- Ты боишься этого? - сказал он. - Я же нет, Гассан! Ты думаешь, ее любит другой, а я думаю, что все должны любить Рецию.
- Ваше высочество…
- Не зови меня так, Гассан, в этот прекрасный час, прошу тебя, зови меня своим другом, зови меня Юссуфом.
- А свита, принц?
- Когда мы одни, зови меня Юссуфом.
- Какое счастье! - сказал Гассан, заключая принца в свои объятья. - Это новое доказательство твоей благосклонности - большая честь для меня, Юссуф.
- А для меня - это еще никогда не испытанное мною блаженство! Но что ты хотел сказать?
- Ты неверно понял меня, Юссуф. Я сказал, что Реция любит другого.
- Это нисколько меня не тревожит, Гассан. Оставь мне мою прекрасную мечту, зачем ты стараешься разрушить ее?
- Чтобы впоследствии не пришлось тебе, Юссуф, испытать горькое чувство разочарования.
- Не делай этого, дай мне помечтать, оставь мне мою любовь. Знаешь ли, Гассан, все твои слова бессильны против моей любви. Она владеет моим сердцем, она наполняет мое существо, все остальное исчезает перед ней. Не думай также, что, любя Рецию, я должен непременно обладать ею. Мне хотелось бы только следовать за ней, хотелось бы еще раз увидеть ее, еще раз поговорить с ней - что будет дальше, не знаю. Ты беспокоишься о будущем, о чем-то таком, что мне и в голову не приходит! Я ее люблю, Гассан, вот все, что я знаю.
Так прошла ночь. Утром принцу тяжело было расставаться с тем местом, где каждый уголок напоминал ему о Реции.
Крытая карета была послана по приказанию султана в развалины Кадри. Юссуф и не подозревал о буре, вызванной на его голову Шейхом-уль-Исламом, но Гассан предвидел ее и вооружился твердостью.
Карета отвезла принца с его адъютантом во дворец Беглербег.
Упоенный любовью Юссуф был занят своими мечтами. А султан в сильном волнении ходил взад и вперед по кабинету в страшном гневе на принца благодаря доносу и ловкому подстрекательству Мансура.
Он немедленно велел позвать к себе принца.
Юссуф, как будто ни в чем не виноватый, спокойно вошел в покои своего державного отца. Он хотел уже подойти к нему, чтобы по обыкновению поцеловать у него руку, но султан гневным движением отстранил своего сына.
- Что ты делал ночью? - сердито закричал Абдул-Азис. - О каком неслыханном насилии докладывают мне? Разве достойно принца идти против законов? Неужели должны поступать ко мне жалобы на моего сына?
- Мой милостивый владыка и отец изволит на меня гневаться? - спросил Юссуф.
Его удивленный тон, казалось, еще больше рассердил султана.
- Что еще за притворство? - закричал он. - Ты не знаешь разве, что ты наделал? Принц дошел до того, что провел ночь в заключении, как какой-нибудь пьяный софт! Прочь с глаз моих! У меня нет больше сына Юссуфа! Прочь с глаз моих!
В такие минуты султан не мог владеть собой. Он был в сильном раздражении.
- Пощади, державный отец и государь, - сказал Юссуф.
- Нет тебе пощады! Сераскир передаст тебе мой приговор! - вскричал султан.
- Сераскир? Отчего милостивый мой отец и повелитель не скажет мне сам, какое наказание я заслужил?
- Нельзя ли без вопросов? Не смей выходить из дворца, если не хочешь быть задержанным часовыми, - прибавил султан.
- Так я и здесь заключенный? - пробормотал Юссуф. Приказ этот, казалось, более всего печалил его: теперь он не мог разыскивать Рецию.
- Ступай в свои комнаты, - приказал султан, повелительным жестом указывая на дверь.
Юссуф попытался еще раз пасть к ногам отца, но тот отвернулся от него. Казалось, что принц разом потерял любовь отца; задумчивый, он вернулся к Гассану и рассказал ему о немилостивом приеме отца.
- Я опасался этого, Юссуф, но будем надеяться, что его величество не допустит склонить себя к насильственным мерам, однако с той самой минуты, как ты упомянул мне о сераскире, я предчувствую беду, - с мрачным видом отвечал Гассан.
- Я не смею выходить из дворца, не могу еще раз увидеть Рецию, вот что самое скверное, - сказал сумасбродный принц.
Вечером принцу доложили о сераскире.
Юссуф приказал ввести его. При этом свидании присутствовал Гассан.
Сераскир передал принцу его смертный приговор!..
Юссуф был поражен, несколько минут он не мог прийти в себя, потом упал в объятия Гассана…
XV. Смерть мушира
Во всяком случае, очень странным казалось то обстоятельство, что мушир Изет занемог от блюда из риса, которое был вынужден насильно съесть за столом принца Мурада.
Были ли схватившие мушира колики случайностью или же следствием дозы мышьяка или стрихнина, случайно попавшей в еду?
Мушир принадлежал к знатнейшим государственным чиновникам при турецком дворе, в гражданском ведомстве он считался высшим чином и значил почти то же, что и маршал в военном. Мушир носил титул "девисти" (счастливец) и ездил на службу обычно в европейском экипаже. Он мог возвыситься даже до звания великого визиря.
Мушир Изет носил титул "девисти" с тех пор, как был командирован на дежурство в сераль и долгое время втайне занимал должность шпиона за принцами.
По приказанию принца Мурада внезапно заболевший мушир Изет был помещен в одной из комнат дворца и окружен строгим присмотром. К вечеру состояние больного стало настолько опасным, что позвали докторов. Те были в большом затруднении. Помочь они не могли, а объявить об этом не смели и ограничились тем, что выписали несколько безвредных лекарств.
Принц Мурад спал в это время в своем покое на софе и, проснувшись, уже забыл о мушире. Затем он отправился к брату своему Абдулу-Гамиду с тем, чтобы позавтракать у него, и только тут вспомнил о больном мушире. Тогда он рассказал брату о происшествии.
Возвратившись домой, он позвонил, чтобы послать своего слугу Хешама справиться о мушире. Каково же было удивление Мурада, когда вместо ожидаемого слуги явился новый, до сих пор служивший только внизу, в комнате чиновников.
- Где Хешам? - спросил принц.
- Хешама во дворце нет, ваше высочество.
- Нет во дворце? Так где же он?
- Час тому назад его увез Магомет-бей.
Мурад знал теперь, где был Хешам. Враги нашли нужным убрать от него верного слугу.
- Как тебя зовут? - спросил он нового слугу.
- Мехмед, ваше высочество.
- Ну что, как больной мушир?
- Он, ваше высочество, сейчас скончался.
- Умер! Так Изет умер?
- Он лежит холодный и бездыханный.
- Доложили ли о его смерти в сераль?
- Час тому назад мушир Изет через Магомета-бея послал за имамом и передал ему свою предсмертную волю, - отвечал новый слуга Мехмед.
- А остальная прислуга еще во дворце?
- Только очень немногие, все остальные отпущены и заменены новыми.
В эту самую минуту в коридорах раздались шаги и голоса. Казалось, точно кто-то плачет. По временам ясно слышалось слово "Аллах" в связи с одним из его девяноста девяти прозвищ, сопровождаемое вздохами и стонами.
- Что там такое? - спросил принц.
Мехмед вышел из комнаты и сейчас же вернулся назад.
- Слуги имама уносят мертвого мушира, - доложил он.
- Скоро же все это делается! Впрочем, мне это очень приятно! - сказал Мурад. - Кто ведет их?
- Имам.
- Как может имам отважиться на это?
- Он с провожатым.
- С каким провожатым? - сердито спросил разгоряченный вином Мурад.
- С новым муширом, ваше высочество, который займет место умершего.
- Как его зовут?
- Девлет Чиосси, ваше высочество!
- Мне помнится, мушир этот служит в серале? Позови его ко мне!
Мехмед поспешно вышел, а Мурад в ожидании мушира уселся на диван. Вскоре на пороге комнаты показался новый шпион. Изет умер, но в лице этого Чиосси нашелся еще более ревностный и внимательный наблюдатель за каждым шагом принца.
Мушир Чиосси был уже немолод. Он был в блестящем мундире своего ранга. Физиономия его выражала скрытность и лукавство. Ничего нельзя было прочесть на его лице, когда он вошел в комнату и с низким, почтительным поклоном остановился перед принцем.
- Ты послан ко мне во дворец? - спросил Мурад.
- Если ваше высочество согласны, - отвечал мушир с особенным язвительным ударением, - я займу место так скоропостижно умершего мушира Изета!
- Кто прислал тебя сюда?
- Я явился сюда по приказу, который только что передал мне Магомет-бей!
- Здешняя служба, мушир, очень опасна, заранее говорю это тебе! Кто не может переносить подаваемых мне кушаний, пусть лучше отказывается от нее, - сказал Мурад с явной насмешкой, - мушир Изет служит живым примером тому, как быстро схватывают колики даже здорового человека только после одного кушанья!
- Я уверен, ваше высочество, что мушир Изет был болен еще до получения приказания есть кушанье, которое, быть может, было ему противопоказано.
- Тогда я советую тебе в случае, если ты также не совсем здоров, лучше не занимать это место, - продолжал принц, - знай, что и ты всегда будешь обедать со мной и прежде меня отведывать все подаваемые мне блюда!
Чиосси поклонился со злобной улыбкой.
- Вашему высочеству остается только приказать, - отвечал он, - я чувствую себя вполне здоровым и высоко ценю честь обедать за одним столом с вашим высочеством!
- Знает ли султанша Валиде об этом неожиданном происшествии?
- К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, ваше высочество! Я только сейчас узнал о скоропостижной смерти мушира Изета и получил приказ поспешить сюда, чтобы велеть вынести покойника и занять место мушира.
- Тебе известно, почему сменили мою прислугу?
- Вероятно, ее в чем-нибудь подозревают.
- Сменили и моего слугу Хешама!
- Должно быть, это произошло вследствие сегодняшнего происшествия, ваше высочество, другой причины я не знаю!
- Мне совсем не нравится эта перемена!
- Часто доверяют слуге, который вовсе не заслуживает доверия, а напротив, только злоупотребляет им!
- Я желаю снова взять Хешама!
Новый мушир зловеще пожал плечами.
- Очень жаль, что не смогу исполнить желания вашего высочества, - отвечал он, - насколько я слышал, слуги Хешама нет уже больше в живых.
- Так его убили потому, что он правился мне? - сказал принц Мурад.
- Если ваше высочество недовольны новым слугой Мехмедом, то вашему высочеству стоит только всемилостивейше уведомить меня, и он будет сменен.
- Так бедного Хешама заставили поплатиться жизнью за смерть мушира, в которой он совершенно не виновен, - продолжал Мурад, не обращая внимания на слова Чиосси, - мне теперь все равно, кто бы мне ни служил, каков бы ни был следующий слуга, я не могу удостоить его своего доверия, не подвергая его жизнь опасности, я очень хорошо понимаю это теперь.
- Как я уже сказал, люди эти не всегда заслуживают подобного доверия, ваше высочество. На Хешаме лежит подозрение, что он виновен в смерти мушира.
- Ступай и объяви им всем, что это ложь. Хешам стоит выше подобного подозрения. Но они под предлогом этого подозрения взяли его у меня и заставили поплатиться жизнью за свою верность. Не говори мне ничего об этом слуге, верность его, без всякого сомнения, достойна подражания. В моих глазах он стоит в тысячу раз выше иного визиря или паши, который под личиной верности и преданности ловко умеет набивать свои карманы. Хешам же умер бедняком, он даже не брал от меня жалованья.
- Быть бескорыстным в мелочах не так уж трудно, - с многозначительной улыбкой заметил мушир, - он не брал жалованья, но, может быть, он другим способом умел вознаграждать себя.
- Ты потому это думаешь, что так поступает большинство в нашем государстве. Ты думаешь, что недуг этот так заразителен, что уже не найдется больше ни одного слуги, который бы не воровал и не обманывал, не наживался бы выжимаемым при всяком удобном случае бакшишем. Так знай же, что невинно пострадавший сегодня Хешам был образцом бескорыстия, он достоин удивления, я хочу воздать ему единственную награду, какую могу дать ему теперь, после смерти, то есть добрую память и хвалу, что он был честным человеком. Одно это слово ставит его выше любого мушира, паши и визиря.
Чиосси менялся в лице от едва сдерживаемой им злобы при этих намеках.
- Нет ли у вашего высочества еще поручения для меня? - спросил он дрожащим голосом, едва владея собой. - Выслушивать похвалы слугам вовсе не входит в мои обязанности.
- Но для многих они достойны сочувствия. Мушир, я приказываю тебе, чтобы на его надгробном камне была сделана надпись: "Он был честный человек". Это лучше всякого саркофага. Еще вот что: у Хешама остались жена и малолетние дети, я желаю, чтобы они каждый месяц получали несколько сот пиастров из моей казны! Теперь ступай, я хочу спать. Прикажи новому слуге Мехмеду принести мне к ночи стакан шербета.
Чиосси поклонился.
- Приказания твои, светлейший принц, будут выполнены, - сказал он, - желаю вашему высочеству продолжительного и спокойного сна.
И, злобно сверкнув глазами, он вышел из комнаты. Последние слова его имели двоякий смысл: злобным тоном, с каким-то особенным ударением, он пожелал принцу продолжительного и спокойного сна…
Но Мурад и не подумал о таком смысле пожелания мушира; он едва ли даже слышал его слова, едва ли обратил на них внимание. Его одолевала усталость, он чувствовал сильный жар и нуждался в чем-нибудь прохладительном.
Но вот в комнату вошел новый слуга Мехмед с золотым подносом, на котором помещались хрустальный стакан со шербетом и золотое ведерко со льдом.
Он поставил поднос на низенький, круглый мраморный столик, стоявший возле постели, на которой спал принц. Вид прохладительного напитка был так заманчив для томимого жаждой Мурада, что он сейчас же с помощью золотой ложечки положил несколько кусочкоd льда в шербет, чтобы сделать его еще холоднее, освежительнее, и с жадностью стал пить вкусный напиток.
Сделав несколько глотков, он остановился, казалось, он попробовал на язык поднесенное ему питье и нашел, что оно имеет какой-то особенный, посторонний вкус.
Тут только Мурад вспомнил о новой прислуге и о необходимой предосторожности, которой он только что пренебрег. Горькая улыбка пробежала по его довольно полному, круглому лицу при мысли, что он не может безопасно выпить ни глотка. Принц в эту минуту позавидовал нищему! Теперь только чувствовал он всю безысходность своего положения, он не мог даже утолить жажды, не подвергаясь опасности вкусить при этом смерть.
Новый слуга уже ушел.
Мурад посмотрел на шербет, еще раз попробовал, вкус его был до того отвратителен, что принц с размаху отбросил от себя до половины выпитый им стакан. Он попал в большое стенное зеркало, и то со звоном разбилось вдребезги.
Прислуга услышала шум, но никто не рискнул войти в комнату.
Мурада еще больше томила жажда; чтобы утолить ее, не подвергая себя опасности, он взял в рот несколько кусочков льда, это освежило его, ему стало легче, тогда как после шербета внутренний жар, казалось, еще увеличился.
Проворно вскочив с постели, бросился он к окну, открыл его и жадно вдыхал пропитанный влагой ночной воздух.
Немного погодя принцу вдруг стало дурно, он зашатался. Им овладело сильное головокружение: тщетно пытался он добраться до стола, чтобы удержаться за него и позвонить. В изнеможении он упал на ковер.
Казалось, это было следствием питья.
И в самом деле, питье это имело такое сильное действие, что выпивший его никогда больше не просыпался.
Теперь только пожелание мушира обрело свой настоящий смысл! Конечно, продолжительный и спокойный сон наверняка предстоял тому, кто ложился спать после такого питья. Кто приготовил его? Кто поднес ему это угощение? Неужели недостаточно было одной человеческой жизни, уже уничтоженной?
Если бы Мурад в эту ночь умер, народ еще долго не знал бы ничего о его смерти, даже ничего не слыхала бы о ней и прислуга. По-прежнему бы накрывали на стол, стряпали, делали доклады, ничего не выдавало бы смерть, пока тем, кто должен был знать об этом, не вздумалось бы официально известить о кончине принца прислугу и народ. Затем были бы устроены поминки, и никто не знал бы, от чего умер принц.
Через некоторое время Мурад стал шевелиться. Бледный, как мертвец, с закрытыми глазами, не придя еще окончательно в себя и не собравшись с силами, он попытался встать, чтобы позвать на помощь.
- Сюда! - закричал он слабым, беззвучным голосом. - Хешам! Я умираю! Позови доктора!
Это было ужасное зрелище.
Он собрал последние силы, чтобы встать и позвонить, но когда он подполз к столу и хотел уже, опираясь на него, привстать с пола, стол упал, и Мурад снов? рухнул на ковер.
Была поздняя ночь, никто не являлся, беспомощный лежал принц в своем покое, Хешама не было, а новая прислуга ушла уже спать. Он попытался закричать еще раз, в своем полубесчувственном состоянии он и не помнил, что Хешама не было.
- Помогите! Сюда, Хешам! - кричал он. - Позови греческого врача! Я умираю! Шербет был…
Тут голос его оборвался, да и без того никто не слыхал его хриплых криков.
В эту минуту Мурад вполне походил на мертвеца, только руки его конвульсивно сжимались и сжались в кулак так крепко, что ни один человек не в силах был бы разжать их. Мускулы лица также подергивались в конвульсиях. Но скоро он успокоился, совсем затих.
Умер ли он, или скорая помощь могла еще спасти его? Он ждал, точно в глубоком сне.
- Желаю вашему высочеству продолжительного и спокойного сна, - сказал мушир Чиосси.
Принц Мурад или спал вечным сном, или же был только в обмороке - этого не знал еще никто.
XVI. Султан и пророчица
Ужасный приговор, вынесенный Абдулом-Азисом своему старшему сыну, не произвел особого впечатления на Юссуфа.
После ухода сераскира Гассан в сильном волнении подошел к принцу, и тот горячо пожал руку своему адъютанту.
- У меня теперь, Гассан, только одно желание, - сказал он с каким-то ледяным спокойствием, сильно удивившим Гассана, - мне хотелось бы перед смертью еще раз увидеть Рецию.
- Ты не должен умереть, Юссуф, - страстно перебил его Гассан и, как сумасшедший, бросился вон из комнаты.
- Куда ты, друг мой? - спросил принц.
Но Гассан не слушал его.
Бледный от волнения, приняв отчаянное решение, отправился он к Абдулу-Азису. Как воспитатель старшего принца он имел доступ к султану.
Гассан был в сильно возбужденном состоянии, в эту минуту он не думал об опасности и с презрением смотрел в лицо смерти. Неожиданное известие сераскира сильно встревожило его. Приговор этот казался ему невозможным. Как мог султан осудить на смерть своего любимого сына? Он мог сделать это только необдуманно, в пылу гнева! Не думая о последствиях, как угорелый, бросился Гассан через все покои султана в его кабинет.