Снежный перевал - Фарман Керимзаде 8 стр.


Здесь он был очень удобной мишенью. Он отполз назад и спрятался за камнем. Левой рукой перезарядил винтовку, тщательно прицелился в темное пятно в зарослях. Сделал два выстрела. Бандиты, затаившиеся за скалой, ответили огнем. Совсем рядом просвистели пули. Воспользовавшись минутным затишьем, Абасгулубек подполз к Халилу.

На лицо Халила упала капля. "Может, идет дождь?! - подумал Халил. Столько лет они были друзьями. Он ни разу не видел, чтоб губы Абасгулубека дрожали. Что же случилось с ним теперь? Ведь Абасгулубек остался совсем один. Отовсюду летят пули, а он безоружен. Кербалай оказался негодяем. Растоптал прежнюю дружбу. Устроил им засаду.

Абасгулубек оттащил Халила к скале, на самом краю ущелья. Пули уже свистели со всех сторон, плющились, дробили лед. Абасгулубек потянул затвор. Магазин был пуст. Он швырнул в сторону ставшую ненужной винтовку.

"Эти бандиты хотят посмеяться надо мной. Думают, что я дрожу за свою жизнь. Что ж, все кончено. Какая польза жаться к скале?"

Абасгулубек поднялся во весь рост, почувствовал за собой мрачную пустоту ущелья.

- Стреляйте! - крикнул он. - Бегите обрадовать Кербалай Исмаила, что убили Абасгулубека. Пусть у него успокоится сердце. Это будет его последней радостью.

Но никто не стрелял. Видимо, те, в засаде, слушали его.

- Что вы медлите? Боитесь?

Снова раздался залп. Стреляли по ногам. Когда дым рассеялся, Абасгулубека уже на площадке не было.

Ширали стоял, держа в руках поводья коней. Талыбов даже не слез с седла. Наконец он повернул коня и что есть мочи поскакал назад. Ширали остался один. Он кинулся вперед искать Халила; никто не преграждал ему дорогу, не стрелял в него. Из-за камней показались люди в больших мохнатых папахах. Ширали, не обращая на них внимания, подбежал к Халилу.

- Чтоб глаза мои ослепли, брат, - сказал он, положив голову Халила на колено. Руки Халила повисли, словно плети. Глаза его были полуоткрыты.

- Сними с него патронташ, - приказал Гамло.

- Отдай, Ширали, - прошептал Халил.

Гамло поймал патронташ в воздухе, потряс его. Затем медленно поднял ружье, намереваясь застрелить Ширали.

Щелкнул курок, но выстрел не раздался.

- Гамло, разве не достаточно? Он же наш земляк, - сказал один из его людей, закрывая собой Ширали. - Ты хочешь сделать всех врагами?

Ширали, опустив глаза, смотрел на пляшущую тень Гамло на снегу. Тень медленно отдалилась. Кто-то крикнул Гамло:

- Мы своими глазами видели, как Абасгулубек свалился в ущелье. Оттуда никто не выбирался живым.

- Абасгулубек сможет выбраться.

Халил доживал последние мгновенья. Он собрал все оставшиеся силы, попытался подняться. Казалось, хотел взлететь. А может, мечтал увидеть улыбку на еще пахнущих молоком губах сына. "Что это грохочет? Быть может, трактор, посланный в их село? Куда ушел Абасгулубек? Где Араб?"

Он слегка приподнялся, увидел Араба. При свете луны блестела отделка на сбруе коня. Блеск усилился, стал величиной с солнце, затем погас...

Гамло спустился вниз, в ущелье. Впереди он увидел небольшой холмик, покрытый снегом. "Неужели это Абасгулубек? Нет. Не мог он так скоро замерзнуть и покрыться снегом". Носком чарыка стал разрывать снег. Это была старая женщина. "Мать Бейляра", - сплюнул Гамло и ушел, оставив два глубоких следа на снегу. Наконец он нашел то место, куда свалился Абасгулубек. Снег был примят, и то тут, то там виднелись пятна крови. Следы привели его на другой берег реки, к громадному старому дубу. Дуб этот был известен всей округе. Когда-то давно его ударила молния, начисто срезав верхушку и оставив только огромный, раздавшийся вширь ствол. Со временем в стволе дерева образовалась расщелина: там зимой чабаны прятались от холода, разводили костры. Над дубом и сейчас вился дым.

"Куда же он провалился? Куда бы ни ушел, все равно ему не спастись!"

И вдруг ему почудилось, что перед ним стоит не дерево, а сам Абасгулубек с дымящейся папиросой в губах.

Абасгулубек был подобен могучему дубу. Они срубили его.

И, падая, он должен был найти такое же, как сам, могучее дерево, приникнуть к нему.

Гамло, оторопев, отступил на несколько шагов. Поднял винтовку, прищурил глаз, медленно потянул курок. Но пальцы словно одеревенели. Что это снова случилось с ним? Собрав все силы, резко дернул курок. Пуля сорвала со ствола кусок коры. И вдруг ему показалось, что дерево растет, надвигается на него. Он выстрелил снова, на снег упали куски дерева. Ему казалось, что ствол сейчас повалится, загрохочет, заставит задрожать горы и скалы, подомнет его под себя.

Гамло истратил пять пуль, а над расщелиной все еще поднимался дым. И рядом на льду расплывалось пятно алой крови.

***

Схватив за поводья коня, Талыбова привели к Кербалай Исмаилу. Зульфугар протянул Кербалаю упавший на землю пистолет Талыбова. Кербалай не захотел даже допрашивать его.

Гамло сказал Кербалаю:

- Солдаты не знают дороги в наши села. А этот, - он кивнул на Талыбова, - может привести их.

- Откуда ты пришел? - равнодушно спросил Кербалай.

- Из города.

- Значит, ты большой человек. Хорошо, я не убью тебя. Ты своими глазами увидел случившееся. Иди, и если еще раз я встречу тебя в этих местах, никто и костей твоих не соберет. Ты слышал?

Он немного помолчал, а затем добавил:

- Пойди скажи им, чтобы завтра пришли к Кара-гая и забрали труп Халила. А Абасгулубека они не увидят. Я сам похороню его. Он вышел из нас и должен быть с нами. За кого бы он ни погиб, он все же наш. Я похороню его рядом со своим сыном. Ты слышал?

Талыбов почувствовал, что голос Кербалай Исмаила срывается, что он вот-вот заплачет.

...При свете луны меж надгробных камней, темнеющих на холме, ехал всадник. Это Талыбов возвращался в Веди. Небо было усеяно звездами. Скоро, совсем скоро взойдет солнце, которое растопит снег в горах и уберет завалы с дороги.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Они лежали на снегу. Схваченный за ночь морозом снег напоминал марлю. Не было конца-краю этой марле; она покрыла горы, ущелья, долины гор, на которых растили пшеницу.

Опустив голову и сжав пальцами четки, Кербалай Исмаил стоял у ног убитых.

Кербалаю вдруг привиделось, что два друга воскресли, встали, а он опрокинулся на спину, - повернулось вспять колесо судьбы, переменилось время.

Лоб покрылся холодным потом, он закрыл и открыл глаза, пытаясь избавиться от этого наваждения.

Мужчина с отвислыми усами, сидевший на камне, щелчком пальца стряхивал пепел с папиросы на снег. Все молчали, никто не осмеливался взглянуть на убитых. Это было самое серьезное дело после того, как Кербалай Исмаил закрыл "границу". Первые жертвы не принесли ожидаемого спокойствия, уверенности в своих силах; случившееся лишь потрясло их.

Никогда Кербалай не мог представить, что станет участником такого преступления. Странная мысль пришла в голову: словно он сознательно сбился с пути, оказался в болоте, где вместо воды и жижи - кровь. Он сделал лишь шаг, но уже вся ступня в крови. Если двинется дальше, кровь подступит к горлу, он захлебнется в ней. А назад пути нет...

- Боже, храни нас, - вздохнул Кербалай, проведя рукой по щеке. Огрубевшая на морозе ладонь оцарапала лицо. Только сейчас он узнал сидевшего на камне человека.

- Магеррам! - прошептал он.

Племянник опустил на землю приклад винтовки и, опершись на нее, нехотя поднялся, медленно приблизился к Кербалаю, спросил, не поднимая глаз:

- Да?

- Погляди, куда запропастился этот проклятый богом...

- О ком ты?

- Я говорю о Гамло.

С недавних пор Магеррам стал отпускать бороду. Белки его глаз были в мелких красных прожилках, а лицо напоминало кожуру граната. Он походил на бесконечно усталого, измученного человека.

- Да, наломали мы дров, дядя. До сих пор у нас был один враг - род Усубоглу, а теперь мы на ножах с самой властью. С той самой, которую покойный...

Он не докончил фразу, предательский комок подступил к горлу. Магеррам махнул рукой, повернулся и направился к пропасти.

В девятнадцатом, когда жители Веди уходили в Иран, Магеррам был подростком. Закинув за спину ружье, он примкнул к беженцам. Ждали внезапного налета дашнаков. На одном переходе до моста Шахтахты дорога свернула к расщелине между двух гор. Крестьяне из ближних сел сообщили, что аскеры Халила-паши установили на горе пушку. Повозки остановились. Среди беженцев поднялась тревога. Абасгулубек и Халил скакали вдоль растянувшегося обоза, выкрикивая на ходу:

- Всем, кто носит оружие, занять окрестные высоты! На повозках оставаться лишь женщинам и детям!

Магеррам старался держаться близ Абасгулубека. Он гордился, что Абасгулубек не боится принять бой с аскерами в красных фесках, не собирается уступать им.

После долгих переговоров турки убрали пушку. И через несколько минут на том месте, где она стояла, появилась фигура Абасгулубека. Словно радуясь наступившей развязке, повозки, навьюченные ослы и верблюды, отары быстро прошли этот участок дороги.

Абасгулубек стоял на вершине горы почти два часа, пока не проехала последняя повозка.

С той минуты, как Магеррам увидел труп Абасгулубека, ему все время вспоминались события тех дней. Магерраму припомнился даже разговор с дядей, предшествовавший вступлению его в отряд Абасгулубека.

- Я уйду с Абасгулубеком.

- В добрый час, - сказал Кербалай Исмаил. - С ним никогда не останешься в проигрыше. Дай бог, чтобы ты хотя бы походил на его тень.

"Он хотел, чтобы я походил на его тень. Но даже с мертвым с ним трудно сравниться. Дядя никогда не был так рассеян. Даже живого его он так не боялся", - думал Магеррам, подходя к краю пропасти.

- Гамло, эг-гей!

"Гамло, эг-гей!" - отозвалось ущелье.

- Не откликается, дядя, - сказал Магеррам, возвращаясь назад.

- Покричи еще, надо решать, что делать дальше...

Люди Кербалай Исмаила находились здесь с самого вечера. Ночью они разожгли костер из веток можжевельника. Сидели, сбившись в круг. Кербалай ворошил хворостиной угли в костре. Все молчали. Гамло чистил разобранную винтовку. Думал про себя: "Раньше Кербалай ворошил золу, теперь перешел на угли. И нам пора переходить от ружей к пушкам".

Когда рассвело, Кербалай, взяв нескольких человек, спустился в ущелье.

Гамло привел их к дубу. Пригнувшись, Кербалай увидел пару сапог.

- Он не умер! - воскликнул Кербалай.

- Что ты говоришь?

Гамло схватил обеими руками за сапоги, желая одним рывком вытянуть тело из расщелины, но Кербалай остановил его:

- Осторожней, живой - он был враг, теперь...

- Хозяин, трудно разобраться в твоих желаниях. Может, нам еще проливать слезы по ним? Неужели ты сожалеешь о случившемся? Ведь они враги!

"Теперь мы уже не враги. Если удалось бы стереть их имена, убить любовь к ним в сердцах людей, мне стало бы намного легче... Хотел бы я знать, сколько мы еще продержимся. Они на все пойдут, лишь бы отомстить нам..."

Вытащив труп Абасгулубека из расщелины дуба и подняв его наверх, Гамло, не сказав никому ни слова, снова спустился в ущелье. И хотя уже прошло много времени, не возвращался.

- Надо действовать. Куда все-таки делся Гамло?

- Его нигде нет, дядя.

- Один бог знает, что он еще может натворить. И без того вокруг одни враги. Поглядите, здесь его конь?

Он подошел к Ширали. Голова Халила все еще покоилась на его коленях. Ширали осторожно опустил друга, подложил под его голову папаху, устало поднялся, вытащил из кармана платок, вытер слезы.

- Что теперь делать, Кербалай? И как могла подняться рука на таких храбрецов?

- Иди достань какую-нибудь повозку, похорони Халила.

Кербалай вспомнил, что наказал тому горожанину прислать телегу за Халилом. "Нет, нет, так лучше. Пусть его похоронит родственник, Ширали..."

Ширали молча отправился в путь. Уходя, несколько раз оборачивался: боялся выстрела в спину.

Вернулся Магеррам.

- Гамло, наверно, ушел пешком, - сказал он Кербалаю. - Его конь здесь.

- А может, оступился, упал? Давайте покричим вместе.

Подойдя к самому краю обрыва, они звали Гамло, а затем вслушивались в тишину. Звук, возвращаемый эхом, напоминал слабую, замирающую дрожь струны.

Послышалось далекое ржанье коня.

- Может, путник? - громко высказал догадку Магеррам, чтобы дядя услышал его.

Человек с винтовкой, сидевший на самой вершине скалы, поднялся и поднес руку козырьком к глазам.

Топот коня послышался уже совсем близко.

...Подняв труп Абасгулубека на площадку, Гамло отправился искать его коня.

"Напрасно упустил Ширали, - думал он, спускаясь в ущелье. Не следовало мне слушать Кербалая. Давно пора поговорить с Ширали по душам. Гнилой зуб лучше вырвать с корнем. Да и того, городского, не следовало отпускать".

Он ускорил шаги. Вышел на тропинку, нагнувшись, стал рассматривать следы. Ему казалось, что он узнает следы коня Абасгулубека. По следам можно узнать, идет конь рысцой или иноходью.

Все следы на тропинке были почти одной величины. Они напоминали метку, что ставил Иман на куче зерна. Следы были затоптаны другими следами, они лепились один на другой, переплетались, как узоры на ковре. Гамло искал среди них след коня Абасгулубека.

- Вот, нашел!

На краю тропинки показались чуть изогнутые следы. Посередине - вмятины от гвоздей.

Гамло нашел продолжение следов далеко впереди. Не поверил своим глазам: "Разве может конь совершить такой прыжок? Нет, не сойди Абасгулубек с коня, наверное, и убить его не удалось бы. Такой конь не оставит в беде. Я должен во что бы то ни стало найти его".

Он шел долго, пока не услышал шорох. Подняв винтовку, бросился к скале, за которой ощущалось какое-то движение. Увидел неестественно откинутую морду, перекошенные, словно от боли глаза коня.

На скале сидели два волка.

Гамло увидел хищника, разрывавшего труп коня. Поднял с земли камень, бросил в гиену. Она взвизгнула и убежала, точно так же как и волки.

Гамло снял с коня новое седло, положил на землю. Глянул на копыто коня. Нет, не эти копыта оставили след, удививший его. "Наверное, это конь Ширали. Его разорвали волки, затем он достался гиене. Так, а куда же дедся конь Абасгулубека? Может, и его разорвали? Ни за что не доверю! Такой конь не дастся волкам!"

Гамло заметил между скал тропинку. Сделал пару шагов к ней и вновь нашел прежние следы. Даже услышал ржанье коня и побежал туда, откуда оно доносилось. Конь стоял мордой к скале, гадом к волку, который никак не мог решиться на прыжок.

Увидев коня, Гамло застонал от радости. Ноги коня были тонки, шея напоминала лебединую, а глаза серые, крупные...

Гамло отогнал волка, подошел к коню; тот даже не шевельнулся. Взял его за уздечку. Вскочил в седло. Конь бросился вперед. Проезжая мимо коня, которого разорвали волки, конь Абасгулубека поднялся на дыбы, заржал, словно призывая кого-то на помощь. Гамло собрал поводья, но безуспешно: казалось, конь рвался в небо. В минуту опасности конь дал оседлать себя, но теперь понял, что несет на себе чужака.

Поняв, что упадет, Гамло спрыгнул с коня, но узды из рук не выпустил. "Если удастся приручить - горя не буду знать".

Гнедой снова взвился на дыбы, пытаясь вырваться из его рук. Накрутив на руку поводья, Гамло нагнулся и сломал тонкую, упругую хворостину. Ударил ею коня по голове. После каждого удара оставалась белая полоса, конь закрывал глаза, откидывая в сторону голову.

Никогда так не били гнедого. Гамло хлестал его до тех пор, пока не обломалась хворостина. Он поставил ногу в стремя, но тотчас отпрянул в сторону, - копыто коня прошло совсем рядом. Поняв, что он не скоро сядет на него, Гамло потянул за уздечку, решившись вести, если придется, даже волоком. Глаза коня слезились. Кто знает, может, конь плакал, а может, один из ударов пришелся по глазам.

Выходя из ущелья, Гамло увидел следы пуль на скале. Кое-где камни, покрытые мхом, раскололись, усеяв вокруг снег осколками. Поднявшись на площадку, Гамло увидел Кербалая. Стоя над мертвыми телами посреди этой площадки, Кербалай Исмаил на фоне голубеющих вдали гор походил на надгробие - высокое, черное, покосившееся.

"Будь на то моя власть, я и вправду превратил бы тебя в надгробный камень".

В какой-то миг он почувствовал, что поводья расслабились. Копь шел теперь споро, с охотой. Гамло тотчас ускорил шаги. В десяти - пятнадцати шагах от Кербалая конь снова заржал. Ржанье отдалось эхом в горах, разлилось по ущелью. Кербалай Исмаил поднял голову. Понял причину исчезновения Гамло. Не сказал ему ни слова. Глянул на коня. Гнедой стоял, высоко под-74 няв голову. Ноздри его расширились, - видимо, почувствовал знакомый запах. Ударил копытом, опустил морду к земле, стал обнюхивать ее. Гамло потянул уздечку, конь вновь попытался вырваться. Послышался голос Кербалай Исмаила:

- Расслабь уздечку...

Конь уже стоял над Абасгулубеком. Провел губами по его лицу, одежде, отпрянул назад, дико заржал.

Кербалай Исмаил отвернулся.

"Я принял на себя бесчестье. И это в мои годы... Когда я умру, как предстану перед всевышним? Что я скажу, когда придется держать ответ? Не стану же я кивать на Гамло? Там ведь никого не проведешь!"

Вчера или днем раньше он и не думал о смерти. Может, смерть Абасгулубека навела его на эти размышления.

"Дай бог, чтобы это было сном. Ведь наяву я не смог бы еще раз допустить убийство Абасгулубека. Сейчас его конь ржет и льет слезы по своему хозяину. А кто станет плакать надо мной? Гамло?!"

Кербалай Исмаил горько усмехнулся.

"Гамло уводит коня от хозяина, чтобы гнедой забыл его. Человек забывает, не то что скотина.."

Привязав гнедого рядом со своим конем, Гамло вернулся, наклонился над Абасгулубеком, снял с его шинели орден.

- Что ты делаешь, Гамло?

- Буду носить. Чем я хуже его?

Он нацепил на грудь орден.

- Орден дан ему Советами. Ведь это знак отличия наших врагов.

Гамло окинул Кербалая недобрым взглядом.

- А как ты оценишь мою храбрость? Вручишь мне такую, железяку? Ведь не дашь!..

Магеррам, держа за ствол винтовку, слушал эту перепалку. При последних словах он поднял оружие и двинулся к Гамло.

- Пусть извинит меня дядя, но что ты о себе возомнил? Думаешь, ты храбрее Абасгулубека? Ты знаешь, за что он получил орден? За мужество!.. Он мог с голыми руками идти на пулемет. Не таился в кустах, не стрелял в безоружных, как ты!

- Помолчи! - прикрикнул Кербалай на Магеррама. - Думай, что говоришь.

- Конечно, - огрызнулся Гамло, - я совсем забыл. Ведь и у тебя такой орден.

- Сказано вам - замолчите! - строго повторил Кербалай. Те разошлись в стороны. Но орден остался на груди Гамло.

- Человек, посланный за арбой, не вернулся. Что будем делать, Гамло?

Кербалай снова спрашивал мягким, уступчивым голосом, ждал ответа. От прежнего его гнева не осталось и следа.

Назад Дальше