- Не всех, меньше половины. Впрочем, не знаю. Одно несомненно: что лучшими янычарами становятся похищенные мальчики. У них ни отца, ни матери, и они почитают за честь пасть в бою.
- А кто же идет за музыкантами?
- Так, всякое отребье: канатные плясуны, фокусники, знахари, торговцы разной мелочью, подстерегающие военную добычу. Дальше вы увидите целый отряд водоносов. Позади них плетутся пятьсот верблюдов с бурдюками на спине. Но вода в бурдюках тепловатая.
- И все?
- Нет! В самом хвосте тащится еще целый караван - сотня телег с ободранными цыганами, а за ними плетутся собаки. Они питаются отбросами. Но эти подоспеют сюда только завтра или послезавтра.
- А дальше?
Тулипан пожал плечами.
- Дальше летят коршуны.
- Ягнятники?
- Разные летят: и орлы, и воронье. За каждым отрядом по небу летит черное полчище птиц. Порой их больше, чем людей.
Полуденное солнце жарко припекало. Гергей скинул камзол. Они снова оперлись локтями о край скалы и, просунув головы между веток, смотрели на проходивших внизу янычар в белых колпаках.
Тулипан многих называл по имени.
- Вон тот черномазый учился вместе со мной в школе. Он в грудь ранен, и от раны осталась такая большая яма, что детский кулак влезет. А тот все потом обливается - видите, и сейчас на минуту снял тюрбан. В персидскую войну он убил не меньше сотни людей. А на нем царапины одной не найдешь, если, конечно, с тех пор не заработал. А вот этот худой мозгляк славится тем, что ловко мечет кинжалы; за двадцать пять шагов попадает в грудь противнику. Зовут его Тяпкен. Таких, впрочем, как он, немало. В янычарской школе есть заросший травой вал. Там учатся метать кинжалы. Некоторые кидают кинжал по две тысячи раз на дню.
- А кто этот сарацин?
- Гляди-ка, да он еще жив, старик Кешкин!.. Вот пловец так пловец! Сущий дьявол! Берет саблю в зубы и переплывает самую широкую реку.
- Это и венгры переплывут.
- Может быть. Да только Кешкин не устает. А деньги он достанет даже со дна морского. Как-то раз султан потешался на берегу Дуная - кидал в воду золотые монеты, и многие ныряли за ними. Но Кешкин поднял больше всех… Смотри, смотри-ка, старый Кален! Вон тот огромный детина, у которого нос рожком. Видите, какой широкий палаш у него на боку! В нем двадцать пять фунтов весу. В Белградской битве Кален хватил этим палашом одного венгра, рассек надвое ему голову и башку его коня. А ведь и венгр и конь были в панцирях.
- Ну, а венгр соскочил, конечно, с коня и подставил ему свою голову?
- Да что ж, сам я, понятно, не видал, но люди рассказывали, - виновато сказал Тулипан.
Вдруг он отшатнулся.
- Уж не сон ли это? Юмурджак…
И правда, по дороге на невысоком гнедом коне с широким крупом ехал кривой янычар. Выражение лица у него было напряженное, одежда роскошнее, чем у других. На высоком белом колпаке развевалось огромное страусовое перо.
- Ей-богу, он! - Гергей тоже с изумлением вытаращил глаза.
- Да ведь рассказывали, будто отец Габор повесил его.
- И я так слыхал.
- А сам священник не говорил о нем?
- Нет.
- Ну, тут ничего не поймешь! - Тулипан был озадачен.
Ошеломленный, смотрел он вслед янычару. Затем повернулся к Гергею, и они с изумлением переглянулись, словно прося объяснения друг у друга. Оба, однако, промолчали.
Минут через пять школяр заговорил:
- Тулипан, скажите по правде, вас не тянет больше к ним?
Тулипан замотал головой.
- Сидеть-то ведь лучше, чем ходить.
- А все-таки…
- Жена у меня хорошая, а детишек своих я не отдам за все сокровища Стамбула. Меньшой у нас красавец. А у старшенького ума больше, чем у главного муфтия. Вот намедни он спросил меня, почему у лошади рогов нет…
- А шут ее знает! - ответил Гергей, рассмеявшись.
Больше они и словом не перемолвились. Юноша становился все более серьезным, глядя, как по горной дороге катится бесконечный поток янычар.
Воздух превратился в море пыли. Голова кружилась от непривычного бряцанья оружия, конского топота, грохота оркестров, которые один за другим исчезали в ущелье.
Вдруг Гергей вскинул голову.
- Тулипан, ведь такая уйма людей не зря идет!
- Зря они никогда не ходят!
- Они хотят завладеть Будой.
- Может быть, - равнодушно ответил Тулипан.
Школяр, побледнев, смотрел на него.
- А что, если султан невзначай помрет в дороге?
- Не помрет.
- А если это случится все-таки?
Тулипан, пожав плечами, ответил:
- Он всегда возит с собой сыновей.
- Стало быть, он семиглавый дракон?
- Что вы сказали?
- Как вы думаете, за сколько времени доберутся они до Буды?
Тулипан опять пожал плечами.
Гергей глядел на него с беспокойством.
- А все-таки, как вы думаете?
- Если дождь пойдет - сделают привал дня на два, на три, а то и на неделю.
- А если дождя не будет?
- Тогда из-за жары остановятся на отдых.
Гергей взволнованно почесал в затылке и молвил:
- Стало быть, я их опережу.
- Что вы изволили сказать?
- Если они идут на Буду, я должен поехать за семьей Цецеи и привезти их сюда или же остаться вместе с ними.
Слова его заглушил грохот нового оркестра. Прошли последние ряды длинной колонны янычар, и под желтым стягом проследовал еще один блестящий отряд роскошно одетых воинов - тюрбаны у них были украшены страусовыми перьями. Особенно выделялся среди них могучий седой великан с багровым от жары лицом; перед ним несли два красных бунчука, и древки этих хвостатых стягов сверкали золотом.
Гергей содрогнулся, будто ему бросили за ворот ледяшку.
- Это султан!
- Да нет, - махнул рукой Тулипан. - Это только янычар-ага. А люди в пестрых одеждах вокруг него - яя-баши.
- Что это еще за яя-баши, черт бы их драл?
- Янычарские офицеры.
Далее следовали сверкающими шеренгами воины с позолоченными алебардами. Среди них веером на серых скакунах ехали два молодых человека. Лица их выражали безмятежный покой.
- Сыновья султана, - почтительно объяснил Тулипан, - Мохамед и Селим. - Но тут же добавил: - Чтоб их джинны унесли.
Сыновья султана оба были молоды и смуглы, но внешне совершенно не похожи друг на друга. Однако по всему было видно, что они под стать друг дружке.
- Глядите-ка, вон едет Яхья Оглу Мохамед!
- Знаменитый паша?
- Да.
Вслед за сыновьями султана мелкой рысцой трусил седобородый паша с величественным видом. На голове у него белел огромный тюрбан. Перед ним несли семь бунчуков.
- Отец Юмурджака, - сказал Тулипан.
- Не может быть!
- Правда. Только что проехал и другой его сын - Арслан-бей.
- А что за имя - Юмурджак?
- Это прозвище.
Тулипан улыбнулся, сорвал травинку и от скуки начал ее жевать.
Подъехали ратники в устрашающе высоких тюрбанах и с золотыми и серебряными булавами в руках. Юношу охватил трепет. Он почувствовал, что сейчас проедет султан.
- Всемогущий боже, покровитель венгров, - взмолился он, - не покинь ты нас!
Перед ним все смешалось: золотое, серебряное оружие, сверкающие кунтуши. Он даже руки прижал к глазам и закрыл их на минуту, чтобы потом лучше видеть.
Тулипан толкнул его в бок.
- Смотрите, смотрите! - Голос его задрожал. - Вон он едет…
- Который?
- А тот, перед кем кружится дервиш.
По дороге ехал одинокий всадник в простом сером кунтуше. Перед ним быстро кружился дервиш. На голове дервиша торчал колпак из верблюжьей шерсти вышиной в полтора локтя. Руки его были раскинуты: одна поднята к небу, другая опущена к земле. Он кружился не останавливаясь, а юбка его раздувалась колоколом.
- Кружащийся дервиш, - пояснил Тулипан.
- Как же ни у него, ни у коня голова не закружится?
- Они привыкли.
А конь дервиша и в самом деле ступал вольно и непринужденно. По обе стороны от всадника ехало еще шесть дервишей в белых юбках. Они ждали, когда наступит их черед заменить кружащегося дервиша.
- Эти семь дервишей кружатся перед султаном от Константинополя и так будут кружиться до самой Буды! - крикнул Тулипан в самое ухо школяру, так как грохот труб, рожков, барабанов и медных тарелок мешал им разговаривать.
Султан сидел на чистокровном арабском гнедом коне. Позади ехали два полуголых сарацина и защищали его саженными опахалами из павлиньих перьев от жгучих лучей солнца. В ущелье было душно, и султан дышал тою же пылью и так же раскраснелся от жары, как самый ободранный его солдат.
Когда султан проезжал мимо скалы, можно было разглядеть, что под кунтушом у него алый атласный доломан, такого же цвета шаровары, а на голове зеленый тюрбан. Лицо у него худое, щеки впалые. Под длинным, тонким вислым носом - жидкие седые усы. Курчавая седая борода коротко подстрижена. Глаза навыкате.
Только Гергей собрался разглядеть его получше, как громыхнуло: тррах! Казалось, и небо и земля сотряслись от грома. Скала дрогнула.
Кони шарахнулись. Султан упал на шею своего коня… Музыка оборвалась. Поднялась невообразимая суматоха. С неба градом посыпался песок, обломки камней, клочья растерзанных людских тел, осколки оружия и капли крови. Кругом смятение и крики, обращенные к войскам, уже проходившим по долине.
- Мы погибли! - воскликнул Гергей и, всплеснув руками, устремил к долине полные ужаса глаза.
Там взвился к небу черный столб дыма.
Воздух сразу пропитался тяжелым запахом пороха.
- Что случилось? - спросил обомлевший от ужаса Тулипан.
Голова Гергея поникла.
- Горе! Янычар-агу приняли за султана!
4
Вслед за взрывом на мгновение наступила мертвая тишина: и люди и кони точно окаменели. Музыка, трубный вой, шум, конский топот, бряцанье оружия смолкли одновременно, словно в этот миг онемела вся вселенная.
Но мгновение спустя крики и брань тысяч людей слились в неистовый ураган звуков. Турецкая рать заметалась, как встревоженный муравейник. Люди устремились туда, где взвился огненный столб.
Вся земля была устлана мертвыми телами и ранеными.
Поднялся переполох и в дальних шеренгах. Там люди не могли понять, что случилось - выстрелила ли пушка венгерских войск, притаившихся в засаде, или взорвалась в обозе телега с порохом.
Но янычары сообразили, что на дороге подложили мину и что покушались на них. Как вспугнутый осиный рой, рассыпались они по лесу в поисках неприятеля.
Но в лесу не нашли никого, кроме священника, школяра и Тулипана.
Священника поддерживали под руки два янычара. Казалось, насильственно поставили на ноги труп. Глаза его были закрыты, на губах выступила кровавая пена. Оттого что он прятался в дупле трухлявого дерева, вся его одежда была словно осыпана опилками. Взрывом повалило дерево, и отца Габора выбросило из дупла.
Султан велел привести к себе всех троих.
Он сошел с коня. Вместо стула солдаты поставили на землю большой медный барабан. За неимением ковра один из старших офицеров покрыл его своим синим шелковым кафтаном.
Но султан не сел.
- Кто вы такие? - спросил он Тулипана, глядя на него в упор.
И по лицу и по оковам султан признал в нем попавшего в рабство турка.
- Я раб, - ответил Тулипан, стоя на коленях. - Видишь сам, отец правоверных: вот они, оковы на моих ногах. Не то я был бы уже янычаром. Зовут меня Тулипан. Я прах твоих высочайших ног.
- А кто этот щенок?
Гергей, сбитый с толку всем происшедшим, стоял, уставившись на султана. Он впервые видел перед собой карие глаза, размалеванное лицо и горбатый нос владыки миллионов людей, который лишь случайно не взлетел в турецкий рай.
- Приемный сын Балинта Терека, - ответил Тулипан подобострастно.
- Энингского пса?
- Его самого, ваше величество.
Султан бросил взгляд на священника.
- А это кто?
Священника держали под руки два янычара. Голова его низко свесилась, струившаяся изо рта кровь залила ему грудь. Нельзя было понять, в беспамятстве он или умер.
Тулипан взглянул на священника.
Один из старших офицеров схватил отца Габора сзади за волосы и вздернул его голову, чтобы Тулипану было виднее.
С подбородка полумертвого человека капала кровь. Грудь его часто вздымалась.
- Этот проклятый мне неизвестен, - ответил Тулипан.
- А школяр тоже не знает его?
Гергей замотал головой.
Султан кинул взгляд на юношу, потом снова обернулся к Тулипану.
- Что это был за взрыв?
- Ваше величество, - ответил Тулипан, - мы вот с этим школяром собирали в лесу грибы. А как услыхали музыку, поспешили сюда. Я, недостойный прах твоих ног, ждал только, чтобы ты проехал, и хотел крикнуть: "Освободите меня!"
- Стало быть, ты ничего не знаешь?
- Пусть не ведать мне блаженства в раю правоверных, коли я вру!
- Снимите с него кандалы, - приказал султан. - И наденьте их щенку на ноги. - Потом он взглянул на священника: - А этого пса пусть лекари возьмут на свое попечение. От него надо добиться признания.
Султан снова сел на коня. Сыновья присоединились к нему, и в сопровождении бостанджи и разных начальников он поскакал к месту взрыва.
Пока на Гергея надевали кандалы, он видел, как отца Габора уложили на землю и поливали ему шею и грудь водой из бурдюка. Так смывали с него кровь.
Какой-то турок с серьезным лицом, одетый в пепельно-серый кафтан, приподнимал иногда ему веки и внимательно всматривался в глаза.
Тем временем Гергею сковали ноги и отвели его к пленникам.
Юноша был бледен и смотрел застывшими глазами, точно восковая кукла.
Четверть часа спустя Тулипан оказался возле него. Он был в синей янычарской одежде, на голове у него торчал белый колпак с болтающейся кистью, на ногах были красные башмаки.
Потрясая кулаками, он яростно орал на Гергея:
- Вот когда ты мне в руки попался, собачий сын!
Тулипан оттолкнул от Гергея янычара, сопровождавшего его, и сказал:
- Это мой раб! То я был его рабом, а теперь он будет моим рабом. Аллах могуч и справедлив!
Янычар кивнул головой и подпустил Тулипана к Гергею.
Юноша, побледнев как полотно, уставился на Тулипана. Неужто Тулипан и правда переменился в душе?
5
Потом Гергей попал в толпу запыленных и усталых детей-невольников. С двух сторон их сопровождали янычары, сзади громыхал обоз с пушками. Одна из пушек была громадная: ее тащили пятьдесят пар волов. За пушками шел отряд топчу в красных коротких кунтушах. Позади них вели множество навьюченных верблюдов.
Солнце палило нещадно, зной мучил и невольников и войско. Белая пыль на дороге накалилась. Какой-то восьмилетний мальчик через каждые десять шагов жалобно просил:
- Дайте воды!.. Воды!..
Гергей грустно сказал Тулипану:
- Дайте ему воды.
- Нету, - ответил Тулипан по-венгерски и таким тоном, словно они беседовали в доме Цецеи. - Фляга на скале осталась.
- Слышишь, братик, нету, - сказал Гергей, обернувшись к мальчику. - Было бы у них, они бы дали. Ты уж потерпи как-нибудь до вечера.
Чтобы легче было идти, Гергей то одной, то другой рукой поддерживал кандалы, но они как будто становились все тяжелее, и под вечер ему казалось, что он тащит на себе непомерный груз.
Маленькие пленники к этому времени уже сидели - кто на пушках, кто на верблюдах. Их посадил туда топчу, так как дети падали от усталости.
- Далеко еще до стоянки? - спросил Гергей солдата, шагавшего по правую руку от него.
Услышав из уст Гергея турецкую речь, солдат выпучил глаза от удивления.
- Нет.
Турок был молодой круглолицый великан. Из рваной кожаной безрукавки высовывались голые руки. Что за руки! Другой охотно согласился бы иметь такие ляжки. За грязный красный платок, которым он был подпоясан, были засунуты два кончара. Рукоятка одного кончара была из оленьего рога, другого - из желтой кости бычьей ноги; на ней сохранился двойной нарост, каким его вылепила природа. Но главным оружием турка была длинная пика с заржавленным острием. Ее он тащил на плече. Турок был из солдат-наемников, которые шли в поход просто за добычей. Командовали этими наемниками все кому не лень, но подчинялись они только до тех пор, пока не набьют суму. Сума у этого великана была под стать ему, но пока еще тощая. Она болталась у него за спиной. Очевидно, парень сам кое-как сшил ее из воловьей шкуры, на которой уцелело даже тавро в виде разделенного на четыре части круга величиной с ладонь. От парня отвратительно пахло потом и сыромятной кожей.
- Ты турок? - спросил он Гергея.
- Нет! - гордо ответил юноша. - Я не принадлежу к народу, который ходит на грабежи.
Великан либо не понял оскорбительного замечания, либо не отличался особой чувствительностью. Он по-прежнему шел размеренным, крупным шагом.
Гергей окинул великана удивленным взглядом с ног до головы, и больше всего поразили его огромные постолы турка. Постолы были протертые и рваные. Белая дорожная пыль попадала в них спереди и точно выстрелом выхлопывалась через дыру сзади.
- Грамоте знаешь? - спросил турок минут пятнадцать спустя.
- Знаю, - ответил Гергей.
- И писать умеешь?
- Умею.
- А турком стать хочешь?
- Нет…
Турок покачал головой.
- Жаль.
- Почему?
- Сулейман-паша тоже был венгром. Он умел и читать и писать. А сейчас он паша.
- И сражается против своей отчизны?
- Он сражается за правую веру.
- Если уж он считает правой веру ту, которую провозгласил ваш пророк, то хотя бы шел сражаться в другие края.
- Он сражается там, где аллах велел.
Разговор прекратился.
Великан задумался и молча зашагал по дороге, выхлопывая пыль из своих дырявых постолов.
6
Завечерело. На небе появились звезды. А как только дорога повернула на холм, стало казаться, будто темное поле, слившееся с темным небом, тоже усыпано красными звездами. На восточном крае его, выделяясь из всех остальных и почти соприкасаясь друг с другом, сверкали пять крупных алых звезд.
- Прибыли, - сказал великан и, довольный, почесал себе бок.
Но еще минут пятнадцать они, спотыкаясь, шли по пашне и пастбищу, по буграм и жнивью.
Времени на поиски не пришлось терять. Каждый отряд тут же нашел свое место, каждый человек - свою палатку. Красные звезды оказались кострами, на которых дымилась в котлах баранина с луком, а крупные алые звезды - четырьмя огромными восковыми факелами, которые пылали перед высоким шатром султана; пятая звезда была большим золотым шаром с полумесяцем, сверкавшим в сиянии факелов на верхушке шатра.
У края поля, засеянного подсолнухами, топчу-баши засвистел в свою дудку. Все остановились.
На этом месте шатры заворачивали полукругом. Невольников загнали на середину полукруга.
Великан посмотрел в сторону поля и пашен и пошел нарвать подсолнухов. Гергей повалился на траву.