Морская сила(Гангутское сражение) - Фирсов Иван Иванович 4 стр.

Тебе и там работа сыщется. Нам без морской силы к Балтике неча соваться…

Петр мечтал о походе на Константинополь, а в ду­мы назойливо закрадывалось сомнение: "Далече сии места от Европы". Поневоле вновь обращался к бере­гам Балтики. Там прямая дорога на Запад, рукой по­дать до Речи Посполитой, Пруссии, Мекленбурга, Да­нии. За ними Голландия, Франция, Англия. Зримо вставали картины виденного три года назад: "Сие не Османская орда, там для Руси и выгода, и пример­ность, есть чему поучиться…"

Переводил дух, озирался, возвращался к обыден­ному. Ждал вестей от Петра Апраксина из Новгорода о готовности войск, постройке сотен стругов на Свари и Тихвине. Томился ожиданием донесений от Шереме­тева и Репнина о движении шведских войск. "Поведет ли Карл XII армию к Москве?" Гнал гонцов к Архан­гельскому, датские и голландские купцы намекали, что шведы вербуют матросов для похода на Север.

Тусклое светило ненадолго показалось над лесис­тыми холмами Двинского устья. Отзвенела Маслени­ца, весна только-только начиналась. Реки и озера сто­яли крепко скованные льдом, и укатанные розваль­нями дороги блестели на солнце, в редких селениях над избами высоко тянулись нитяные струйки дыма и таяли в безоблачном небе. В ту пору гонец из Бело­каменной привез царский указ. "В лето от Рождест­ва Христова 1701 весною Великого Государя указ прислан на Двину, - отметил в Двинской летописи думный дьяк, - Преосвященному Архиепископу,также и к воеводе князю Алексею Петровичу Прозо­ровскому, чтобы городы Архангельской и на Холмогорах крепить и жить в великом опасе от шведов, для того, что летом будут к городу воинские швец-кие корабли, и в Новой Двине, в корабельном ускомпроходе, строить вновь для крепости город камен-ной, со всякой крепостью".

Первым, вроде бы не по чину, в царском указе зна­чился владыка Холмогорский и Архангельский. Дважды побывал в этих краях Петр, и его наметан­ный глаз заприметил, царь твердо убедился, что пра-вит там не только душами поморов, но всеми мирски­ми делами, Преосвященный отец Афанасий.

Такого же мнения о своем владыке держались и братия в двинских храмах и монастырях, и помор­ские прихожане. "Бысть убо пастырь изящный, пи-сания довольный, сказитель громогласен, речист,по премногу остроразсудителен, чина церковногоопасный хранитель, ревнитель к вере, на раскол раз­рушитель, трудолюбив, много зданий каменных со-здатель…"

. Читая царский указ, воевода кичливо топырил гу­бы. "Опять государь привечает Афанасия. Чего он в нем сыскал дивного?" Кряхтя позвал дьяка, велел подавать санки, - так или иначе, архиерея не мино­вать. Не привык воевода по нраву с кем-либо делить власть, но тут случай был особый. А ну как шведы по­сунутся да побьют? Тогда вдвоем-то легче оправды­ваться, а то и всю промашку на владыку переложить.

Афанасий, как обычно, встретил воеводу почти­тельно и приветливо. Велел подать чаю.

- Какая беда случилась? С чем пожаловал, Алек­сей Петрович?

Воевода, хмурясь, протянул Афанасию свиток:

- Поутру, владыка, указ привез гонец, вести от государя. К нам супостат грозится пожаловать.

Архиерей пригласил воеводу в светелку, сели к столу. Пока подавали чай, надел очки. Неторопли­во развернул свиток. Читал про себя без видимого волнения.

- Вишь, государь о державе печется. - Афанасий положил свиток на стол. - Знать, у него верные люди, да лазутчики о всем проведывают, упреждают государя.

Глядя вопросительно на воеводу, Афанасий от­хлебнул горячий чай из блюдечка, хитро прищури­ваясь:

- Што будешь делать, князь?

Воевода недовольно засопел, подумал про себя: "Выспрашивает меня, будто я под его рукой хожу".

- Наперво, пока санный путь, пошлю стрельцов в дальние остроги - Кольский, Пустозерский, Сум­ской да Мезень.

Афанасий согласно поддакивал:

- Так-то оно так, не позабудь про Кемь и Соло­вецкий монастырь. Туда припасы пушечные надобно пополнить. А где крепостцу надумал соорудить?

"Лукавит Афанасий, - слушал Прозоровский владыку, - ведь лучше меня знает весь край,". Но ответил в тон владыке:

- Само собой, в Березовском устье.

- Хм, устье-то велико, - Афанасий понял, что от воеводы ничего нового толком не услышишь. Он из своей избы дальше Гостиного двора за минувший год после приезда нигде не бывал.

- На Линском прилуке будем творить крепост­цу, - как о деле решенном, твердым голосом прогово­рил Афанасий. - Там оно само ходкое русло для су­дов, саженей девять десятков по ширине. Пушки на­ши ворога там достанут при всяком случае.

- И то верйо, - сразу согласился Прозоровский, в глаза не видавший того острова и никогда не бывав­ший в тех местах.

Афанасий всегда имел правило доводить суждения о мирских делах до полного завершения.

- Дело это наипоспешное и безотлагательное, бо­ярин. Покуда Двина во льду, надобно на Линский прилук для строения крепостцы камень да деревян­ные припасы доставить.

Прозоровскому явно было не по натуре слушать наставительные речи архиерея, но он слушал молча, слегка потупив взор, чтобы-не выдать своего неприяз­ненного расположения духа.

Чувствуя настроение воеводы, архиерей подслас­тил сказанное:

- А коли речь о судьбах отечества зашла, так я безотлагательно распоряжусь, воевода, со всех монас­тырей свезти на Линский прилук какой ни есть ка­мень.

Царь, как правило, не ограничивался указующи­ми бумагами. Не прошло и недели, как у воеводы по­явился стольник Сильвестр Иевлев из Москвы для надзирания за работами.

- Государь повелел строение крепости возло­жить на семь городов. - Иевлев протянул воеводе список.

Там значились Устюг Великий, Вятка, Соль-Выче-годск, Тотьма, Чаронда, Кеврола и Мезень. Оттуда надлежало выделить для работ 1800 человек.

Вместе с Иевлевым приехал инженер Егор Резан. Он составил чертежи крепости и с жаром взялся за со­оружение цитадели. Нельзя было исключать, что шве­ды могут прорваться мимо крепости. Было очевидно, что главная их цель уничтожение города и порта. Для обороны же собственно Архангельска обращено было внимание, с одной стороны, на вооружение "каменного города", т. е. Гостиных дворов и всего городского бере­га, местной артиллерией, состоявшею из 100 пищалей, а также и из пушек, позаимствованных на летнюю по­ру с иностранных торговых кораблей; с другой сторо­ны, был усилен и самый городской гарнизон переводом из Холмогор двух стрелковых полков, составивших с имевшимися тогда в городе стрельцами всю боевую силу в количестве 1821 человека, к которым были при­соединены прибывшие из Москвы и малолетние драгу­ны в числе 534 человек.

Такою ничтожною силою, неопытною в боевом де­ле, при тогдашних плохих пушкарях думали огра­дить город от нарвских победителей. Притом воевода, обязанный защищать все подступы к городу, оказал­ся не только неспособным к распорядительности, но даже и не храбрым, как показали дальнейшие со­бытия. Душою обороны в данном случае был архиепи­скоп Афанасий, приставленный Петром к Прозоров­скому в качестве советника. Он принимал деятельное участие во всех мероприятиях по обороне и по пост­ройке самой крепости, пожертвовав для последней весь строительный материал монастырей.

"Относительно безопасности двинских устьевцарь повелел засорить Пудожемское русло, на Мур­манское послать 300 человек стрельцов с пушками,чтобы в узких местах окопаться шанцами и стеречьнакрепко приход неприятеля, не допуская его войтив самое устье. Такие шанцы, или батареи, сооруженыи у новостроившейся крепости, в числе четырех,из которых три, вооруженные десятью, тремя и дву­мя пушками, находились в близком расстоянии открепости на том же берегу, а четвертая с 15 пушка­ми - на острове Маркове, лежащем по другую сторо­ну Малой Двины. На всех этих батареях имелось 400солдат под командой солдатского головы полковни­ка Животовского. Лоцмана были переведены с Мудъ-южского острова к этим же батареям и могли выса­живаться на приходящие с моря корабли не иначекак по донесению воеводы от поставленного на Мудь-южском острову военного караула, что, мол, пришед­шие корабли подлинно торговые, идут туда-то и та­кой-то нации… Указ царя предупреждал поморскихжителей не выходить на промыслы. Все торговые суда по сему случаю были задержаны при порте. В край­нем случае велено приготовить брандеры". Так гла­сит летопись.

В первые дни мая последние льдинки унеслись, подхваченные половодьем, через устье Двины в Бе­лое море. В Архангельском Гостиный двор, проснув­шись от зимней спячки, гудел, как потревоженный улей. Ждали первые купеческие суда с иноземными товарами, готовили свои, завезенные зимой, припа­сы на продажу. Но при всей, с первого взгляда, без­заботной суете разношерстного люда в самом город­ке, и особенно в прибрежных улицах, в поведении и настроении людей чувствовалось какое-то напря­жение. Оно задавалось и разгуливающими по город­ку и набережной стрелецкими нарядами, и появив­шимися на берегу пушками, возле которых дневали и ночевали в палатках пушкари, и вестями с Двин­ского устья, где уже поднялись с человеческий рост крепостные стены, в проемы которых на весеннем солнцепеке чернели и нагревались пушечные жерла. Потому теперь частенько невольно, с некоторой тре­вогой поглядывали горожане в сторону Двинского устья…

Весеннему солнцу всегда рады в северных краях. Вместе с теплом оживает помаленьку природа. Черне­ют проталины на наезженных санями зимниках, сер­пами окольцовываются стволы деревьев вдоль лесис­тых опушек, кое-где, вдоль крутых берегов рек, во­круг островов на озерах, робко проглядывают иссиня-черные каемки оттаявшего ледяного панциря. Вода, одно из чудес природы, приобретает свое первородное свойство, воскрешая все живое в себе и вокруг.

В Европе Скандинавию издревле относили к Се­верным землям. Но если ближе к Нордкапу зима хо­зяйничала обычно весь отведенный ей календарем срок, то на юге, у Датских проливов, морозы уступали свое место оттепели задолго до этого времени.

Поэтому шведские эскадры на зиму в основном уходили на юг, отстаиваться в Карлскрону, основную базу флота. Сюда-то и прибыло в разгар весны распо­ряжение Адмиралтейств-коллегий, готовить согласно королевскому указу эскадру для похода в неблизкий путь - к берегам России.

После недавнего "чуда" под Нарвой король Карл XII был уверен как в явном превосходстве своих войск, так и в неспособности русской армии противо­стоять шведам. Перед своими генералами он не раз снисходительно высказывался по этому поводу:

- Нет никакого удовольствия биться с русски­ми, потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут.

Отдавая приказ стереть с лица земли Архангель­ский, король не сомневался в успешном рейде коро­левской эскадры. Такого же мнения придерживались и флагманы Адмиралтейств-коллегий. Старший сре­ди них адмирал Вахмейстер, ознакомившись с коро­левским указом, без особых раздумий назначил флаг­мана похода на Север:

- Вице-адмирал Шеблад давно грозит проучить русских. Ему и карты в руки.

Королевский совет не колеблясь утвердил предло­жение Адмиралтейств-коллегий. Шеблада перед отъ­ездом в Карлскрону наставлял адмирал Вахмейстер:

- Приказ короля ясен и прост: смести с лица зем­ли Архангельский. Ваша миссия обречена на успех. У русских нет там ни единого военного судна. Я ду­маю, что для вас это будет легкой прогулкой, и наде­юсь, вы прославите еще раз нас и флот его королевско­го величества. Постарайтесь держать все приготовле­ния в секрете. Для сокрытия запаситесь английским и голландским стягами. Мы постараемся раздобыть вам карты у англичан, ну а лоцманов вам придется поискать самому.

Перед отъездом Шеблад пригласил отметить на­значение прежних друзей-приятелей.

Анкерштерн поздравил первым:

- Откровенно, мой друг, я завидую вам. Вторую кампанию я сушу паруса в Стокгольме. Стволы на­ ших пушек заплесневели, там свили гнезда ласточки и воробышки. Я от души желаю вам удачи и попутно­го ветра.

Адмиралы чокнулись бокалами, а Нумере, обра­щаясь к Шебладу, продолжал начатый разговор:

- Вам повезло, мой дорогой Густав, ваш поход будет подобен легкой увеселительной прогулке. Хоро­ший ветерок освежит вашу душу и укрепит тело, а мне, - лицо Нумерса покрылось недовольной гри­масой, - вновь предстоит скучная работа на этом озе­ре. Откровенно, моим матросам надоело шарить по скудным хуторам русских на Ладоге. Там нет доброй добычи, а без нее матросы предпочитают отлынивать от службы.

Шеблада интересовало другое:

- Неужто русские и впрямь, как выражается его величество, наш король, спасаются от наших гренаде­ров бегством?

- Да, они бегут без оглядки, едва прозвучит наш первый залп.

Собеседники пригубили вина, и первым, несколь­ко озабоченно, заговорил Шеблад:

- Но я никогда не был в тех краях, и говорят, подходы к тому городу весьма неприветливы. Там обычно всегда берут местных лоцманов.

На помощь пришел бывалый Анкерштерн:

- Думаю, что в Копенгагене вам следует потол­каться в тавернах. Наверняка в них отыщется какой-нибудь шкипер, голландец, который бывал в тех краях. На худой конец, мне кажется, и среди русских мо­гут быть здравые люди, чтобы сопроводить вас безо­пасными фарватерами. Звон серебра имеет одинако­вую притягательную силу во всех портах. Кроме про­чего, на вашей стороне будут сила и превосходство. Кстати, что соизволило выделить вам наше Адмирал­тейство?

- Генерал-адмирал назначил в мою эскадру две шнявы и пять галиотов17 .

- Ну что же, этого будет вполне достаточно, - прикинул Анкерштерн, - почти сотня пушек снесет русские хибарки, а наши мушкетеры довершат дело на берегу.

Анкерштерн поднял бокал:

- Семь футов под килем, удачного плавания и возвращения с викторией, наш дорогой Густав…

В последних числах мая шведская эскадра броси­ла якоря на Копенгагенском рейде. Шеблад отправил на берег только капитанов:

- Пройдитесь по всем тавернам, нам требуется два-три сведущих лоцмана для плавания к Архан­гельскому. За деньгами не стойте, но вербуйте хоро­ших шкиперов.

Появление шведов в Копенгагенской бухте, целых семь вымпелов, в тот же день заметили не только зав­сегдатаи таверн по новым посетителям.

- Ваше степенство, - докладывал вечером дьяк русского посольства своему начальнику, - с прибыв­ших швецких судов капитаны выискивают знающих шкиперов по Архангельскому, кто там бывал.

Недавно назначенному послу Измайлову такие ве­сти следовало бы без промедления передать в Москву, но быстрее и надежней сделает это многоопытный Ан­дрей Матвеев в соседней Гааге, посол в Голландии.

- Значит, так, - посол в упор смотрел на дья­ка, - поснедай и не мешкая сбирайся в путь. Седлай лошадей и скачи к Матвееву, в Гаагу. Дорога тебе зна­комая. Передашь на словах все, что зрел и слыхал про суда неприятельские.

Измайлов поступил правильно. Истинную цену таким сведениям знал только Андрей Матвеев. В про­шлые времена он, не один год сидя воеводой в Архан­гельском, с давних пор был на лучшем счету у Петра, знал на деле, каким образом переправить такую важ­ную весть царю. Минула еще неделя, и, меняя коней, курьер из Гааги спешил со срочной депешей в Посоль­ский приказ. Он вез канцлеру Головкину тревожную депешу: шведы миновали проливы Зунд и направля­ются к Архангельскому…

Не ведал, конечно, Матвеев, что и флагман швед­ской эскадры пребывал в расстройстве.

- Все таверны Копенгагена обошли, герр адми­рал, - оправдывались с похмелья капитаны, - ни датчане, ни голландцы в тех местах не бывали, а если и хаживали, так то, быть может, утаивают, ни за ка­кие гульдены не соглашаются.

Глядя на красные физиономии посоловевших ка­питанов, Шеблад про себя чертыхался, жалея о поте­рянных двух днях. Остается доверять английским кгфтам, но ни в одной из них не обозначены фарвате­ры и глубины на подходах с моря к Архангельскому. Видимо, без промеров не обойтись, а быть может, по­везет отыскать лоцмана на месте, в Беломорье…

В низовьях Двина раздваивается на добрый деся­ток верст, рассыпается на рукава-устья - Николь­ское, Пудожемское, Мурманское, Двинское, Березов-ское. На сорок верст протянулось Двинское устье.

В этих местах, богатых рыбой и морским зверем, осели много веков назад русаки, бежавшие от врагов из-под Новгорода, Пскова, Ругодива, Шелони…

Кормились рыбой: сельдью, навагой, лососем. Запасались впрок. Зимой били на льду тюленей, мясо - в котел, шкура - на одежду. Самые отважные помо-ры ходили на китовый бой к Груманту-Шпицбергену. Со времен Ивана Грозного повадились за добротными русскими товарами иноземные купцы в эти края, к Архангельскому.

На подходах к острову Мудьюг берут лоцмана, без него не обойтись в коварном, изобилующем под­водными камнями и косами Березовском устье на пу­ти к Архангельскому. Спускаясь к южной оконечнос­ти Мудьюга, лоцман указывает, где положить якорь, остановиться для таможенного досмотра, предъявить брандвахтенному судну положенные бумаги на купе­ческое судно и груз. Так было до недавнего времени, пока не поступил царский указ. Нынче с Мудьюга на­прочь свезены все службы, не выставляется брандвах­та18 . С поморья на воде убраны все вехи и лоцбочки, обозначающие фарватер. Таможня, лоцманы и карау­лы перевели на Линский прилук, где растут крепост­ные стены, обозначились редуты.

А что поморские жители? Испокон веков корми­лись они рыбкой. Царский указ для них не помеха. Светлыми сумерками пробирались вдоль бережка на дощаниках, выходили подальше к Мудьюгу, закиды­вали снасти. На берегу их улова ждали женки да ма­лые детки…

В море в одиночку рыбаки не ходят. Раньше ходи­ли ватагами, теперь шли крадучись по двое-трое, раз­бредались по знакомым прежде "клевым" местам, в азарте уходили далеко за Мудьюг. Среди них ходи­ли на своих дощаниках - плоскодонных лодках, служка николаевского Корельского монастыря Иван Рябов да его приятель "толмач" Дмитрий Борисов, ходили без боязни, хотя уже весь Архангельский го­родок полнился слухами о скором приходе сюда "свейских" военных кораблей для насилия.

В середине июня один за другим пришли два купе­ческих судна, английское и голландское. Первый шкипер сообщил, "что на море есть корабли незнае­мые", а второй уверенно подтвердил "ведомость, что военные корабли, из Шведской земли, неприятель­ские пришли на устье".

Архиерей Афанасий сам приехал к Прозоровскому:

- Чтой-то ты не тревожишься, воевода, взял бы гукор какой да сходил бы на взморье, к Линскому, проведал воинство.

"Без твоего ума обойдусь, - зло подумал Прозо­ровский, - неча мне высовываться зазря". И все же, однако, не подавая вида, на рыбацкой лодке - гуко-ре - отправился к острову. Там он не задержался, на­кричал на Сильвестра Иевлева, что работники лени­вы, медленно крепость строят.

- Не гневись, воевода, - спокойно ответил столь­ник, - людишки без понуканий круглый день ладят крепость, смотри, стены почти в рост выложили.

- А ты мне не перечь, - вскипел воевода, - сам вижу. Отряди четыре сотни холопов, они на Мурман­ское устье пойдут с полковником Ружинским.

Он поманил полковника Желтовского:

- Будь здесь в опасении. Чаю, в скорых числах свей пожалуют. Гляди в оба…

Не задерживаясь, Прозоровский отправился на гу-коре на дальнее Мурманское устье, где на мелководье никогда не ходили суда. Давно скрылся из вида Лин-ский прилук, прошел час-другой, солнце, как обыч­но, в эту пору не заходило - катилось под горизонт. Вдруг издалека донеслись пушечные залпы.