- Значит, твои старания были напрасны? О, не печалься об этом, принц! Я уверена, что рано или поздно истина восторжествует, и заслуги моего Сади будут вознаграждены! Видел ли ты там Сирру?
- Нет!
- Был ли ты у Сади?
- Да, я был у него.
- Ты говорил с ним?
- Нет, я только видел его!
- Только видел? Что это значит?
- Я ужаснулся!
- Ты ужаснулся? Что случилось? Мой Сади болен?
- Он, должно быть, внезапно захворал.
- Что значит твой мрачный вид, принц? О, говори! Не скрывай от меня ничего! Мой Сади умер? Они убили его?
- Я надеюсь, что его еще можно спасти!
- Ты надеешься… Его еще можно спасти… - сказала Реция дрожащим голосом. - Он умер! Умер!
Ужасная весть, казалось, поразила ее, как громом.
- Я не думаю, что он умер, моя бедная Реция. Он только лежит без чувств! Он скорее похож на спящего! Я просил Редифа-пашу послать за доктором, и он согласился.
- Благодарю тебя, принц! - беззвучно сказала Реция. Ее глаза были сухи, ни один крик горя или отчаяния не вырвался из ее груди. Ее горе было слишком велико, чтобы его можно было высказать словами, облегчить рыданиями.
- Я хочу просить тебя еще об одной милости, принц, - продолжала она через несколько минут, когда, казалось, снова овладела собой. - Это мое последнее желание! Дай мне увидеть Сади-пашу! Отведи меня к нему.
- Я боюсь, что это только усилит твое горе!
- Будь спокоен, принц, не жалей меня! Реция знает, что ей надо делать. Исполни, умоляю тебя, мою просьбу! Отведи меня к Сади! Я хочу в последний раз его увидеть!
- Хорошо! Пусть будет, как ты хочешь! Кто мог бы устоять против твоих просьб. Но еще раз повторяю, не отчаивайся, может быть, Сади еще можно спасти!
Реция не верила словам принца, она приняла их за попытку утешения.
- Как должна я благодарить тебя за твою доброту, принц?! - сказала Реция дрогнувшим голосом. - Но если молитва испытанного горем сердца может принести счастье, то тебе оно должно скоро улыбнуться. Когда это случится, вспомни о несчастной дочери Альманзора, которая для того только узнала счастье, чтобы потерять его навеки.
- Что это значит? Это похоже на прощание, Реция! Что ты хочешь сделать? Я предчувствую несчастье. Нет! Я не могу вести тебя в сераскириат.
- Отчего же нет, принц? Не отступай от своего первого решения. Кто хочет умереть, тому не надо для этого специального места, - сказала Реция с почти неземным спокойствием. Казалось, в ней произошел какой-то переворот.
Принц не решился больше противоречить и вышел из дома старой гадалки в сопровождении Реции. Потом они сели в каик принца, который повез их к сераскириату.
Но что давало Реции такое мужество, такую силу переносить горе? Это была мысль о том, что она скоро соединится с Сади, так как она решила убить себя у его трупа. Ее смущала сначала мысль о сыне, но она знала, что Сирра будет для него второй матерью и станет без устали его отыскивать. "Еще несколько минут, - думала она, - и конец всем земным горестям!".
Мысль о том, что Сади, быть может, еще жив и его еще можно спасти, не приходила ей в голову. Она была уверена в его смерти, и у нее было только одно желание: соединиться с ее дорогим Сади.
Наконец каик остановился, принц помог Реции выйти, и они пошли ко входу в сераскириат. Часовые знали принца и видели его раньше входившим в сопровождении Редифа-паши, поэтому они не осмелились остановить его и беспрекословно отперли ворота.
Дверь башни была открыта, и принц беспрепятственно ввел свою спутницу в караульную комнату.
Наступила решительная минута.
Посреди обширной комнаты стоял диван, на котором лежал недвижим, как мертвец, Сади. Но что это? Уж не вечерние ли лучи солнца окрашивали его лицо? Его щеки не были бледны! На его лице не было ни малейшего выражения боли и мучений. Он больше походил на спящего, чем на мертвого. Казалось, что вот сейчас откроются его полузакрытые глаза, и он поднимется с дивана.
Но Реция не обратила на все это внимания. Она видела только, что Сади лежал перед ней безжизненный, и, бросившись около него на колени, спрятала свое лицо у него на груди.
Уважая ее печаль, Юссуф остановился в отдалении, не желая мешать ей в эту торжественную минуту.
Отчаяние овладело Рецией, и она без колебаний и страха готовилась расстаться с жизнью.
Она вынула спрятанный на груди маленький кинжал и, глядя в лицо Сади, твердой рукой вонзила его себе в сердце.
Кровь хлынула ручьем на диван, и Реция со вздохом опустилась на пол.
- Что ты сделала? Ты ранила себя? - вскричал Юссуф, увидев Рецию всю в крови.
- Прости… мне… что я… сделала… - прошептала прерывающимся голосом Реция с болезненной улыбкой.
- Аллах, сжалься над ней!.. Она умирает!.. - вскричал принц. - Принесите диван! Пошлите скорее за доктором! - приказал он поспешно солдатам, стоявшим у входа в башню.
Приказание Юссуфа было немедленно исполнено.
Двое солдат принесли диван, на который тотчас же уложили бесчувственную Рецию, и через несколько минут явился доктор, старый грек…
- Что за кровавая драма разыгралась здесь? - сказал вполголоса грек при виде лужи крови около мертвого, по-видимому, Сади и лежащей без чувств Реции.
Когда он осмотрел рану Реции, его лицо омрачилось. Казалось, рана была смертельна.
- Теперь еще нельзя исследовать рану, - сказал он тихо принцу, накладывая перевязку, - я сомневаюсь в выздоровлении больной, она слишком слаба от потери крови.
- Она не должна умереть! Проси все, что хочешь, я готов пожертвовать всем, только спаси ее.
- Я сделал все, что от меня зависит, - отвечал доктор, - но у меня нет никакой надежды на успех.
- Тут лежит Сади-паша, - продолжал Юссуф, - часовые принесли его сюда, считая мертвым.
Старик подошел к Сади и стал его осматривать, между тем как Юссуф, весь поглощенный своим горем, остался молча и неподвижно стоять около Реции.
- Паша не умер! - сказал доктор, снова подходя к нему. - Я надеюсь скоро привести его в чувство.
- Сади-паша не умер? - вскричал принц. - А Реция должна умереть? О, горе без конца!
- Но паша не должен ничего знать о случившемся. Сильное волнение может иметь гибельные последствия, - заметил доктор, - против которых все мое искусство будет бессильно!
С этими словами он вернулся к дивану Сади и вынул из кармана маленький флакон с какой-то жидкостью, поднес его ко рту и носу Сади и смочил несколькими каплями его губы.
Действие было мгновенным.
Сади тотчас же открыл глаза и с удивлением огляделся вокруг.
Затем он глубоко вздохнул, как бы пробудившись от долгого сна, и слегка приподнялся.
- Где я? - спросил он слабым голосом.
- Ты спасен, благородный паша! - ответил доктор и тотчас же приказал вынести Сади из караульной комнаты.
XI. Месть Лаццаро
Старый нищенствующий дервиш, закутанный с головой в шерстяное покрывало, сел на берегу Скутари в большой каик и велел перевозчику везти его к сералю.
Был поздний вечер.
В ту минуту, когда лодочник уже хотел отъехать, на берегу показались два незнакомца в поношенных халатах и, подойдя к каику, тоже сели в него.
- Вы также хотите к сералю? - спросил их лодочник.
Один из незнакомцев молча кивнул головой и подал лодочнику несколько пиастров, полагающихся за перевоз. В эту минуту лодочник взглянул на его лицо и заметил, что на лбу у него виднелась золотая повязка.
Это был Золотая Маска!
Лодочник невольно наклонил голову и не хотел брать деньги, но Золотая Маска положил их на скамейку и, молча поклонившись в ответ на приветствие, сел рядом с дервишем, спутник его поместился по другую сторону дервиша.
Это неожиданное соседство обеспокоило Лаццаро, так как дервиш был не кто иной, как он.
Почему они сели с ним в одну лодку? Почему они сели так, что он оказался между ними? Было ли это с намерением, или, может быть, это простое совпадение?
Скоро каик достиг сераля; Лаццаро вышел на берег, Золотая Маска с товарищем тоже покинули лодку.
Тут должно было выясниться, следили они за ним или нет.
Не предчувствуя ничего хорошего, Лаццаро поспешно выскочил на берег и зашагал к находившемуся поблизости рыбному рынку, который в это время был необыкновенно оживлен.
Лаццаро смешался с толпой, думая, что Золотые Маски не решатся за ним следовать, и к величайшему своему удовольствию увидел, что его надежда оправдалась и таинственные маски исчезли.
Радуясь своей хитрости, грек пробрался через рынок и вошел в находившуюся на другой стороне его узкую пустынную улицу.
Но не успел он сделать и несколько шагов, как невольно остановился в ужасе: впереди него показался один из Золотых Масок. Он хотел бежать, но было уже поздно: другой из Золотых Масок преградил ему отступление.
- Грек Лаццаро! - раздался глухой голос. - Следуй за мной!
- Куда? - спросил грек дерзким тоном.
- Куда я поведу тебя! - отвечал Золотая Маска.
- Зачем ты меня преследуешь?
- Ты не исполнил своего обещания!
- Такое дело быстро не делается! Я хотел сегодня вечером привести Мансура на ваше собрание.
- На собрание? Но разве ты знаешь, где оно бывает? - спросил Золотая Маска.
- Так назови мне это место. Ведь должен же я выдать вам Мансура.
- Ты должен привести его к ограде кладбища, там тебя будут ждать.
- Хорошо! В одну из ближайших ночей я приведу его туда.
- Тебе дается еще три дня срока! - сказал один из Золотых Масок.
С этими словами они оставили Лаццаро и удалились.
Три дня были подарены ему, но затем опять грозила бы верная смерть. Нечего было и думать скрыться от преследований. Лаццаро видел, что был не один, а семь Золотых Масок, а быть может, к этому тайному союзу принадлежали сотни и тысячи. Их власть была огромна и простиралась далеко за пределы Турции. Было только одно средство спастись, и Лаццаро жадно ухватился за него. Это средство - выдать правительству места сборищ Золотых Масок. Только после уничтожения таинственного союза Лаццаро мог бы вздохнуть свободно.
Поэтому он решил следить за Золотыми Масками и, скрываясь в тени домов, осторожно следовал за ними на некотором расстоянии. Пройдя несколько улиц, Золотые Маски подошли к старинному деревянному дому и вошли в него. Лаццаро притаился вблизи, ожидая их выхода, чтобы продолжать следить за ними.
Но прошло более получаса, а Золотые Маски не показывались. Тогда Лаццаро осторожно подошел к дому, куда они скрылись, надеясь узнать, кто в нем живет и не служит ли он убежищем для Золотых Масок.
Подойдя к дому, он осторожно тронул ручку двери. Дверь отворилась. Казалось, дом был необитаем, в нем было темно и тихо. Выйдя во двор, грек, несмотря на темноту, тотчас же понял, что Золотые Маски его перехитрили, и все его труды пропали даром. Во дворе был выход на другую улицу, куда, верно, и вышли уже давно Золотые Маски.
Несмотря на поражение, Лаццаро не отказался от своего плана, он только сказал себе, что надо действовать еще хитрее и еще осторожнее.
С этими мыслями он отправился в гостиницу и лег спать, чтобы собраться с силами для предстоящей ночной работы.
На одной из лучших улиц города у Мансура-эфенди был если не роскошный, то обширный конак. В его доме не было гарема, казалось, его нисколько не интересовали красивые женщины.
Все его мысли и стремления были направлены на усиление своей власти как невидимого главы государства и соперника султана.
У него не было другой страсти, кроме громадного честолюбия, которому он приносил в жертву все.
В центре города дома расположены довольно тесно, так что конюшни Мансура находились не у его дома, а на одной из ближайших улиц, так как около дома для них места не было.
Почти каждый вечер Мансур ездил в развалины Кадри. Это случилось и в тот день, накануне которого Лаццаро безуспешно преследовал Золотых Масок.
Кучер Мансура, Гамар, закладывал лошадей, когда к нему подошел старый дервиш, закутанный с головой в темное шерстяное покрывало.
- Ты не Гамар ли, кучер мудрого Баба-Мансура? - спросил он, подходя к кучеру.
- Да, - отвечал Гамар. - А ты, дервиш из развалин, зачем ты попал сюда?
- Не возьмешь ли ты меня сегодня с собой? Мудрый Баба-Мансур, наверное, поедет в Кадри?
- Я не могу никого брать, - отвечал не очень дружелюбно кучер. - Спроси у самого Баба-Мансура. Только не думаю, чтобы он позволил тебе. Мог дойти сюда, сумеешь и назад вернуться.
- Хочу тебе кое-что сказать, - сказал Лаццаро, подходя ближе к кучеру.
- Что ты лезешь? Что тебе надо? - вскричал тот с неудовольствием.
- Не кричи так! Можно, право, подумать, что тебя режут! - сказал Лаццаро, следуя за Гамаром к конюшне.
Настойчивость дервиша взбесила Тамара.
- Ни шагу! - вскричал он. - Убирайся!
- Тише! Тише! - сказал Лаццаро, не переставая идти за кучером.
Вдруг покрывало упало с его головы, и вместо старого сгорбленного дервиша перед кучером явился высокий здоровый человек. Прежде чем он успел крикнуть, Лаццаро схватил его за горло, и началась борьба не на жизнь, а на смерть.
Это продолжалось недолго. Лаццаро с поразительной ловкостью выхватил из рук Тамара тяжелый бич и с такой силой ударил его рукояткой по голове, что тот повалился без чувств на каменный помост конюшни.
Воспользовавшись этим, Лаццаро поспешно надел кучерское платье и, сев на козлы кареты, поехал к дому Мансура.
Вскоре вышел Мансур и, сев в карету, велел везти себя в развалины.
Он не заметил обмана, и план Лаццаро пока что безусловно удавался.
Благодаря закрытой карете Мансур не видел, что кучер везет его вовсе не туда, куда было приказано. Только около кладбища Мансур заметил, что его везут не в развалины, и отворил дверцу кареты. Но было уже поздно. Лаццаро ударил лошадей, и через мгновение экипаж остановился у ограды.
- Куда ты привез меня? - послышался голос Майсура.
Лаццаро не отвечал.
Мансур вышел из кареты, в ту же минуту к нему подошли Золотые Маски.
Предоставив Мансура его судьбе, Лаццаро медленно отъехал, но на некотором расстоянии остановился, чтобы не терять из виду Золотых Масок.
Он увидел, как они, несмотря на сопротивление Майсура, схватили его и завязали ему глаза платком.
Тогда Лаццаро соскочил с козел и, подкравшись к Золотым Маскам, стал следить за ними, идя в нескольких шагах позади них. Наконец они исчезли в развалинах семибашенного замка. Лаццаро знал уже достаточно и, не рискуя продолжать наблюдение, вернулся к карете, все еще стоявшей у кладбища.
Тут он снова вскочил на козлы и, вернувшись к конюшням Мансура, оставил там экипаж и кучерскую одежду, а сам пошел дальше, довольный собой.
В это время очнувшийся Гамар шумел и кричал, запертый в конюшне.
XII. Помилование
Султан Мурад вступив после тяжких испытаний на трон, чувствовал себя далеко не счастливым. Он нисколько не доверял министрам, которым он был обязан своим возвышением. Он говорил себе, что они легко могут поступить с ним так же, как и с покойным султаном.
Эта мысль не давала ему ни минуты покоя. Кроме того, и ужасные события прошедшего года не прошли для него бесследно. Малейшего повода было достаточно, чтобы расстроить и без того уже потрясенную нервную систему Мурада.
Его доброта по отношению к Юссуфу и другим принцам, его милосердие к Гассану и другим лицам, которых ненавидели министры, произвели самое неблагоприятное впечатление на заговорщиков. Кроме того, Мурад желал царствовать по-своему и не хотел подчиняться их предписаниям.
Все это вместе убедило врагов убитого султана, что и новый правитель тоже не в их вкусе и что следует подумать о том, чтобы произвести новый переворот.
Единственные светлые часы своего царствования Мурад проводил в кругу семейства, особенно радовал его подросший Саладин.
Маленький принц имел только одно желание: он желал во что бы то ни стало найти ту, которая заботилась о нем в дни несчастья и которую он любил как вторую мать. Султан находил это желание вполне естественным и желал вознаградить дочь Альманзора за все ее заботы о маленьком принце, поэтому он приказал навести справки о Реции.
Сначала узнали только то, что Реция вышла замуж, но затем Саладин узнал от принца Юссуфа, что Реция вышла замуж за бывшего великого визиря Сади-пашу и живет в его доме. Тогда Саладин привел Юссуфа к своему отцу, султану.
- Я привел того, кто может нам дать самые подробные сведения о Реции, - вскричал Саладин, подводя Юссуфа к отцу.
Султан встретил принца очень милостиво.
- Я слышал, что дочь Альманзора Реция замужем за бывшим великим визирем, - сказал он. - Так ли это, принц Юссуф?
- Ваше величество имеет совершенно верные сведения, но я боюсь, что в настоящее время можно сказать, что несчастная Реция была супругой Сади-паши!
- Была? Что это значит? Разве она разводится с пашой?
- Нет, смерть разлучит их.
- О, отец! Слышишь? Реция умирает! - вскричал со слезами на глазах Саладин.
- Расскажи, что ты знаешь, - обратился султан к Юссуфу, - мне говорили, что Сади-паша неожиданно заболел в тюрьме сераскириата, где он находится в заключении.
- Да, ваше величество, он вдруг заболел сегодня ночыо. Сохрани Аллах моего повелителя от подобной скоропостижной болезни.
- Сади-паша умер?
- Он был мертвым, когда его увидела Реция, дочь Альманзора. Вне себя от отчаяния, будучи не в состоянии жить без Сади, она вонзила себе в сердце кинжал!
- Какая трагическая судьба! - сказал взволнованный султан.
- Когда несчастная смертельно ранила себя, Сади стал подавать признаки жизни и появилась надежда сохранить ему жизнь, тогда как на выздоровление несчастной исчезла всякая надежда!
- Сади знает, что она сделала?
- Нет, ваше величество, это могло бы убить его.
- И дочь Альманзора все етце в опасности?
- Очень может быть, что в эту минуту ее уже нет в живых.
- Где она?
- В конаке Сади-паши.
- Приняты ли все меры для ее излечения?
- Да! Она окружена врачами и служанками.
- Если Реция умрет, то Стамбул лишится благороднейшей женщины! - вскричал Саладин.
- Это правда! - подтвердил Юссуф.
- Какая тяжелая судьба! - сказал задумчиво султан, сильно взволнованный тем, что узнал. - Где теперь Сади-паша?
- В военной тюрьме, в руках своих злейших врагов, - бесстрашно сказал Юссуф, - в руках тех, кто смертельно ненавидит его.
- Принц Юссуф! Не забывай, что ты говоришь про визирей.
- Ваше величество, простите мне мои горькие слова, но это - истина! Я боюсь за жизнь благородного Сади-паши точно так же, как и за жизнь вашего величества!
- Я не хочу слушать такие слова, принц! Как ты думаешь, может ли помилование и освобождение Сади-паши поддержать слабую искру жизни в дочери Альманзора?
- Если еще не поздно, если эта милость поспеет вовремя, то она окажет самое благотворное действие на умирающую.
- О, отец! Помилуй Сади-пашу! - сказал принц Саладин.
- Сади-паша не должен никогда узнать, что мы просили за него ваше величество, - сказал Юссуф, - я знаю этого человека, он так же горд, как и благороден, и не принял бы подобного помилования.