Глава пятнадцатая
ШУЙСКИЙ И ШЕИН
Покинув Москву в первых числах июля, Михаил Шеин на седьмой день пути добрался до Костромы. Давно он не отдыхал душой и телом так хорошо, как на минувшей неделе, преодолевая версты, а их было около трёхсот. Благоволила ему летняя пора, тёплые ночи, которые он с Карпом проводил под открытым небом. В Кострому въехали в полдень. Был праздник Казанской Божьей Матери. В храмах города, в Ипатьевском монастыре трезвонили колокола.
Михаил нашёл дом воеводы Бутурлина - он стоял на площади неподалёку от собора - и поспешил в его палаты, чтобы застать до богослужения.
Михаил Никитич и впрямь был ещё дома и в храм не спешил. Как привёл слуга Шеина в залу, где была и трапезная, предстал перед ним боярин лет сорока, крепкий в плечах, с благородным лицом и опрятной бородой. Через несколько лет судьбе будет угодно, когда Бутурлин овдовеет, свести его с Катериной-ясновидицей, которую тоже постигнет участь вдовицы, и они обвенчаются в храме, что виднелся за окнами палат боярина.
- Чем могу служить? - спросил воевода Шеина.
- Милости твоей прошу, Михаил Никитич, показать мне три сельца близ села Голенищева, жалованные государем Борисом Фёдоровичем. - Шеин достал дарственную грамоту. Бутурлин взял грамоту, прочитал её, положил на стол.
- Господи, что ж ты сразу не объявился, дорогой мой человек! Ведь мой батюшка с твоим в побратимах ходили. Под Полоцком их свела судьба. До самой кончины помнил он отважного воеводу Бориса Васильевича. Рад с тобой познакомиться, сын славного воеводы. - И Бутурлин шагнул к Шеину. - Дай я тебя обниму, тёзка. - И крепко обнял, они облобызались. - И никаких дел сегодня. Тебе баню приготовят, и ты мой гость. О Москве хоть поведаешь. Мы тут как в лесу, слухами все кормимся.
Говор у Бутурлина был по-волжски окающий и тёплый. "Костромичи наверняка любят своего воеводу", - подумал Шеин. Он был рад, что судьба свела его с душевным россиянином.
Михаил Шеин прогостил у Бутурлина три дня. Потом дьяк воеводы повёз его в Голенищевскую волость, где находились три отписанные ему сельца. Вступив во владение сёлами, он не думал ничего изменять в жизни принадлежащих теперь ему крестьян. Ограничился лишь тем, что вместе со старостами трёх сел - Ладыгино, Берёзовец и Левково - выбрал себе место для усадьбы на высоком берегу реки Ноли и поручил старостам строить дом.
Народ в сёлах жил лесной, все мужики занимались охотой, умели плотничать, столярничать. Как был убран хлеб со скудных полей, староста отправил мужиков в лес заготавливать брёвна и свозить их к месту возведения дома неподалёку от села Берёзовец. Со старостой этого села, довольно молодым мужиком, Михаил как-то незаметно сдружился. Василий Можай был обстоятелен в делах, рачителен как хозяин и обходителен с крестьянами, словоохотлив. Он и возглавил строительство дома. По его указанию валили столетние сосны в обхват толщиной, вывозили их к стройке, обтёсывали, остругивали до янтарного блеска и возводили сруб на дубовые подставы.
В эти же дни другие мастера заготавливали глину, мяли её, резали на доли и обжигали кирпич. В кузницах ковались петли на двери и окна, ручки, скобы, гвозди. Дивился Шеин мастерству костромичей: за что ни возьмутся - всё сделают. Вот только за стеклом и за изразцами пришлось посылать Василия Можая в Кострому.
Постепенно Шеин сам стал вникать во все тонкости возведения дома. Он распределил, где быть поварне, трапезной, опочивальням, какой должна быть светёлка. Радовался Михаил, как на его глазах поднимался дом, в котором через какие-то два месяца он затопит печи и будет смотреть из окна на заречные дали. И он дождался этого дня. В конце сентября дом был построен. Да и немудрено: над ним потрудилась чуть ли не сотня мастеров. Поработали на доме даже кудесники из села Голенищева. Они покрыли гонтом крышу и поставили печи, украшенные изразцами.
Обмыть новый дом Шеин позвал всех, кто его возводил. Не пожалел казны ни на хмельное, ни на угощение. Он послал Карпа с двумя возами в Кострому, и тот всё закупил на торге. Всем, кто трудился на строительстве дома, Шеин выплатил жалованье. Знал он, что мужики и парни не забудут его справедливости.
Обмыв "новоселье", Шеин несколько дней любовался домом, водил по нему Карпа и показывал, где и что будет стоять из мебели, где и чья разместится опочивальня, кто поселится в светёлке. Постепенно он привык к новому дому, но однажды понял, что его мечты пожить в этом доме в обозримом будущем призрачны. Он - воевода, и удел его - военные походы, сечи, битвы. Михаил далее удивился, что вот уже четыре месяца его не беспокоят. Он отдыхал, ходил в лес с Василием Можаем, охотился на зайцев, даже за лосем они гонялись вместе с Василием. Это какое же благо выпало ему! Но чувствовал Михаил, что всё это будет прервано в первые же весенние дни. Как ледоход на реках наступает непременно, так и он потребуется кому-либо для военного похода. Предчувствие не обмануло Михаила Шеина.
В середине марта, ещё по санному пути, из Костромы примчал от воеводы Бутурлина посыльный, и с ним был Анисим. Михаил глазам своим не поверил, когда в поварне появился Воробушкин. В груди у воеводы возник холодок: уж не случилось ли чего-нибудь в семье? Однако, увидев Шеина, Анисим улыбнулся.
- Слава Богу, батюшка-воевода, ты жив, здоров, и это хорошо.
- Спасибо, что улыбнулся. Я сразу понял, что дома всё благополучно. - Михаил подошёл к Анисиму, похлопал его по плечу, усадил на скамью. - Ну рассказывай, что привело в глухомань?
Анисим опять улыбнулся.
- Я не один, батюшка-воевода, а с посыльным от Бутурлина. И мы всю дорогу гнали лошадей с самого утра. Накорми нас вначале, а новостей у меня полный короб.
- Прости, Анисим, ты прав.
- Чего там, твоя выучка, батюшка. - Анисим опять улыбнулся. Ему не терпелось что-то сказать, и он не смолчал. - Ты поздравь меня, батюшка-воевода. Моя Глаша двойню принесла - двух сынов. Одного Тихоном назвали в честь Глашиного отца, другого в честь моего - Никитой.
Михаил взял Анисима за плечи, поднял и трижды поцеловал.
- Богатыри вы с Глашей! Поздравляю! Ну, зови своего попутчика. А я велю Карпу тут стол накрыть.
Оба они покинули поварню. А вскоре в ней появился Карп и принялся доставать ухватом горшки из русской печи. Водрузил на стол четыре глиняных блюда, наложил в них тушёной репы с говядиной, нарезал хлеба. Вошли Михаил, Анисим и посыльный Бутурлина. В руках Михаил держал кувшин с медовухой. Карп поставил на стол глиняные поливные кружки - всё просто, по-деревенски. Забулькала в них медовуха, и Михаил поздравил Анисима:
- Расти, брат мой, крепких духом россиян, а иного и не надо.
Все выпили. Началась трапеза, да скоро с нею и управились. Карп увёл посыльного осматривать дом. Михаил с Анисимом остались за столом.
- Поклон тебе, батюшка-воевода, от твоей матушки и от супружницы, ещё от доченьки. А Иванушка меня за бороду потрепал и велел тебя тоже. - Анисим со смехом тронул бороду Михаила и тут же посерьёзнел: - А приехал я по твою душу, Михайло Борисович.
- И кто же меня добивается в Москве? Ежели Григорий, то возвращайся в Москву, а я в леса уйду.
- Добивается тебя не самозванец, истинно самозванец, - повторил Анисим, - а князь Василий Иванович Шуйский.
- Вон как! С чего бы это?
- Слушай, батюшка. Позвал он меня к себе тайно, сказал, чтобы ни один тать не узнал, куда я должен ехать, и велел поведать тебе такие слова: "Михайло Шеин есть истинно русский воевода. И отец его погиб от рук поляков и литовцев. Так ему ли терпеть их надругание над Русью и отсиживаться в глуши? Знаю, ты всему очевидец, как поляки и литвины издеваются над русским народом, над его святынями. Вот о том и расскажи, и Христом Богом прошу его вернуться тайно в Москву и встать под мою руку. А занёс я её на самозванца". Сказанное князем Шуйским передаю слово в слово. Вот тебе крест! - И Анисим перекрестился.
- Но что творят поляки и литвины в Москве? И не зол ли на них Шуйский из личных побуждений?
- Зол, батюшка-воевода, люто зол. Зимой самозванец раскрыл заговор против себя. После вступления самозванца на престол Шуйский якобы стал распускать о нём дурные слухи и подговаривать вельмож к мятежу. Всё это дошло до Петра Басманова, скорей всего через князя Димитрия Черкасского, который где-то и что-то пронюхал. Басманов о том донёс самозванцу. Шуйского взяли под стражу, и сказывают, был суд из всяких вельмож, что при Лжедмитрии стоят. Они приговорили его к смертной казни. Но в час приговора пришёл на суд сам царь и показал милосердие, помиловал Шуйского, заменил смертный приговор ссылкой. Князя Шуйского увезли после суда в село Тайнинское, но туда вскоре приехал царь и отпустил Шуйского на волю. И всё наказание свелось к тому, что князь из Тайнинского шёл к своим палатам пешком.
- Вот и лютует Шуйский. Пешим-то он и на двор не ходит, - улыбнулся Шеин. - И что ещё привёз?
- Самые страсти впереди, боярин. В Москву уже ближе к весне прикатила царская невеста, какая-то полька. Так с нею пришло две тысячи польских вельмож и шляхтичей. И все в Кремль хлынули. Там и на постое. И как пошли чинить разбои да глумление над нашей верой - ужас! Во хмелю поляки в храм Успения Богородицы на конях въехали и начали из мушкетов стрелять. В икону Божьей Матери выстрелили. Потир золотой украли. А кони-то гадили в храме.
- Вот за эти надругательства они и заслужили кару смертную! - И Шеин припечатал свою угрозу ударом крепкого кулака по столу.
- Ещё в храме Спаса Преображения поляки свой костёл устроили.
- И россияне молчат?! Да как можно!
- Так некому их, батюшка-воевода, поднять на ворога. Вот и собирает князь Шуйский под свою руку истинных россиян, - закончил горькую исповедь Анисим.
Шеин задумался, но его глаза беспокойно метались по поварне, словно искали схватить что-либо и ринуться на невидимого врага. И думы его были недолгими, он встал, сказал твёрдо:
- Завтра чуть свет выезжаем в Москву. Ты иди отдыхай. Карп покажет где. А у меня - дела.
Прежде всего ему надо было найти старосту Василия Можая.
- Вот что, Василий: завтра я уезжаю в Москву, - начал он разговор, найдя старосту, - так ты найди десять-пятнадцать доброхотов, молодых да ловких. Зови их послужить у меня ратниками.
- Найдётся и больше, боярин, - ответил Можай.
- Пока не надо больше. Как уеду, так ты подбирай тут крепких охотников, которые за любым зверем могут ходить, чтобы следопытами были. И чтобы ловкие... Придёт время - я их позову.
Василий бороду потеребил, умные глаза прищурил, сказал весомо:
- Всё понял, воевода. Найду и таких, обучу, чему нужно. А в придачу сына своего дам, Павла. Силён Можай, загляденье парень.
- Ну, брат, растревожил! Так ты и давай его, отправляй завтра со мной.
- Подумать надо.
- Ну, думай до утра. И вот ещё что: Карп здесь на моём хозяйстве останется, так ты ладь с ним.
- Как не ладить, коли надо мной ставишь, - усмехнулся Василий. И хитрый староста поторговался: - Так ты тогда уж, воевода, моего Павла старшим поставь над пятнадцатью.
Михаил засмеялся - раскусил Василия, согласился:
- Будет по-твоему. Только ты мне близ дома баньку поставь, конюшню на шесть лошадей и амбар, чтоб мыши водились!
На другой день ранним утром перед домом Шеина появились тринадцать конных берёзовцев. К ним вышел Анисим, осмотрел их.
- Что это, ни палиц, ни сабель не вижу при вас? Как в сечу пойдёте?
- Так мы с рогатинами, как на медведя! - ответил румянолицый широкоплечий молодец Павел Можай.
- Тогда поладим. Кто из вас не снедал? Давай за мной в поварню.
За Анисимом последовали четыре молодых парня.
Вскоре отряд берёзовцев во главе с Павлом Можаем покинул село следом за Шеиным и Анисимом. Бабы и девки проводили своих сыновей и женихов за околицу и пожелали им удачи в том неведомом, куда они уезжали. Дорога была трудной. Снег уже раскис, превратился в месиво. Кони проваливались, шли с трудом. К Волге подошли за какую-нибудь неделю перед ледоходом. В Костроме Шеин забежал к воеводе Бутурлину попрощаться. Но костромской воевода придержал у себя Шеина на целые сутки.
- Прости, тёзка, знаю я, зачем в Москву идёшь да с ратниками. Вот и я приготовил для тебя сотню. Может, этой сотни как раз и не хватит, когда из Москвы поляков погоните. Во главе сотни я поставил бывалого ратника Нефёда Шило. Положись на него во всём.
- Спасибо, воевода, за радение о Руси. А нам всякая помощь нужна, и бывалые воины прежде всего.
Своих ратников воевода Бутурлин подготовил хорошо. Все они были вооружены, сидели на крепких сытых конях. За сотней следовали пять повозок с кормом для коней и снедью.
В Москву отряд прибыл ночью. Так счёл за лучшее Шеин. Ворота ему открыли именем государя. Но к нему на поклон воевода не поехал, а тихим шагом привёл костромичей на своё подворье. Когда Михаил размещал ратников, вышла его мать. Елизавета сказала просто:
- Вот и славно, что с силой явился. И от поляков можем заслониться.
- Матушка, как вы тут?
- Пока здравствуем, сынок. Как завтра будет, не знаем. Сердит на тебя царь за то, что сбежал из Москвы. От дьяка Вылузгина человек был, тот велел в Кремле не показываться.
- Я так и предполагал. Ладно, будем жить. Бог не выдаст, свинья не съест.
Шеин провёл дома только остаток ночи и день, а поздним вечером, взяв с собой сотского Нефёда Шило и Павла Можая, ушёл с ними к князю Василию Шуйскому на Варварку. Князь Василий встретил Михаила с неподдельной радостью:
- Слава Богу, что приехал, воевода Михайло. Будет на кого мне опереться.
- Говори, князь-батюшка, что нам делать, к чему готовиться? Со мной добрая сотня костромичей.
- Как славно, что привёл их. А делать пока тебе надо одно: затаиться и ждать нашего часа. На пятницу, на Николин день, царь назначил венчание со своей спесивой полячкой Мариной. И мнится мне, что после венчания поляки войдут в раж, недели две упиваться и утешаться будут. Вот тут-то и придёт наш день.
- Затаимся и дождёмся своего часа. Мы народ терпеливый, - поддержал князя воевода.
- Одно скажу, Михайло: дома тебе не следует отсиживаться, достанут холуи самозванца. Ты у меня эти дни поживи. И сотню приведи. Убережём. Царь счёл, что угрозой казни испугал меня до смерти. Ан обмишулился. Гнева во мне накопилось столько, что дыхну - и Кремник вспыхнет. Самозванец ещё узнает, как грозить Шуйскому князю.
Дальше всё шло, как предсказал князь Василий Шуйский. После венчания на Николин день, что по обычаям россиян запрещалось делать, в Кремле начался великий разгульный шабаш. На свадебном пиру почти не было видно русских вельмож. Грановитую палату, где шёл свадебный пир, заполонили польские шляхтичи. Гуляли неделю.
Лжедимитрий в эти дни открыл государеву сокровищницу, и вековой давности золотые кубки и братины в бесчисленном множестве выставлялись на столы и бесследно с них исчезали. Отгуляв неделю, сделав на два дня перерыв, поляки вновь принялись бражничать.
И настало время Василия Шуйского. Вечером шестнадцатого мая, накануне дня апостола Андроника, Шуйский собрал братьев, позвал Шеина и племянника Скопина-Шуйского, боярского сына Петра Валуева, сотского Нефёда Шило, ещё двух воевод, незнакомых Шеину, и сказал:
- Все вы знаете, что делать, но напоминаю. Ты, Иван, в полночь поднимешься на колокольню храма Живоначальные Троицы, что на Рву, и ударишь в большой колокол. Мы в этот час с ратниками выступим на Красную площадь и с неё вломимся в кремлёвские врата. Зовём горожан бить поляков, чтобы защитить царя, которого они пытаются убить. Это наш главный козырь. - Князь Шуйский с лисьей хитростью посмотрел на всех присутствующих. - И горожане пойдут громить поляков. Они им в печёнку влезли. А вы, вот ты, Шеин, со своими ратниками, ты, племянник Миша, братья мои и ты, Пётр Валуев, - все мчитесь в царский дворец и никого там не щадите, а главное - не упустите самозванца.
Никто не задал князю Шуйскому ни одного вопроса. Всё было просто и ясно. Заключая напутствие, Василий сказал:
- А теперь к воинам и за оружие.
Михаил Шеин и Нефёд Шило покинули палаты Шуйского и вышли на хозяйственный двор. Там их ждали, томясь от безделья, сто тринадцать ратников. Шеин велел Нефёду:
- В Кремле следуй за мной. А теперь выводи сотню.
Небо было пасмурным, накрапывал мелкий дождь.
Михаил подумал, что это им на руку. Придвинулась полночь, на храме Живоначальные Троицы мощно и властно зазвонил колокол. На его первые удары отозвались десятки, а затем и сотни колоколов по всей Москве. Под этот колокольный звон тысячи москвитян, похватав всякое бывшее под руками оружие, побежали на Красную площадь. Едва лишь Шеин со своими ратниками и Скопин-Шуйский со стрельцами появились на площади, как на неё с трёх сторон начали вливаться горожане. Они услышали призыв сподвижников Шуйского: "Вперёд на поляков, убивающих царя", ринулись к кремлёвским воротам и следом за стрельцами Скопина-Шуйского и ратниками Шеина, за другими воинами, примкнувшими к Василию Шуйскому, ворвались в Кремль.
В Кремле началось побоище поляков. Но "ударная сила" князя Василия Шуйского стремилась к царскому дворцу и вскоре заполонила его. Когда мятежники пошли на приступ дворца, к ним присоединились многие именитые бояре и князья. Оказались тут Мстиславские, Шереметевы. Все они тоже вбежали во дворец в поисках Лжедимитрия. Им навстречу из Столовой палаты выбежал Пётр Басманов и закричал жалким голосом:
- Стойте! Образумьтесь! Богом прошу! Государь почивает!
Но Лжедимитрий не спал. Он наскоро оделся, схватил саблю и с постельничим побежал из опочивальни в сени. Там уже были враги. Он скрылся в соседнем покое. Изменившие ему рынды убежали из покоя. Он открыл окно и поднялся на подоконник. Чья-то сабля достала его в ногу, ранила, и он упал из окна на землю. Его подхватили стрельцы верного сотского Микулина, затащили во дворик. Микулин встал на защиту Лжедимитрия. Но уже был нацелен мушкет дворянина Валуева, прогремел выстрел, и Лжедимитрий рухнул, сражённый намертво. Стрельцы, что стояли на страже дворца, подобрали тело убитого и понесли во дворец. Но на крыльце сторонники Шуйского отняли у стрельцов тело самозванца и порубили его саблями.
Михаил Шеин, выходя из царских палат, отвернулся от этой расправы над польским прихвостнем. Спустившись с крыльца, Михаил остановился и прислушался: Москва гудела от звона колоколов, от тысяч голосов, криков, стонов умирающих и растерзанных поляков. Шеин направился к патриаршим палатам, надеясь найти там кого-либо из священнослужителей патриарха Иова, но встретил толпу горожан. Несколько человек волокли на расправу грека Игнатия, "лукавого и изворотливого", которого самозванец нарёк патриархом. Многие тащили добро из патриарших палат. Шеин не стал мешать горожанам править свой суд. В рассветной дымке он увидел своего сотского Нефёда Шило, позвал его и велел стягивать воинов.
- Без нас тут есть кому разобраться, - сказал Михаил.