– К сожалению, мы не сомневаемся в бедствиях, сообщенных вам этой депешей. Друзья императора в горе; вы видите нас убитыми этими несчастиями. О нашей миссии здесь не может быть и речи. Как вы сказали, в интересах его величества Римского короля необходимо, чтобы при данных трагических обстоятельствах он жил при вас, в Вене. Будущее покажет, суждено ли ему вечно оставаться только немецким принцем! В настоящее время мы позволяем вам продолжать путь. Этот курьер заменит вашего кучера и повезет вас до встречи с вашими провожатыми, которые разыскивают ваши следы. Прощайте! Желаю вам когда-нибудь осознать, что наша миссия была справедлива и что много катастроф было бы предотвращено, если бы вы сделали ее ненужной, вернувшись добровольно к вашему августейшему и несчастному супругу. Да хранит вас Небо, ваше величество, и да защитит Бог того, кому суждено со временем сделаться Наполеоном Вторым!
– Да здравствует Франция! – крикнул Анрио.
– Да здравствует император, несмотря ни на что! – проворчал ла Виолетт, ожесточенно размахивая своей тростью.
Римский король вырвался из рук гувернантки во время этой сцены, побежал к дереву, у подножия которого валялись священные реликвии – три лоскута материи, сорванные с древка ла Виолетта в момент стычки с курьером, схватил их, и, принеся их матери, спросил ла Виолетта:
– Вы отдадите мне это знамя моего папы?
– Отдам ли я тебе его! Ах, черт побери! – ответил тамбурмажор, позабыв всякое уважение. – Дорогое дитя, люби его хорошенько и защищай его со временем! Это – знамя твоего отечества, знамя твоего отца! – И, схватив маленького сына Наполеона, ла Виолетт расцеловал его.
Мальчик не испугался великана, кричавшего так славно: "Да здравствует император!"
Трое мужчин скрылись в лесу, спеша теперь добраться до деревни и добыть лошадей, которые довезли бы их, увы, без желанной добычи, до границы Франции.
Курьер припряг свою лошадь навынос и повез Марию Луизу. Они поднялись обратно в гору, к гостинице "Золотая цапля", где встревоженные офицеры нашли эрцгерцогиню. Дорогой она с радостью думала о том, что окончательно избавилась от людей, хотевших вернуть ее во Францию, и в то время как сын бережно прятал на детской груди трехцветное знамя, свое сокровище, она благословляла битву при Ватерлоо, навсегда избавившую ее от Наполеона.
XII
Поражение при Ватерлоо имело значение не столько боевое, сколько моральное и политическое.
Причины этого памятного разгрома были тщательно рассмотрены со всех сторон историками: Шарра, Тьером, Волобеллем, Кине, и тем не менее многое осталось неясным.
Упрямое решение маршала Груши держаться приказаний, полученных в момент битвы с де Линьи, и нежелание открыть огонь, затем вступление в линию его тридцатитысячного корпуса обеспечили победу англичан, и наполеоновская армия, усиленная и не ведавшая до сего поражений, была раздавлена Блюхером, ворвавшимся после того, как Веллингтон смял передние ряды. Вот первая причина поражения. К этому еще следует прибавить слишком позднее время, когда Наполеон открыл огонь. Генерала Друо обвиняют в том, что он дал Наполеону пагубный совет подождать до полудня, чтобы дать местности немного подсохнуть, так как, по его мнению, артиллерия рисковала не прибыть вовремя из-за размытых дорог. Сначала было решено начать сражение в восемь часов утра. Если бы последовали этому плану, Веллингтон был бы разбит до прихода пруссаков, которые, в свою очередь, были бы уничтожены соединенными силами Наполеона.
Необходимо также принять во внимание неудержимую стремительность Нея, в своих геройских атаках увлекшего всю свою кавалерию. Несмотря на героизм храбрейшего из храбрых, было очевидно, что он сильно ухудшил положение дел, со всеми резервами обрушившись на позиции англичан.
Нравственное и физическое состояние Наполеона в момент этой последней битвы точно так же оказали немалое влияние на фатальный исход ее…
Наполеон тяжко страдал в этот день мучительным приступом геморроя; его сильно лихорадило, и это парализовало его энергию. В то же время уверенность в том, что жена покинула его, что ему никогда не видать больше сына – так как письмо от Монтрона, полученное из Вены, не оставляло на этот счет никаких иллюзий и он совсем не рассчитывал на успех похищения своего ребенка посланным вместе с Анрио и ла Виолеттом, окончательно сломала его.
И все же его нельзя упрекнуть ни в одной стратегической ошибке. Численное распределение армий при Ватерлоо никогда не представляло своим читателям действительных цифр.
18 июня 1815 года Франция могла выставить только сто двадцать тысяч человек против двухсоттысячной армии союзников, находившихся под командой генералов, которые успели уже выучиться воевать, так как неоднократно были разбиты Наполеоном.
План Наполеона – броситься на левый фланг англичан, овладеть дорогой на Брюссель и изолировать пруссаков – был вполне достоин лучших дней расцвета его гения. Он применил здесь тактику своих итальянских сражений: чтобы уравновесить численное превосходство неприятеля и его более выгодное положение, он бросился сначала на одну часть и, уничтожив ее, напал на другую, чтобы покончить с нею.
Но второстепенные факты помешали осуществлению этого плана. Виктор Гюго при помощи своего дара провидения понял их значение и поставил их на первое место. Эти препятствия состояли в следующем: бесполезная потеря огромного количества людей перед фермой Гугомана, которую в четверть часа могли сровнять с землей при помощи орудийного огня, и затем невозможная дорога из Огена, в которой завязла большая часть кавалерии Эрлона.
Но те, которые писали историю кампании 1815 года под влиянием ненависти к империи и к Наполеону, умолчали о самом главном, что битва при Ватерлоо вовсе не была непоправимым несчастьем. Наполеон потерпел главное поражение не на полях Ватерлоо, а в Париже.
"Ватерлоо – крупное сражение, выигранное второстепенным полководцем", – писал автор "Несчастных", и эти слова ставят на должное место счастливчика Веллингтона. В материальном смысле ничто окончательно не было потеряно.
Рапп, запершись в Страсбурге, и Лекурб в Бельфорэ охраняли западную границу и препятствовали вторжению неприятеля на дорогу в Лотарингию. Маршал Сюше с восемнадцатью тысячами человек держал в страхе шестидесятитысячную армию австрийцев на границе Савойи.
Юра, Альпы, Лион, столь преданные Наполеону, находились в безопасности. Австрийский генерал после известия о поражении при Ватерлоо попытался было продвинуться к Лиону и Греноблю, но был немедленно разбит Сюше. Тогда австрийскому генералу ничего не осталось делать, как просить перемирия и установить границы разделения армий.
Правда, Вандея при приближении войск коалиции снова было решила поднять знамя восстания, как в эпоху революции, но и тут патриотизм взял свое. При известии о приближении англичан вандейцы отказались повиноваться своим роялистским вождям.
Наконец, маршал Груши, которого считали попавшим в плен со своей армией, имел до тридцати тысяч человек, причем это количество еще увеличилось благодаря беглецам, отбившимся от своих частей после сражения при Ватерлоо. Таким образом у Наполеона могло в короткое время образоваться до ста тысяч человек войска. Этого было достаточно, чтобы занять Париж, дождаться соединения с Раппом и Лекурбом, а там попытаться дать вторую решительную битву.
Ватерлоо закончилось великолепным самопожертвованием императорской гвардии, "которая умирает, но не сдается", а также непонятной паникой.
Была ночь. Повсюду царил полный хаос. Крики умирающих, которых подло добивали пруссаки, ржание лошадей, дальние и ближние раскаты пушечных выстрелов еще сильнее увеличивали ужас, распространившийся при слухе, что император убит. Это известие, что вождь армии погиб, превратило батальоны в стадо, а храбрых солдат – в трусливых беглецов Крик, брошенный одним: "Спасайся, кто может!" – послужил как бы сигналом для тысяч человек. В одну минуту все поспешили бежать, бросая оружие, ранцы, забывая про честь и славу, и армия, состоявшая из львов, вдруг превратилась в стаю зайцев с человеческими лицами. Единственным утешением может служить лишь то, что это общее бегство спасло несколько лишних жизней. Но армия не была уничтожена, как говорили в Париже и палате, чтобы вынудить Наполеона к отречению от престола. Она потерпела поражение под Лаоном, где находился Наполеон и где ему следовало оставаться.
Окруженный в Лаоне шестидесятитысячной армией, которая опять была сильна, потому что видела своего вождя живым, Наполеон должен был оставаться там и мог бы диктовать оттуда свои условия мира или по крайней мере угрожать парижским политикам, которые под влиянием Фушэ отрешили его от престола, и в первое время он колебался, хотел было остаться, но затем передумал и пошел на Париж.
Однако это был уже не прежний Наполеон. Он не верил больше в свою звезду, считал необходимым все согласовывать с демократическими чувствами народа, не мог насильно заставить народ делать то, что тому не нравилось.
Кроме того, он чувствовал себя не совсем спокойно в Лаоне, в то время как в Париже его собирались свергнуть с престола. Он не мог повторить переворот 18 брюмера, когда по возвращении из Египта народ с радостью приветствовал его и страстно желал уничтожения директории. Тогда он был популярным человеком, теперь же, после поражения, становился ненавистен народу, а политики, которые диктовали мир и опубликовывали разного рода декреты, наоборот, приобретали популярность среди народа.
И Наполеон возвратился в Париж. Он заперся в Елисейском дворце. Всевозможные проекты роились в его голове, а в это время толпа, собравшаяся под окнами, бешено кричала: "Да здравствует император!"
– Я мог бы править при помощи этих людей, которые приветствовали меня, – сказал он, обращаясь к Бенжамену Констану, – но я не хочу быть революционным императором, предводителем партизан. Если представители страны пожелают, чтобы я управлял государством, я останусь, если нет, я отрекусь от престола в пользу моего сына.
Фушэ между тем по обыкновению вел двойную игру. Он нашел себе соучастника в лице бессовестного старика Лафайета. Отречение Наполеона было решено. Раз он допустил поражение своего войска, его шпага становилась ненужной стране, а его имя могло погубить все либеральные учреждения Франции. Ввиду этого было назначено временное правительство, состоявшее из Карно, Кенеля, Коленкура, Гренье и Фушэ, причем последний был избран президентом.
Этот предатель и жалкий полицейский достиг заветной мечты: он стал фактическим правителем Франции, стал хозяином страны, и благодаря его интригам она была выдана врагам и Бурбонам.
Наполеон был удручен и утомлен властью, когда отрекался от престола. Когда ему стали говорить о правах его сына в тот момент, когда он подписывал акт отречения, Наполеон ответил:
– Мой сын! Мой сын! Какая химера! Нет, я знаю, что отрекаюсь не в пользу моего сына, а в пользу Бурбонов! Эти, по крайней мере, не находятся в плену у Австрии.
Даже и в этот момент его мысль была полна заботой о Франции в ущерб собственным интересам.
Временное правительство сейчас же после подписания акта отречения призвало Бурбонов и объявило Наполеону, что о его сыне говорилось в акте только единственно из вежливости и что это ни к чему не обязывает правительство.
Отречение Наполеона состоялось 22 июня 1815 года. Получив акт отречения, Фушэ стал торопить Наполеона как можно скорее покинуть Париж и Францию.
Перед дворцом с утра до ночи стояла толпа, не перестававшая приветствовать павшего императора. Эта толпа была более предана Наполеону, чем все его маршалы, генералы, министры и чиновники, которым Наполеон раздавал чины и награды. А между тем эта самая толпа была именно пушечным мясом и главным плательщиком налогов.
Эти сборища беспокоили Фушэ; он чувствовал, что пока Наполеон не покинет Елисейский дворец, он не посмеет привезти Бурбонов. Поэтому он командировал к Наполеону маршала Даву, честного и преданного человека, чтобы гот сказал бывшему императору, что, пока он находится в Париже, он стесняет действия временного правительства.
Наполеон принял маршала холодно и заявил, что готов покинуть Париж, как только ему дадут средства и возможность найти надежное убежище. Он рассчитывал отправиться в Соединенные Штаты и жить там в качестве простого смертного, а для этого ему нужно иметь два фрегата, которые перевезли бы его и его свиту.
Спустя три дня Наполеон покинул Париж. Толпа, узнавая его карету, кричала: "Да здравствует император!" Это было в последний раз, когда крик приветствия раздавался в его ушах. Он приказал отвезти себя в Мальмезон, где его ожидала королева Гортензия; он прибыл сюда как бы для того, чтобы еще раз вспомнить первую зарю своей славы, свои мечты, свою любовь.
Здесь воспоминания о Жозефине повеяли на него, как забытые в памяти черты и характер той женщины, которую он так страстно любил когда-то. Как и вторая его жена, Жозефина обманывала его, но обманывала с любовниками, а не с врагами. Измены Жозефины задевали только честь мужа, измены же Марии Луизы имели всегда в виду императора. И теперь Наполеон прощал неверность жене, помня, как жестоко она поплатилась за это.
Наполеон молча и мрачно прохаживался по аллеям парка, когда к нему подошел Лас-Казас и сказал, что какая-то дама непременно желает переговорить с ним.
– Я не даю больше аудиенций, – ответил Наполеон улыбаясь. – Я не раздаю больше мест. Чего желает эта дама от императора, не могущего ничего сделать? Но все равно пусть она придет, это оживит немного мое уединение!
XIII
На аллее, направляясь к Наполеону, показалась молодая и элегантно одетая женщина. Это была графиня Валевская. Верная подруга его пребывания на острове Эльба явилась предложить ему если не свою пылкую любовь, как прежде, то по крайней мере тихую дружбу.
Приятно пораженный встречей с красавицей-полькой, Наполеон ласково принял ее.
Графиня пришла сообщить ему, что он подвергается сильной опасности, так как Фушэ приказал одному из генералов присутствовать при его отплытии. Валевская прибавила, что этим надсмотрщиком и тюремщиком будет генерал Беккер и что она успела приехать раньше генерала.
– Меня по крайней мере должны были предупредить, так как ведь я не собираюсь нарушать свои обязательства, – с недовольным видом проговорил Наполеон.
– О, государь, – сказала графиня Валевская, – вам необходимо поскорее уехать, так как ваше присутствие вблизи Парижа связывает по рукам и ногам изменников и, кроме того, враг приближается. Прусские разведчики уже появились в окрестностях Сен-Дени. Дело может дойти до того, что вас неожиданно захватят здесь.
– Я уеду, – ответил Наполеон с жестом нетерпения, – но ведь мне нужны паспорта, суда…
– Куда вы отправитесь, ваше величество?
– В Соединенные Штаты. Там мне отведут землю или я сам куплю. Я кончу тем, чем человек начинает. Я буду жить продуктами своих стад, – Наполеон сделал движение, как бы желая исправить только что сказанное. – Но, может быть, явится и другое разрешение. Солдаты все еще полны доверия ко мне, неприятель у ворог Парижа. Хитрость Блюхера и Веллингтона слишком явно бросается всем в глаза; они уверяют, что воюют только против одного меня, а не против Франции. Теперь я отрекся от престола, так зачем же они продолжают идти на Париж?
– Это правда, – ответила графиня, – вчера в версальском лесу драгуны Эксельмана атаковали два прусских полка.
– Теперь уже эти три солдата угрожают не мне, так как я превратился в простого смертного, но Парижу. В скором времени в руках неприятеля будет вся страна, которая к тому же совершенно беззащитна, так как у меня шпага отобрана. Ах, если бы меня назначили генералом и поручили мне командование! Я не буду больше императором, я не хочу власти; все, чего я желаю, – это сразиться с неприятелем, воспрепятствовать ему войти в Париж, заставить его заключить с нами мир на приемлемых условиях. Сделав это для страны, я удалюсь и стану жить в одиночестве.
Графиня Валевская покачала головой и ответила:
– Фушэ никогда не примет этих условий, как бы заманчивы они ни были. Он стремится лишь удалить вас.
– Да, я знаю; ему очень хочется видеть на престоле Бурбонов Пусть будет по его, я удалюсь. Когда сюда явится генерал Беккер, я поручу передать правительству мое предложение, а затем отправлюсь в Рошфор.
На глазах графини появились слезы.
– Вы плачете? – мягко спросил ее император. – Что я могу сделать для вас?
Валевская с дрожью в голосе ответила:
– Я хотела просить у вас милости. Разрешите мне сопровождать вас туда, куда вы отправитесь. Я была бы счастлива, если бы могла хоть отчасти, хоть иногда сократить часы вашего одиночества.
Наполеон помолчал, а затем проговорил:
– Это было бы с вашей стороны слишком большой жертвой; кроме того, я должен отказаться от вашего предложения уже потому, что у меня остается сын и ради него я должен отправиться в мое изгнание один. Я очень признателен вам, графиня. Вы молоды, ваш супруг только что в прошлом году умер, и я не могу быть помехой в вашей судьбе. – Он отступил от графини на несколько шагов и продолжал: – Мне говорили, что один из моих офицеров, полковник д'Орнано, влюблен в вас и хочет жениться на вас?
– Это правда, ваше величество, у нас был разговор об этом, по я отложила решительный ответ, пока не переговорю с вами.
– Принимайте его предложение, – быстро проговорил Наполеон, – я не хочу, чтобы ради меня вы чем-нибудь жертвовали.
Графиня хотела было возразить, но приход генерала Беккера заставил их кончить этот разговор.
Наполеон немедленно направил генерала обратно в Париж, чтобы он отвез его предложение правительству.
В предложении Наполеона не было ничего химерического. Если бы ему вверили командование войсками, то разгром прусской армии был бы полный. Блюхер удалился от своей главной базы более чем на шестьдесят миль, и под Парижем у него было не более пятидесяти тысяч. Веллингтон, стоя в Сен-Мартен Лонжо, находился в двух днях пути от Парижа и не мог помочь Блюхеру. Ввиду приближения стотысячной армии Наполеона со ста орудиями англичанам не оставалось бы ничего иного, как отступить в Бельгию. Франция была бы спасена, и разгром Ватерлоо заглажен.
Но предатель Фушэ и его сподвижники, составлявшие временное правительство, отказали Наполеону. Они не без основания считали, что если Наполеон выгонит из страны англичан и пруссаков, то его самого потом будет уже трудно отправить в ссылку.
Однако восстановления империи опасаться было нечего: Франция в последнее время пережила многое и вернуться назад ей было трудно; зато французам не пришлось бы пережить восстановление бурбонской монархии и они не пережили бы кровавых дней революции тридцатого года. Со стороны Наполеона было предложено стране возвращение славы и чести, но временное правительство было настолько недальновидно, что отказалось от всего этого. Генерал Беккер возвратился обратно в Мальмезон и сообщил свергнутому императору о своей неудаче.
Наполеон встретил Беккера в высоких сапогах и походном мундире, так как был готов сесть на лошадь и отправиться выручать Париж. Выслушав ответ генерала, он горько рассмеялся и сказал:
– Эти люди не понимают ни положения дел, ни общего состояния умов в стране. Они отказались от моего предложения, и им придется еще раскаяться. Прикажите собираться в путь!