- Всё будет сделано, - сказал он. - Домнишуара поедет в Одессу. Её родственница останется заложницей. Её расстреляют, если домнишуара сбежит.
И на следующий день Лена уже бродила по Одессе, с каждым часом впадая во всё более глубокое отчаяние. Родственники, казалось, исчезли бесследно. В их квартирах жили посторонние люди, ничего не знавшие о своих предшественниках. Идти на явку она пока ещё не имела права.
И вдруг, сидя на скамейке в пустынном сквере, уже совсем выбившись из сил, она вспомнила подругу своей матери по гимназии, жившую на Ризовской улице. Если эта старая женщина в Одессе, она поможет, как ей не помочь во имя той дружбы, которая многие десятилетия связывала их семьи?
Счастье надо выстрадать! Кому принадлежит эта сакраментальная фраза, Лена не знала. Но через час она уже пила горячий чай за столом в тесной комнате маминой подруги, а та, присев напротив, охала и вздыхала, слушая рассказ о том, какие несчастья довели до лагеря маленькую девочку, которую ещё совсем недавно она носила на руках! История о том, что после вынужденной эвакуации из Мариуполя Лена решила вернуться в Одессу, не вызвала у неё никаких сомнений. Куда же ещё деваться бедной девочке? Одесса её родной город, и желание вернуться домой вполне естественно. Что касается украденных документов, то сейчас столько развелось жуликов - всего можно ожидать!
Перебрав в памяти всех знакомых, она остановила выбор на бывшем бухгалтере, который ныне стал чиновником при губернаторе.
- Он поможет! - сказала тётя Маня. - У него самого сын в Красной Армии. Он это скрывает, но я-то знаю!
А дальше всё было как во сне. В условленное время у памятника Дюку Лена встретила немолодого человека с седыми висками, в крахмальной рубашке и сером котелке.
Губернаторский чиновник торопился на какое-то заседание. Он был подготовлен к тому, что от него требуется. И сразу повёл её к нотариусу.
Через полчаса Лена уже держала в руках бумагу с гербом, подписями и печатями. Б документе, написанном круглым, чётким бухгалтерским почерком, подтверждалось, что она коренная одесситка, а главное, губернаторский чиновник ручался за её лояльность по отношению к властям.
Но где взять денег, чтобы расплатиться с писарем? Те, что у них с собой были, давно отобраны. Тёте Мане самой едва хватает средств, чтобы как-нибудь прожить.
Срок отпуска кончался, и Лена решила не рисковать. Писарь получил в награду двое ручных часов - единственное их богатство. Он не был формалистом и, поняв, что большего с них не взять, выписал отпускные документы для обеих.
Тётя Маня снова оказалась на высоте. Она их приютила и энергично взялась за хлопоты. Теперь их надо было прописать. Связи её казались безграничными. Она познакомила девушек с заместителем начальника районной жандармерии Крицуленко, и они три дня, не разгибая спины, прибирали его неуютную холостяцкую квартиру, стирали и утюжили.
Видя, как волшебно меняется его логово, к которому давно не притрагивалась женская рука, Крицуленко, тучный стареющий человек со склеротическим румянцем на щеках, не остался в долгу. Услужливые девушки, с такой охотой взявшиеся облегчить его жизнь, получили прописку в Одессе.
А ещё через несколько дней они уже стали обладательницами собственной комнаты в тринадцатой квартире дома номер восемь по Градоначальнической улице.
А вскоре и рация уже лежала в корзине под старой железной кроватью. Но на это было потрачено и много сил, и много так нужных им денег…
Глава пятая
"ДИНА ПРОСИЛА ВЕРНУТЬ НЕМЕЦКИЙ СЛОВАРЬ"
Удивительны одесские дворы! Они никак не вяжутся с европейской строгостью фасадов. Но, собственно, с дворов и начинается подлинная Одесса. Террасы, увитые диким виноградом, балконы, стоя на которых громко переговариваются женщины. Здесь обсуждаются все дела, и каждый новый человек сразу же вызывает любопытные взгляды.
Лена почувствовала себя счастливой, когда, войдя во двор, увидела, что террасы пусты. Квартиру под номером двадцать шесть разыскала на втором этаже и негромко постучала. В окне рядом с дверью приподнялась занавеска. На старческие, скрюченные пальцы упал луч солнца. В глубине комнаты что-то стукнуло, но никто не появлялся. Лена постучала ещё раз.
- Кто там? - послышался глухой голос.
- Я к Вале.
Старуха, открывшая дверь, казалась взволнованной.
- Вали нет дома, - сказала старуха, торопливо прикрывая дверь. - Она на работе.
- Когда придёт?
Старуха отошла к столу, настороженным движением поправила очки.
- А вы кто? - спросила она. - С каким делом?
- Меня зовут Шура!
- Шура? - переспросила старуха и вдруг злым движением отбросила от стола кошку: - Пошла прочь! Не знаю у Вали такой знакомой…
- Она по-прежнему работает на железной дороге? - спросила Лена. Это единственное, что она знала о Вале.
- Да, на товарной! - сказала старуха. - Ну и ступайте к ней туда.
Как только Лена вышла, за её спиной яростно грохнул крюк.
Дома решили: вечером не рисковать, а отправиться к дому Вали утром, до того, как она пойдёт на работу, и подождать у ворот. Подойти внезапно.
Без четверти семь Лена уже стояла невдалеке от ворот, стараясь, чтобы её не было видно из глубины двора.
Больше часа рассматривала убогую витрину булочной. Подошёл полицейский, потоптался рядом, но решив, что бедно одетая девушка, наверно, ожидает начала торговли, завернул за угол.
Но вот послышалось быстрое цоканье каблуков, и из ворот вышла тщательно одетая, довольно красивая женщина лет двадцати пяти. По тому, как она пристально, с затаённым испугом взглянула на Лену и, словно споткнувшись, на миг остановилась, а затем ускорила шаг, Лена поняла, что это и есть Валя, хотя она и мало походила на ту, которая смотрела с фотографии, хранящейся в разведотделе.
Когда женщина завернула за угол, Лена быстро дотронулась до её руки.
- Дина просила, чтобы вы вернули ей немецкий словарь!
Женщина испуганно отшатнулась, и Лена заметила, как дрогнули уголки её неровно накрашенного рта. Видимо, она не совсем точно помнила отзыв, в её тёмных глазах возникло выражение беспокойной напряжённости. Медленно выговаривая слова, точно ученица, которая не уверена в своих знаниях, она ответила:
- Словарь… Словарь… У Жеки. Я сегодня там буду. Захвачу. И завтра…
Лена не дослушала её.
- Здравствуй, Валя! Нам нужно поговорить.
- Это ты Шура?
- Да, я Шура.
- Я сразу поняла… Ты очень напугала мать. Пришла, говорит, какая-то незнакомая девушка, всё кругом оглядывала…
Лена улыбнулась:
- Твоя мама, видно, женщина пуганая.
- Да, она у меня всё так тяжело переживает.
Лена сразу же перешла к делу.
- Ты будешь действовать со мной. Давай условимся о встречах.
- Что я должна делать?
- Регулярно сообщай о движении немецких эшелонов, куда они направляются и что везут, считай автомашины и танки.
Дошли до следующего квартала. Завернув за угол, Валя остановилась.
- Знаешь что, я вряд ли буду тебе полезна, - торопливо сказала она, - нам будет трудно встречаться. Я ведь работаю в две смены.
Лена выдержала её напряжённый взгляд.
- Тогда будем встречаться рано утром, до работы.
- Ах боже ты мой! Зачем же тебе старые сведения за прошлые сутки?
Лена видела, как она мечется. Ей, видимо, хотелось только одного: чтобы её оставили в покое. Расписка в разведотделе, когда-то данные обязательства казались ей теперь чем-то нереальным, оставшимся в той, уже далёкой для неё жизни, в возвращение которой она не верила.
- Погоди, ведь завтра суббота? Сколько у тебя смен? - жёстко спросила Лена.
- По субботам… Одна! Но, прости, я тороплюсь!..
- Вот и прекрасно, - в Лене накипала ответная злость. - Ровно в шесть вечера жду тебя у входа в Александровский сад. И не опаздывай!
На другой день без пяти шесть она подошла к входу в сад. Большая афиша сообщала, что в кино "Акса" демонстрируется фильм "Счастье прежде всего", а в кино "Норд" - боевик "Розы в Тирасполе".
Валя не пришла, и Лена ещё раз поняла, что с третьим участником группы им с Надей не повезло. Пора самой устраиваться на работу. Но не на любую, а на такую, которая бы позволила проникнуть в порт.
Глава шестая
ПОРТ
Лена прошла по Дерибасовской, спустилась под виадук и через несколько минут уже стояла перед широкими железными воротами порта, которые охраняли двое вооружённых румынских моряков. Один из них, яростно жестикулируя, пытался что-то объяснить шофёру застрявшей в воротах грузовой машины. Другой же стоял в сторонке, поигрывал автоматом, посмеивался и явно наслаждался этой сценкой.
Шофёр, наконец, справился с неполадкой в моторе, и машина, обдав Лену зловонием выхлопных газов, исчезла за поворотом. Пока часовой неторопливо закрывал ворота, Лена успела рассмотреть в глубине порта штабеля ящиков и бочек, а за ними прикрытые брезентом новенькие орудия. Да, многое можно увидеть и понять, если попасть сюда, пусть Даже уборщицей…
Долго она будет так стоять? "Смелее, Ленка, смелее", - подбодрила она сама себя и, сойдя с тротуара, направилась калитке рядом с воротами, куда, как она видела, входили портовики. Часовой, только что споривший с шофёром, преградил ей путь, но Лена так невозмутимо и уверенно объяснила, что поступила на работу и идёт за пропуском, что он невольно отступил в сторону.
В отделе приёма на работу её ожидало разочарование. Добродушный толстяк в белом пиджаке любезно объяснил, что сейчас в рабочей силе порт не нуждается.
Огорчённая, она вышла в коридор и остановилась, раздумывая, как быть дальше. В конце коридора, у входной двери, стоял невысокий худощавый и немолодой уже человек в морской форме. Он неторопливо курил, видимо, кого-то ожидая. По мере того как Лена к нему приближалась, он всё более пристально рассматривал её стираное ситцевое платье, стоптанные туфли. В этой тоненькой белокурой девушке, с достоинством шагающей по длинному полутёмному коридору, что-то, видимо, привлекло его внимание. Когда она поравнялась с ним, он вдруг спросил:
- Наниматься приходила?
- Да! - вздохнула Лена.
- Ну и как, в капитаны не берут?
- Даже в уборщицы…
- В большие чины захотела!
Лена уже вышла из двери на крыльцо, но моряк снова остановил её:
- Кем раньше работала?
- Учительницей! - ответила Лена. Как это у неё вырвалось, она и сама не понимала.
- Учительницей? - Он снова оглядел её, на этот раз недоверчиво. - Где же?
Лена почувствовала, как уверенность оставляет её.
- В Мариуполе. Вообще-то я одесситка, но была там в эвакуации, - сказала она, стараясь поскорее уйти от этого странного человека, который привязался к ней с вопросами.
Но он пошёл следом за ней.
- Так что же ты не обратишься в школу?
- Ну что вы! В Одессе устроиться в школу невозможно. Я ищу любую работу.
- А родители тебе не помогают?? - У меня никого нет.
Он допрашивал её дотошно, но в его тоне была доброжелательность, и это заставляло Лену ему отвечать, к тому же, судя по морской форме, он работал в порту, и такое знакомство могло оказаться полезным.
- Как тебя зовут?
- Лена Бутенко.
- Почему же ты убежала из Мариуполя?
- Я не убежала. К городу подходил фронт, и жителям приказали эвакуироваться. А я одесситка. Куда же мне было деваться, приехала в Одессу.
- Тебя здесь уже прописали?
- Да, конечно, - и она протянула ему паспорт.
Он долго и внимательно разглядывал её фотографию, словно хотел удостовериться, не приклеена ли она к чужому паспорту.
- Ты видать, девушка энергичная, - сказал он наконец - могу тебе помочь. Я инженер, зовут меня Александр Васильевич, фамилия - Ткачевич, - и после небольшой паузы добавил: - В уборщицы пойдёшь?
- Пойду, - с готовностью сказала Лена.
- Есть у меня ещё одна должность. Рассыльной в диспетчерскую…
- Пойду! - радостно повторила Лена. Счастливая случайность! Она мгновенно представила себе, как на законном основании, не вызывая ни у кого подозрений, с пакетами в руках ходит по всему порту, - что может быть лучше?!
- Но с этим придётся подождать, - закончил Ткачевич. - Одна старуха работает, но, наверно, скоро не выдержит. От беготни совсем разваливается. Придётся тебе пока немного с метлой походить.
С моря дул лёгкий ветер, шелестя верхушками платанов, на которых кое-где ещё сохранились листья. В толстой коре этих деревьев ещё со времён гражданской войны застряло немало осколков от снарядов и бомб. Но, несмотря на раны войны, весной они вновь распускаются, и кроны их, соединяясь, образуют тенистые арки.
Много есть в Одессе таких мест, которые хранят воспоминания о Ленином детстве. Вот на этом углу, совсем ещё маленькой, она уронила на тротуар земляничное мороженое. Какое это было горе! Мать ей купила другую порцию, но та, которая упала, казалась Лене холодней и слаще; она плакала и долго не могла успокоиться. А вон в том высоком доме с колоннами она выступала на сцене, танцевала с другими ребятами, ей аплодировали, и после концерта директор Дома культуры подарил ей куклу с закрывающимися глазами. Она смутилась, потому что уже считала себя большой и в куклы не играла, но подарок взяла и чувствовала себя счастливой.
Лена свернула на улицу Пастера и замедлила шаг. Можно е торопиться в такой солнечный денёк. Тем более что у неё хорошее настроение и она с удовольствием и облегчением думает о том, что наконец сделан первый важный шаг к поставленной цели.
Глава седьмая
БОРЬБА УМОВ
Через два дня Лена уже получила пропуск в порт, на котором было написано, что она является служащей "Кригсмарине Зеетранспортштелле", что в переводе с немецкого означало "Управление военно-морских перевозок".
Её обязанности были не столь сложны, сколь утомительны. С раннего утра и до вечера в бригаде чернорабочих она подметала склады, помогала грузить зерно, убирала и мыла полы в конторе управления.
Одесский порт раскинулся вдоль залива на много километров. Отступая, советские войска его почти не разрушили, надеясь вскоре вернуться.
Заняв Одессу, гитлеровские власти отдали приказ всем портовикам приступить к своим обязанностям. Но большинство портовиков эвакуировались и ушли с армией. Немцам пришлось набирать новый штат.
Портом теперь распоряжался Попеску. На все важные посты он поставил прибывших с ним специалистов и тех из русских, кто проявил желание служить под его начальством. Среди них был инженер Ткачевич. Он вскоре пошёл на повышение, его репутация казалась Попеску безукоризненной. Тем более что Ткачевич представил неопровержимые доказательства того, что в годы гражданской войны служил офицером у Врангеля, преследовался за это Советской властью и, естественно, при первой же возможности перешёл на сторону новой власти.
Ткачевич был строг с подчинёнными и проявлял должное рвение в выполнении приказов начальства. И теперь, когда Лена издали видела его то на одном, то на другом причале, он казался ей важным и недоступным.
И всё же, изредка встречаясь с ним, - это обычно случалось в те дни, когда она убирала контору управления, - она всегда улыбалась ему как старому знакомому, а он, суховато кивнув, проходил мимо. Своё обещание перевести её на другую, более лёгкую работу он словно забыл, ей было неудобно ему напоминать. Ведь он и так много для неё сделал.
Однажды, это было на третий или на четвёртый день её ты в порту, Лена вернулась домой особенно усталая и раздражённая.
- Что случилось? - спросила Надя. - Устала?
Лена досадливо наморщила лоб.
- Ах Надька! В порту столько возможностей, а я хожу к дура! Ни немецкого языка не знаю, ни румынского! Что вокруг говорят, не понимаю! А как много важного можно было бы узнать!..
- Да будет тебе психовать, - старалась успокоить её Надя. - Ты и так сумеешь. А я сегодня радио слушала!
- Ну, что там говорили? - спросила Лена, несколько успокаиваясь.
- Наши уже к Херсону подходят.
- Теперь всё понятно!
- Что понятно?
- Понятно, откуда в порту столько появилось раненых немцев и румын. Их грузят на корабли. Будут эвакуировать. А сегодня утром пришли транспорты с войсками. Разгружаются…
Лена обедала, а Надя сидела напротив неё, подперев ладонями щёки, и рассматривала её покрасневшие, в ссадинах руки.
- Чего ты сегодня такая сердитая? - спросила она.
- Мне кажется, Надька, нам вдвоём с тобой не справиться.
- Неужели ты Вальку в покое оставишь?
- Нам в порту люди нужны. Приглядываюсь ко всем, думаю, с кем бы поговорить начистоту. Подсяду к человеку, и, кажется, вот только намекну ему, и он меня поймёт, а заговорить - душа не пускает!
- Провала боишься?
- Да разве дело во мне самой! Неохота помереть, ничего не успев сделать.
Приказ, который девушки получили накануне вылета, предписывал им на месте подобрать себе помощников. Первая же встреча с Валей показала, как это бесконечно сложно. Тысячи людей вокруг, и наверняка кто-то только и ждёт нужного слова, но как этого человека найти?
Лена долго присматривалась к своему бригадиру Марии Афанасьевне, старой женщине с крепкими и сильными руками. Однажды в перерыве, когда Лена присела на ящик рядом с Марией Афанасьевной, та медленно оглядела порт и задумчиво проговорила:
- Всю Россию нашими руками вывозят! И заводы, и продукты. А мы смотрим! Ах, не люди мы - человеки!.. - И замолчала, крепко сжав тонкие губы.
И Лена с ней заговорила. Начала издалека. Мария Афанасьевна внимательно слушала её, стараясь понять, к чему клонит эта маленькая худощавая девушка.
Поощрённая молчанием, Лена всё ближе и ближе подходила к своей цели. Нужно бороться. И есть люди, которые знают, что надо делать. Если только Мария Афанасьевна хочет…
- Подумаю! - уклончиво ответила ей Мария Афанасьевна. - Подумаю. Ты больше мне ничего не говори. Коли решу, сама тебе скажу, - и, поднявшись с ящика, ушла, оставив Лену в растерянности.
Ни на другой день, ни на третий она ответа не дала и делала вид, что Лену почти не замечает. Эта отчуждённость вызвала у девушки тревогу. Работая, она исподволь наблюдала за бригадиршей, стараясь понять, просто ли Мария Афанасьевна избегает опасного общения или настроена к ней враждебно.
Прошло ещё несколько дней. Однажды Лена с утра работала на небольшом складе, пересыпала лопатой зерно, чтобы оно не "горело". Примостив своё грузное тело на опрокинутый ящик и орудуя большой иглой, Мария Афанасьевна неподалёку от неё чинила мешки. Пахло прелью, и трудно дышалось от мелкой пыли. До перерыва оставалось ещё минут сорок, как вдруг в глубине склада гулко загремела железная дверь, стремительно деловой походкой вошёл инженер Ткачевич.
Ткачевич подошёл к Марии Афанасьевне и, низко наклонившись, о чём-то её спросил; она утвердительно кивнула и головой показала в сторону Лены.
Ткачевич поманил её пальцем к себе, она, не торопясь, воткнула лопату в зерно и пошла к нему.
- Я тебя перевожу на другую работу, в экспедицию, - сказал он. - Завтра с утра приходи в управление, - и быстро зашагал к двери.