Мэтр слабо охнул и медленно осел на пол. Перед глазами у него появился лаковый черный ботинок, покрытый засохшей грязью. Ботинок наступил на полу фрака, не давая возможности встать, и сверху спросили:
– Добавить? Я не люблю, когда лгут.
Раздавшийся металлический щелчок заставил лежавшего на полу мэтра посмотреть на нахального незнакомца – карман брюк у того оттопыривался.
"Револьвер! – подумал мэтр. – Пальнет еще, пьяный дурак".
– Ну?! – поторопил Сарычев.
– Здесь был Гришин, – чуть слышно ответил мэтр. – Человек Филиппова.
– Знаю, – лаковый ботинок исчез и сильная рука прихватила лежавшего на полу мэтра за ворот, помогая встать на ноги. – Это Гришин представляется Алексеем Григорьевым?
– Да, – дрожащими губами промолвил метрдотель и, заметив наконец-то появившегося в холле вышибалу, оживился. – Кто вы такой? Что вам надо?
– Не шуми, кузнечик, – сделав Тоболину знак выйти на улицу, почти ласково посоветовал Павел, покосившись на медленно подходившего к ним рослого громилу. – Я же обещал, что разговор будет между нами, понял? Антр-ну!
– В чем дело? – спросил вышибала, сверля Сарычева маленькими глазками. – Господину пора проветриться?
– Пожалуй, – легко согласился Павел, чем немало озадачил вышибалу. – Адью! Так ты не забудь, – подмигнул он мэтру. – Антр-ну!
Прощально помахав рукой, Сарычев исчез за дверями ресторана.
– Что случилось? – поинтересовался громила, наблюдая, как мэтр перед зеркалом отряхивает фрак и поправляет галстук.
– У тебя все добро в дерьмо уходит, а лучше бы хоть что-нибудь доставалось мозгам, – зло ответил тот.
Поддернув манжеты крахмальной рубашки, он изобразил на лице привычную улыбку – не объяснять же этому животному, что на самом деле случилось. И вообще, об этом стоит помалкивать…
* * *
– Значит, так. – Сарычев достал из кармана брюк портсигар и закурил. – Сейчас ты зайдешь в какой-нибудь кабачок и подождешь меня, а я попробую потолковать еще с одним человеком.
Подпрыгивая на сиденье извозчицкой пролетки, – Павел Петрович взял экипаж, чтобы не терять времени, – Тоболин подумал, что дело потихоньку сдвинулось с мертвой точки. Если так пойдет и дальше, возможно, удастся отыскать хотя бы след пропавших ценностей.
Расплатившись с извозчиком, Сарычев огляделся и, указав Евгению на освещенные окна маленького итальянского ресторанчика, предложил ему подождать там.
– Возьми чего-нибудь, – сунув в руку Тоболина купюру, велел он. – А я нанесу визит в тот домик.
Евгений посмотрел на дом, куда собирался отправиться Сарычев. Сад, скрытый решеткой, густые кусты, высокие ворота с калиткой, двухэтажный особняк с широкими, открытыми верандами, застекленные эркеры, за окнами горит свет электрических люстр.
– Жди, – велел Павел Петрович и, поправив шляпу, направился к калитке. Проводив его взглядом, Тоболин пошел к ресторанчику.
Сарычев повернул ручку механического звонка и стал ждать пока откроют, нетерпеливо постукивая носком лакированной туфли по плиткам тротуара. "Интересно, – думал он, – предупредил метрдотель о том, что у него были? Скорее всего – нет. Зачем ему подставляться и выдавать самого себя? Сейчас время дорого, и надо действовать решительно, блефовать, нажимать, не давать Филиппову опомниться".
Щелкнул замок и приоткрылась решетчатая дверь калитки. В образовавшейся щели Павел увидел узкоглазое лицо.
– Борис Васильевич дома? – дотронувшись до полей шляпы учтиво спросил он. Щель стала шире и показалась белая рубашка, серый полосатый жилет и тонкие черные брюки, складками лежавшие на замшевых мягких туфлях без каблуков.
– Как доложить? – спросил слуга.
"Японец, – разглядев привратника, понял Павел. – Страхуется бывший присяжный поверенный, даже своих в дом не нанимает".
– Скажите, пришел Сарычев. Он знает, кто я такой.
Слуга молча закрыл калитку. Потянулись минуты ожидания. От нечего делать бывший есаул прошелся, заложив руки за спину и негромко насвистывая марш лейб-гвардии казачьего полка. Свежий воздух немного взбодрил его, прошла головная боль, выветрился хмель выпитого за игорным столом и мысли потекли ровнее.
Снова щелкнул замок, японец высунулся и, показав в презрительной ухмылке крупные, неровные зубы, сообщил:
– Хозяина не принимает.
– Ты! – Павел быстро сунул носок башмака в щель, не дав захлопнуть калитку. – Скажи ему, что дом спалю! Понял? Или он будет говорить со мной, или пожгу к чертям ваше гнездо вместе со всеми обитателями! Пошел!
На этот раз японец вернулся на удивление быстро. Широко распахнув калитку, он с поклоном пропустил Сарычева в сад и повел по вымощенной узорчатыми плитками дорожке к подъезду дома. Есаул хмуро кусал ус – не сдержался, пугнул, но что оставалось делать, если Филиппов забился в нору и не вылезает, а переговорить с ним обязательно надо?
Вошли в дом, поднялись по застланной темно-зеленым ковром широкой лестнице на второй этаж, в роскошно обставленную гостиную.
– Хозяина сейчас будет, – вежливо поклонился слуга и бесшумно исчез.
– Чем могу служить?
Павел Петрович обернулся. Приволакивая искалеченную ногу, к нему шел хозяин дома, придерживая рукой полы длинного шелкового халата. Блеснув стеклышками пенсне в золотой оправе, он выжидательно поглядел на незваного гостя, но руки не подал и сесть не предложил.
– Надо поговорить, Борис Васильевич, – миролюбиво начал Сарычев. – Может быть, присядем? Разговор деловой.
– Я не располагаю временем, – правая щека Филиппова дернулась. Принесла нелегкая этого забияку! Слуга-японец доложил, что бывший есаул слегка пьян и, кто его знает, вдруг действительно пустит красного петуха? С него станется, рассказывают, еще не такое выкидывал. Опасный человек, рисковый, ни в грош не ставящий ни свою, ни чужую жизнь. В отличие от него, Борис Васильевич свою жизнь очень ценил и старался попусту не рисковать.
– Если вы настаиваете, прошу, – он указал на кресла у камина и первым присел, предложив визитеру располагаться напротив. – Что вас привело ко мне?
– Дело о коллекции Тоболина, – усмехнулся Сарычев.
– Это какого же Тоболина? – удивленно поднял брови Филиппов. – Покойного профессора истории? Его, кажется, убили агенты Чека? Но при чем здесь я, позвольте спросить? Будьте добры, объяснитесь.
– Охотно. Вы, Борис Васильевич, умный человек, а повторяете пустые сплетни. Какое дело большевикам до Тоболина? Убили его свои, и не просто так. Вчера совершено покушение и на сына покойного профессора. Некие лица привезли его в банк и заставили получить хранившиеся там коробки с раритетами, а потом хотели убить на берегу моря.
– Хотели? Значит, мальчик остался жив? – стеклышки пенсне Филиппова блеснули красным отсветом пламени камина. – Слава богу!
Хозяин широко перекрестился, грузно повернувшись к киоту с лампадой. Сарычев наблюдал за ним с усмешкой.
– Перестаньте, – предложил он. – Перестаньте ломать комедию. Гришин-Григорьев ваш человек, не надо отпираться. Дело получит неприятный для вашей компании оборот, если…
– Что если? – переспросил Филиппов. – Договаривайте. Чего вы хотите?
– Хочу получить обратно коллекцию и десять тысяч долларов как компенсацию за ущерб.
– А вы наглец, – с интересом разглядывая Сарычева, протянул хозяин. – Я много про вас слышал, но, признаться, не всегда верил в то, что рассказывали.
– Теперь убедились? – засмеялся Павел Петрович, но тут же оборвал смех и сухо сказал: – Давайте договоримся. Отдаете коллекцию и чек. Я ухожу и избавлю вас от многих неприятностей, связанных с отказом.
– Каких неприятностей? – вкрадчиво осведомился Борис Васильевич, поудобнее устраивая больную ногу. – Вы что, располагаете показаниями этого Григорьева, или как его там? Он что, указал на бумаге о преступных действиях по моему прямому приказанию? Хватит, господин Сарычев, надоело. Уходите!
– А если Евгений, действительно, жив? – бывший есаул взял из стоявшей на столике коробки сигару. Понюхав ее, одобрительно кивнул и раскурил от свечи. – Знаете, что означает моя фамилия? Сарыч – это ястреб из породы канюков, охотящихся в степи за грызунами. А уж хромую крысу я всегда достану.
– В моем доме? – вскинул голову Филиппов. – Я прикажу выкинуть вас вон!
– Не прикажете, – стряхнув в камин столбик серого пепла с сигары, усмехнулся Павел. – Хотя бы потому, что прекрасно знаете о случившемся с профессором, его сыном и коллекцией. И сейчас просто прикидываете, как лучше избавиться от меня. Заставить навсегда замолчать или откупиться? Применять физические и иные меры не советую: надежные люди знают, куда я пошел, и располагают материалами против вас. А вот откупиться? Я не против. Условия вам известны.
Борис Васильевич снял пенсне и потер пальцами покрасневшие глаза. Мозг его лихорадочно работал, отыскивая единственно верное решение. Вне сомнения, визитер знает многое, но не все. Есть ли у него веские доказательства? Ну, если Евгений Тоболин на самом деле остался в живых, – что мало вероятно, – он мог рассказать обо всем. Гришин будет нем как рыба. Этьен и крепыш тем более – они полностью во власти Филиппова. Значит, остается один Евгений? Но у него нет никаких доказательств! Коллекцию он получил сам, все документы в банке оформлены правильно, а рассказывать байки умеет любой. Что могут противопоставить деньгам Филиппова бывший есаул Сарычев и сопляк Тоболин? А ничего! Но не в собственном же доме разбираться с нахалом?
Хозяин встал, прохромал к бару, открыв дверцу, пробежал взглядом по бутылкам. Ехидно усмехнувшись, взял графинчик водки, настоянной на лекарственных травах. В микродозах эта настойка лекарство, а две-три рюмки могут привести человека в почти невменяемое состояние. Достав две рюмки и вазочку с конфетами, он вернулся к креслам и наполнил рюмки:
– Давайте поговорим, как деловые люди. Без лишних эмоций и ненужных оскорблений. Ваше здоровье! – пригубив рюмку он начал греть ее в ладонях.
Сарычев тоже выпил и затянулся сигаретой, ожидая продолжения.
– Вы, кажется, говорили о десяти тысячах? Поверьте, это слишком много. Подождите, не возражайте, – Борис Васильевич снова наполнил рюмки. – Надо все хорошенько взвесить, обсудить и прийти к обоюдному соглашению. Не так ли?
– Конечно, – согласился Павел Петрович и почувствовал, что тело его становится каким-то чрезвычайно легким, а голова тяжелой, как свинец.
– Поэтому не будем торопиться, – искоса посматривая на него, ворковал Филиппов. – Торопливость просто губительна при серьезных разговорах. Вы мне представляете свои доказательства, а я их оцениваю, и только тогда решаем, сколько они стоят? Согласны?
Сарычев сидел с отрешенным видом, силясь понять, что ему говорят. Слова хозяина с трудом доходили до его сознания, временами мутившегося до такой степени, что становилось темно в глазах. "Отравил, сволочь, что ли? – подумал Павел Петрович. – Или дает себя знать напряженная игра трое суток подряд?"
Он поднялся и, сделав нетвердый шаг, выбросил в камин недокуренную сигару. Руки казались вялыми, мутило, хотелось лечь и забыться, оставив все – Тоболиных, коллекцию, Филиппова…
– Ходзуми! – хлопнув в ладоши, позвал Борис Васильевич.
В гостиную вошел японец и поклонился хозяину. Сарычев неуверенно обернулся, недоумевая, зачем здесь слуга? Кажется, речь шла о серьезных вещах, не предназначенных для чужих ушей?
– Проводи господина, ему пора, – велел Филиппов.
– Н-не подходи, – сунув руку в карман, заплетающимся языком предупредил Павел Петрович, совсем забыв, что он безоружен.
Слуга кошачьей походкой приблизился и, увернувшись от удара ноги Сарычева, пытавшегося пнуть его в промежность, ловко врезал есаулу пяткой в живот. Павла сложило пополам и бросило на пол. Он даже не успел толком понять, что произошло. И не хотелось вставать, драться, не хотелось больше ничего.
Японец подхватил под мышки рослого Павла и, кряхтя от напряжения, поволок его к лестнице. На верхней площадке он сбросил тело Сарычева вниз и сбежал следом за съехавшим по ступенькам полубесчувственным визитером. Взяв есаула за ноги, японец потащил Павла к калитке, не обращая внимания на стоны и проклятия, раздававшиеся за спиной. Дотащив гостя до ворот, Ходзуми сильным пинком выбросил его на улицу…
Приземлившись на мостовую, Сарычев услышал, как сзади лязгнул замок калитки. С трудом встав на четвереньки, он помотал головой, разгоняя туман в мозгах. Отдышавшись, Павел поднялся и, держась за стенку, медленно побрел к ресторанчику, где ждал Евгений.
Увидев Сарычева, Тоболин ахнул и бросился помогать ему привести себя в порядок.
– Что произошло? – прикладывая мокрый платок к ссадине на щеке есаула, тихо спрашивал Евгений, боясь привлечь ненужное внимание хозяина заведения. Не ровен час, тот вызовет полицию и потом объясняйся в участке.
– Так, повздорили, – неопределенно ответил Павел Петрович. Проклятый япошка, надо же, как больно стукнул. Будь Сарычев в нормальном состоянии, он сумел бы постоять за себя, не таких еще видали, как этот Ходзуми.
– Господи, – вздохнул Тоболин. – Куда же вы теперь, в таком виде. И что все-таки случилось?
– Придется туда зайти еще разок, – пообещал есаул, рассматривая себя в зеркало. – Поехали ко мне. Кровать, правда, всего одна, но разместимся как-нибудь. Не стоит тебе сегодня возвращаться домой.
– Хорошо, хорошо, – согласился Тоболин. Ему и самому не хотелось оставаться в одиночестве, да и Павла Петровича нужно проводить до дому, пусть этот дом и в меблированных комнатах.
Вид Сарычева встревожил Евгения. Глаза мутные, неживые, язык заплетается, движения неуверенные, вялые, как у сонной мухи. Живого, энергичного Павла словно подменили. Что же произошло в этом таинственном доме?
До меблированных комнат "Бристоля", где квартировал Сарычев, добрались на извозчике. Взяв ключ от своей комнаты, Павел Петрович повел Тоболина наверх. В номере, похожем на узкий гимназический пенал, он долго держал голову под краном умывальника. Евгений, опасаясь, что его другу станет хуже, помог Сарычеву лечь.
Устроившись на кровати, он слушал, как рядом похрапывает Павел Петрович, и думал о том, что не прошло и недели после смерти отца, а жизнь уже несколько раз повернулась в разные стороны. Возможно, скоро придется продать и маленький коттедж…
* * *
Всю ночь Сарычеву снились кошмары – жуткие драконы разверзали огнедышащие пасти, усеянные мириадами длинных, острых зубов; копошились в зловонных ямах клубки отвратительных гадов, кто-то душил его, а потом появился Филиппов с графинчиком в руке, и графин был полон темной крови…
Проснувшись, Павел некоторое время лежал с закрытыми глазами, приходя в себя и тревожно прислушиваясь к собственным ощущениям – как голова, руки, ноги? Болят? Похоже, все в порядке? Мозг работает четко, улетучился вчерашний туман, мешавший понять, где ты и зачем здесь, но в теле еще сохранилась некоторая слабость. Протянув руку, Сарычев, не открывая глаза, нащупал спящего у него за спиной Евгения. Но почему он за ночь столь отощал и уменьшился ростом?
Проснувшись, Павел рывком сел и поглядел, кто лежит рядом. К его изумлению, Тоболина на постели не было! Сладко посапывая, подложив маленькие ладошки с накрашенными ногтями под желто-смуглую щеку, на кровати лежала молодая голая женщина. Что за чертовщина?!
На полу в беспорядке разбросаны предметы женского туалета, на спинке стула – Сарычев точно помнил, как Евгений вешал на него свой пиджак! – висели тонкие дамские чулки, а под стулом стояли маленькие изящные туфельки. На столе и подоконнике единственного окна выстроились пустые винные бутылки и грязные стаканы, а Тоболина нигде нет. Ушел? Но куда и зачем?
И китаянка?!
"Все, подставили! – похолодел Сарычев. – Ловко сработано".
Помотав головой в тщетной надежде, что странное видение исчезнет как бред, Павел достал часы и поглядел на стрелки – десять утра! Китаянка не исчезала, и он потряс ее за плечо:
– Эй, ходя! Вставай!
Девица открыла глаза и прикрылась простыней. Подтянув ноги к груди, она сжалась в комок, готовясь закричать.
– Тихо ты! – прикрикнул на нее по-английски Сарычев. – Как ты сюда попала? Отвечай!
Китаянка завизжала – пронзительно, на высокой ноте, так, что разом заложило уши. Орала она самозабвенно, широко открыв рот, во всю силу легких.
– Замолчи! – кинулся к ней бывший есаул, но в дверь уже барабанили, грозя выломать замок. Пришлось открыть.
В комнату ввалились портье и два китайских полицейских в синих мундирах и белых перчатках.
– Вот он! Вот! – показывая на Павла, закричал портье.
Китаянка перестала визжать и вскочила с постели, завернувшись в простыню. Один из полицейских прошел в комнату, а второй истуканом застыл у дверей.
– Салысев? – спросил первый полицейский, показывая на грудь Павла затянутой в белую нитяную перчатку рукой.
– Да, Сарычев, – ответил бывший есаул.
Не драться же ему с полицией? И так вчера наломали дровишек, а сегодня и того хлеще. Ничего себе, начинается денек! Но где Евгений?!
Полицейский повернулся к девице и что-то спросил у нее на незнакомом Павлу диалекте. Та зачастила в ответ, кланяясь и подобострастно заглядывая снизу вверх в лицо блюстителя порядка. Сарычев сумел понять только несколько слов – "виски", "деньги", "улица".
– Вы расплатились с дамой? – спросил полисмен.
– Бред какой-то, – пожал плечами бывший есаул. – Я ее в первый раз вижу. Проснулся, а она лежит на постели. Поймите, вчера я пришел домой с приятелем, а не с ней!
– Где же ваш приятель? – усмехнулся полисмен. – Вы будете платить даме за ночь?
"Кошмар, – взяв свой пиджак, подумал Сарычев. – Голые китайские проститутки, полиция. Надо дать ей десять зеленых и добавить полиции за беспокойство. Не хватало мне скандала".
К его удивлению, денег в карманах не оказалось. Портсигар на месте, зажигалка тоже, паспорт, бумажник, но денег ни гроша. Как будто они испарились волшебным образом. Но вчера он играл и выиграл крупную сумму! Сверток с деньгами оставлен у знакомого китайца, а часть выигрыша Павел положил в карман – это он помнил совершенно точно. Взял сотни три или четыре, не меньше. Где они? Унес Евгений? Маловероятно. Он разбудил бы Сарычева, перед тем как уйти, или оставил записку.
– Ну? – поторопил полисмен.
– Нет денег! – отбрасывая пиджак, признался Сарычев.
– Ай-яй-яй, Павел Петрович, – укоризненно покачал напомаженной головой портье. – Как же вы так?
– Одевайся! – бросил полицейский девице. – Поедем в участок.
– Выйдите, – пискнула она.
– Одевайся, я сказал, – набычился полицейский. – Раздеваться ты не стесняешься?
Китаянка начала торопливо натягивать чулки и влезать в платье. Сарычев деликатно отвернулся к стене, но полицейский ткнул его в спину концом дубинки:
– Ты тоже одевайся! Поедем в участок!
– Зачем?
– Там разберемся, – пообещал блюститель порядка и подтолкнул Павла к дверям. – Не задерживайся!..