- Сынок, у твоей жены сердце кровью обливается. Детишки то и дело спрашивают: где отец? Что ей ответить? Ты и объяснить ничего не хочешь. Скажи, что случилось?
Магеррам медленно приподнялся, сел:
- Что случилось! Я думал, что даже под дулом пистолета не поступлюсь своей честью. А дядя опозорил нас. Я никогда не смогу ходить по земле с высоко поднятой головой, не посмею глянуть людям в глаза. Абасгулубек не жалел своей жизни ради людей. Наш род вечно будет носить на себе проклятье.
Вели, чтобы успокоить его, проговорил:
- Ты прав, Магеррам. Но ведь не ты стрелял в него. Это сделал Гамло, и ему отвечать.
Магеррам горестно покачал головой:
- Это произошло почти на моих глазах...
...Однажды мы остановились в Довлетабаде, это в Иране. Пришли в лагерь женщина и несколько мужчин. Женщина так рыдала, будто потеряла сына. Вдруг она бросилась к стаду и стала ловить какую-то тощую овцу. Поднялся шум. Абасгулубек отдыхал в шатре. Он вышел, спросил, что случилось. Ему объяснили, что кто-то из наших украл ее овцу. Он собрал всех, спросил, кто сделал. Вышел из строя один из ребят, совсем молоденький парень. Ведь от командира никто не мог ничего утаить. К тому же этот парень был дальним родственником Абасгулубека. Так вот, Абасгулубек отнял у него оружие и прогнал из отряда. Поступи он иначе, нас считали бы грабителями и разбойниками... Ну скажите, разве можно было убивать такого человека?! Он всем желал добра. А почему приезжал сюда? Хотел, чтобы мы положили перед собой папахи и подумали, что творим, куда идем. А мы... мы и надумали...
- Возьми себя в руки, Магеррам, - сказал Вели, положив ему руку на плечо.
Мираса отвела его в сторону, сказала:
- Эх, не будь дороги закрыты, повезли бы мы его в Чиремли.
- А что там?
- Святой храм. Стоит ступить туда ногой, все болезни как рукой снимает.
- Ты думаешь, он не в себе?
- А ты когда-нибудь видел Магеррама таким?
- Нет. Гибель Абасгулубека потрясла его.
- Кербалай Исмаил решил на старости лет стать падишахом. Связался с бандитами и ворами. И сына моего погубил, - зло проговорила Мираса...
***
- ...Помнишь вдову по имени Яхши? - продолжал Гамло, глядя на Вели. - Ее сын, Шихалиоглу, идет на нас. И не думает бедняга, что скоро с него слетит вся спесь. Даже имени своего не вспомнит. Эй, Вели, что с тобой? О чем задумался?
Вели попытался собраться с мыслями: .
- Где ты захватил этих людей, Гамло?
- Тут, совсем рядом, - показал он в сторону ущелья. - Я наговорил тебе с целый коран, а ты, оказывается, даже не слушал меня.
- Значит, началось?
- Да... пусть идут, посмотрим, кто кого!
Вели не сказал ни слова, повернулся и пошел к развилке дороги, к тому дому, где остановился Магеррам. А Гамло тронул коня и ускакал прочь.
Мираса вышла к воротам. Напротив один из людей Гамло привязывал к дереву коня. Он поздоровался с Мирасой, затем вытащил из кармана ключ и открыл ворота заброшенного дома, хозяин которого, устав от насмешек односельчан, счел за лучшее построить себе новое жилище вдали от дороги. Здесь решили запереть взятых в плен людей. В нос ударил застоялый запах плесени и мышей. В давно не топленном помещении было холодней, чем во дворе.
- Сукины дети, за ночь превратитесь здесь в сосульки, а утром мы уж вздернем вас на виселице, - говорил сопровождавший пленных человек, вталкивая их в дом.
Мираса с состраданием глядела на них.
"Как вы, бедняжки, попались в руки этим бандитам? Убьют они вас".
В этот момент она услышала голос Вели.
- Магеррам, ты куда? - встревоженно спрашивал он.
- Так просто, решил прогуляться.
- Подожди, я с тобой.
- Не надо.
Мираса увидела сына уже на коне. Неизвестно, когда он успел оседлать его. Магеррам погнал коня по узким улицам села и исчез за холмом.
- Кто это был? - послышался крик Гамло.
- Магеррам проветриться решил, - ответил кто-то не без ехидства.
Гамло вскочил на коня.
- Разве сейчас время для прогулок! Большевики совсем рядом, за холмом. Пристрелят, как зайца.
Вели успел схватить за уздечку его коня.
- Не беспокойся. Ничего не случится. Магеррам никому не делал зла. Вряд ли кто захочет убить его.
- Эй, ребята, кто знает, что с нашим человеком на той вершине?
Никто не ответил.
- Кто там стоит?
- Зульфугар.
- Зульфугар? Какой дурак послал его туда? Подлец, или перейдет на ту сторону, или его прихлопнут.
Едва Зульфугар оправился после страшного избиения, Гамло послал его с частью своего отряда в Котуз. Понимал, что здесь придется выдержать первый удар. Но, конечно, он не думал поручать Зульфугару такой важный пост, - знал, что тот может перебежать к врагам.
Когда Зульфугару поручили охранять подступы к вершине, он случайно подслушал разговор двух людей.
- Куда отправился Гамло?
- В Келаны.
- А почему прислал сюда Зульфугара?
- Так он отправился к этой шлюхе, жене Зульфугара! А бедняга будет охранять жену и ее любовника.
- Этого не может быть!
- Ну что ты, об этом все знают...
- А что Зульфугар?
- Нашел о ком спрашивать. Подлец и сводник. Говорят, несколько раз заставал их вместе, но от страха даже не пикнул.
Зульфугар шагнул вперед, хотел выпустить всю обойму в говоривших, но раздумал. Он ушел на свой пост и там разрядил в себя пистолет...
- Отпусти, Вели. Я догоню Магеррама.
Гамло пришпорил коня. Гнедой пустился вскачь. На этом коне он чувствовал себя прекрасно, - будто сидел не в седле, а у себя дома, на подушечке. Только мутаки не хватало, чтобы опереться.
Он проехал русло высохшей реки, одолел холм. Вдали увидел черную точку.
- Магеррам, э... гей! - крикнул Гамло.
Магеррам услышал, узнал голос Гамло. Пришпорил коня.
Дедебала и товарищи встревоженно наблюдали за этой скачкой. Тот, что был впереди, приближался. Алескер, не оборачиваясь, спросил:
- Стрелять?
- Повремени. Кажется, у него нет оружия.
На другой вершине стоял Шихалиоглу, он тоже заметил странных всадников, передал бинокль Шабанзаде:
- Погляди, второй - на коне Абасгулубека.
Шабанзаде внимательно всмотрелся.
- Шихалиоглу, надо стрелять.
- Подожди, ведь только конь остался от Абасгулубека.
- Конь же не дороже Абасгулубека. А может, даже и не его конь, а просто похож.
- Сейчас узнаем. Если это конь Абасгулубека...
Шихалиоглу выстрелил выше головы всадника. Конь тотчас остановился, затем поскакал к ним.
- Это его конь, покойный так приучил коня, что он бросается туда, откуда раздавался выстрел.
Шабанзаде снова поднес бинокль к глазам. Узнал Гамло.
Гамло, что было силы тянул к себе поводья. Конь на полном скаку поднялся на дыбы.
Шабанзаде выскочил из-за скалы и бросился вперед.
- Ты куда? - растерялся Шихалиоглу.
- Не беспокойся, - не оборачиваясь бросил Шабанзаде и пошел навстречу Гамло, который все еще не мог повернуть коня: - Подожди, Гамло!
Гамло удивленно признал в приближающемся человеке Шабанзаде и счел за позор ускакать прочь. Прилег на коня, опасаясь, что из-за скалы выстрелят в него.
- И ты здесь, родственничек?
Бойцы, залегшие за скалой, встали во весь рост, держа наготове винтовки. Гамло видел все это, понимал, что надо уходить.
- Родственник не должен поднимать руку на родственника. Чего ты собрал всякий сброд? Прийти одному не хватило духу?!
- Я пришел один. Пришел, чтобы убить или быть убитым.
Гамло засмеялся:
- Убивать - не твое дело. Вернись домой к своим книжкам и благодари бога, что остался жив.
Шабанзаде вскинул маузер, выстрелил, но и сам упал.
Когда Шихалиоглу помог ему подняться, Гамло уже был далеко.
- Ты ранен?
- В плечо. Я, кажется, промазал.
- Не спеши, возьмем живьем. За все отомстим! За Абасгулубека, Халила...
Шихалиоглу снял с него кожанку, разорвал рубашку, перевязал рану.
- Шихалиоглу, - сказал Шабанзаде, поднимая упавший на землю маузер, - пора начинать, до утра мы должны занять село.
А тем временем Магеррам скакал в сторону Веди. В него не стреляли, - один он ничего не мог сделать. Оружия у него не было, да и на врага он не походил...
***
Гамло подъехал прямо к дому, где остановилась Мираса. Злым, грозно насупившим брови увидела его Мираса.
- Куда направился твой сын?
- Тебе лучше знать!..
- Я знаю одно: он оказался предателем и перебежал к большевикам.
Лицо Мирасы засветилось, она не смогла скрыть своей радости:
- Доброго пути ему! Послушался-таки моих советов.
- Его поймают! Станут забивать под ногти иглы. Околеет, как собака.
Мираса, накинув на плечи шаль, спокойно сказала:
- Если он отправился к святилищу Мирали-ага, с ним ничего не случится. Святой оградит его от всех бед.
Гамло, услышав имя святого, безнадежно махнул рукой и тронул коня.
***
...Была морозная ночь. В непостижимой глубине неба медленно плыла луна. Казалось, в эту ночь луна была дальше от земли, чем когда-либо, - оттого так холодно и слабо ее сияние.
Мирасе не спалось. Она стояла у окна и, сложив руки на груди, глядела в сторону дома, куда поместили пленных. В темноте виднелась съежившаяся от мороза фигура часового. Мираса думала о Магерраме, о несчастных вединцах, которых завтра ожидает смерть, и шептала слова молитвы, моля бога проявить сострадание ко всем, кому тревожно и неуютно в эту ночь. Дальняя родственница, приютившая у себя Магеррама, а теперь и ее, была глуховата и уже в который раз спрашивала, о чем она говорит.
- Я говорю, жаль тех ребят.
- Лучше ложись, спи. С Гамло свяжешься - беды не оберешься! На что это тебе?
- Я все думаю о Магерраме. Где он? Что с ним случилось? В Веди у нас немало родственников. Если заедет к кому-нибудь из них, все будет хорошо. - Она еще раз глянула в окно. - Часовой, наверное, окоченел от холода.
- Что ж делать? Позовем, пусть согреется. И хлеба дадим - отнесет тем, что взаперти.
Эта мысль понравилась Мирасе. Она. встала, накинула шаль.
- Кто идет? - раздался встревоженный голос часового.
- Я живу в доме напротив. Идем к нам, выпьешь чаю, согреешься.
- Нет, мне нельзя. Узнает Гамло - убьет.
- Ничего не сделает. Кербалай Исмаил - мой деверь, никто не посмеет сказать тебе слова. Да и дверь ведь на замке.
Часовой и сам был не прочь согреться, а слова Мирасы о том, что она - родственница Кербалая, успокоили его.
Он прошел вслед за Мирасой в дом, увидев здесь старуху, нерешительно поздоровался и, нагнувшись, стал развязывать чарыки. Старуха бросила рядом с ним подушку, пододвинула мутаку. С ловкостью молодой женщины вытащила из печки чайник.
Тепло расслабило часового, и он расстегнул воротник рубашки.
- Я вздремну немного. Разбудите через часок.
- Спи, сынок. Кто в такое время забредет сюда? Спи спокойно.
- Спасибо. Которую ночь не смыкаю глаз.
Он положил голову на мутаку и тотчас заснул.
***
Оторвавшись, Магеррам проехал эйлаг Сусени и погнал коня дальше - вниз, по ущелью. Далеко за полночь он доехал до родника Готур. Слез с коня, выпил воду, окрасившую в красный цвет ближние камни, и вновь вскочил в седло. До Веди оставалось совсем немного. Дорога здесь взбиралась вверх, к выстроившимся в ряд скалам. Это место называлось "Крепостью нечестивца". Надо проехать мимо этих скал, перевалить невысокий холм, и окажешься в Веди.
Магеррам проезжал кладбище. Гнедой навострил уши. Под его копытами потрескивал лед. Тут и там чернели покосившиеся надгробья.
Он проехал деревянный мост над рекой. До дома Абасгулубека было рукой подать. Он не раз бывал у него.
"Пойду, будь что будет. Если спросят, скажу: пришел выразить соболезнование. Я должен был сделать это. Ведь он старший в нашей семье, он вырастил меня".
Магеррам слез с коня. Сунул кнут за голенище сапога, толкнул калитку. Во дворе был разведен костер. Рядом стояли самовары. Из боковой комнаты доносился плач, и сквозь узорчатую решетку окна виднелись женщины.
Он решительно поднялся по лестнице, прошел по коридору и оказался в ярко освещенной комнате, лицом к лицу с рассевшимися вдоль стен людьми. Даже молла, читающий коран запнулся и поднял голову.
- Магеррам, к добру ли?
"К добру? Будто не знают... Началось".
Он заметил у стены свободную подушечку, прошел туда, сел.
- Мы послали к вам Абасгулубека и Халила - сказал тот же голос.
- Знаю. Я пришел вместо них.
- Это они тебя просили или ты пришел сам?
- Сам. Я пришел выразить соболезнование...
Ему показалось, что с плеч его сняли тяжелый, непосильный груз и теперь он все стерпит...
- Ведь они ехали не для соболезнования. Они желали вам добра. Вы совершили подлость и еще пожалеете об этом.
Это были тяжелые, как молот, слова. Если ответить, он окажется в еще худшем положении. И потому он только опустил голову.
- А где ты сам был?
- Опоздал... Не успел...
Невысокий человек, сидевший рядом с моллой, встал и, подойдя к двери, обратился к кому-то, тоже сидевшему в верхнем углу комнаты:
- Дядя, не считайте меня дураком. Сейчас я принесу винтовку и на ваших глазах пристрелю его. Кровь смывается кровью.
Магеррам поднялся, приблизился к говорившему:
- Кровью меня не испугать. Никто не посылал меня, я пришел сам. Абасгулубек сделал мне много добра, я обязан ему жизнью. Именно поэтому я здесь. Если моей смертью смоется его кровь, что ж, я готов.
- А что тебе еще остается?
В этот момент в комнату вошел старик. Белые волосы оттеняли его смуглое, опаленное солнцем лицо, и казалось, старик весь излучал сияние. Он подошел к Магерраму.
- Не обижайся на них, - проговорил он. - Уходи. Я искренне верю, что ты не виноват. Жена Абасгулубека благодарит за то, что ты пришел, но просит уйти. Вражда есть вражда. Пусть в этом доме больше не будет ненависти. Хватит. Гибель Абасгулубека подкосила нас.
Старик, не удержавшись, заплакал. И у Магеррама опустились плечи. И, только поняв, что плачет на виду у всех, он стремительно выскочил из комнаты. Старик вышел за ним, проводил до калитки. Магеррам хотел вскочить в седло, но старик удержал его за руку.
- Не садись, пройдемся немного.
Магеррам намотал поводья на кулак. Старик положил руку ему на плечо. Иногда он оглядывался по сторонам, и Магеррам понял, что старик боится выстрела в спину.
- Я повторяю, гибель Абасгулубека потрясла меня больше, чем смерть отца. Пусть не думают, что я пришел сюда, боясь мести. Нет! Я никогда никого не боялся!
- Я верю тебе. Но, знаешь, садись и уезжай поскорей. О твоем приезде уже сообщили властям. Уезжай, пока, не схватили. Все равно тебе вряд ли поверят.
- Я был согласен, чтобы меня пристрелили родственники Абасгулубека. Но они не должны были сообщать властям, я хотел сам сдаться... Но,раз так, прощай... Это сделали не близкие Абасгулубека, в его роду не может быть коварных людей.
- Огонь не всегда остается огнем, он гаснет, превращается в пепел.
Магеррам пожал ему руку и вскочил на коня.
Старик вернулся к калитке. В это время прозвучал выстрел. Но пуля, видимо, прошла над головой Магеррама. Ибо стук копыт, не прерываясь, удалялся.
***
Гамло остановил коня рядом с часовым. С горы Агра дул обжигающий морозный ветер. Понемногу светлело небо.
- Эй, ты еще не умер?
- Нет, слава богу, жив.
- Ну, давай сюда пленников, сейчас мы их расстреляем.
Часовой замялся. Старуха разбудила его под утро. Когда он вышел из теплого дома, ему стало жаль узников.
- Вряд ли ты сможешь расстрелять их. Наверное, давно околели от холода.
- Не околеют. Большевики живучий народ, - захохотал Гамло.
В это время на дороге появился Вели. Он увидел из окна Гамло и вышел посмотреть, что тот надумал делать с узниками, Гамло подъехал к нему и, ответив на короткое приветствие, вполголоса спросил:
- От Магеррама нет вестей?
- Нет.
- Тогда собирайся, едем. Наши дела плохи. Мы поднимаемся на гору Кешиш, там нас будет ждать Кербалай.
- Что случилось? К чему эта спешка?
- С этими, что наступают со стороны ущелья, мы бы справились. Но на Карабаглар движется отряд пограничников. Их очень много. Поторапливайся, я приехал за тобой. Возьми и Мирасу. Пока ты соберешься, я с этими закончу.
Он хотел, чтобы его путь был усеян трупами, чтобы говорили: "Здесь побывал Гамло". Хотел оставить свою "памятку" и в селе Котуз. Гамло проехал по улице и, подражая древним глашатаям, сложив руки рупором, закричал:
- Эй, люди, выходите смотреть представление! Увидите, какая будет потеха! Развлечетесь на славу!..
Некоторые едва выглядывали из-за калиток, более смелые выходили на улицу. Когда у дома, где содержались пленные, 150 собралось достаточно народу, Вели подошел к Гамло и, пригладив мягкие, шелковистые усы, сказал:
- Гамло, не стоит проливать кровь. Мы еще не опомнились после гибели тех двух, новые жертвы не принесут нам победы.
Гамло отъехал от него и сказал громко, чтобы слышали все:
- Я выполняю приказы только Кербалая. Я не слуга двух господ.
Губы Вели дрогнули, он почувствовал, как запульсировали жилки на висках.
- Отопри дверь! - крикнул Гамло часовому.
То ли от спешки, то ли по какой другой причине, часовой долго не мог вложить ключ в скважину.
- Мир праху твоего отца, как тебе удалось заиметь троих сыновей? - захохотал Гамло.
Часовой униженно хихикнул и отомкнул наконец замок. Толкнул ногой дверь. Из темноты на него блеснули глаза, и тут же их обладательница - ослица - выскочила на улицу и бросилась наутек. Вслед за ней выскочил маленький ослик.
Все остолбенели. Часовой съежился. На него просто жалко было смотреть.
- Сукин сын, что это значит? Куда делись большевики?
- Гамло, клянусь хлебом, я не отходил ни на шаг.
Гамло впервые в жизни попал в такую ситуацию. Поэтому не знал, что делать, на ком выместить зло. Решив начать с часового, опустил кнут ему на голову. Тот упал. Гамло же поскакал за ослицей. Ее он пристрелил сразу же, а вот ослик никак не попадал на мушку...
***
Мираса в эту ночь не сомкнула глаз. Когда часовой заснул, она осторожно вытащила из его кармана ключ и открыла дверь дома, где находились узники. Толкнув тяжелую дверь, она прошептала: "Я - мать Магеррама. Мой сын, наверное, сейчас, как и вы, в беде. Да поможет ему аллах..."
Узники торопливо, благодаря ее, скрылись в ночной мгле. Можно было уходить, но Мираса, решив довести дело до конца, загнала в помещение ослицу и ослика. Уж очень ей хотелось досадить Гамло.