Вокруг гомонили белокрылые чайки. Плавными, широкими кругами они парили над кораблями, касались на мгновение морской глади, взмывали вверх и уносились вдаль.
"Дело, так или иначе, идет к миру, - размышлял Петр, - который месяц на Аландах послы обговаривают это со шведами. А что дальше? Флот завоевал викторию, куда направить его паруса? - Вспомнились вдруг походы по Белому морю, свинцово-черная громада океана без конца и края. - Салтыков писал о северном пути в Китай и Японию, проведать-то надо бы, полковник Ельчин прислал карты. Сошлась ли Америка с Азией, как он показывает? А кого послать? Молодь из Морской академии? Подросли, пожалуй…"
Красно-медный диск солнца нехотя коснулся горизонта, пробили четыре склянки…
"К утру на корабле Шелтинга "Марбурх" спустили на одну треть высоты его контр-адмиральский флаг, кормовой и гюйс-сигнал кончины - и за тем, следуя кораблю "Ингерманланду", на всем флоте спустили на треть флаги, гюйсы и вымпелы. Государь тот час же поехал на корабль "Марбурх", простился с телом любимого им, пятнадцать лет служившего у него адмирала и отправился в С.Петербург".
В предпоследний июньский день Петр съехал на берег. Хоронил своего сына Алексея. Угрюмый, молчал всю дорогу и в конце не выдержал, отчаянно выкрикнул:
- Когда б не монахиня-жена, не монахи, не Ки-кин, Алексей не дерзнул бы на такое зло. О, бородачи! Многому корень зла старцы и попы!
Душа переполнилась горечью, потянуло на Кот-лин, надобно Шелтинга проводить…
Похоронили Шелтинга на Котлине, и "поминки были на славу справляемы". В начале июля Апраксин повел эскадру. На Балтике шведы пока перестали нападать, но отвоеванное следовало надежно удерживать.
Авангардом эскадры в кампанию командовал вице-адмирал Петр Михайлов, арьергардом - шаутбе-нахт Меншиков. Эскадра зашла в Ревель, крейсировала у берегов Лифляндии, праздновала Гангутскую викторию на Ревельском рейде, потом ушла в море. Завидя эскадру, одиночные шведские корабли убирались восвояси, но некоторых все же пленили - фрегаты, шнявы.
Как обычно, Балтийский флот вспоминал свою первую морскую викторию над шведами. "27 июля,в день Гангутской победы, было здесь празднество:весь флот расцветился флагами, и палили - спервасо всех кораблей по 15 выстрелов; потом, в 3 часу,с корабля князя Меншикова четыре раза из 7 и одинраз из 5; в 6 часу с Государева корабля три раза из 9,потом из 7 и, уже в 10 часу вечера, из 21, тогда же спустили флаги и играли зорю".
У Гангута Петр с Апраксиным перешли на галерный флот генерала Голицына, проверили готовность морской пехоты. Маневрировали в море "для устрашения неприятеля, дабы тем скорее склонить к миру" . Рядом на Аландах шли переговоры… Но корабли эскадры отрабатывали свой хлеб: захватили в море тридцать два шведских торговых судна, шняву о четырнадцати пушках, трехпушечный шхербот. Эскадра шведов на Балтике не показывалась.
В сентябре начались осенние шторма, корабли отдавали якоря на Котлинском рейде, готовились к зиме…
Стала Нева. Лед сковал Котлинский рейд. В Петербург дошла неприятная новость. В последнюю осеннюю ночь в Норвегии, под стенами крепости Фри-дрихсгаль, в упор, загадочной пулей в лоб, был убит Карл XII. Хотя находился он в траншее, далеко от крепостных стен, куда не долетали неприятельские пули…
По зимнему тракту прискакал курьер от Остерма-на. Возведенная на трон королева Ульрика-Элеонора спешно отозвала Герца, которого сразу же арестовали. Королева Ульрика во всеуслышание объявила:
- Отныне мы намерены вступить в соглашение с королем Великобритании.
Зимние холода окружили Аланды ледяным панцирем…
Сопоставляя донесения послов из Аланд, Петр с сожалением заключил:
- Видимо, мир с Ульрикой добывать придется на шведском берегу.
Пронизывая густой туман, мелкая зимняя морось вперемежку с редкими хлопьями снега сыпалась в Темзу. В гостиной сумрачного особняка стало совсем темно, и лорд Адмиралтейства Георг Бинг распорядился зажечь свечи раньше обычного. Только что к нему зашел для конфиденциальной беседы старый добрый товарищ, адмирал Джон Норрис. Скоро его эскадра должна идти к берегам Швеции, и Бинг решил потолковать с ним по одному деликатному делу.
Осенью прошлого, 1718 года его величество Георг I хотел отправить Норриса в дальний вояж, послом к русскому царю. Лорд Бинг даже читал специальную инструкцию для Норриса, где, между прочим, было сказано, что если царь хочет хороших отношений с Англией, то он "без колебаний освободит герцогство Мекленбург, город и территорию Данцига и границы империи ото всех опасностей, отведя свои войска от этих мест к своим собственным владениям".
Отправка послом в Петербург с таким заданием командующего британским флотом на Балтике, конечно, выглядела бы угрозой "доброму брату" Петру. Видимо, об этом вовремя подумали и спохватились. Перед самым отъездом, когда Норрис ждал лишь личной аудиенции короля, все переменилось. Вместо него король решил послать к царю эту хитрую лисицу Джеффериса.
Старые моряки не спеша пили грог из высоких бокалов. Их мысли были далеко на палубах кораблей флота его величества. Десятки кампаний провели они. Немало выиграли сражений. Испания, Франция, Голландия, Дания…
Да, это сильные противники на морях, подчас достойные друзья - смотря по ситуации… Но Московия, о которой они в молодости лишь понаслышке знали от некоторых купцов, откуда у нее вот так сразу, будто из ничего, появились корабли? Сильный флот могущественного Карла XII уступил. Как все это вдруг случилось?
Размышляя, Бинг неторопливо вел беседу:
- Царь Петр не тратил зря времени на верфях Лондона и Портсмута двадцать лет назад. - Лорд криво усмехнулся. - Но два десятка - не два столетия, корабли не растут, как шампиньоны.
Норрис задумчиво смотрел на фиолетово-огненные мотыльки, трепетавшие из-под почерневших углей в камине. Вспоминая о чем-то далеком, он ответил:
- Четверть века тому назад мне довелось встретить в таверне Амстердама русского шкипера. По рассказам капитанов, это был превосходный моряк. Тогда же, помню, наши негоцианты из Архангельска сообщили, что русские строят неплохие корабли.
Вспомните, сэр, вскоре там была разгромлена эскадра короля Карла.
- Ну и что же? - Бинг удивленно поднял брови.
- Видимо, русские готовились исподволь, но споро, - продолжал Норрис. - Я слыхал, что еще в юности царь Петр несколько лет строил корабли для целой флотилии на каком-то большом озере в Московии. На тех кораблях были посеяны зерна, теперь московиты собирают неплохой урожай. - Норрис чуть наклонился вперед, взял бокал и повернулся к Бингу. - Мне запомнилось имя того амстердамского шкипера - Сенявин. И что вы думаете? Через двадцать лет в Копенгагене я встретил капитана одного из лучших кораблей. Его тоже звали Сенявин, и он как две капли воды был похож на амстердамского
шкипера.
- Это весьма занятно. - Бинг тоже взял бокал, пригубил грог, но с явным интересом слушал собеседника.
- Петр не просто царь, это большой человек и славный адмирал. Он сделал невозможное. Впервые я встречался с ним на Ревельском рейде. Он толковый моряк и прекрасный компаньон. Тогда он подарил мне на память свою персону с алмазами. - Норрис засопел, раскуривая прокопченную трубку, и закончил: - Два года назад на рейде Копенгагена мне довелось быть под его флагом с нашей эскадрой. Вместе с датчанами и голландцами мы добровольно пожелали видеть царя Петра флагманом соединенного флота. И мы не пожалели, сэр. Более семидесяти вымпелов линейных кораблей повел он к Борнхольму и далее. Добавьте сюда сотню конвоируемых транспортов, это уже не шутка. Смею уверить вас, сэр, мы не ошиблись. Царь Петр оказался отменным моряком и флагманом.
Георг Бинг повернулся к камину и, прищурив глаза, спросил:
- Да, но русские крепко побили короля Карла под Полтавой, потом разгромили флот шведов у Гангута. Где здесь первопричина?
Норрис, немного помедлив, ответил:
- Царь Петр умеет находить умных помощников. И потом, русские натуры несколько таинственны. Это странные и не совсем понятные люди для нас… Но твердо знаю, - Норрис чуть наклонил голову, - русские - храбрые офицеры и матросы. Мне
довелось их видеть не раз в деле.
- Я понимаю. - В неподвижных глазах Бинга отразились взметнувшиеся в камине огненные языки. - У них железный характер.
- У короля Карла тоже был железный характер, - отвечая, Норрис поморщился, - но не все так просто. Московия - загадочная страна, сэр.
За окнами опустились густые сумерки. Большой зал погрузился в полумрак. Неслышно вошел лакей, аккуратно положил в камин несколько поленьев, длинными щипцами слегка поворошил угли. Багровые блики заплясали по стенам, увешанными старинными гобеленами. Бинг перешел к официальной части беседы.
- Однако, дорогой Джон, я пригласил вас перед отплытием на Балтику, чтобы поговорить именно о русских делах.
Бинг взял с камина небольшой конверт, пододвинул свечу.
- Лорд Стенгоп передал мне секретное письмо от этой лисы Джеффериса из Петербурга. Вы знаете, его величество весьма недоволен ходом переговоров шведов с русскими на Аландах. Они идут не на пользу Британии.
Он развернул вынутый из конверта лист.
- Вот что советует Джефферис его величеству, послушайте:
"Если бы его величество признал нужным прервать эти негоциации, то я подумал бы о проекте,который прервал переговоры эффективно, по крайней мере на некоторое время. Нужно не что иное, кактолько послать один или два фрегата к месту конгресса и силой увезти прочь шведского уполномоченного… Датчане именно те люди, которых наиболееудобно пустить в ход для исполнения этого дела.Чтобы выполнить дело с большей безопасностью,судно может прикрыться русским морским флагом".
Бинг перевернул лист.
- Этот лис даже описал, как выглядит русский флаг, чтобы изготовить подложный. Послушайте конец письма, самое интересное. "Если его величество сочтет нужным прервать переговоры… то московские уполномоченные также могут быть увезены
прочь и затем высажены на берег либо в Дании, либо в Копенгагене… а уж потом можно будет изобрести какое-нибудь извинение".
Бинг откинулся в кресле и спросил:
- Что вы скажете на это, Джон?
Норрис изумленно поднял брови:
- Сэр, Джефферис большая каналья, здесь пахнет пиратскими делишками. - Он слегка улыбнулся. - Ему больше бы подошла роль шхипмана у Дрейка, чем посла в Петербурге.
- Наши взгляды почти совпадают, Джон. Мне удалось склонить виконта Таунсенда, и он убедил короля не следовать совету этого авантюриста. Но, - голос лорда стал жестким, - царь Петр стал не в меру дерзок, доносит Джефферис. Он открыто объявил, что русский флот и флот великой Британии - два лучших флота в мире, то неслыханно, но при всем том
у русских уже двадцать восемь линейных кораблей и еще десять в постройке, это серьезная сила…
Бинг помолчал, пристально посмотрел на Норриса и закончил:
- Через несколько недель вам предстоит ответственная и непростая миссия. Главное - удержать русских и обезопасить Швецию и ее королеву Ульрику, но ни в коем случае не ставить под риск удара наши корабли.
В мае 1719 года эскадра Норриса вошла в Балтику и направилась к берегам Швеции… Британец немного припоздал.
Ранней весной, расталкивая редкие льдины в Ревеле, снимались с якорей корабли. Наконец-то на шканцах линейных кораблей распоряжались русские мореходы. Вернулись в родные пенаты капитан 3-го ранга Конон Зотов и капитан-поручик Александр Апраксин.
Первым открыл навигацию Александр Апраксин, отправился в разведку крейсировать на морских путях, перехватывать каперов, купцов, которые везли товары в Швецию. Замирения с неприятелем пока не предвиделось.
На прошлой неделе капитан-поручик докладывал царю:
- Господин вице-адмирал, смею доложить, от берегов швецких в Пиллау конвой снаряжается. У шведа, сказывают немецкие купцы, с хлебом проруха. Днями отряд выйдет в море - оберегать своих купцов.
Генерал-адмирал стоял за спиной царя, радовался в душе за племянника.
- Слыхал об том. Молодец, ступай. - Петр повернулся к Апраксину: - Мешкать не будем, пора шведа проучить на морской стезе, под парусом. Пустим на него Сенявина Наума, сладит, лихой капитан.
На рассвете 14 мая эскадра вышла из Ревеля на поиски и перехват неприятеля. Брейд-вымпел флагман поднял напятидесятипушечном корабле "Портсмут". В кильватер ему держался такой же корабль "Девоншир" под командой капитана 3-го ранга Конона Зотова. Замыкала колонну шнява "Наталия" лейтенанта Семена Лопухина.
Ночи стояли светлые. Сенявин коротал их на шканцах, прихлебывая крепкий чай. В полночь на 24 мая с марса раздался возглас:
- Вижу неприятеля на норд!
Сенявин разглядывал шведов в подзорную трубу. Он насчитал три боевых вымпела, шведы держали на северо-восток.
"Хуже не придумаешь, - размышлял Сенявин, - мы у них почти на корме, а ветер крутой. Мы под ветром" . По всем тактическим канонам он обязан был отказаться от атаки неприятеля. "Однако другого такого случая может и не быть".
- Поднять сигнал: "Прибавить парусов! Держать на шведа!" - скомандовал флагман.
Рядом выросла встревоженная фигура лейтенанта-датчанина:
- Но, господин капитан, атака с подветра строжайше запрещена.
- Кем же? - ухмыльнулся Сенявин.
- Тактикой Госта и печальным опытом, - побледнев, ответил лейтенант. - Несколько лет назад мой соотечественник храбрый капитан Хвитфельд отважился подняться на линию шведов, но те перекрестным огнем быстро потопили его. Со всем экипажем.
- Восхищаюсь вашим капитаном. Однако государь наш любит присказку: "Пульки бояться, в солдаты не идти". К тому же на матросов своих надеюсь, выучка отменная. Канониры не подведут.
Сенявин оглянулся и нахмурился. В кильватер ему держались лишь корабль Зотова и шнява Лопухина. Остальные четыре судна под командой иноземцев отстали на целую милю…
Тем временем шведы приближались, и бой пришлось начинать малыми силами.
С первой же минуты канонады шведы старались, имея преимущество в ветре, взять "Портсмут" под перекрестный огонь и выбить его из строя. Через два часа им удалось задуманное. Перебитые марса-реи "Портсмута", страшно закачавшись, полетели вниз.
Шведы ликовали: лишившись основных парусов, русский флагман волей-неволей выйдет из строя и увалится под ветер.
Сенявин решил по-другому.
- Лево руль! - скомандовал он. Используя остаточную инерцию, он направил свой корабль на прорезание линии строя шведов.
Медленно, но неотвратимо, развернув полностью пушки своего борта, "Портсмут" буквально втиснулся между шведами навстречу ветру. Радость шведов сменилась ужасом. Их пушки не могли стрелять по русскому кораблю. А прямо на них смотрели черные жерла двадцати шести заряженных картечью пушек левого борта "Портсмута", точно по форштевню неприятельского фрегата. Фитили дымились. Канониры ждали команды.
- Пали!
Продольный залп, особенно картечью, страшен. Он сметает все живое на верхней палубе, в клочья рвет паруса, крушит рангоут. На фрегате, не дожидаясь второго залпа, спустили флаг. Бригантина последовала примеру старших. Флагман шведов "Командор" начал разворачиваться, пытаясь уйти. Дав по его корме два залпа ядрами, Сенявин послал вдогонку за кораблем капитан-командора Врангеля, подоспевших наконец-то капитанов Деляпа и Шапизо. Настигнув пятидесятидвухпушечный "Командор", они принудили его к сдаче. Деляп и Шапизо наперегонки на шлюпках устремились к борту "Командора", домогаясь первыми принять капитуляцию шведского флагмана. Наблюдая за ними в подзорную трубу, Сенявин невольно усмехнулся:
- Здесь-то вы не опоздаете приз заполучить.
Пороховой дым окончательно рассеялся. На всех
трех плененных судах капитан-командора Врангеля развевались флаги Святого Андрея Первозванного.
Тепло встретил Петр победителей. Выслушав рапорт Сенявина,сказал:
- Молодец, творил не по букве, а по разумению. Добрый почин русскому флоту учинил капитан-командор, - и первым поздравил с новым званием. - Братца нынче ты обскакал, через ступеньку перепрыгнул!
Спустя месяц, в конце июня, на Гангутском рейде развевались вымпелы сорока кораблей, фрегатов и двухсот тридцати галер Балтийского флота России. Среди них выделялся красавец "Ингерманланд". На нем вице-адмирал Петр Михайлов держал совет флагманов и капитанов.
Солнце близилось к закату. К правому трапу одна за другой подходили шлюпки с командирами кораблей.
Шлюпка мягко ошвартовалась, на нижнюю площадку трапа ловко спрыгнул стройный офицер, молодцевато поднялся по трапу. Задержавшись на мгновение для приветствия флага, легким шагом направился в галерею. Оттуда навстречу ему из-под навеса, широко улыбаясь, спешил шаутбенахт Змаевич.
- Здоров будь, Наум! - приветствовал Змаевич сослуживца.
- Подобру, Матвей Христофоров.
Они вышли на шканцы.
- Как мыслишь, Матвей, пора бы давно Апраксину с Богом начинать шведа тревожить? - обратился Сенявин к Змаевичу.
- Начал-то ты, Наум, дюжину годков назад, в Выборге, с покойным Щепотьевым. - Змаевич перекрестился, потом широко улыбнулся, а лицо Сенявина зарделось румянцем:
- Не ведаю, то быльем поросло.
- Ого, не скажи. - Змаевич покачал головой. - "Эсперн" с четырьмя пушками, сотня шведов противу полусотни наших с мушкетами на шлюпках. Лихой был абордаж!
По-летнему теплый бриз играл в снастях, трепетали флаги на шкотах и гафелях.
Змаевич, перегнувшись через поручень, кивнул на трап и проговорил:
- Вон и Конон Зотов прибыл.
- Поздорову, господа капитаны. - Прямо с трапа Зотов подошел к Сенявину и Змаевичу. - Слыхали новость? - И, не ожидая ответа, сообщил: - Любезный Джон Норрис объявился на Балтике в подмогу шведу.
Змаевич ухмыльнулся:
- Знамо сих аглицких. И нашим и вашим. Токмо выгоду выискивают… Всюду жар загребают, небось не свои лапы ошпаривают! Так мыслю - не миновать ноне Норрису восвояси убираться подобру-поздорову.
Зотов встал между Сенявиным и Змаевичем, обнял их за плечи, слегка повернул друзей к корме. Куда ни кинь взгляд, всюду весело полоскались на ветру десятки, сотни вымпелов.
Подошел рослый Федосей Скляев, главный корабельный мастер флота.
Сенявин оглянулся:
- А-а, господин капитан, надежда наша, опять задумки творишь. Поболее, пожалуй, будет, чем "Полтава"?
Змаевич весело похлопал Скляева по плечу, обвел руками рейд:
- За сии кораблики, кои сотворил споро, великое спасибо от отечества…
Его прервал Сенявин:
- Пошли борзо, господин вице-адмирал трубку выкурил.
В распахнутые оконца салона флагмана вместе с солнцем врывался легкий бриз, разгоняя застоявшиеся клубы табачного дыма. Вице-адмирал Михайлов держал совет.