- Для таких отдаленных мест, как эти, земля в здешних долинах не такая уж дешевая, как вам могло показаться, - заметил мистер Скелтон. - Большая ее часть принадлежит дворянству, и вам, сэр, нет никакой надобности объяснять, насколько наши аристократы дорожат своею поместной землей. Были ли за всю историю мира более прочные семьи? В этих краях есть семьи - взять хотя бы семью Лоутерсов, хороший пример, - которые заложили основу своего благополучия еще за сто пятьдесят лет до Завоевания и все еще приумножают свое богатство.
- Они всеми силами стараются сохранить свои права на наследование, не так ли? - поинтересовался Хоуп.
- Да, и в этом отношении весьма упрямы, - заметил Скелтон.
- А не знаете ли вы, как можно заставить их передумать?
- Вам придется встать как можно раньше, - задумчиво сказал Скелтон, пытаясь показать, что и сам он встает с первыми петухами и что конечно же этот серьезный вопрос не стоит обсуждать вот так, походя, попыхивая трубкой: хитрый план Хоупа развивался полным ходом и, конечно, был под контролем.
- Полагаю, - заметил Хоуп, - хитрость заключается в том, чтобы в первую очередь забрать у них общественные земли.
Это несколько подорвало бы их хозяйство и сломило бы их непримиримый дух.
- Именно. - Скелтон кивнул, одобряя подобную рассудительность.
- А затем, если вам улыбнется удача, они просто вынуждены будут продать земли.
- Именно таким образом я и приобрел те земли, что лежат дальше, в верховьях долины. Старая добрая семья Фостеров владела ими испокон веку… но она просто не могла выжить. Очень набожные и приличные люди. Но им пришлось продать земли.
- Продать или умереть от голода…
- Боюсь, что так и есть. Закон жизни, полковник…
- И много было претендентов на их владения?
Скелтон с заговорщицким видом щелкнул себя по носу и громко, отрывисто расхохотался.
- Нас даже можно считать неплохой перспективой для тех фермеров, которые умирают с голода, не так ли?
- Не обязательно, сэр. - Скелтон не понял скрытого смысла, заключенного в вопросе, который был задан со столь невинным видом. - Сам я накупил земель вполне достаточно и, в отличие от ваших пэров, был бы не прочь продать лишние акры.
Первую попытку прицениться Хоуп сделал, а затем, отговорившись неотложными делами, наотрез отказался остаться и обмыть сделку. После короткого разговора с мисс Скелтон он уехал, первую милю его сопровождал преподобный Николсон, чье общество полковнику с каждым разом нравилось все больше.
- Итак, понадобится неделя на получение разрешения, - сказал он, взбираясь на коня.
- В Уайтхейвене, - подтвердил Николсон. - Только в Уайтхейвене.
Хоуп оставил его стоять посреди сельской дороги. Преподобный Николсон так смотрел вслед уезжавшему новому другу, словно тот стал для него настоящим сосудом - вместилищем всех его удач и надежд, - брошенным в открытый океан с берега Уайтхейвена.
Мэри отыскала Элис, ей хотелось довериться подруге, но когда она наконец привела ее в уединенное местечко - обе они все это время безустанно вязали, нисколько не утомляясь от привычной работы, - она вдруг почувствовала, что растеряла все слова. Чувства, которые она в тот момент испытывала, были слишком сложны и глубоки, чтобы выразить их словами. Ей не хотелось выглядеть кокетливой, растерянной или же сконфуженной, в любом случае это могло показаться глупым.
Но Элис знала Мэри, как себя самое. Она прекрасно сознавала все последствия такого внезапного вторжения Хоупа в жизнь ее подруги. Она не шпионила за ними, однако все замечала. Некоторое время они работали в полном молчании, лишь изредка обмениваясь привычными деревенскими новостями, вокруг них неторопливо бродили овцы и козы, позванивая колокольчиками. Лениво брехали собаки, которые пытались собрать в группу разбредавшихся по лугу животных, воздух благоухал ароматами трав, легкие облака медленно скользили по небу, компания путешественников с шумом направлялась к берегу озера.
- А что, Харрисон больше так и не возвращался?
Мэри отрицательно покачала головой и с явным облегчением поняла, насколько хорошо Элис понимает сложившуюся ситуацию.
- Больше ни разу?
- Нет.
- А что предлагал тебе полковник?
Возможно, именно спокойная уверенность Элис придала Мэри твердую решимость: она даже несколько позавидовала подруге.
- Он…
- Нет! - Элис даже перестала вязать. - Брак?
Мэри зажмурилась и кивнула.
Несколько секунд Элис хранила почтительное молчание.
- Брак?
- Да.
- О… Мэри!
Она поднялась, сделала всего несколько шагов и обняла подругу, и только в этих спасительных объятиях Мэри дала волю собственным переживаниям и позволила себе разрыдаться. Элис всегда была весьма чувствительна к сильным проявлениям эмоций, и потому слезы подруги не оставили ее безучастной, она тоже расплакалась. Но слезы ее были слезами восторга, изумления и радости за свою подругу, которая, как казалось, теперь уж наверняка сумеет вырваться из этой безрадостной монотонной жизни в сельской провинции в великий мир роскошных карет и визитных карточек, новых шелковых платьев и собственных слуг.
- Ты заслужила это, Мэри, - промолвила она, а затем повторила, точно ее слова служили благословением: - Ты заслужила это, заслужила…
Мэри решительно покачала головой, вытерла слезы, взглянула на Элис и затем, вместо того, чтобы заговорить о переполнявших ее чувствах, вновь разрыдалась, видя, каким веселым и радостным стало простоватое широкое лицо ее подруги, которая была счастлива от одной мысли, что она - Мэри - заслужила прекрасное будущее.
Когда же ей наконец удалось справиться с собственными чувствами, она сказала:
- Но следует ли мне?..
Элис так и застыла, не в силах дать ответ.
- Должна ли я? - настаивала Мэри, вытирая мокрые от слез щеки, но уже гораздо более спокойно: - Следует ли мне… выходить за него?
Элис даже не могла найти подходящих слов для ответа. Она отлично знала Мэри и сразу же поняла, что речь идет не о возможной ошибке и не о лживых обещаниях, которым могла бы безоговорочно поверить наивная девушка. Тогда что же могло послужить препятствием для такого дивного подарка судьбы?
- Должно быть, странно это звучит, Элис, но я и до сих пор никак не могу разобрать, что он за человек.
Вся тяжесть размышлений и строго охраняемая тайна, сама сущность опасности, нависшей над Мэри, тут же предстала перед Элис.
- Все в округе будут очень рады, - медленно прошептала Элис с таким видом, будто овцы и козы, пасшиеся вокруг, могли подслушать и разнести слухи по всей деревне. Некая отчужденность появилась в ее тоне, и Мэри с неудовольствием отметила эту перемену. Она тряхнула головой, точно бы сбрасывая с себя тонкие ниточки невидимой паутины.
- Пожалуйста, никому не говори.
- Не скажу, - заверила Элис, поспешно скрещивая пальцы.
- Никаких скрещенных пальцев. Поклянись.
- Я не могу поклясться.
- Ты должна. - Резкость совсем не была свойственна Мэри и потому немало напугала Элис. - Поклянись на этом.
Она передала Элис экземпляр "Похищения локона" - одну из тех книг, что давал ей когда-то мистер Фентон, аккуратный, маленький экземпляр, который легко носить с собой. Элис отшатнулась от книги так, точно это была святая Библия из самого Иерусалима.
- Клянись!
Мэри вскочила на ноги, вспомнив те детские драки, когда она, доведенная до отчаяния, атакуемая со всех сторон, поворачивалась лицом к своим мучителям и давала им отпор с удивительным ожесточением, именно эти образы возникли у Элис в мозгу, когда она неуверенно протянула руку…
- Обе руки!
Элис протянула другую руку.
- Клянись!
- Я клянусь.
- И пусть Господь покарает тебя немотой и глухотой, Элис, если ты нарушишь данное мне слово. А теперь сплюнь!
Почувствовав некоторое облегчение, Элис сплюнула.
Мэри мгновенно отбросила гнев, с такой же легкостью, с какой сбрасывала с головы накидку, и снова опустилась рядом с подругой, держа в руках неизменное вязание. Несколько секунд Элис хранила молчание, слегка уязвленная, однако же долго таить в душе обиду она не могла.
- И где же вы поженитесь?
- Это ты тоже сохранишь в тайне? - Да.
- Он хочет, чтобы мы немедленно отправились в Гретна-Гринн, - заметила Мэри с наигранным весельем. Ей хотелось проверить себя: какие чувства она испытает, когда Элис отреагирует на подобное заявление.
- О, Мэри!
- Как ты полагаешь, стоит ли мне так поступать?
- О, Мэри! - Укоризненный тон не требовал никаких комментариев. - Надеюсь, ты не отказала ему?
- Отказала.
- О, Мэри! - Эти три слога на сей раз прозвучали совершенно по-иному, с явной долей горечи.
- На самом деле я еще не ответила ему и даже не решила, выйду ли я за него замуж.
- Мэри! - Теперь в обращении прозвучала неподдельная тревога.
- Несмотря на все, что я о нем знаю, он может отказаться от меня в любой момент. В озере и без того полно рыбы.
- Но если он желает на тебе жениться, - промолвила Элис, медленно, но с нажимом, - должно быть, он уже много размышлял об этом. Не станет же он винить тебя в том, что ты весьма осторожна. Мне думается, отказ раздразнит его. Он вернется.
Отчасти это было сродни безумию, отчасти робким предвидением, основанным на очевидных признаках, но Мэри чувствовала, что он и впрямь обязательно вернется. Но временами она страстно желала, чтобы он навсегда покинул ее.
- Но так ли сильно я сама желаю его возвращения? - спросила она совершенно спокойно, даже строго, точно рассуждая сама с собой.
Однако Элис тут же постаралась развеять все эти страхи и сомнения:
- Ты должна! Не будь глупышкой! Подумай обо всем, что он способен дать тебе. Подумай, какое будущее открывается перед тобой, Мэри… О, если бы не моя беременность, ты могла бы взять меня в поездку, хотя бы ненадолго. Веришь ли, из меня бы вышла отличная горничная! Мне это по душе!
При таких словах еще большее замешательство охватило Мэри. Ей совсем не хотелось думать "обо всем, что он способен дать ей", и даже сама мысль об этом была ей неприятна. В конце концов, о таких вещах Мэри задумывалась меньше всего, ей страстно хотелось избежать какого бы то ни было злословия в их адрес, и все же она понимала, что этого не избежать. Она понимала со всевозрастающим унынием, что та ноша, которую ей приходилось нести на своих плечах все эти долгие годы, - ничто в сравнении с тем, что возложат на нее, когда прославят ее на весь свет охотницей за богатыми женихами. В достаточной ли мере Джон чувствителен? Сумеет ли он понять это? Она улыбнулась самой себе, ее воображение услужливо нарисовало в памяти его портрет, отчетливо и ясно, она увидела загадочную улыбку с ямочками на щеках и вдруг явственно осознала, что все это совершенно не коснется его. И Элис будет исполнять при ней обязанности горничной?
- Я никогда бы не позволила тебе стать моей горничной!
- Но я бы отлично справилась с обязанностями.
- Не притворяйся, будто ты не поняла, Элис. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
- Это позволило бы мне ненадолго покинуть Баттермир. Подумай об этом.
- А что на это скажет Том?
Мэри ощутила некоторое удовольствие, поддразнивая замужнюю подругу. До сих пор между ними существовал невидимый барьер, точно между рыцарем и его дамой, которых на ложе разделяет меч.
- Конечно, он станет скучать по мне и ни за что не согласится отпускать, - немного помедлив с ответом, задумчиво заметила Элис, - но, - она на секунду замолчала, - я буду ворчать и изводить его, пока он не согласится. Уж это я смогу, уверена. - Она кивнула подруге, точно мудрая сова, и обобщила свой непродолжительный семейный опыт: - Ворчание - хороший способ заставить мужчину сделать то, что тебе хочется. Кроме того, он же знает: мы подруги и мне хорошо с тобой. Я одинаково сильно люблю вас обоих. Вряд ли он станет сильно возражать.
- Ну, тогда ты согласишься поехать со мной?
- Я отправлюсь с тобой хоть на край света, подруга.
- В качестве компаньонки. Если и поедешь, то только как компаньонка.
Элис улыбнулась и тряхнула головой. Она уже видела однажды свою подругу в шелковом платье. Это случилось прошлым летом, когда миссис Спеддинг вдруг взбрело в голову подарить его Мэри. Тогда, глядя на нее, никто не отличил бы ее от благородной леди. Однако сама Мэри всякий раз с ужасом вспоминала этот момент своей жизни. Она чувствовала себя в этом платье скованно и стесненно, ей не хватало воздуху, а руки и ноги налились такой тяжестью, будто были не из плоти и крови, но из гранита. И через несколько минут девушка совершенно разнервничалась, чувствуя себя неповоротливой гусыней, которую случайно запустили в дом. В приличном обществе, где все леди, с детства привыкшие к подобным нарядам, вели себя естественно, непринужденно и даже изысканно, Мэри вдруг стало за себя столь нестерпимо стыдно, что она поторопилась поскорее снять с себя этот нежданный подарок. И теперь Элис, мгновенно ощутив перемену в настроении подруги, решилась заговорить совсем на иную тему. Ей казалось, будто слова ее, сказанные от всего сердца и убедительные, окажут влияние на мнение подруги.
- Но ведь он такой красивый! - промолвила Элис. - И даже если он не сможет дать тебе всего того, что обещает, он все равно самый красивый джентльмен. У него такие густые волосы и такие длинные… а еще в них проглядывает изысканная седина. А этот шрам! Меня прямо-таки в дрожь бросает всякий раз, как я подумаю о нем. Да только когда полковник улыбается, кажется, будто даже и это его увечье украшает его. Он такой сильный и ничегошеньки не боится… и никакой тебе манерности, без малейших капризов… не похож он на тех, кто требователен лишь ко всем прочим, себя же балует и потакает всем своим прихотям. Уж веришь ли, когда он со мной заговаривает, так, могу поклясться, обращается ко мне как к самой прекрасной герцогине в Англии. И это отнюдь не мимолетная прихоть, он столь деликатен, что когда задает мне вопрос, то сам же и помогает мне на него ответить. Вот возьми ты хотя бы преподобного Николсона. Уж мне ли не знать, какой он славный и порядочный человек. Но всякий раз, как заговоришь с ним, так он стоит перед тобой, с ноги на ногу только переминается и начинает вдаваться в ужасно длинные объяснения, в которых я все равно никогда ничего не смогу понять. С ним трудно. А вот полковник Хоуп…
Слова подруги целебным бальзамом пролились на истерзанную душу Мэри, в какое-то мгновенье она даже ощутила облегчение, но именно этот прилив умиротворения, словно ослепив ее, лишил способности размышлять здраво и рассудительно, взвешивая события на весах логики. Нелестное и довольно резкое замечание Элис в адрес преподобного Николсона должно было бы вызвать у Мэри по крайней мере возмущение, но она настолько была погружена в собственные чувства и мысли, что даже не обратила на него внимания. Она упустила момент и не сделала замечания Элис, однако сейчас ей совсем не хотелось ссориться или спорить с подругой. Одно лишь ее присутствие воодушевляло Мэри и поддерживало, точно спокойные холодные воды ее тайного бассейна на холме.
В нескольких сотнях ярдов через долину Джозеф Робинсон вышел за живую изгородь на дорогу, точно разбойник, выслеживающий будущую жертву, и полковник немедленно осадил лошадь, заставив ее сдать назад и чуть в сторону, чтобы не мешать проезду на дороге. Хоуп обратился к нему уверенно и достаточно резко, а Робинсон лишь стоял и наблюдал.
- Ну что ж, хозяин, в чем дело? Мой кошелек или жизнь?
- Не претендую ни на то, ни на другое, сэр, - откликнулся Робинсон, отвешивая поклон в знак извинения за то, что столь неожиданно вышел из-за изгороди.
Хоуп спешился. Прекрасно зная людей, он по самому тону Робинсона почувствовал, насколько раздражен отец Мэри.
- Рад видеть вас в таком одиноком местечке, - заметил он, протягивая руку и ответив на по-крестьянски грубое рукопожатие хозяина гостиницы. - Я чувствую себя виноватым, что не нашел времени поговорить с вами раньше.
Робинсон ничего не ответил.
- Насчет вашей дочери, - добавил Хоуп так, словно речь шла о чем-то, не требующем пояснений. Однако настороженное и озадаченное выражение лица Робинсона говорило об обратном. Пояснения требовались! Если нет, то зачем бы хозяину гостиницы подкарауливать его здесь, в таком месте? Уж чего-чего, а хитрости этому человеку не занимать.
- Хотелось бы мне думать, что я заручусь вашим согласием, - сказал Хоуп, делая шаг в сторону, - оказывая знаки внимания вашей дочери.
- Знаки внимания?
В самом деле растерянность или же ловушка? Хоуп не думал, что родители имеют сколько-нибудь серьезное влияние на девушку, и потому оказался не готов к такому разговору.
- Я нахожу вашу дочь необыкновенно привлекательной девушкой.
- Все графство находит ее привлекательной, - парировал отец, словно оправдываясь, однако в тоне его звучала гордость.
- Более того…
Хоуп смешался: этому бочкообразному хозяину гостиницы с головой, напоминающей утиное яйцо, просто посчастливилось стать отцом такой красавицы, как Мэри. И какое он имеет право подкарауливать его на дороге, да еще добиваться откровенных признаний?
- Вы говорите, что желаете официально ухаживать за моей дочерью, сэр?
И вдруг, испугавшись, что слишком много себе позволяет, Робинсон перевел взгляд на холмы, за спину полковника. Точно сейчас его заботил не ответ на заданный им самим вопрос, а передвижения овец по холму.
Неужели человеку необходимо быть настолько прямолинейным?
- Да, - без малейшего стеснения ответил Хоуп.
- Будете ли вы, сэр, достаточно откровенны? - Теперь Робинсон следил взглядом за овцами еще внимательней.
- Конечно! - Даже заносчивый тон Хоупа не смог смутить хозяина гостиницы, который стоял на земле обеими ногами.
- В таком случае я вынужден воспринимать это, сэр…
Отбившаяся от стада овца была, по-видимому, у самой вершины холма: взгляд Робинсона двигался именно в том направлении, и Хоупу стало немного не по себе. Неужели к ним кто-то приближается? Не следует ли в таком случае хозяину гостиницы предупредить его?
- Я вынужден понимать так, что ежели она ответит на ваши чувства, то вы конечно же предпримете следующий шаг, который и подобает в таких случаях?
- Вы имеете в виду женитьбу? - Хоупу не терпелось поскорее покончить со всем этим. Однако ничего поделать он не мог. Ему следовало получше подготовиться к такому разговору. Но его застали врасплох.
- Именно.
- Мой ответ вполне положителен.
- Это значит… да?
- Именно так.
- В таком случае, - заметил Робинсон, взгляд которого, поднимаясь все выше и выше, остановился на небесном своде, точно у овцы выросли крылья и она воспарила в воздух, присоединившись к небесной отаре, - я дам вам мое согласие.
Он протянул руку, и Хоуп пожал ее, но на сей раз лишь слегка.
Взгляд Робинсона вернулся на грешную землю, и он флегматично объявил: