Большинство сотрудников больницы относились к ней сочувственно, дружелюбно. Скоро Марину приняли в вечернюю фельдшерскую школу. А некоторое время спустя ее назначили фельдшером.
Жить Марине стало полегче.
"Есть все же на свете добрые люди, - не раз повторяла она мысленно. Да если б не было порядочных людей, то тогда и жить бы было невозможно".
XXV
Как-то совершенно случайно Сазона Меркулова перевели в камеру, в которой находился Прохор Ермаков. Это было так неожиданно, что они даже вначале растерялись. А потом бросились друг другу в объятия, расцеловались и прослезились.
Сколько было радости от встречи друзей.
- Как же это, Сазон, тебя перевели в мою камеру? - недоумевал Прохор. - Ведь ты же проходишь по моему делу?
- Понятия не имею, - развел руками Сазон. - Ты ведь тоже, Прохор Васильевич, проходишь по моему… Это они обмишурились, ошибку понесли… Так что, Прохор Васильевич, выходит, мы с тобой в прошлом красногвардейцы, буденновцы, теперь оказались контры… Навроде хотели поднять восстание белогвардейского казачества супротив Советской власти… Вот мерзавцы!.. Додумались до каких дел… Это мы с тобою, коммунисты-то с начала революции, и контры, а?..
- Да, да, - сказал Прохор. - Мне тоже пришивают это дело…
- Вот сволочи… - покачал головой Меркулов. - Ну и дерутся же… Ни одного живого местечка не оставили, зубы все повыбили… Стариком стал. Глянь, - открыл свой беззубый рот Сазон. - А ты случаем, Прохор Васильевич, не раскололся?..
- Как тебе не стыдно так говорить, Сазон Миронович, - обиделся Прохор. - За кого же ты меня принимаешь?.. Пока что я считаю себя честным членом нашей Коммунистической партии… Клеветником я никогда не был…
- Извиняй, Прохор Васильевич, - смутился Сазон. - Я это к тому сказал, что зараз все люди помутились… А тут брехню такую пустили по тюрьме, что для партии, мол, так надо, чтобы мы брехали на себя и на других… Ну, некоторые на эту удочку и идут… В нашей камере сидел один такой герой гражданской войны… Орденов у него сколько… Все бил себя в грудь, говорил, что он честный человек. Ни в жисть, мол, ни на себя и ни на кого клеветать не будет… А как вызвали этого героя на допрос, дали ему добрую встряску… Сразу же руки вверх поднял… Сдаюсь, мол, пишите, что хотите… Ну, они и написали ему сто пудов клеветы… Сник этот герой опосля этого, должно, и котлетам не рад… Мы его спрашиваем: "Зачем, мол, брехал?", а он в ответ: "Так, мол, надо…" А потом душиться задумал, едва живого сняли его с оконной решетки ночью…
- Как же фамилия этого героя?
- Из военных он… Коршунов.
- Коршунов? - изумился Прохор. - Не Георгий ли Георгиевич?
- Да, так его зовут. Что, знаешь, что ли, его?
- Да ведь это же мой заместитель! - сказал взволнованно Прохор. - Он все из-за моего отца рыл подо мною яму, а вот сам в нее и попал… Ну, я не злой человек, бог с ним…
При упоминании имени Василия Петровича Сазон внимательно посмотрел на Прохора.
- Проша, ты не серчаешь на меня из-за отца своего?.. Ей-богу, я ни при чем… Наоборот, я ему выручку хотел сделать. Это все уполномоченный Концов сделал…
- Да Нет, - поморщился Прохор. - Я верю тебе, Сазон… Не будем о том говорить… Вот скажи, ты держишься крепко?.. Не будешь наговаривать на себя и на других?..
- Да ты что, очумел, Прохор Васильевич? - свирепо глянул на него Сазон. - Это может быть лишь тогда, когда я с ума сойду, а покель не собираюсь с ума сходить… Нехай допрежде убьют меня, может, мертвый я им сбрешу…
- Молодец, друг! - ударил его по плечу ладонью Прохор. - Держись крепко, до конца!.. Они распоясались вовсю… Действуют на истребление кадров… Ты видел, Сазон, этих зверей - Яковлева и Щавелева… Мне тоже от них досталось немало. Разве ты не видишь по их обличью, кто они… Разве это советские люди?.. Разве ж это коммунисты?.. Нет!.. Но ничего, Сазон, дорогой мой, терпели много, потерпим и еще… И если живы будем, то все переживем. Я верю в свою партию, она разберется во всем. Наступит справедливость. Правда восторжествует!..
- С кем ты сидел до этого? - спросил Прохор у Сазона.
- Да с разным народом.
- О Викторе нашем ничего не слышал?
- Нет. Вот с другом его мне пришлось сидеть…
- Это с каким же другом?
- С профессором Карташовым.
- С Фролом Демьяновичем?
- Да.
- А ну его к черту! - с досадой сказал Прохор. - Он же на меня дал показания… Он-то самый главный и обвинитель…
- Так он и на меня дал показания, - засмеялся Сазон. - У, и сволочной же человек! Такая дрянь, уж и не знаю, за какие это такие заслуги его профессором сделали… Когда его привели к нам в камеру, а нас человек восемь в это время было, - ну, узнали мы, что профессор он… Ну, со всем уважением к нему отнеслись. Местечко ему лучшее в камере предоставили. Первое время он еще котлеты-то не получал, голодку схватывал, так мы ему ложки по две, по три из своей баланды отливали, подкармливали… А он оказался сволочуга в самом настоящем виде. Вначале мы заметили за ним такое дело: сидим мы в камере, сам знаешь, все оборвавши, а иголок и ниток нет. Обшиться нечем. Нашли мы проволочку, поделали из нее иголки… Понаточили и ушко проделали. Нитки из носков пораспустили… А он же, подлюга… Как вызвали его на допрос, он там и сказал про иголки наши… Однова нагрянули ночью надзиратели, обыск сделали, нашли иголки и отобрали… И нашли-то они иголки сразу же, как будто им сам черт сказал, где они находятся… Нам тогда было невдомек, что этим чертом-то был Карташов… Потом другой раз такой случай произошел: скука и тоска среди нас страшущая, и вот однова надумали мы из папиросных мундштуков карты себе сделать. Натолкли кирпич для раскраски, нажгли сажи, разрисовали карты. А потом поделали из мякиша хлеба домино… забавлялись, время отводили… Все какое-то развлечение было… Так что ж, и опять анчутка донес… Опять нагрянули надзиратели с обыском, отобрали они у нас и карты, и домино… И в этот раз мы не подумали на Карташова… Да разве ж подумаешь?.. Ведь профессор же… Почтенный человек… А вот когда уж нас, всю камеру, оштрафовали, посадили на неделю на голодный паек за то, что мы перестукивались с другой камерой, то тут же мы поняли, в чем дело… Главное, нас всех посадили на голодный паек, а ему, проклятому, котлеты стали таскать… Бывало, сатана такой, начнет жрать, так у нас ажно стала внутренность переворачиваться… И порешили мы его всей камерой наказать…
- Здорово, - усмехнулся Прохор. - Что же вы с ним сделали?
- А вот послухай… Однова ночью накинули мы на него, на сонного, одеяло и дали ему добрую взбучку… Он кричал, как дите настоящее… опосля по его жалобе приходил к нам комендант тюрьмы, расспрашивал, за что, мол, избили человека?.. Говорим ему, и видом не видывали и слыхом не слыхивали… Это, мол-де, ему приснилось во сне… А комендант-то, видать, не плохой человек, посмеялся да с тем и ушел… Но в тот же день этого сволочного профессора от нас убрали… А потом я узнал, что он, чертов сын, и на меня показания дал…
Сазон не успел договорить, как распахнулась дверь и всполошенный надзиратель ворвался в камеру.
- Ты Меркулов? - спросил он у Сазона.
- Ну, я, а что?
- Одевайся быстро, - сказал надзиратель. - Быстро!.. Забирай вещи…
- Докумекались, - засмеялся Сазон. - Ну, прощевай, Прохор Васильевич. Прощевайте, друзья.
Он расцеловался с Прохором, забрал свой мешочек и вышел из камеры.
XXVI
Мотыльком порхала Вера Сергеевна по Европе. В своем девичестве, живя в доме покойного отца своего, азовского прасола, она мечтала о бурной жизни. Ей грезилась шумная, полная удовольствий жизнь в роскоши, славе. Думалось, что со своей красотой она может достичь этого…
И она действительно добилась очень многого - богатства, широкой известности, многочисленных поклонников. Она бывала во многих крупных городах мира. Подолгу жила на фешенебельных курортах, кутила с любовниками… Так продолжалось, пока Вера не повстречала барона Рудольфа фон Кунгофа, которого по-настоящему впервые полюбила…
Неизвестно, такие ли пылкие чувства питал к ней немец, но то, что он был старым холостяком и давно подыскивал себе жену со средствами, ускорило их сближение и, наконец, брак.
После женитьбы на Вере генерал Кунгоф увез ее к себе, в Берлин.
…Большая квартира Кунгофа из десяти комнат находилась в многоэтажном здании на Унтер-ден-Линден, недалеко от Бранденбургских ворот. Комнаты были изящно и комфортабельно обставлены, но чувствовалось, что хозяева не так богаты.
Семья генерала состояла из него самого и его матери. Старуха неохотно и холодно приняла в свой дом невестку. Русская, да еще неизвестного происхождения, ей не нравилась. Но когда сын намекнул матери, что у его жены имеются немалые средства, которые он впоследствии думает прибрать к своим рукам, старая фрау стала очень любезно относиться к невестке.
Первые дни своего пребывания в Берлине Вера знакомилась с огромной столицей Германии.
Генерал Кунгоф решил совершить со своей новобрачной небольшое турне на автомобиле по Германии, показать Вере страну во всей ее красе.
Сначала они поехали в Потсдам, бывшую резиденцию германских королей. Город этот невелик, в нем населения всего сто с небольшим тысяч человек, но он очень красив.
Кунгоф повел жену в прекрасный парк Сан-Суси с его замечательными дворцами.
- Этот дворцово-парковый ансамбль создан в тысяча семьсот сорок пятом году по проекту архитектора Кнобельсдорфа, - заметил генерал. - По существу, это копия Версаля в уменьшенном размере.
Когда выезжали из Потсдама в Магдебург, Вере вдруг бросились в глаза нарядные русские рубленые избы, щеголевато стоявшие в ряду по улице…
- Эти избы как будто русские? - указала на них она.
Они все время вели разговор на русском языке, который генерал знал в совершенстве.
Шофер, поняв, что пассажиры ведут разговор об этих избах, что-то сказал генералу.
- Шофер говорит, что в этих домиках живут русские, - проговорил Кунгоф… - Правда, русские они только по происхождению, - усмехнулся генерал. - Они уже позабыли свой родной язык. Еще при Петре III, яром поклоннике прусского короля Фридриха II, несколько десятков русских солдат были проданы императором прусскому королю Фридриху II в его знаменитую великанью роту, в которой рост каждого рядового превышал два метра.
Разъезжая по территории Германии, Вера видела повсюду, как солдаты строили двухсторонние дороги с пересекавшими магистраль мостами.
- Рудольф, почему идет такое усиленное строительство дорог по всей стране? - спросила Вера.
- Фюрер предусмотрителен, - сказал он. - Дороги всегда нужны.
- Я понимаю, - скромно заметила Вера. - Это стратегические дороги.
Генерал не без интереса взглянул на свою жену, словно он только что ее увидел.
- Дорогая моя фрау, ты сообразительна… Мне приятно. Ты, конечно, права, дороги эти в военное время могут иметь большое значение…
- А разве война предвидится, Рудольф?
- Как сказать, - пожал он плечами. - Все возможно.
- Ах, вот если бы с Россией война! - воскликнула Вера. - Я б хотела, чтоб Германия завоевала Россию и выгнала из нее большевиков. Там тогда б возобновилась прежняя жизнь. Правда, у меня, кроме сестры, никого в России не осталось. Но все-таки поехать туда хочется… Очень хочется!
- Знаешь что, Вера, - прижимая к себе жену, зашептал Кунгоф, - я начинаю убеждаться, что ты у меня умная женщина. По секрету скажу тебе, что эти твои желания могут осуществиться. Ты будешь еще свидетельницей величайших событий в мире… Гитлер призван спасти человечество от злотворного коммунизма…
- Дал бы бог! - перекрестилась Вера.
- Все это будет, - уверенно проговорил генерал. - Но нужна тщательная, продуманная подготовка… Придется воевать, видимо, не только с одной Россией… Многие страны ввяжутся в войну. Но Россия - большая страна, у нее крепкая армия, железная дисциплина. Повозиться с ней придется порядочно. Однако сломлена она будет непременно… Вскоре может получиться так, что эта огромная страна совсем ослабеет. Как колосс на соломенных ногах, она закачается от малейшего ветерка и рухнет. И тогда можно будет забрать ее голыми руками…
- Неужели они этого не понимают, что сами же себе могилу роют?.. Рудольф, милый, скажи мне, - прижалась Вера к генералу, - наверно, здесь также чувствуется рука фюрера?..
- Возможно, - уклончиво ответил Кунгоф…
* * *
Они уже проехали Магдебург, Эрфурт, заглянули в небольшой городок Веймар, известный тем, что в нем жили и работали Гете, Шиллер, Лист. Здесь они жили, творили свои неувядаемые творения, здесь и умерли…
У Веры была восторженная душа. От всего виденного она приходила в восхищение. Сколько поэтической прелести в этих каменных зданиях, построенных в стиле ренессанса! Сколько средневековой романтики в добротных, вымощенных камнем узких улочках, в которых то и дело чуть не застревала их машина!..
Они приехали в Лейпциг. Город этот резко отличался от тех, в которых им довелось раньше побывать. Был он огромен, с широкими просторными улицами, большими красивыми зданиями. В Лейпциге часто собираются разные международные конгрессы и конференции. Ежегодно устраиваемые здесь весенние и осенние ярмарки привлекают к себе многих деловых людей коммерсантов, разного рода дельцов и туристов со всего земного шара. На всем в этом городе лежит какой-то отпечаток деловитости, серьезности.
Лейпциг - город промышленный. Здесь много заводов и фабрик. Но чем, пожалуй, особенно знаменит этот город, так это своими замечательными полиграфическими предприятиями.
- Я хочу, Вера, показать тебе здесь такое, что придется тебе, русской, по душе, - сказал Кунгоф.
Он велел шоферу ехать на окраину Лейпцига, к тому месту, где в тысяча восемьсот тринадцатом году происходила знаменитая "битва народов", в которой союзные войска - русские, шведы и пруссаки - нанесли решающее поражение армии Наполеона.
Они подъехали к огромному величественному памятнику, воздвигнутому в виде усеченной пирамиды высотой в девяносто два метра.
К ним подошел благообразный старик гид.
- Если угодно, господа, - поклонился он, - я могу вам пояснить все, что вас заинтересует…
- Он говорит, что может нам все здесь объяснить, - перевел Кунгоф Вере по-русски.
- О! - обрадованно воскликнул старик. - Не беспокойтесь, пожалуйста, я могу по-русски… - И он стал говорить по-русски: - Строительство этого памятника шло пятнадцать лет - с 1815 по 1830 год. Как видите, сложен он из огромных глыб гранита и мрамора…
Старик повел их на верх памятника, откуда открывалась чудесная панорама города и его окрестностей.
- Мадам, вы, наверное, русская? - спросил гид Веру.
- Да, - кивнула Вера. - Я русская.
- Может, вас интересует православная церковь? Она здесь, совсем недалеко… Этот храм построен в память о русских воинах, погибших под Лейпцигом в 1813 году, на пожертвования донских казаков под командованием генерала Платова.
- Это очень интересно, - сказала Вера. - Но мы не располагаем временем… Придется в другой раз посмотреть.
- Как угодно, мадам, - наклонил голову старик.
- Вы очень хорошо говорите по-русски, - произнесла Вера.
- Ну, еще бы, - усмехнулся старик. - Это мой родной язык. Я ведь русский. Живу здесь с двадцатого года.
Вера не стала расспрашивать старика, как он оказался в Германии. Видимо, он тоже эмигрант. Сколько их сейчас бродит по Европе!..
Потом Вера и ее муж выехали в Дрезден.
Дрезден был очень красив. Он на Веру произвел огромное впечатление. Все здесь, в этом необыкновенном городе, - и прекрасные здания, и архитектура - было неповторимо.
Кунгоф показал Вере Цвингер-дворец, созданный архитекторами Пепельманом и Пермозером в 1709–1732 годах.
Потом они походили по набережной. Зашли на Брюльские террасы. Отсюда перед взором открылся красивый вид на Эльбу.
- Знаешь, Рудольф, - сказала Вера мужу под впечатлением всего виденного в Дрездене. - Я немало видела красивых городов мира… Я побывала в полыхающем огнями реклам Стокгольме, восхищалась Венецией, была в Риме, видела Амстердам, Гаагу, Калькутту, Дели, Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро, жизнерадостный Париж, голубой Неаполь. Да, во многих городах я была, их и не пересчитать, но я должна сказать тебе, дорогой Рудольф, Дрезден произвел на меня не менее сильное впечатление, чем перечисленные мною города мира… А из всех городов Германии, что ты мне показал в эту поездку, он, пожалуй, понравился мне больше всех…
Из Дрездена они поехали во Франкфурт-на-Майне.
И всюду, где бы они ни были, среди этих красот, созданных человеческими руками, слышались дробь барабанов, воинственные взвывания фанфар, ритмичный шаг солдат.
Чувствовалось - Германия готовилась к войне.
XXVII
С очной ставки Виктор пришел в камеру уже поздно. Все спали. Когда на следующее утро он проснулся, то первым делом стал разыскивать взглядом Концова. Но его среди заключечнных не было видно.
- Кого вы это разыскиваете? - спросил его Катунович.
- Да эту дрянь, - с возмущением выкрикнул Виктор. - Концова… Этот старичишка создал на меня камерное дело. - И он рассказал об этом подробно Катуновичу.
- Э, батенька мой! - засмеялся тот. - Ищи ветра в поле… Его вчера, как только вас вызвали на допрос, тотчас с вещами взяли… Они не дураки, понимают, что после этого вы ему морду бы могли набить…
- Честное слово, хотел набить, - признался Виктор. - Какой подлец, уж говорил бы все то, что было… Не обидно бы… А то налгал, что как будто я хочу свою книгу об этих делах за границей издать… Зачем мне там издавать, когда я могу ее и у нас в стране опубликовать.
- Этот человек - провокатор, - послышались негодующие голоса заключенных, слышавших рассказ Виктора.
- Мерзавец!..
- Ах, жалко, что его увели. Мы б с ним поговорили тут…
На дворе было так жарко, что даже на что уж в подвальной камере всегда было прохладно, на этот раз стояла духота.
Виктор, чтобы несколько отвлечься от дум о вчерашней очной ставке, стал рассказывать якобы задуманную им повесть на приключенческую тему. Он заинтересовал своих слушателей. В рассказе его фигурировали и шпионы, и диверсанты, и очаровательные коварные аферистки. В самом же деле Виктор никогда ничего подобного и не думал писать. Он просто импровизировал…
И вот в самый разгар рассказа в двери открылась фортка, показалась голова вахтера.
- На букву "В" кто у вас есть? - спросил он.
Снова отозвалось с десяток заключенных с фамилиями, начинавшимися с буквы "В". Назвался и Виктор. Оказалось, что именно он и нужен был.
Виктор шел к следователю с тревожным сердцем.
"Наверно, еще какую-нибудь пакость хотят преподнести", - мрачно думал он.
Но когда он вошел в следовательскую, то оказалось, что его вызывал не Картавых, а другой, незнакомый молодой следователь с приятным добродушным лицом.
Виктор поздоровался.
- Здравствуйте, - ответил следователь. - Садитесь, - указал он глазами на стул.
Виктор сел.
- Моя фамилия Салутин, - сказал следователь. - Мне поручено закончить ваше дело.
- Как вас понимать? - спросил Виктор.
- Оформить протокол допроса. Вы его подпишете, и на этом закончим.
- А потом?
- А потом дело передадим в суд.