Он не сказал больше ни слова. Но Гамло, уже решивший, что Кербалай конченый человек и ни на что не способен, воспрянул духом. Он еще докажет, что не все пальцы на руке - одной длины.
Через день Гамло, войдя во двор, увидел Кербалая сидящим у крыльца. Опустив папаху на лоб, тот грелся на солнышке. Еще издали Гамло заметил сеть замысловатых линий на затвердевшей земле.
- К добру ли, Кербалай? - Гамло буквально расцвел в улыбке.
- Имана... - и Кербалай провел по земле энергичную черту.
Гамло приложил руку к глазам. Ночью они подкрались к дому, где помещался комитет бедноты. В окне горел свет, на стене дрожала тень человека. Гамло прицелился. Грянул выстрел, зазвенело стекло, лампа погасла.
А на утро Иман, взяв с собой Бейляра, снова гордо вышагивал по селу. За ними шли три человека. За плечом у каждого - 53 винтовка. Несколько раз они прошли мимо дома Кербалая, видимо чтобы досадить ему. А Иман даже постучался к нему.
- Кербалай, будьте осторожны, ночью в селе был чужой человек. Мы слышали выстрел.
"Слышали... Молчит о том, что пуля лизнула ухо. Еще немного, отправился бы в ад".
- Я не слышал. Спал.
- Кербалай, вы ведь спите чутко. Не может быть, чтобы вы не слышали выстрела.
- Я уже стар и слышу плохо.
Иман не ожидал, что Кербалай признается в своей старости. "Прибедняется, лиса, хитрит!"
- В селе, видимо, объявились враги. Нашлись люди, которые стреляют в должностных лиц.
- Зачем говорите это мне? Идите ищите этих людей! - сказал он и направился к дому. У крыльца он заметил проведенные им вчера линии. На миг придержал шаг, затем снова продолжил путь. На этих линиях остался след его туфель. Нарочно он затоптал их или случайно? Он сам этого не знал.
На следующий день Кербалаю сообщили, что люди Имана меряют его земли. "Как, значит, даже не спрашивая меня, будут делить мою землю? Кто им дал право?"
Сев на коня, он помчался в поле. У одного конца рулетки стоял Бейляр, у другого - Иман. Они мерили землю, и множество народа заинтересованно наблюдало за этим. Издали он увидел, что Иман смеется, говорит и люди неравнодушны к его словам. Что ж, посмотрим, кто будет смеяться последним!
Подъехав ближе, он спрыгнул с коня. Быстрыми шагами направился к Иману, но зацепился за рулетку, чуть не упал. Послышался смех. Кербалай в гневе повернулся лицом к народу,
- Эй, люди, совесть у вас есть? Ведь вы все кормились моим хлебом. Что вы надумали? Отправить меня на тот свет? Ведь я никому из вас не делал плохого! Что это, Иман? - указал он на веревку. - Разве я умер? Ты что, вымеряешь мне могилу? Я тебя спрашиваю!
Иман уже давно получил указание о разделе земли, но никак не мог осмелиться пойти к Кербалай Исмаилу. Бейляр сказал ему, что советоваться тут незачем. Земля теперь принадлежит крестьянам, пора распределить ее.
- Советская власть считает, что земля принадлежит крестьянам, - ответил Иман.
- Разве твоя власть наследовала эту землю от моего отца?
Бейляр подошел к нему, перед глазами Кербалая заблестел красный значок на груди парня - Бейляр недавно вступил в комсомол.
- Думай, что говоришь, Кербалай.
- А ты откуда появился? Голодранец! Ты что, тоже считаешь себя хозяином земли?
Бейляр потянул к себе веревку. Но Кербалай успел схватиться за другой ее конец и что есть силы потянул к себе. Потом вдруг бросил конец в сторону Имана.
- Уходите и займитесь другим делом! Вот когда поднимется трава над моей могилой, придете и поделите мою землю.
Он повернулся и, не садясь на коня, направился через все поле в село, оставляя за собой примятые колосья.
"Пусть они делят мою землю, - думал Кербалай, шагая по полю. - Колесо судьбы не всегда движется вперед. Еще не все потеряно. Мы еще сумеем постоять за себя".
Тут же Кербалай послал человека за Гамло. Но вечером ему сообщили, что Гамло арестован: в его доме нашли оружие.
"Что ж, посмотрим, кто кого, - решил Кербалай. - Так не может продолжаться. Иман должен умереть!"
Ночью он вытащил спрятанную под стогом сена винтовку. Крадучись, прошел через все село к дому Имана. Вот и крыша его хибарки. Он разглядел стоящую на ней тахту. Пахло жженой рутой и еще не высохшим табаком. Новраста жгла руту, отгоняя от мужа злых духов.
В темноте он разглядел силуэт Новрасты. Она повязывала голову платком. До него донеслись голоса:
- Напрасно ты обидел Кербалая.
- Э-э-э...
Это голос Имана. Он лежит на тахте. Кербалай положил винтовку на стену забора. Подождал. Кажется, Новраста ушла. Поднял голову, желая убедиться, что ее на крыше уже нет. Прицелился, нажал на курок. Звук выстрела смешался с воплем Новрасты.
Кружным путем, никого не встретив по дороге, он вернулся домой. Спрятал винтовку, закрыл дверь и, раздевшись, лег в постель. Еще долго в селе слышались встревоженные голоса и надрывно лаяли собаки.
Он проснулся, когда над селом занималось утро. Одевшись, вышел во двор. Над забором показалась чья-то голова.
Кербалай ясно увидел желтые волосы, папаху с красной звездочкой.
- Бог в помощь, кажется, готовишься к жатве? Сам будешь жать или наймешь кого?
"Это же Иман! Разве пуля снова не попала в него?!"
Кербалай, не в силах сдержать ненависти, спросил грубо:
- Чего тебе надо?
- Ничего особенного, пришел узнать о вашем здоровье.
- Ты грабишь мою землю, а потом приходишь узнавать о моем здоровье? Решил еще и поиздеваться надо мной?
- Не дай бог, Кербалай. Ты ведь наш аксакал. Ты всегда учил поклоняться аллаху в небе и правительству - на земле. Что бы ни было, мы все равно считаем тебя аксакалом... Я пришел, посоветоваться с тобой. Ночью снова стреляли в меня. Хорошо, что я спал не на тахте, а прямо на крыше. Ты не знаешь, Кербалай, кто бы это мог быть?
- Откуда мне знать? - ответил он.
***
...Кербалай вертел в руках четки, и все пережитое им за последнее время проходило перед его глазами.
- Клянусь тебе, Абасгулубек, случись все это с тобой, ты еще раньше взялся бы за оружие. Разве можно отнимать у человека землю, раздавать ее другим? Но дело даже не в этом, можно, в конце концов, свыкнуться с потерей богатства. Но как смириться с тем, что твое имя втаптывают в грязь, что тот, кто еще вчера пас твой скот, сегодня стал господином? Как перешагнуть через это?
- Пастух тоже человек, Кербалай.
- Бек, я прожил долгую жизнь. И было много всякого - и добра, и зла. Я потерял своего единственного сына. Привык переносить невзгоды. Пришла новая власть. Организовали комбеды. Конфисковали у меня половину земель. Теперь создают колхоз и хотят отнять у меня все, даже коней, волов, арбу.
Говоря, он вспоминал недавнее прошлое. Гамло вернулся из заключения. Однажды ночью он постучался к нему. Кербалай открыл засов, он протиснулся в комнату.
"Что-то происходит, Кербалай. По дороге в Карабаглар я слышал выстрелы. А потом чьи-то крики и стон..."
Они наскоро оседлали коней и поскакали к старой разрушенной крепости, где раздваивалась река. Скоро должно было светать. На дороге послышался скрип арбы, запряженной волами. Они отвели коней в кустарники, затаились. Когда арба подъехала, увидели свисающие с арбы ноги, накрытые кое-как старым паласом, и пятерых всадников. Кербалаю почудилось, что один из голосов принадлежал Иману. Но о чем говорили, Кербалай не расслышал. Арба скрылась за поворотом, и они погнали коней к крепости. Гамло сломал какую-то ветку, зажег ее и поднял, как факел. Прошел меж сваленных, в беспорядке камней, осветил стены. На стене белели следы пуль. Гамло нагнулся, почему-то шепотом сказал: "Кровь".
На следующий день пронесся слух, что, возвращаясь ночью из Веди, Иман с товарищами попали у крепости в засаду, устроенную кулаками, и в завязавшейся перестрелке убили троих.
"Пора готовиться, Кербалай", - сказал Гамло.
"Нашла коса на камень. Но теперь их очередь".
Прошло две недели, пока они достали оружие, перетянули к себе десятка три людей. И Кербалай Исмаил поднял бунт...
Абасгулубек видел, что невозможно переубедить Кербалай Исмаила.
- Кербалай, положи свою папаху перед собой и еще раз крепко продумай все. Ты хорошо знаешь, чем кончится то, что ты заварил. Людей у тебя нет, оружия тоже...
- Зато у меня есть честь и мужество. Как-нибудь перебьемся, бек.
- Ты много говоришь о чести. Не мешает подумать, что ты будешь делать дальше.
- Хуже, чем сейчас, не будет. А смерть, как жизнь, дается человеку лишь раз. - Хотя последние слова были сказаны твердо, Абасгулубек почувствовал в них одиночество и тоску. А может, ему просто показалось.
Он поднялся. Встал и Кербалай Исмаил.
- Я постараюсь, чтобы пока не присылали солдат. Подумай, взвесь все, приди к какому-нибудь решению. Черёз неделю я снова приеду к тебе.
- Не беспокойся и не вздумай жалеть меня! Я не так слаб и беспомощен, как тебе показалось. Можешь поехать и направить сюда солдат! - зло прокричал Кербалай.
- Если надо будет... пошлю. Это нетрудно, - спокойно произнес Абасгулубек.
Минутой раньше он хотел подать на прощанье руку, но после этих слов повернулся и вышел.
Халил, увидев Абасгулубека, наконец успокоился. Жив-здоров. Птицей взлетел на коня. Неужели вернулся с доброй вестью?
Абасгулубек дал знак трогать. На молчаливый вопрос Халила резко махнул рукой: приезжать к такому человеку было напрасной затеей. Тем более - говорить с ним.
Трое всадников выехали из села. Когда они проезжали ущелье, послышался отдаленный гул. Будь это весной, они подумали бы, что ударил гром. Или с гор несется бурный поток. Только доехав до подножия холма, они поняли, что в горах люди Кербалая упражняются в стрельбе.
Талыбов подъехал к Абасгулубеку. Тихо спросил:
- Каков был ответ?
- Напрасно ездили.
- Что ж, пусть пеняет на себя. Проучить его легко.
- Проучить легко, но сколько будет ненужных жертв!
Они проехали между высохших ив. Перед узким мостиком вытянулись гуськом.
- Мы даже не узнали, что они сделали с председателем колхоза, - сказал замыкавший группу Халил.
Абасгулубек только махнул рукой.
Проехали по узкой тропинке, над которой нависла скала. Абасгулубек поднял голову и посмотрел на вершину; в расщелинах чернели гнезда птиц. На самой вершине, куда никто не осмеливался подняться, он знал, находились ульи диких пчел. Летом, с наступлением жары, по этой скале сочился мед...
Абасгулубек на мгновенье прикрыл глаза, и ему почудилось, что Кербалай ради меда взобрался на эту скалу. Пчелы еще не знают о его приходе. Но пройдет время, они облепят его. Отбиваясь, он отступит к краю скалы, сорвется вниз, в ущелье, упадет на острые, как лезвие ножа, камни.
И настолько зримой была эта картина, что Абасгулубек, перегнувшись в седле, посмотрел на блестевшую белой змейкой реку, на громоздившиеся друг на друга скалы, словно следил, как падает Кербалай.
Впервые за много часов на сердце Талыбова было легко и спокойно: они возвращались обратно. Он думал о рапорте, который представит начальству. Как он будет рекомендовать Абасгулубека? Стоит ли отмечать, что с Кербалаем говорил Абасгулубек и в общем-то потрудился больше всех? Не останется ли тогда в тени он, Талыбов? Не скажут ли ему: а чем занимался ты? Ведь они послали его старшим над ними. Быть может, поговори он сам с Кербалай Исмаилом, смог бы переубедить его? К тому надо было идти не с предложением мира, а с ультиматумом. А как же Халил? Его надо отметить обязательно. Как руководителя одного из первых колхозов. Правда, он ничего особенного не сделал...
- Халил, они ослеплены ненавистью, - сказал Абасгулубек. - И мы не смогли помочь им прозреть. Они говорят, что взялись за оружие, защищая свою честь. Поверь мне, из-за своей глупости они потеряют не только честь. Кербалай Исмаил прожил свою жизнь, не сегодня-завтра уйдет на тот свет. У меня создалось впечатление, что, уходя, он хочет многих потянуть с собой в могилу.
Халил даже не откликнулся на его слова. Его задумчивость и неразговорчивость удивили Абасгулубека.
- Ты чего задумался, Халил? - спросил он.
- Эх, дел у нас - непочатый край!.. На станцию должны были привезти семена. Я поручил, правда, но не знаю, перевезли или нет. Обещали дать колхозу трактор, готовился всем селом выйти на станцию - встречать. Но где найдешь водителя?! Словом, все идет не так, как хотелось бы.
Председательство совсем изменило Халила. Двух дней не прошло, как уехал из колхоза, а тоскует по работе. И вообще Халил всегда был таким: за что ни возьмется, делает на совесть. А работа в колхозе увлекла его.
Так думал Абасгулубек, время от времени поглядывая на Халила.
Вдали виднелось прилепившееся к подножию горы село Азиз.
Они сидели в той самой комнате, где были накануне. Талыбов поблагодарил Ширали, который нес в каждой руке по стакану чая.
- Очень обременили мы вас, столько хлопот доставили. Когда приедете в город, обязательно приходите ко мне. Вы знаете, где находится мой дом? Бывали в городе, на базаре? Очень хорошо. Через два дома от базара.
- Ну что вы, какие хлопоты! Лишь бы почаще приезжали. В то время как Ширали нагнулся, чтобы поставить стаканы на
скатерть, в соседней комнате послышалось чье-то всхлипывание.
Стакан упал из рук, кипяток обжег руку Ширали; зажав обожженные пальцы под мышкой, он выбежал в другую комнату.
Немного погодя он просунул голову в дверь и позвал Халила. Всхлипывание стало, слышно еще яснее. Похоже, жена Ширали что-то говорила, о чем-то умоляла Халила. Талыбов испуганно взглянул на Абасгулубека. Тот, в свою очередь, недоуменно пожал плечами.
Халил вернулся в комнату.
- Что случилось? Кто там плачет? - спросил Абасгулубек.
- Гамло прискакал за нами, - сказал он, улыбаясь.
И тут случилось неожиданное. Талыбов подпрыгнул, словно брошенная на землю резиновая кукла. Сунул дрожащую руку в карман и с усилием вытащил пистолет.
- Я не дамся им, - сказал он.
Абасгулубек поднялся.
- Талыбов, оказывается, ты взял с собой оружие? Так ты выполняешь уговор?!
Талыбов медленно направил пистолет в сторону Абасгулубека: Глаза его бегали, рука дрожала, - казалось, он боится всего на свете: своего же пистолета, Гамло, Абасгулубека, Халила, а быть может, самого себя.
Халил, увидев, что он делится в Абасгулубека, шатнул было к Талыбову. Дуло пистолета тотчас метнулось к нему.
- Да, я взял оружие, бек, взял! И взял его не из-зa Кербалай Исмаила, из-за тебя. Змея есть змея: что черная, что серая. Я не верю тебе! Ты был помещиком и остался им. Разве ты захочешь, чтобы Кербалай Исмаил сложил оружие? Как же надо потерять бдительность, чтобы позволить тебе и Халилу защищать интересы пролетарской революции! Вы отлично разыграли эту комедию. Вы хотите отдать меня в руки врагов. Ибо среди вас единственный настоящий большевик - я. Но знайте: сдав меня врагу, вы не спасете своих подлых жизней. Я перестреляю, вас. Не подходите!
Абасгулубек и Халил стояли, не зная, что предпринять.
"И этот слизняк называет себя большевиком! Говорит о пролетарской революции! Это опасный человек. Ради своего спасения, ради своей выгоды он может спокойно поступиться жизнью других".
На крик Талыбова в комнату вошел Ширали. В его руке было ружье. На этот раз дуло пистолета вернулось к нему.
- И ты в сговоре с бандитами? Ты пришел увести меня?
- Ой, что ты говоришь? Ты же мой гость. Я убью каждого, кто поднимет на тебя руку.
Лицо Талыбова посерело и стало пепельного цвета. Глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит.
- Брось ружье, или я выстрелю.
Он кричал на Ширали, забыв об Абасгулубеке и Халиле, которые уже стояли по обе стороны от него.
Рука Абасгулубека описала в воздухе дугу и схватила его за кисть. Перед глазами Талыбова замелькали-разноцветные узоры недавно вытканного ковра. Абасгулубек скрутил ему руку.
- Встань! - приказал он, отобрав у Талыбова пистолет.
- Убейте меня, убейте! - кричал Талыбов, Стоя на коленях. - Что вы медлите, я жил как коммунист, умру коммунистом! Вам отомстят за мою кровь!
Абасгулубек не глядел на Талыбова. На душе было муторно и гадко. "Быть может, в эту минуту он считает себя героем. Он думает, что все предатели. И все потому, что мы не испугались. А если бы мы задрожали от страха, он поверил нам. Эх, Талыбов, мало читать газеты, чтобы стать революционером".
Он открыл магазин, вынул патроны и бросил разряженный пистолет на мутаку.
Талыбов направился к двери. Он понимал: если это западня, ему не вырваться. И даже если бы не было врагов, все равно ему нужен проводник. Но он решил идти наперекор судьбе. Он не хочет ехать с ними. Чтобы спасти свою жизнь, он готов провести эту ночь, спрятавшись в какой-нибудь пещере. Лишь бы оставили его в покое, дали уйти.
Талыбов выехал со двора. Он даже не попрощался с хозяином. Вскоре выехали и Абасгулубек с Халилом.
Талыбова они увидели, когда миновали село; он сознательно ехал медленно, - видно, понял: одному ему не добраться до Веди.
Они услышали за собой топот, остановились: их догонял Ширали на своем жеребце. Увидев его, Абасгулубек сказал:
- Ты думаешь, что делаешь? Оставил женщин и детей одних и увязался за нами.
- Провожу вас, вернусь.
- Не беспокойся, Гамло не осмелится остановить нас.
Ширали в ответ улыбнулся, но коня не повернул. То, что Ширали примкнул к отряду, придало Талыбову некоторую уверенность. Всадники по одному объехали Талыбова. Теперь он замыкал группу.
О, если бы случилось чудо и он снова оказался бы дома! И на было бы больше этих чудовищных гор, скал, Гамло, узких тропинок, ветра, вздымающего снежную пыль, Абасгулубека и Халила. Он бы прожил до ста лет. Но чуда не бывает. Откроешь глаза - и перед тобой только спины трех всадников.
Как все спокойно вокруг. Белеют высокие горы, деревья на склонах кажутся точками. Как они оказались там, эти деревья? И почему оторвались от леса? А может, кто-то послал их на вершину горы, и они больше не смогли вернуться...
Когда приезжие седлали коней, Новраста вручила Халилу винтовку Имана и патронташ. Но в нем было всего пять патронов. Халил опоясался патронташем, а винтовку закинул за спину. Теперь он, как имеющий оружие, ехал впереди.
Впереди чернели угрюмые скалы и огромные глыбы камней, принесенные горным потоком. Когда подъехали к скалам, Араб навострил уши, остановился. Халил снял с плеча винтовку, дернул поводья. Араб медленно пошел по едва видимой в темноте тропинке.
"Негодяи, они преградили дорогу", - подумал Халил. Он поднял винтовку.
- Эй, кто там?
Звук выстрела заглушил его крик. Араб поднялся на дыбы, дико заржал и свалился на землю. В горах пронеслось эхо.
Халил смог выстрелить только раз. Пуля расплющилась о скалу и отскочила в сторону.
Абасгулубек, услышав выстрел, тотчас спрыгнул с коня. Передав поводья Ширали, он побежал вперед, наклонился, пополз между камнями. Нашел в снегу выпавшую из рук Халила винтовку.