- Вот я и говорю, - продолжал Шеин, - если ты, пан гетман, пробьёшь своим лбом крепостную стену, то тебе лично мы позволим войти в Смоленск.
И Михаил Шеин повернул коня и поскакал с Анисимом к Фроловским воротам. Потоцкий и Сапега посмеялись вослед: победители всегда веселы.
На другой день с утра поляки начали очередной приступ. Ночью с западной стороны они подтащили к крепости десятков пять штурмовых лестниц. Стреляя из пушек по бойницам, пушкари помогли воинам придвинуть лестницы к стене, поставить их, и более тысячи воинов ринулись по ним на стены. Но у Шеина был большой опыт, как справляться с теми, кто штурмует стены с лестниц. Сотни полторы его ратников вооружились рогатинами и ждали, когда над стенами появятся первые враги. И вот они уже над стеной. Но удары рогатинами свалили их с лестниц, а затем и лестницы с воинами были опрокинуты наземь.
Воины Яна Потоцкого ещё несколько раз попытались овладеть хотя бы малым участком стены, но им это так и не удалось. Хроники той поры отмечали: "Через несколько часов Потоцкий начал приступ, который был отражён смолянами без потерь для себя и с великим уроном для осаждающих. Тогда Потоцкий велел разбивать башни, по разрушении которых хотел снова предпринять штурм, но сильный дождь помешал исполнить его намерения".
После неудачных военных действий Ян Потоцкий передал Шеину через своего парламентёра, что если Смоленск желает мира, то Шеину надо вести переговоры с королём Сигизмундом. Но Шеин не стал добиваться встречи с королём. При Михаиле теперь был мудрый советник - ясновидец Сильвестр, и воевода спросил его, когда они стояли на крепостной стене и смотрели в сторону Москвы:
- Ведаешь ли ты, что скажет нам Сигизмунд о мире?
- Ведаю, брат мой: не жди от него милости. Он жаждет одного: захватить Смоленск под своё крыло.
- И даже в том случае, ежели Москва присягнёт Владиславу?
- Да. Он и думать не желает, чтобы сын владел Смоленском.
- Всё бы ничего, выстояли бы мы перед супостатом ещё год, ежели бы у нас был корм. Не продержаться смолянам ещё год - голод задушит.
- Анафему надо слать Димитрию Шуйскому за то, что отдал Дорогобуж полякам. Туда запасов было свезено столько, что на два года хватило бы смолянам до сытости, - поделился тем, что знал о Дорогобуже, Сильвестр.
В первые дни осени десятого года до смолян дошли вести о том, что державой теперь, в междуцарствие, правят бояре во главе с князем Фёдором Мстиславским. Семеро их стоят у власти. Народ нарёк это правление Семибоярщиной. И в первые же дни своего правления Семибоярщина принялась собирать посольство под Смоленск. Говорили потом, что это было истинно "великое посольство". Никогда ни к кому в прежние годы Русь не посылала послов от "всей земли"! Никогда не было в посольстве столько именитых и очень именитых россиян. Всего собрали под Смоленск 1242 посла и посланника. Во главе этого посольства были поставлены митрополит Филарет - в миру князь Фёдор Романов, князь Василий Голицын и боярин Захар Ляпунов.
Начались сборы "великого посольства" в дорогу. И оказалось, что только возничих, боевых холопов, писцов, стольников и другой челяди набралось более четырёх тысяч человек. По всей Москве готовились сотни колымаг, возков, телег, а к ним - тысячи коней. И лишь один россиянин из властных лиц был против такого посольства, он требовал сократить его по крайней мере в двадцать раз. Это был патриарх всея Руси Гермоген, сам в прошлом славный воин. Прозорливый воитель за веру усмотрел в этой затее Семибоярщины злой умысел. Он понял, что этот злой умысел дорого обойдётся державе. Гермоген пришёл в Грановитую палату, где заседала Боярская дума, и заявил:
- Вижу, дети мои, замысел правителей Руси в том, чтобы очистить Москву от неугодных им мужей. Одумайтесь, державные головы! Запретите Семибоярщине бросать Русь в новое разорение. И десяти послов хватит для чести Польши!
Глас Гермогена в Боярской думе оказался гласом вопиющего в пустыне. Семеро бояр-правителей не прислушались к требованию патриарха и испытали позор от провала деяний этого посольства. Семибоярщина осталась несмываемым пятном бесчестия временщиков на Руси.
Глава двадцатая
ЧЕСТЬ СМОЛЯНАМ
В ту пору, когда по дороге от Москвы к Смоленску двигалось "великое посольство", растянувшись обозом больше чем на версту, за Гжатском в мелколесье к нему пристали три мужика-подорожника - Нефёд, Пётр и Прохор. Мужики, как все россияне, что с них взять. И никто не спросил их, чьи, откуда. Двое среди челяди шли, а Нефёд обочиной дороги пробирался в голову обоза. Ему нужен был глава посольства. И он добрался-таки до рыдвана, в котором ехали главы посольства князь Василий Голицын и митрополит Филарет. Рынды обратили внимание на Нефёда. Один из них крикнул:
- Чего тебе надо? Иди в хвост!
- Глава посольства мне нужен. Я из Смоленска, - спокойно ответил Нефёд. - Иди-ка, брат, доложи.
- Да кто тебя знает, из Смоленска ли ты?
- Скажи князю или боярину, что я от воеводы Михаила Шеина.
В это время обоз свернул с дороги на огромный луг.
- Тебе повезло. На привал идём. Сейчас увидишь владыку или князя, - сказал рында.
Проехав ещё с четверть версты, рыдван остановился, и весь обоз, въезжая на луговину, расположился табором. Из рыдвана появились князь Василий и митрополит Филарет. Разминая ноги, тяжёлой походкой они прошли в кусты и вскоре вернулись. Тут и подошёл к ним Нефёд, низко поклонился, сказал:
- Батюшка-князь Василий, владыка Филарет, пред вами воин из рати Михаила Шеина.
- Чем ты докажешь, что от Шеина? - спросил недоверчивый князь.
- А я знаю, как его коня кличут, - улыбаясь, ответил Нефёд. - Ещё супругу Марию Михайловну, детишек Катю и Ваню.
- Сын мой, мы тебе поверили, что ты от Шеина, - сказал Филарет. - Но что тебе надо от нас?
- Я только предупредить хотел, что Дорогобуж взяли поляки и в воротах на Московскую дорогу у них три пушки нацелены. Велено пушкарям стрелять во всякую рать.
- Так мы не рать, а посольство.
- Не признают. Не было от вас к ним гонца. Миновал он Дорогобуж и промчал в Смоленск. Мои люди видели гонца.
- Экая досада, - отозвался князь Василий Голицын.
- А может, это к лучшему, - заметил Нефёд. - Послушайте, князь и владыка, меня. Какое бы ни было при вас посольство, ляхи не уйдут от Смоленска. Он нужен Сигизмунду, и потому король не снимет осады, пока голодом не уморит смолян, которым не дождаться помощи от боярской власти.
- Как смеешь, ратник, вести такие речи?! В железы сейчас повелю взять! - гневно крикнул князь Голицын.
- На то твоя воля, батюшка-князь, - бесстрашно ответил Нефёд. - Но выслушай до конца. В Смоленске уже начался голод. Там собралось с посадскими почти восемьдесят тысяч душ да наших ратников около шести тысяч. Им каждый день корм подай. Его уже урезали: четвёртую часть получают от того, что давали раньше. Но вы можете спасти город от голодной смерти. У вас больше тысячи боевых холопов, тысячи крепких слуг. Вас, послов, больше тысячи. А в Дорогобуже пятьсот воинов охраняют многие тысячи пудов зерна, муки, круп - всё, что нужно Смоленску. Так возьмём с ходу городишко в свои руки и двинемся дальше, вооружив себя пушками и мушкетами! Прорвав осаду, откроем путь горожанам на Русь!
Нефёд говорил громко, чётко, страстно, он стоял перед князем и митрополитом в такой напряжённой позе, что скажи ему: "Иди первым на Дорогобуж!" - он пойдёт.
Но князь Голицын крикнул на него властно и топнул ногой.
- Замолчи, смерд! Ты совращаешь нас с пути, начертанного правителями Руси. Мы идём добиваться мира и справедливости. Вся наша держава требует того. У нас представители от всех земель Руси. - И князь крикнул воинам: - Эй, рынды, уберите его!
Но поднял руку владыка Филарет.
- Подожди, княже, судить воителя. Он душою болеет за смолян, потому и говорит правду.
- Но он же с неслыханным делом набивается!
- Не совсем так. От нас ждут помощи восемьдесят тысяч россиян, и они получили бы её, если бы не бездарный князь Димитрий Шуйский!
- То так, - согласился Голицын.
- Потому и отпусти ратника, пусть добирается до Смоленска и скажет, что помощь смолянам будет, и скоро. - И Филарет сказал Нефёду: - Так и передай Шеину: мы заставим поляков пойти на перемирие, и будет смолянам скоро освобождение от ворогов.
- Пусть твои молитвы дойдут до Бога, владыка. Одно скажу: смоляне не простят отчизне, что она бросила их, как нерадивая мать. - И Нефёд, сделав лёгкий поклон Филарету, ушёл искать Петра и Прохора.
Вскоре трое отважных лазутчиков покинули стан посольства и ушли на запад, к Смоленску. Они пробирались в стороне от Московской дороги, на которой нет-нет да и показывались конные отряды поляков, следующие то к Смоленску, то к Дорогобужу.
Вражеского стана лазутчики достигли через сутки, засветло. Спрятались в ольшанике на кромке оврага и наблюдали за лагерем, где было большое движение. Дальнозоркий Прохор сказал:
- Ляхи встречают короля. Сегодня нам к главным воротам не пройти. Слышишь, Нефёд, пошли в верховья Днепра.
- Как раз нам бы в село Богородское на повечерие попасть, - улыбаясь, произнёс Пётр.
- Молчал бы. Только девки и на уме, - проворчал Нефёд. - К Митину идём, там и переберёмся на левый берег.
До Митина лазутчики добрались без помех. А как за версту от деревни спустились к наплавному неширокому мосточку, так и замерли от неожиданности: мосток охранял польский караул, и один из воинов стоял на правом берегу, другой - на левом. В сумерках караульных было хорошо видно из лощинки, где затаились лазутчики. Нефёд решил: надо ждать глухой полночи. В полночь караульный на правом берегу присел на бревно у мостка и, похоже, задремал.
- Я пошёл, - сказал Нефёд, - сниму ляха.
Он по-охотничьи бесшумно заскользил по траве. Пётр и Прохор подползали за ним следом. И вот уже Нефёд рядом с караульным. Он подобрался со спины, взмахнул руками, и сыромятная удавка сдавила шею. Нефёд резко затянул её, и караульный обмяк. Сдери у и с шеи ремень, Нефёд снял с поляка чёрную накидку, пояс с саблей, опоясался, укрыл накидкой плечи и по-кошачьи двинулся к левому берегу. Мосток не скрипнул, когда Нефёд добрался до второго караульного. Там всё случилось так же, как и на правом берегу. Голосом выпи Нефёд дал знать Петру и Прохору, и они заспешили через мосток, прошли мимо мёртвых воинов и догнали Нефёда.
Через вражеский стан, который безмолвствовал - не видно было даже караульных, побратимы проскочили благополучно. Укрывшись двумя чёрными накидками, обнявшись и пошатываясь, словно во хмелю, они миновали позиции поляков, вышли на открытое место перед крепостью и добрались до Богородских крепостных ворот. Нефёд постучал, как было условлено со всеми стражами ворот. Ему открыли малый лаз, какие были во всех воротах. Наконец-то лазутчики оказались в крепости. Теперь Нефёду надо было найти Шеина или Горчакова и доложить о том, что к Смоленску приближается "великое посольство".
В воеводском приказе Нефёд нашёл князя Горчакова. Матвей был в Смоленске без семьи и потому не чурался ночного бдения. Появлению Нефёда он обрадовался.
- Заждались мы тебя, Нефёд, ну поведай, с чем пришли.
- Всякого много. А главное - одно, батюшка-князь. Идёт не московское войско к нам на помощь, а пятитысячное посольство к полякам. Ведут его князь Голицын да митрополит Филарет.
- Шутишь ты, Нефёд! Такого посольства отроду на Руси не бывало. Да нам бы пять тысяч, так мы бы поляков погнали!
- Вот тебе крест, батюшка! И назвали его "великим". Одних послов и посланников за тысячу, а там боевые холопы, слуги - тьма. И довелось мне встретиться перед Дорогобужем с главами посольства, князем Василием Голицыным и митрополитом Филаретом.
- Не устрашат они таким посольством Сигизмунда. Силой, только силой его можно прогнать. А у нас ядер нет, зарядов для мушкетов, зелья совсем мало осталось. Ратники от голода с ног валятся! - с болью в голосе говорил князь Горчаков.
Наутро, когда Михаил Шеин услышал от князя Горчакова о "великом посольстве", он впервые в жизни матерно выругался. Он стучал кулаком по столу и кричал:
- Нет власти на Руси! Головотяпы стоят у неё! Пустые головы! Чинят зло державе в угоду Сигизмунду!
Встав из-за стола, Шеин долго молча ходил по покою, потом остановился против Горчакова.
- Вот что, княже Матвей. Мы должны тотчас, как придёт посольство, всё узнать о его цели. Иначе нам будет худо!
Михаил Шеин и Матвей Горчаков были к этому времени в неведении о том, что всего полторы недели назад случился в Москве сговор между гетманом Станиславом Жолкевским и семью правителями-боярами. В стане Жолкевского под Москвой был подписан договор о призвании польского королевича Владислава на русский престол. В договоре было обусловлено освобождение всех русских городов, занятых поляками, отпуск всех русских пленных, отступление польских войск от Смоленска на свою землю. В то же время спустя какой-то месяц предатели-бояре тайком от народа двадцать первого сентября впустили в столицу польские войска.
И получилось так, что, когда "великое посольство" прибыло под Смоленск, горожанам стало известно и о предательстве бояр. Рассказал же обо всём этом Михаилу Шеину его шурин Артемий Измайлов, который оказался среди сотен русских послов и посланников под Смоленском.
Переговорив с князем Матвеем о последних новостях, Михаил Шеин попросил его отправить в стаи московского посольства лазутчиков Нефёда Шило и Павла Можая и провести оттуда в Смоленск кого-либо из послов.
- Неважно, кого приведут, важно, чтобы знал суть появления посольства под Смоленском.
Однако, отправляясь в стан посольства, Нефёд Шило сказал:
- За кем-либо я не пойду, княже Матвей. Я должен привести человека, который знал бы или воеводу или тебя.
- Ты славный муж, Нефёд. Об этом мы не подумали, - ответил князь Горчаков.
После разговора с Матвеем Горчаковым Нефёд Шило два дня наблюдал со своими лазутчиками за лагерем поляков. Наконец стало известно, где расположился стан русского посольства. По воле короля Сигизмунда ему отвели место на левом берегу Днепра, где стояли основные силы королевского войска. Нефёд был доволен тем, что, идя на вылазку в стан послов, ему не нужно будет переправляться через Днепр. Понимал он, что после уничтожения двух караульных поляки станут вести себя более бдительно.
Только на седьмую, дождливую и тёмную ночь Нефёд и Павел ушли на вылазку. В полночь они добрались до стана русских послов и нашли шатёр митрополита Филарета. Почему-то у Нефёда появилось большое доверие к бывшему князю. Когда Филарет встал и благословил Нефёда, тот сказал:
- Прости, владыка, опять всё тот же Нефёд Шило пред тобой.
- Сын мой, я слушаю тебя с усердием. Мне стыдно, что не поверил твоим речениям за Гжатском. В Дорогобуже поляки отобрали у нас половину обоза с кормом. Говори же, чем могу служить смолянам, чем вину свою исправлю перед ними.
- Просьба воеводы Шеина невелика: отпусти со мной человека из послов, знающего всю подноготную о посольстве.
- Трудную задачу ты задал, сын мой. Я бы сам пошёл на встречу с Михаилом Борисычем - славен он воеводской честью и отвагой сердца, - да не могу осиротить посольство. Мы тут тоже, как и вы, оказались в осаде. - Филарет задумался, потом его пронзительные тёмно-карие глаза впились в Нефёда, и он спросил: - Ты слышал от Шеина что-нибудь об окольничем Артемии Измайлове?
- Господи, владыка, как не слышать. Да я с Артемием не раз встречался у Шеиных на Рождественке.
- Вот и славно. Артемий у меня в посольстве, и я сей миг за ним пошлю.
Филарет тут же вышел из шатра и отправил одного из рынд за Измайловым. Вернулся он вместе с Павлом.
- Что ты Божьего человека под дождём держишь! - упрекнул он Нефёда.
Измайлова ждали изрядно. Филарет усадил Нефёда и Павла к столу, сам принёс хлеба, говядины, вина, налил три кружки. Все молча выпили. Затем Филарет стал расспрашивать Нефёда и Павла о том, как живут-перебиваются в осаде смоляне.
- Усталость одолевает, голод ноги подкашивает, - излагал печальную судьбу смолян и воинов Нефёд Шило. - Голод и победит нас, а не поляки. Через него войдут они во град. Сейчас уже каждый день на погост мёртвых уносят...
- А дух каков у смолян? Дух крепкий?
- Они до исхода стоять будут за то, чтобы Русь не потеряла Смоленск. Малые и старые помогают ратникам, когда поляки идут на приступ.
Наконец появился Артемий Измайлов. Он был в расцвете лет, ладный, кипучий. Глаза, как у двоюродной сестры Марии, горели голубым огнём.
- Вот, Артемий, пришли за тобой смоляне, зовут на исповедь.
- Там же брат мой названый, как не пойти! - воскликнул Артемий.
- С этим всё ясно, другое уясни, сын мой. Скажи о "великом посольстве" Шеину всю правду. И о московской жизни тоже, о том, как московские правители губят россиян. Правители затеяли игру, отправив но вражеский стан многих честных державцев, которые не желают видеть на русском престоле ни королевича Владислава, ни короля Жигмонда. Ещё скажи, что "великое посольство" будет стоять под Смоленском до той поры, пока поляки не снимут осаду. Будь честен во всём. Скажи смолянам, что мы не намерены уступать полякам ни в чём, станем биться за Русь до конца.
- А как же договор Москвы с Жолкевским, в котором мы зовём в цари Владислава? - спросил Артемий.
- Это всего лишь воля семи бояр, но не народная. Об этом страдаю вместе с Русью. Нам же надо подумать, как накормить город, как избавить его от голодной смерти. Вот Нефёд прав: Дорогобуж надо вернуть Руси - там закрома смоленские.
Артемий понял из сказанного самое главное: Филарет ни в чём не пойдёт на сговор с поляками, что не во благо Руси и Смоленску. Но это заключение Артемия привело его к другой печальной мысли: Филарет послан семью боярами под Смоленск умышленно, чтобы обострить отношения с Сигизмундом, а тот, как показалось Артемию, найдёт способ посчитаться со строптивым митрополитом, и, как ни тяжело было, сделал из этого вывод о том, что Смоленску от "великого посольства" не будет проку, но проявится стойкость воителя Филарета против поляков, а вместе с ним и воеводы Шеина, за что им когда-нибудь будет воздана честь и хвала.
С такими мыслями Артемий уходил от Филарета с Нефёдом и Павлом в осаждённый Смоленск. Судьба была к ним благосклонна и милосердна. Они нашли "прогалины" во вражеской осаде и благополучно вернулись в город. За воротами Михаил Шеин уже ждал посланца из посольского стана. Какова же была радость Михаила и Артемия, когда, едва поднявшись из лаза, Артемий угодил в объятия Михаила!
- Здравствуй, дорогой мой шурин, дорогой побратим. Как давно мы не виделись!
- Да уж надолго развела нас судьба. - Артемий похлопал Михаила по спине, провёл руками по плечам, по груди. - Слава Богу, ты по-прежнему крепок, как дуб.
- И ты исправен, окольничий. Растёшь в чинах.
- Расту. За труды праведные. Как Мария, как дети?