* * *
Совет инструктора: не афишировать, Бабушкин выполнял. Но тайно делал операции по оздоровлению друзей (особенно, их жен) и близких знакомых, в свою очередь предупреждая, чтобы не болтали. Ему хотелось еще и еще раз убеждаться, что достиг желаемого результата. Люди уходили после прохождения курса лечения обновленными, помолодевшими, безгранично благодарными.
И еще он совершенствовал приборы, которыми вводил растворитель под кожу и откачивал разжиженные отложения. Убирая излишки по своему желанию в определенных местах, он, как скульптор, изваял новые улучшенные фигуры. Особенно счастливы были женщины. Они крутились около зеркала в спальне Лизы, не веря своим глазам.
Но спокойная жизнь Ивана Петровича продолжалась недолго. Последовало очередное приглашение, а точнее, вызов, еще в одну "высокую инстанцию". На сей раз не посланием, а по телефону:
– Иван Петрович Батюшков? С вами говорят из министерства здравоохранения. За вами придет машина. Приезжайте, надо поговорить.
В министерском вестибюле было еще мраморнее, чем в райкоме партии, и дорожки в коридорах были шире и богаче. Двери кабинета, в который его ввели, были обиты не дерматином, а натуральной кожей, крупными выпуклыми ромбами. Кабинет отделан красным деревом и замысловатой лепкой по периметру потолка, очень высокого, метров пять, не меньше. В углу камин белого мрамора. За огромным, массивным столом сидел холеный, при золотых очках, с иголочки одетый начальник Главка.
Батюшков подумал: "На работу одевается, как на дипломатический прием".
Начальник изобразил приветливую улыбку (именно изобразил, а не улыбнулся):
– Присаживайтесь.
Иван Петрович сел на стул около полированного столика, приставленного к письменному столу. Роскошь кабинета его не подавляла, а внушала мысль: "Все, что здесь происходит, очень значительно, государственно".
Хозяин кабинета сразу подтвердил это:
– Мы рассмотрели ваше изобретение с государственной точки зрения и нашли ему применение.
Говорил он веско, негромко, не торопясь, солидно.
Иван Петрович опять про себя отметил: "Тон отработанный, давно здесь руководит, натренировался".
Начальник между тем продолжал:
– Есть у нас ЦКБ – Центральная клиническая больница, – помедлил, прибавил значительности в голосе: – правительственная… Вот для обслуживания номенклатурного контингента и будет применяться ваше очень оригинальное открытие.
– Благодарю вас. Большая для меня честь, – ответил действительно довольный Батюшков.
– Вы подготовите наш персонал, научите пользоваться аппаратурой. Кстати, она будет изготовлена новая, по вашим чертежам. Нашим фармацевтам передадите формулу для приготовления необходимых химикатов. И под вашим руководством наш персонал будет практиковать этот новый метод лечения. Скажу вам по секрету, Иван Петрович, жены высоких руководителей, в большинстве своем, очень полные дамы. Они заинтересовались вашим методом. И думаю, подвигли мужей дать указание на быстрое внедрение в практику. После апробации в ЦКБ, я думаю, они, каждая персонально, пожелают воспользоваться новинкой. Но это уже строго индивидуально, на квартирах или на дачах. Вот такие пироги, – вдруг весело, ни к селу ни к городу закончил начальник и, на сей раз по-настоящему, улыбнулся.
Из всей его тирады у Батюшкова застряла одна фраза: "Передадите формулы нашим фармацевтам". И поскольку это был самый принципиальный вопрос, Иван Петрович с этого и начал:
– Все, что вы сказали, прекрасно и приемлемо, кроме передачи формулы и способа приготовления растворителя. Это мой научный секрет и раскрыть его я до времени не могу. Тем более что мне на него даже патент отказались оформить.
– Это мы поправим, патент будет. И вообще, все останется в ваших руках. Вы сейчас кто? Кем работаете?
– Фармацевт в аптеке.
– А мы вас сделаем заведующим сектором, а потом, может быть, и отделения. В Кремлевке! Это вам не аптека…
– Почетно, конечно. Однако растворитель я должен готовить сам. Медперсонал может операции проводить, как это делать, я научу. Но секрет растворителя я хочу сохранить.
– Однако вы упрямый. Вы пройдете проверку в определенных органах, иначе в Кремлевку не попадают. Станете штатным работником. Какие же могут быть секреты? И вообще, содержимое вашего растворителя можно раскрыть путем химического анализа, и не станет никакого секрета.
– Это не так просто. В общем, я хочу оставить за собой авторское право, сохранить название "Метод Батюшкова" и не разглашать формулу растворителя, – спокойно и твердо сказал Иван Петрович.
– Вы маргинал, Иван Петрович.
Батюшков не знал смысл этого слова и по простоте своей так и сказал:
– Не ведаю, что значит маргинал. Оригинал – знаю, а это – нет.
– Маргинал – интеллигент, не понимающий смысл современной истории. Вы просто не понимаете, какие перспективы мы вам открываем. Подумайте. Мы тоже взвесим ваши пожелания. Я доложу о них своему руководству. Оно примет решение, и я вас вызову… приглашу.
* * *
Информация о методе Батюшкова из высоких инстанций, видно, просочилась за рубеж. Об этом свидетельствовал вечерний визит иностранного гостя. Он пожаловал на квартиру Батюшковых вечером. Принес букетик цветов Елизавете Николаевне и пакет с "выпить и закусить" для Ивана Петровича. На его возражения "Что вы! Что вы!" гость весело сказал:
– Сухая ложка рот дерет! – и тут же представился: – Я русский американец – Антон Борисович Морозов. Прилетел специально для встречи с вами, доктор Батюшков.
Гость был небольшого роста, толстенький, кругленький, подвижный, веселый, говорливый, элегантный, одет вроде в обычный пиджак и брюки, и в то же время вся одежда его подтверждала богатую фирменность.
Расположились в гостиной за столом, на который выложили деликатесы иностранного гостя – кетовая икра, копчености, нарезанные пластиночки сыра, бутылку виски.
– Чем Бог послал! – еще раз продемонстрировал Антон Борисович знание русских поговорок. Наполнили рюмки и выпили, опять же после его слов: "Со знакомством! Со свиданьицем!"
Как и полагается американцу, он сразу приступил к делу:
– Я о вас знаю все. О вашем открытии тоже. О трудностях, которые стоят на вашем пути, догадываюсь и поэтому сразу без дипломатии, как полагается бизнесмену, предлагаю вам всего-навсего блестящее будущее. Здесь, в Советской стране, с ее законами, вам ходу не дадут. Частное предпринимательство запрещено. В Америке для вас открывается полный простор как для научной деятельности, так и для бизнеса.
– Так это в Америке, – сказала Лиза.
– Разве я не сказал, что вы должны уехать в Америку? Это главная цель моего приезда – перевезти в Штаты вас, жену, детей.
Иван Петрович, как трезвый реалист, решил сразу остановить никчемный разговор:
– Дорогой господин Морозов, вы говорите о невозможном. Кому я нужен в Америке? Кто меня там знает? Я абсолютно не представляю, как оформляются такие выезды. К тому же меня не выпустят из страны, как изобретателя.
Морозова не смутил перечень преград, высказанный Батюшковым, он по-прежнему весело и легко стал отметать препятствия одно за другим, при этом не загибая пальцы, а поднимая их из сжатой кисти, как это делают иностранцы в отличие от нас:
– Кто вас знает в Штатах? Я знаю, Антон Морозов, и вскоре будет знать вся Америка! Кому вы там нужны? Всем, кто болен ожирением, а таких у нас больше половины населения, не исключая даже детей. Америка – очень богатая и благополучная страна, все едят, не закрывая рта, круглые сутки. Ха-ха! Оформление выезда я беру на себя. У меня есть такой вездеход, который открывает любые препятствия! – Морозов достал бумажник из бокового кармана и вынул из него несколько новеньких стодолларовых купюр. Помахал ими и убежденно изрек: – Вот они, эти вездеходы! У меня их много. А у вас будет еще больше. Вы будете миллионер через полгода!
– Остановитесь, – взмолилась Елизавета Николаевна. – Такое бывает только в ваших фильмах.
– Правильно! А фильмы – это наша жизнь.
Поддержал жену и Иван Петрович:
– Но в фильмах ваших мы видим и безработных, и гангстеров, и грабежи, и убийства.
– Вас это не коснется. Вы будете богатые люди, у вас будет все, вплоть до личной охраны. Я вам гарантирую: как только ступите на нашу землю – особняк, коттедж со всеми удобствами комнат на пятнадцать. Личные машины вам и детям вашим. Персональный семейный самолет, на котором вы будете летать на уикэнд на побережье, к морю.
– Позвольте спросить – на какие шиши все это?
– Я дам, сколько потребуется, в кредит, разумеется. Как только вы откроете клинику, деньги поплывут к вам рекой. Любой банк откроет вам свои двери и будет давать ссуду, какую пожелаете. Все, что я перечислил, вы можете получить в рассрочку в первый же месяц, без моей помощи! Но я вам помогу, сделаю все необходимое, чтобы вы покорили Америку. Вы это сможете, вы обладатель уникального открытия!
– Позвольте спросить вас на американский манер: а что вы будете с этого иметь? – спросила практичная Лиза.
– О! Я не скрываю! Я тоже буду иметь не мало. Поэтому я здесь. Я все вычислил и подсчитал. Мы создаем наш общий бизнес, в котором и я участвую. И хорошо заработаю. Конечно вы, Иван Петрович, не только хирург, но и хозяин! Владелец фирмы, дела! В ваших руках будет контрольный пакет акций. У меня 40%. Мне этого хватит. Повторяю, вы хозяин. А я ваш наемный директор-распорядитель. Вы ученый, вы делаете операции, ваша золотая голова должна быть свободна от забот. Все вопросы обеспечения я беру на себя. У нас будет великолепный бизнес. Знаете, почему я в этом убежден?
– Почему?
– У вас, у нас не будет конкурентов! До тех пор, пока вы сохраните тайну вашего открытия, а я всячески буду вас и ее оберегать, мы неуязвимы. Мы монополисты. Все деньги наши!
В общем, много наобещал нежданный гость, но не всему поверили Батюшковы. Особенно Елизавета Николаевна. Прощаясь, Морозов предостерег:
– В наших общих интересах прошу никому не говорить о наших намерениях. Даю вам на размышление сутки. Завтра жду положительный ответ и начну действовать.
Проводив гостя, Батюшковы вернулись к столу. Отодвинули в сторону тарелки с угощением, как бы желая быть независимыми от этих даров. Иван Петрович спросил:
– Что ты обо всем этом думаешь?
– Не понравился мне американец – прыщ какой-то, маленький, пузатенький, вертлявый, глаза навыкате. Прыщ!
– Ну, это внешнее, женское восприятие. А по сути дела?
– И предложения его не понравились – много говорит, золотые горы обещает, заманивает. Значит, что-то нечисто.
– Но все обещает он. С нашей стороны ничего не просит. Мы ничего не теряем. Наоборот, то, что он предлагает, вполне реально.
– На словах.
– Ну, и проверим на деле.
– Я вижу, ты уже согласился.
– А почему мы должны отказываться?
– Что тебя прельщает?
– Смогу применить в полном объеме свое открытие, без всяких местных ограничений и препятствий. И деньги заработаю приличные, что в наше время весьма желательно. А здесь разве позволят открыть свое дело? У нас все нельзя. В лучшем случае возьмут меня в Кремлевку, определят оклад. И все.
– Разве мы плохо живем? В Кремлевке ты будешь получать еще больше.
– Но пойми, метод, который я открыл, уже не будет моим.
– Поняла – значит, тебя прельщают слава и деньги?
– А почему бы и нет?
– А что будет с семьей – с детьми, со мной?
– Поедем все вместе. Поставим это одним из главных условий.
Елизавета Николаевна задумалась, отвела взор в сторону. Долго молчала и вдруг ошарашила:
– Я не поеду!
Иван Петрович опешил, даже мысли такой не могло быть:
– Как это не поедешь?
– Ты поедешь, а я останусь.
– О чем ты говоришь! О разводе не может быть речи! Как ты могла даже подумать об этом?
– Я не говорила о разводе – просто ты поедешь туда, а я останусь. Я уверена, ностальгия тебя замучит, и ты вернешься.
– Конечно, замучит, и не только ностальгия. Я тебя люблю, без тебя не могу и не хочу жить. Да и я тебе не безразличен. Поэтому ты должна ехать со мной.
– Я останусь здесь, на родине.
– Ну, это газетный патриотизм. Ты не понимаешь, какая счастливая, обеспеченная жизнь нам предстоит. Дети получат хорошее образование, овладеют английским языком. Вообще, свой кругозор расширят. У нас появится возможность путешествовать, мир увидеть.
– Кстати, дети почти взрослые, надо их спросить – захотят ли они уезжать?
Когда шла беседа с Морозовым, Кати и Андрея не было в квартире, они ушли в кино. Вернулись в разгар беседы родителей. Обнаружив на столе всякие вкусности, они тут же придвинули себе тарелки:
– Вы тут пируете, а дети умирают с голоду! – иронизирует Катюша. – Откуда у вас эта роскошь? По какому поводу праздник?
Иван Петрович, не торопясь, рассказал о том, что произошло во время их отсутствия, и закончил вопросом:
– Когда вы пришли, мы с мамой как раз решали проблему, как быть с вами? Вы уже почти взрослые и должны самостоятельно решать, остаетесь здесь или едете в Америку.
Ребята на раздумья не затратили даже минуты, одновременно почти закричали:
– В Америку! В Америку!
Катя даже запрыгала, как маленькая, и в ладоши захлопала.
Иван Петрович подождал, пока дети замолкли, и тихо сказал:
– А вот мама остается. Она не хочет покидать родину.
Наступила томительная пауза. Наконец, Андрей спросил:
– Вы что, разводитесь?
Елизавета Николаевна спокойно стала разъяснять:
– Нет, мы не разводимся. Просто на некоторое время разъезжаемся. Надо здесь квартиру сохранить. Если папа там хорошо устроится, я буду к нему приезжать. А потом поживем-увидим.
– А можно я сразу поеду с папой? – спросил Андрей.
– Можно, – ответил отец.
Катя подсела к маме, обняла ее и нежно замурлыкала:
– Мамочка, можно я тоже сразу поеду с папой? Мне так хочется посмотреть Америку.
Елизавета Николаевна поцеловала дочку, в голосе ее послышалась некоторая грусть:
– Дети мои дорогие, я желаю вам только хорошего. Может быть, папа прав. Поезжайте. Во всяком случае, мы расстаемся не навсегда. Все будет зависеть только от нас. Главное, чтобы у папы все сложилось удачно, и он смог бы осуществить свою многолетнюю мечту!
Дети были счастливы, они принялись целовать маму в обе щеки. А Иван Петрович, тоже растроганный до глубины души, обнял и поцеловал жену с особым чувством:
– Дорогая моя, какая же ты мудрая и добрая. Если ты скажешь, чтобы я отказался от этой затеи, я не поеду. Я останусь с тобой.
Лиза не прятала проступившие слезинки, она прижала голову к груди мужа и тихо молвила:
– Спасибо тебе, Ванечка… Все будет хорошо… Поезжай.
В дальний путь
Поднимаясь по крутому трапу-лестнице в самолет, Иван Петрович видел перед собой толстый зад женщины. Наверху у люка произошла короткая задержка, поднимающиеся пассажиры останавливались, Батюшков едва не ткнулся носом в этот зад впередистоящей. "Моя клиентка", – думал он, оглядывая ее объемный тюрнюр. Женщина остановилась на площадке трапа, повернулась лицом к зданию аэровокзала. Батюшков думал, что она хочет кому-то помахать рукой на прощание. У нее было красивое бело-румяное лицо. Она оказалась совсем молодой, лет тридцати. От нее пахло хорошими дорогими духами.
Вдруг ее красивое лицо преобразилось – глаза гневно расширились, она злобно крикнула кому-то к основанию трапа:
– Наконец-то мы от вас избавились. Тьфу на ваши рожи!
Батюшков обернулся, глянул вниз. Там стояли два пограничника в зеленых фуражках.
Во время полета эта женщина со своими родственниками веселились от души. К посадке в Шенноне на дозаправку они уже так хорошо "заправились" спиртным, что не видели соседей, говорили и кричали громко, как будто рядом никого не было.
"Эмигранты", – определил Иван Петрович. – "Наверное, долго им пришлось добиваться разрешения на выезд из Советского Союза. Только почему-то они летят не в Израиль, а в Штаты".
Первая заграница для Батюшковых – аэропорт Шеннон в Ирландии. Светлые небольшие залы представляют собой сплошные витрины, рекламу и входы в магазинчики, бары, киоски. Аэропорт больше похож на универсальный магазин. Здесь продается все – от носовых платков до шикарных костюмов и дамских шляпок.
У Батюшковых глаза разбегались от этого изобилия после небогатых советских магазинов.
– Вот это да! – восклицала Катя. – Вот это жизнь!
– Жизнь будет в Америке, – солидно поправлял Морозов. – Это предбанник!
Каждую минуту хорошо отрегулированные динамики мягко и доброжелательно приглашали пассажиров на посадку. Шеннон – международная заправочная станция, ее не минуют летящие из Америки в Европу, Африку, Азию и наоборот. Шеннонская заправочная зарабатывает огромные деньги.
"Боинг", на котором летели Батюшковы, тоже залил полные баки, путь предстоял не ближний, через океан, в течение семи с половиной часов. Все это время было заполнено обедом, ужином, а между ними – чаем, кофе, фруктами, соками, винами, пивом, крепкими напитками – по желанию. Так ублажали в первом классе. Но и других пассажиров кормили и поили тоже хорошо.
В Нью-Йорке невиданное нигде раньше новшество: из самолета пассажиры выходят на трап. Он, как автобус, увозит их к зданию аэровокзала. Другие пассажиры заполняют следующий трап.
В таможне толкучка и духота. Служащие, негры и белые, одетые в одинаковую форму с яркими нашлепками на груди и на рукавах, быстро и сноровисто делают свое дело – осматривают багаж и пассажиров. Пропускают без задержки. Глаз у них наметанный, они знают, кому уделить особое внимание.
Антон Морозов всюду впереди семейства Батюшковых. Он предъявляет документы, объясняется с проверяющими и командует:
– Проходите.
Нью-Йорк ошеломил прежде всего небоскребами, они торчали из скопища других домов прямоугольными высоченными глыбами с множеством, как соты, окон. Скопление маленьких домов тоже состояло из десяти-пятнадцатиэтажных зданий. Между ними сплошные потоки автомобилей и людей. Все куда-то спешат, движутся каждый в своем направлении, без остановки.
На такси приехали к гостинице "Президент". Название ко многому обязывает, но после шикарного вестибюля номера оказались довольно скромные. Для Ивана Петровича и Андрея – однокомнатный с двумя кроватями, столик, два стула, на тумбочке у кровати рекламные проспекты и Библия. Туалет со всеми удобствами, включая биде. В номере Кати то же самое, только комната поменьше и одна кровать.
– Располагайтесь, – устало сказал Антон. – Отдыхайте. Захотите есть, спуститесь в ресторан, заказывайте, что захочется. Счет за ужин я оплачу позже, с оплатой номеров. Я тоже поеду домой, отдохну. Спокойной ночи в Америке! До завтра.
Но тут же вернулся от двери:
– Чуть не забыл. Вот на всякий случай моя визитка с телефонами. И обратите внимание – в США я Том Колдер. При оформлении гражданства я просто перевел свое имя на Том, а фамилию Морозов – на Колдер.