– Рядовой Жогин, вы уже мертвый, – шутил Садовский, показывая на часы. – В условиях применения атомного оружия каждая секунда – это жизнь или смерть.
– А мы против применения атомного оружия, – спокойно отвечал Жогин. – Замполит вон говорил, запрещения добиваемся. Или вы не верите, товарищ сержант, что Советский Союз добьется запрещения?
"Ох и демагог", – негодовал Садовский, но, помня о "линии поведения", только и сказал:
– Вам, товарищ Жогин, в дипломаты надо идти с такой дальновидностью.
– А что же? И пойду! У нас все пути открыты!
– Ну ладно, поговорили, и довольно. Уложите защитные средства. Так. Внимание. Газы!
Лёха захрустел накидкой, чулками, потянул из сумки противогаз, однако движения его не стали быстрее. Садовский видел: может, но не хочет.
И опять подмывало Юрия прикрикнуть на лодыря да погонять как следует: "Отбой! Газы! Отбой! Газы!" Но нельзя. Надо проявлять выдержку.
На занятиях хоть и было трудно младшему сержанту, однако можно терпеть, тут все подразделение, тут и лейтенант часто подходит, тут и командир роты, и замполит неподалеку. А вот когда занятия кончались, когда строй распущен и каждый стал сам по себе, здесь начинается самая трудная пора для командира отделения. Теперь, что бы ни сказал Лёхе, все против шерсти. Он службу понимал так: то, что в расписании, – закон, это как рабочий день. Семь часов отдай и не крутись. Но после этого я сам себе хозяин, меня не трожь. Я свое отбыл.
Ну, а служба солдатская, как известно, продолжается двадцать четыре часа в сутки, и плюс еще то, что могут добавить старшина, замкомвзвода и командир отделения.
Однажды младший сержант подозвал Жогина после обеда:
– Товарищ Жогин, приведите в порядок спортивный городок.
– Чего? – угрюмо буркнул Лёха. "После горячей пищи полежать бы, покурить, помечтать, а этот с уборкой лезет".
Садовский мог его и "кругом" повернуть без долгих разговоров, но, опять-таки помня об особой "линии" для Жогина, пояснил ему:
– Сегодня мы дежурное подразделение. Каждому дана своя работа. Вам поручаю подготовить к завтрашнему дню спортивный городок. Взрыхлите опилки под снарядами, подметите площадки…
Младший сержант не успел закончить, Лёха вытаращил на него глаза и прошипел:
– А больше ничего не хочешь?
Случайно поблизости оказался лейтенант Трофимов, он видел всю эту сцену. Гнев жаркой волной кинулся ему в голову. "Ах ты ничтожество! Сержанту такие слова!"
– Рядовой Жогин! – крикнул лейтенант. В казарме все притихли.
Лёха вздрогнул. С него мгновенно сдуло наглость.
– Вы с кем разговариваете, рядовой Жогин? С командиром отделения? Вы где находитесь, рядовой Жогин, в армии или на хулиганской "малине"? Вы что, свои порядки тут собираетесь вводить, рядовой Жогин?
Гнев клокотал в голосе командира взвода. Лёха перед ним сник, съежился, сделался маленьким и жалким.
– Я давно к вам присматриваюсь, рядовой Жогин! Запомните: здесь армия, и вся жизнь строится по воинским законам! Вам ясно?
Лёха молчал.
– Я спрашиваю, вам ясно, рядовой Жогин?
– Ясно, – буркнул через силу Лёха.
– А чтобы стало совсем ясно, посидите двое суток на гауптвахте за пререкание с командиром отделения! Идите!
Лёха быстро пошел к выходу. Потом побежал, лишь бы скорее избавиться от глядевших на него со всех сторон глаз. "Ну, Юрка, погоди. Я тебе все припомню!"
Когда Жогин ушел, Трофимов позвал Садовского в канцелярию. Офицер сел, закурил, предложил папиросу.
– Не курю я, – тихо произнес Садовский.
"Птенчик", – с неприязнью подумал лейтенант. – "Не курю"! Конфетки, наверно, кушаешь. Разве такой свернет рога этому горлохвату? Тут нужен сержант зубастый!"
В несколько глубоких затяжек выкурив папиросу, Трофимов успокоился.
– Садись, чего стоишь, – бросил младшему сержанту. – Вот так выработали мы с тобой "линию", – иронически сказал офицер. – Я же первый сорвался… Как ты с этим типом работаешь, удивляюсь!
– С ним каждый день и не раз такие стычки могут быть.
– Взять бы да оформить его куда следует, чтоб не мешал с нормальными людьми служить. Как думаешь?
Садовский замялся, потом ответил:
– Вы же сами говорили о пути наименьшего сопротивления…
Лейтенант закурил новую папиросу.
– Говорить-то я говорил. Но как это трудно осуществлять! Убедился?
– Да.
– Ну, ладно. Похныкали, и хватит. Я это все от злости тут высказываю. Теперь давай серьезно подумаем, как быть дальше.
– Мне кажется, нельзя все время уступками заниматься. Надо как-то его в общее русло вводить. Сейчас он не служит, а номер отбывает. А я, когда нужно подкрутить ему гайку, останавливаюсь. А то и задний ход даю. Пора брать Жогина в руки.
Лейтенант весело, с неподдельным интересом посмотрел на Садовского.
– А ты молодчина! Сразу видно, возмужал. Правильно говоришь, надо брать его за жабры. Прежде нельзя было. Он еще после гражданки не обтерся, колючий был. Да и ты, не обижайся, конечно, после учебного подразделения не очень-то был опытный. Теперь вижу, в тебе командирская хватка появилась. Не хочешь терпеть в своем отделении недисциплинированного солдата. Силу в себе почувствовал. Это хорошо. Это для меня очень приятно.
Взгляд Трофимова потеплел.
– Ну что ж, давай подкорректируем нашу линию индивидуального подхода к Жогину. Именно подкорректируем. Я считаю, и раньше она в своей основе была правильной. В дальнейшем справедливость, вежливость, выдержка должны у тебя оставаться без изменения. Прибавь только требовательности. Как ты говоришь, в напряженную минуту не останавливайся и не отступай, а на полоборота гаечку подкрути. Период изучения и разведки кончился, переходим мы с тобой, товарищ Садовский, в наступление.
Лейтенант поговорил с младшим сержантом о других солдатах, прикинул, на какую оценку вытягивает отделение по отдельным дисциплинам. Дела шли неплохо.
– Если бы не висел у меня на шее Жогин, все было бы гораздо лучше, – вздохнул Садовский.
Лейтенант многозначительно посмотрел на него:
– Хотел я тебе высказать одну мыслишку, но воздержусь. Как-нибудь позже скажу. Поближе к увольнению. Если забуду, напомни.
– Есть!
5
С гауптвахты Лёха вернулся злой. Не глядел в глаза младшему сержанту. На гражданке ему приходилось бывать в милиции не раз. Но там было другое дело. Там знал, за что. В драку полез в парке. Или пьяный в автобусе к девчонке приставал. А тут что сделал? Два слова поперек сказал этому суслику Юрке?
На лейтенанта Жогин не обижался. Он офицер, его работа такая. А этот, мамин сынок, Юрка, сам пришел срочную служить и так выпендривается.
И всюду этот младший сержант Садовский присутствует неотлучно. Утром не хочется из-под теплого одеяла вылезать, а Юрка командует: "Отделение, подъем! Жогин, вы вчера опоздали на построение, подъем!"
На зарядке холодный ветер с дождичком: "Жогин, расправьте плечи, глубже вдох". Утренний осмотр: "Почему сапоги только спереди почистили, а кто будет задники чистить?" Прошел завтрак: "Рядовой Жогин, становитесь в строй, курить будете в ротной курилке". А на занятиях? "Товарищ Жогин, повторите! Рядовой Жогин, быстрее! Жогин, еще раз! Жогин, подтянитесь! Не отставайте! Заправьтесь! Расскажите! Покажите!"
И так без конца. Будто, кроме Жогина, у него перед глазами больше никого нет.
Только после занятий вздохнуть можно посвободней. Да и то при каждой встрече чего-нибудь найдет: "Выньте руки из карманов", "Поправьте шапку – звездочка на боку", "Подтяните ремень", "Почистите сапоги, завтра на утреннем осмотре задники опять будут грязные".
Уж в постель ляжешь, тут какие команды или замечания могут быть? Нет, пойдет командир отделения вдоль кроватей: тот портянки не повесил сушить, другой шапку не на вешалку, а на тумбочку положил. "А вы, рядовой Жогин, опять обмундирование сложили неправильно. Брюки должны лежать сверху, потом гимнастерка, под ней ремень. Все в таком порядке, в каком вы надеваете. Поправьте. Вдруг "тревога" будет. Вам полчаса на сборы никто не даст".
Не легко было и Юрию Садовскому. Теперь трудность была не в страхе перед Лёхой. Давно уж он его не боялся. Теперь надо было самому быть образцом во всех отношениях, прежде чем с других спрашивать. Вот с тем же Лёхой. Если на турнике сам не можешь выполнить "подъем силой", как же сказать: "Жогин, вот так нужно". Или на кроссе. Чтобы крикнуть: "Рядовой Жогин, не отставайте!" – надо самому впереди всех быть. Это же элементарно!
А Юра Садовский до армии действительно не очень-то был физически развитый. Две нашивки на погонах, они ведь сами по себе силы не прибавляют. И знаний тоже… Если требуешь с Лёхи: "Расскажите о поражающих свойствах радиации", так и сам их должен знать назубок. Во многих мелочах совсем недавно, год назад, сам был вроде Лёхи: и ремень поясной не затягивал, и ворот рубахи любил носить нараспашку, и руки в карманах держать было удобнее. Но, как говорит лейтенант Трофимов, идти в наступление надо во всеоружии. Чтобы получить право спрашивать с других, сам должен все выполнять образцово. Ох, не легко было Юре заслужить это право.
С Алексеем Жогиным беседовали много раз и лейтенант Трофимов, и замполит роты старший лейтенант Крыленков, и командир роты капитан Зуев. Даже замкомандира батальона по политической части вызывал. Жогин неохотно отвечал на вопросы, не шел на откровенный разговор. Он считал: все эти беседы происходят в результате того, что на него "стучит" начальникам Юрка Садовский. Ну откуда они знают, что он, Жогин, служить не хочет, пререкается, плохо стреляет? Юрка "настучал"!
Однажды Лёха попробовал еще раз дать Юрке отпор, вывернуться из его цепкой хватки.
Младший сержант приказал ему заново вычистить автомат: в стволе нагар остался.
– Вот посмотрите, – говорил командир отделения, заглядывая в ствол и направляя его к свету.
Жогин не смотрел на оружие, а быстро зыркнул по сторонам: в комнате никого, кроме него и Юрки, не осталось. Солдаты закончили чистку и ушли.
– Патронник тоже грязный… В общем, надо лучше чистить, товарищ Жогин. – Младший сержант опустил автомат и увидел перед собой Лёху в позе, не оставляющей сомнения в его намерениях. Он стоял, уперев руки в бока, слегка расставив ноги, и кривил губы в издевательской улыбке. Юрию очень хорошо были знакомы и эта поза, и улыбка – так Лёха встречал свои жертвы в сквере недалеко от школы.
– В чем дело, товарищ Жогин? – спокойно спросил Садовский, а у самого гулко застучало сердце.
– А в том дело, товарищ Юрочка… Ты когда от меня отцепишься?
Садовский хмуро глядел на Лёху. Жогин с его наглым остановившимся взглядом, с хищно напружинившимся, будто для прыжка, телом был очень похож на того "гражданского" Лёху, которого все боялись. Но вдруг Юра ощутил, как напряглись у него бугристые мышцы, нажитые в армии. Ощутив в себе эти новые силы, Юрий радостно подумал: "Ты, Лёха, все тот же, но я уже не тот!"
Лёха, заметив реакцию Юрки, даже рот приоткрыл. И злость сама пропала. Вот так Юрка! У Жогина хватило рассудительности на то, чтобы трезво сравнить себя и плечистого Юрку. А сделав это сравнение, Лёха спасовал. Он сделал вид, будто ничего не произошло, и только сказал:
– Запомни наш разговор… Здесь не место счеты сводить. Но после армии я с тобой расквитаюсь.
Лёха взял свой автомат у младшего сержанта, покачал его на руке и с насмешкой проговорил:
– Ладно, так и быть, вычищу, но и это тебе так не пройдет, не сомневайся.
Жогин повернулся и вышел из комнаты первым. Садовский задумался: "Что значит эта угроза? Уж не думает ли он, что я пойду у него на поводу? Неужели Жогин действительно меня ненавидит? Считает своим недругом? Что я ему особенного сделал? Не оскорблял. Не издевался, спрашивал, как со всех. Требовал то, что полагается по уставу… Решил попугать меня? Думает, что спасую, а он прокантуется остаток службы. Доложить об этом лейтенанту или нет? Опять подумает, что я испугался. Он же уверен, что Лёха стал лучше относиться к службе… Зачем же тогда докладывать? Повременю…"
6
Подготовку к несению караульной службы, как и полагалось, начали за сутки. Лейтенант принес табель постои, распределил, кто и что будет охранять.
Солдаты стали изучать свои объекты: сколько окон, дверей, печатей, какое освещение, где сигнализация, откуда удобнее подкрадываться врагу.
Занятия проводил лейтенант Трофимов, он заступал начальником караула. Садовский, как обычно, должен был исполнять обязанности одного из разводящих. Проверив, как солдаты изучили охраняемые объекты, младший сержант задал несколько вопросов по уставу: "Что имеется в виду под неприкосновенностью часового?", "Как действовать в случае пожара?". Лёху спросил о боеприпасах.
– Сколько патронов дается караульному?
Жогин прищурил глаз и, глядя прямо в лицо Садовского, ответил:
– Много дается. Хватит.
– Ну, а точнее?
– Два магазина, по тридцать патронов каждый.
– Правильно. Когда караульный заряжает оружие?
– А когда захочет…
Солдаты засмеялись.
– Чего смеетесь? – вспыхнул Лёха.
– По команде разводящего заряжают оружие, – пояснил сосед.
– Значит, на меня нападение, а я буду ждать, когда разводящий прибежит и мне команду даст?
– На посту ты уже будешь не караульный, а часовой, там ты не только заряжать, но и стрелять имеешь право, когда потребует обстановка. Сержант про караульного спрашивает.
Садовский похвалил солдата:
– Правильно объяснили. Так вот, рядовой Жогин, до заступления на пост вы караульный. Когда я построю очередную смену и скажу: "Смена, справа по одному заряжай!", тогда вы присоедините магазин к автомату.
Жогин в душе ликовал: "Струхнул, сержантик! Ишь как все уточняет: "Когда я скажу", "Когда я прикажу".
В класс вошел командир роты капитан Зуев, невысокий, худенький, весь из жил и мускулов. Солдаты вскочили, командир взвода доложил, чем занимаются солдаты.
– Здравствуйте, товарищи!
– Здра… жела… това… капитан!
– Садитесь. Ну как, все готовы к выполнению боевой задачи?
– Так точно, – ответил Трофимов.
– Больных нет?
– Никак нет.
– Все понимают, почему караул – это выполнение боевой задачи? – Капитан поискал глазами, кого бы спросить… – Вот вы скажите, – он указал на Жогина.
– Потому что в карауле стрелять можно.
Солдаты зашептались: "Опять подвел Жогин взвод. Надо же ляпнуть такое! Ротный подумает, что все так понимают".
Однако капитан знал, с кем имеет дело: Жогин в роте был известной личностью.
– Прежде всего, когда встали для ответа, нужно назвать свою фамилию: рядовой Жогин. Во-вторых, вы неправильно понимаете, в чем заключается боевая задача караула. Садитесь. Кто правильно ответит?
Сосед Жогина поднял руку и доложил точно по уставу, почему несение караульной службы является выполнением боевой задачи.
– Вам понятно, рядовой Жогин? – спросил капитан и добавил: – В карауле, как в бою, часовой защищает свой объект с оружием в руках. Как на фронте, часовой не имеет права оставлять объект без приказа, обороняет его до последнего патрона, до последнего вздоха и капли крови. – Обратясь к лейтенанту Трофимову, ротный вдруг спросил: – Не оставить ли вам Жогина в роте? Пусть подучит устав. А то скажет поверяющему такое, что опозорит роту на весь гарнизон.
У Лёхи заскребло в груди: "Опять успел доложить. "Настучал", суслик трусливый". Садовский, взглянув на Жогина, понял, о чем тот подумал, и невольно покраснел.
Лейтенант Трофимов решил переадресовать Садовскому вопрос командира роты.
– Что скажет на это командир отделения?
Юрий встал. Некоторое время колебался, что ответить? Проще всего сказать: "Я с вами согласен, товарищ капитан, пусть подучит". Это сразу разрешит все опасения. Жогин в караул не пойдет, боевые патроны не получит, роту подвести не сможет. Но ведь секунду назад Юрий прочитал в глазах Жогина уверенность, что все происходит по "доносу" командира отделения. Не взять Жогина в караул – расписаться в собственной слабости. Пойдет насмарку вся предыдущая длительная борьба с Лёхой. Прикинув все это, Садовский ответил:
– Товарищ капитан, рядовой Жогин просто не смог объяснить на словах, а нести службу он может. Не первый раз идет в караул. Раньше выполнял свои обязанности правильно.
– Что же, вам виднее. Вы его командир, – согласился ротный и, пожелав удачи всему составу караула, ушел.
Лёха поглядел на Садовского. "Что это получается? Значит, он не фискалил начальству?"
Смена караулов прошла по всем правилам. Приняли охраняемые объекты, поставили новых часовых. Пересчитали в караульном помещении столы, табуретки, пирамиды для оружия, керосиновые лампы (их держали на случай, если погаснет электричество), посуду, плащи для дождливой погоды, свистки, даже щетки для чистки обуви.
Лейтенант сидел в своей комнате, перед ним на столе поблескивал пульт сигнализации с постов; на стене, в застекленном ящике, задернутая занавеской – схема постов; в другой витрине – ключи от складов в опечатанных мастичными печатями мешочках. В углу комнаты – железный ящик с боеприпасами на случай боя.
"Все рассчитано, все предусмотрено, -думал Садовский, -все расписано: когда, где и что применять. И людям определено каждому, как поступать. Четкий воинский порядок… А вот Жогин до сих пор не понимает важности этого порядка, необходимости строгой воинской дисциплины".
За год Садовский изучил своего подчиненного уж куда лучше. И в караул ходил с ним много раз. Казалось, Жогин постепенно сдает свои позиции. И вдруг – неожиданный срыв. "Где я допустил ошибку? Превысил требовательность? Вроде выполнял намеченную с лейтенантом "наступательную тактику" осторожно, без нажима". И тут Садовского осенило: "Так эта выходка Жогина не что иное, как реакция на мою активность. Я пошел вперед, а он усилил сопротивление. Это же ясно. Мы в школе изучали: каждое действие вызывает противодействие. Правда, это закон механики, но, видно, и в отношениях людей такое тоже бывает. Ну ладно, пусть у Жогина ответная реакция, а до каких пределов она может дойти? Очевидно, будет зависеть от силы моего напора и от моего умения проводить нажим, не задевая его обостренное самолюбие. То есть прежняя справедливая требовательность, все наравне с другими, чтобы он видел – ничего лишнего ему не предъявляю. А попытка испугать меня – это самозащита. Лёха – уже не тот уличный хулиган, каким он был на гражданке. Прошел год службы, так много давший каждому из нас! И тебе, Лёха, больше, чем кому другому".
Ночью на пост к Жогину младший сержант шел смело. Он знал, Лёха следит за каждым его шагом, будет пугать его, играть на нервах, пытаясь хоть этим насолить командиру отделения и приятно пощекотать свое самолюбие.
– Стой, кто идет?! – грозно крикнул Жогин, хотя он прекрасно видел Садовского.
– Разводящий со сменой! – громко и спокойно ответил Садовский на окрик часового.
– Разводящий, ко мне, остальные на месте! – приказал Жогин.
Все остановились, а Юрий пошел в темноту, откуда доносился голос Жогина. Он уже видел впереди черный силуэт Жогина и твердым шагом направился к нему.
– Стой, – глухо сказал Лёха.
Садовский остановился.
– Освети лицо фонарем.