- Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не смел входить ко мне! - сердито сказала Маня.
- И я свято хранил завет ваш. . но, я говорю, обстоятельства исключительные, и если вы меня прогоните, то будете сожалеть!
- Если тебе нужен гривенник, я тебе дам; уйди только…
Орест замотал головой.
- Не о едином гривеннике будет жив человек, но о многих. . и дело не в том: у меня вчера был граф Савищев.
Маня, отошедшая было к окну, обернулась и взглянула на Ореста, спросив:
- У тебя?
- Принимаю этот вопрос за начало дипломатических сношений и потому позволю себе сесть! - проговорил тот, опустившись на стул и положив ногу на ногу. - Да, вчера у меня был граф Савищев; его лучезарное появление произошло в вашем отсутствии и нашего дражайшего родителя тоже. Я был один…
- И ты его принял?
- О, принчипесса!.. На своем веку я принимал даже касторовое масло!
- Да перестань ломаться!.. говори как следует: зачем он приходил?
- Понюхать!.. То есть понюхать не то, как у нас в сенях пахнет, а освидетельствовать, так сказать, атмосферу. Он в вас влюблен, принчипесса, и вы это знаете.
- Что же, он говорил с тобой?
- Это наша тайна! Но я пришел вам сказать: оставьте графа Савищева и займитесь нашим жильцом! Здесь дело будет сходнее… Наш жилец получит огромное наследство…
- А ты откуда знаешь?.. Он тебе рассказывал об этом? - насмешливо спросила Маня.
Ее насмешка относилась к Саше Николаичу.
- Нет, принчипесса, он со мной в интимность не входит… но по Петербургу его разыскивает француз, только вчера приехавший и желающий сообщить ему о наследстве… Так вот, принчипесса…
- Ах, какое мне дело до чужих наследств?
- Послушайте, принчипесса, хоть раз в жизни вы можете поговорить со мною серьезно?.. Известно ли вам, например, кто вы такая?
Маня села у стола, сжала губы и не сразу ответила.
- А тебе известно?
Орест молча кивнул головой.
Наступила минута тишины; ясно было слышно тиканье часов в столовой.
- Говори то, что ты знаешь, - сказала, наконец, Маня.
- Я знаю все, принчипесса, но скажу вам под одним условием: чтобы и вы мне рассказали, зачем вы ездили в рессорном экипаже, ожидавшем вас прямо на перекрестке, на Фонтанку, к господину Сулиме, по имени и отчеству Андрей Львович.
Маня быстро встала со своего места и заходила по комнате.
- Ты лжешь! Никуда я не ездила! - воскликнула она.
- Ездили! - остановил ее Орест.
Маня вдруг густо покраснела и заговорила с нескрываемой досадой:
- Что же, ты следил за мной?.. Этого только недоставало!.. Кажется, до сих пор ты от меня, кроме хорошего, ничего не видел…
- И благодарен, принчипесса, за те гривенники, что вы отпускали мне от ваших щедрот! Но вы всегда были умны и поэтому сообразите, с какой это стати мне было следовать за вами?.. Вас выследил сам граф Савищев, найдя это занятие более подходящим для себя. Даю слово Ореста Беспалова, что это - истина!
Маня взялась за голову и несколько раз провела рукою по лбу.
- Постой… я ничего не понимаю! - сказала она. - Граф Савищев меня выслеживал… и пришел тебе рассказать об этом?
- Не волнуйтесь, ибо в деяниях мудрых сказано: спокойствие - свет, а волнение - тьма!.. Сиятельный граф не конфиденции мне свои выкладывал, а изволил нанять меня, чтобы я следил за вами.
- И ты согласился?
- Давление капитала, принчипесса!
- Но ведь это же мерзость!
- Совершенно справедливо изволили заметить! С одной стороны это - мерзость, но, с другой - я искуплю ее своим благородством. Благородство же мое в том, что я прямо весь перед вами, как невинный щенок, четырьмя лапами кверху. Берите меня всего и повелевайте. Граф Савищев поручил мне допытаться, как и почему вы вчера путешествовали к какому-то Сулиме; скажите мне, что для вас нужно, чтобы я ему сказал по этому поводу?
- Скажи ему просто, что я ездила за работой.
- Поняли, принчипесса, мою игру?.. Я всегда знал, что ваш ум не лишен остроты и равняется вашей красоте… Но граф Савищев не так прост: он навел справки и узнал, что достопочтенный Сулима живет один в своем доме и никаких швейных работ от портних принимать не может.
Маня заложила руки за спину, опустила голову и опять заходила по комнате.
Глава XXVII
- Ты знаешь ли, - сказала она наконец Оресту, - что все это может быть гораздо серьезнее, чем ты думаешь? Дай мне немного подумать и сообразить, как поступить. Ты не знаешь, почему граф Савищев следил за мной?
- Романея! - вздохнул Орест.
- Брось! Говори яснее! - раздраженно проговорила Маня.
- Чувство любви! - пояснил Орест. - Я вам докладывал, что он влюблен в вас.
- Чувство любви!.. - протянула Маня и покачала головой. - Нет, дай мне подумать.
- А долго вы, извините, размышлять будете?.. Когда я могу надеяться на ответ?
- Завтра утром я тебе скажу.
Орест протяжно свистнул и произнес:
- Ждать до завтрашнего утра, принчипесса, - танталовы муки, на которые я не способен!
- Почему танталовы муки?
- Потому что если я сегодня сообщу графу добытые сведения, получу от него соответствующую мзду…
- И много?
- Вчера он мне дал тридцать рублей пожертвования.
- А если я дам тебе деньги, ты подождешь?
- Посмотрим!
Маня подошла к комоду, выдвинула тяжелый ящик, порылась в нем и достала империал.
- Вы уже столь богаты, - воскликнул Орест, - что можете покупать меня золотом?.. Не ожидал, принчипесса!.. До завтра!
- Погоди! - остановила она его. - Ты мне еще не сказал, что тебе известно про меня?
- Я тороплюсь, принчипесса!
- Но мне нужно знать…
Орест приблизился к ней, нагнулся к ее уху, и, обдавая ее перегаром, тихо шевельнул губами:
- Что вы не дочь титулярного советника Беспалова, а графиня Савищева!
- Так это правда? - вырвалось у Мани.
- А вы были осведомлены об этом?
- Да… то есть, нет… Говори, что тебе известно?
Орест нагнул голову и прислушался в сторону столовой: там Беспалов шлепал своими туфлями.
- Нельзя! - сказал Орест. - Изложение требует времени, а родитель может помешать.
- Тогда вот что. Мне все равно надо идти сейчас. Я выйду черным ходом, а ты пройди на улицу через парадную. Ты проводишь меня, и мы поговорим по дороге.
- У меня жажда, и ваш империал просто горит у меня в кармане! - продекламировал нараспев Орест и добавил: - Разве отложить объяснение подробностей нельзя?
- Нельзя. Мне нужно сейчас, иначе я не смогу разобраться! - настаивала Маня очень серьезно и требовательно.
Орест повиновался и, проходя через столовую, видел, как отец, отперев дверцу буфета, запахнув халат и прижав к себе локтем трубку, налил из заветного графинчика рюмку и опрокинул ее в рот.
Проглотив водку, он мельком взглянул на Ореста и демонстративно запер буфет: "А тебе, мол, не дам!"
Орест ответил ему взглядом сожаления.
"Если бы ты знал, - подумал он, - что я вчера протравил тридцать целковых, а сегодня у меня в кармане империал!"
В передней он без смущения надел плащ Саши Николаича, который был у себя в комнате и читал "Санкт-Петербургские Ведомости", и вышел на улицу.
Маня сразу и не узнала его в этом нарядном плаще их жильца: до того в нем изменилась фигура Ореста.
- Что это ты? - удивленно спросила она.
- Чтобы быть достойным вас и не скомпрометировать вашего изящества своим костюмом, слизнул без спроса чужие ризы! - пояснил Орест, довольный своей находчивостью.
Маня опустила вуаль на шляпе и пошла вместе с Орестом.
- Ну, говори скорее! - шепнула она.
- Да ведь рассказ довольно длинен! - начал Орест. - У отца графа Савищева…
- Был брат! - перебила его Маня. - Он был женат на француженке и скрылся по обстоятельствам…
- По обстоятельствам, которые ему грозили виселицей! - бесцеремонно добавил Орест. - Ну так вот-с! У француженки, графини Савищевой, была камеристка, то есть, попросту, горничная девка; но так как и она была француженкою, то ее звали камеристкой. В один прекрасный день эта камеристка оказалась беременной. Вы меня извините, принчипесса, что я называю вещи своими именами, но в деловом разговоре иначе нельзя!
- Да, да, скорее!
- Так камеристка оказалась беременной; от кого и как - пусть будет покрыто мраком неизвестности, но этот мрак неизвестности оказался все-таки настолько благороден и состоятелен, что соблазненную девицу-француженку выдал замуж за титулярного советника Беспалова, чтобы дать имя ребенку. А невинный младенец сей, получивший имя Беспалова, ваш покорнейший слуга! Но это только так, кстати! Дело совсем не в этом. А сущность всего интереса для вас заключается в чувствительности этой самой камеристки, а впоследствии госпожи Беспаловой. Когда она узнала, что ее бывшая госпожа скончалась, родив дочь, которую отдали в воспитательный дом, потому что ее отец бежал, а родственники не хотели ее признавать, она, с согласия мужа, Беспалова, взяла девочку и воспитала ее как родную дочь. Это были вы, лучезарная принчипесса, которая, насколько я мог судить, еще недавно ничего не подозревала…
Маня, сильно взволнованная, шла так быстро, что Орест едва поспевал за ней.
- Я солгала, я ничего не знала до вашего рассказа! - с трудом выговорила она.
- Тем приятнее для меня, что я вас смог обогатить такими ценными сведениями! - поклонившись, промолвил Орест.
- Но достоверны ли они?
- Вполне! Когда все это происходило, мне было семь лет и все переговоры шли при мне. Думали, что я ничего не понимаю, но я и в детстве отличался своими выдающимися способностями, и все это помню, как вчера!
- Так что, Беспалов недаром называет меня своей воспитанницей? - спросила Маня.
- Как видите, моя краса! Из всех нас, составляющих население его палаццо, один только Виталий его подлинное детище.
Они уже завернули с Невского на Фонтанку и Маня остановилась у ворот дома, который, как легко догадался Орест, принадлежал Андрею Львовичу Сулиме.
- Благодарю, - сказала она, - мне надо зайти в этот дом.
Орест снял картуз и галантно произнес:
- Не смею вам мешать, принчипесса, поступайте, как вам заблагорассудится… Вы предупреждены обо всем!
Проговорив это, он грациозно раскланялся и, картинно задрапировавшись в плащ, удалился, довольно правдоподобно избражая собою действующее лицо французского таинственного романа.
Глава XXVIII
Маня проворно юркнула в ворота и прошла в подъезд во дворе.
- Доложите обо мне сейчас же Андрею Львовичу! - приказала она встретившему ее в подъезде лакею.
Лакей с сомнением оглядел ее.
- Доложите!.. Разве вы не помните, я вчера приезжала сюда, в здешней карете, - торопливо объяснила Маня. - Доложите… он уже знает… Скажите, что по очень важному делу.
Лакей пошел докладывать, быстро вернулся и сказал:
- Пожалуйте, просят!
С сильно бьющимся сердцем Маня вошла в кабинет Андрея Львовича. Это был богатый кабинет, с ковром во всю комнату, с дорогими книжными шкафами, с зелеными штофными портьерами, темными старинными картинами и бронзовыми статуэтками. Сулима сидел за столом и писал.
- Вы знаете, что я узнала сейчас? - сразу же приступила Маня. - Вы сказали мне не все… Вы мне сказали, что сделаете меня наследницей состояния графини Савищевой, если я вам уступлю половину всего, а ведь я - наследница на самом деле, потому что я…
- Погодите, погодите, моя милая барышня, - спокойно остановил ее Андрей Львович. - Что такое?.. и откуда вы узнали?
- Вы мне рассказывали, что дочь разжалованного графа Савищева была отдана в воспитательный дом и след ее потерялся навсегда… вы мне рассказывали это?
- Да, рассказывал.
- И говорили, что можете поставить меня на место этой дочери, потому что я подхожу по годам и по имени.
- И это я говорил, - согласился Сулима.
- Ну, а теперь я узнала, что я - на самом деле эта якобы потерянная в воспитательном доме дочь…
- От кого же вы узнали это?
- Если я вам это скажу, то раскрою свои карты!
- А вы хотите их скрыть?
- Зачем рассказывать лишнее? Отчего вы мне не сказали, что я - настоящая дочь графа Савищева?
- Для того, чтобы тоже не говорить лишнего! - улыбнулся Андрей Львович. - Впоследствии я бы вам это сообщил!.. Но раз уж вы узнали, делать нечего!
- И напрасно скрывали! - возразила Маня, - Теперь я буду действовать с более легким сердцем, потому что чувствую за собой право, а то я было уже испугалась!
- Испугались?!.. Чего? - воскликнул Сулима.
- Вы мне сказали, что нам необходимо иметь метрическое свидетельство Анны Петровны и что оно лежит в ее туалете в незапертом ящике. Вам во что бы то ни стало необходимо было, чтобы я доставила его вам. Я это сделала и вчера приезжала сюда и привезла его вам в вашей карете.
- Ну, что же? Если это и было страшно, то уже прошло… чего же тут пугаться?
- Но свидетельство я взяла из ящика после того, как его туда положил молодой Савищев; и вдруг сегодня оказалось, что он вчера следил за мной, видел, как я села в карету и как подъехала к вашему дому.
Андрей Львович внимательно выслушал Маню и затем спросил ее:
- Он сам вам это рассказал?
- Не мне, а Оресту Беспалову, которого он подкупил, чтобы тот разузнал, зачем я к вам ездила, и сообщил ему.
- Ну, а Орест Беспалов?
- Нашел более выгодным вступить в сделку со мной. Он признался мне во всем и спрашивает, что я должна сказать ему для сообщения графу Савищеву в виде результата своих якобы розысков?.. И я, прежде чем ему ответить, пришла посоветоваться с вами.
- Вы поступили очень разумно! - одобрил Сулима. - Я все более и более убеждаюсь, что вы - верный человек и с вами можно иметь дело! Когда вы обещали дать ответ?
- Завтра утром.
- Так завтра утром напишите маленькую записочку графу и назначьте ему свидание хоть в Летнем саду, что ли, а эту записку пусть ему передаст Орест Беспалов.
- Но Савищев обещал ему за сведения деньги.
- Дайте вы их ему. У вас хватит? Или дать вам еще?
Маня потупилась.
Андрей Львович вынул из стола пачку ассигнаций и передал ей, сказав:
- Все равно, когда вы станете богатой, тогда сосчитаемся!.. А графу при свидании скажете, что были у меня по поводу наследства Оберланда, но что это - огромная тайна, которую вы открываете только ему, по особенному расположению. Можете вставить что-нибудь относительно того, что я принадлежу к ордену иезуитов и интересуюсь вами потому, что ваша мать, то есть жена титулярного советника Беспалова, была католичкой… Ну, а что же ваш жилец?
- О нем у меня тоже есть новости! - ответила Маня.
- Какие же?
- В Петербурге сейчас есть какой-то француз, приехавший из-за границы, который разыскивает его, чтобы сообщить ему о наследстве.
Андрей Львович выпрямился, поджал губы и нахмурил брови.
- И давно приехал этот француз?
- Только вчера.
- И уже успел повидаться с Николаевым?
- Кажется, нет… даже наверное нет, потому что тот непременно сообщил бы мне об этом. Этого француза видел Орест…
- Где же встретился Орест с этим приезжим?
- Должно быть, в трактире, потому что, кроме трактира, он нигде не бывает.
- Хорошо, милое дитя, благодарю вас! Идите же и сделайте все, как между нами условлено! - сказал Сулима.
Спровадив Маню с некоторой поспешностью, Андрей Львович нервно дернул за сонетку и приказал появившемуся лакею:
- Как можно скорее карету!..
Глава XXIX
Когда карета была подана, Сулима быстро вскочил в нее и коротко крикнул кучеру:
- К Желтому!..
У Крыжицкого ему сказали, что Агапита Абрамовича нет дома.
- Он должен быть! - настойчиво произнес Андрей Львович. - Именем Белого я говорю, чтобы он сейчас же был тут!
Через некоторое время в кабинет, куда никого не спрашиваясь проник Сулима, вышел из шкафа Крыжицкий.
- Простите! - сказал он, - Но я был занят в моей лаборатории.
- Знаю я твою лабораторию! - усмехнулся Андрей Львович, которому была известна, очевидно, и находившаяся за лабораторией турецкая комната. - Скажи мне лучше, внимательно ли ты следишь за порученным тебе Николаевым?
Крыжицкий пожал плечами и ответил:
- Ну конечно, внимательно. Он по-прежнему живет у Беспалова, недавно был в гостях у Леки Дабича, который хочет втянуть его в прежнюю среду, и при всем этом он еще более, чем когда-нибудь, влюблен в красивую воспитанницу Беспалова.
- Ну, а знаешь ли ты, что вчера в Петербург приехал некий француз, который ищет Николаева, чтобы сообщить ему о завещании отца?..
- Нет.
- Вот то-то же!
- Но кто этот француз?
- Вернее всего, старый камердинер завещателя, и если он найдет Николаева в Петербурге и расскажет ему, что его отец умер и оставил ему по завещанию все наследство, все состояние, то Николаев запросто может отправиться во Францию и получить наследство помимо нас. А там взыскивай с него по расписке!.. Необходимо, во-первых, чтобы он думал, что получение его наследства вовсе не так просто, а, во-вторых, чтобы он, убежденный в сложности дела, получил состояние через нас. Только тогда мы будем обеспечены и уверены в том, что на нашу долю придется половина.
- Я все это понимаю! - сказал Крыжицкий. - И понимаю, что нужно во что бы то ни стало помешать французу - кто бы он ни был, камердинер или кто другой - увидеться с Николаевым. Но для этого нужно знать, откуда получено известие о приезде француза?
- От Ореста Беспалова.
- Этого довольно! Все будет сделано! - решительно произнес Агапит Абрамович.
Сулима, улыбаясь, покачал головой, затем спросил:
- Что ты намерен делать?
- Прежде всего узнать от Беспалова, где этот француз? - ответил Крыжицкий.
- А если он не скажет?
- Дам ему денег.
- Сколько?
- Ну я не знаю… сколько понадобится.
- А если их понадобятся сотни?
- Дать их ему.
Андрей Львович опять покачал головой и сказал:
- Где твоя прежняя сообразительность? Восточные курения слишком затуманили ее!.. Пропадешь ты благодаря своей турчанке!
- Я не понимаю, в чем тут может быть ошибка! - начал было высказывать свои соображения Агапит Абрамович.
- В том, - перебил Сулима, - что Орест Беспалов, получив сотни, станет кутить и швыряться деньгами и в первый же раз, когда он, пьяный, попадет в полицию, у него потребуют отчета в том, откуда у него столько денег, а это нам крайне невыгодно.
Крыжицкий стукнул рукой по столу и воскликнул:
- А ведь это правда! В самом деле, у меня ясность мыслей затуманилась… Значит, надо действовать иначе!.. Сегодня же увезу Николаева из Петербурга!
- Это средство сработало бы лучше, но он никуда не поедет из Петербурга.
- Может, его уговорить, что это необходимо для его дела.