебя. Мир без тебя - не мир, а пустыня. Нет тебя - кто светит и греет людям? И я жил, я боролся, чтобы увидеть тебя. Пусть - только увидеть! Даже за это буду считать не напрасными свои страдания.
- Берды!.. - позвала Узук низким, изменившимся голосом и протянула к нему руки.
… Они не знали, сколько прошло времени - они не считали его. Жёсткая холодная земля была им мягче хлопкового пуха и белёсый купол осеннего неба раскинулся над ними, как полог белой восьмикрылой кибитки. Холодный ветер овевал их разгорячённые лица, - они не чувствовали ветра, они чувствовали только друг Друга.
Судьба наконец смилостивилась над своими пасынками. Судьба дала им выпить глоток счастья и не помешала выпить его до конца: ни один человек не прошёл за это время по тропинке, ничей нескромный взгляд не упал в озеро их уединения.
Берды опомнился первым.
- Иди, моя Узук, - сказал он. - Мы уже долго здесь. Как бы не случилось чего худого, если тебя хватятся,
- Да-да, - заторопилась Узук, - пойду…
- Иди и думай о нашем счастье. Я слышал добрые вести о том, что скоро должно произойти на земле что-то хорошее, все люди будут иметь исполнение своих желаний.
- Дай бог… А когда мы с тобой снова увидимся?
- Я приду завтра на это место. Видишь вон то отдельное дерево? Я привяжу к его ветке белый платок, и ты будешь знать, что я пришёл и жду тебя.
- Люди увидят платок - подумают, что новое святое место появилось, - улыбнулась Узук.
- Пусть думают, - сказал Берды, - это место и в самом деле святое.