- Нет, и у меня ноги загрубели, я ведь все лето ходила босиком.
- У меня тоже порядок, - сказал Ник,- Встали, пошли.
Они шли по мягкой опавшей хвое, и деревья были высокими, и между стволами подлеска не было. Когда взошли на холм, луна пробилась между деревьями и осветила Ника с большим рюкзаком и его сестру с карабином. С вершины холма они оглянулись вниз и увидели озеро в лунном свете. Было светло, ясно виднелся темный мыс и высокие холмы дальнего берега.
- С ним тоже надо проститься,- сказал Ник Адамс.
- Прощай, озеро,- сказала Махоня,- Тебя я тоже люблю.
Они пошли вниз, через длинное поле, через фруктовый сад, пролезли сквозь изгородь на недавно сжатое поле. Идя по стерне, они оглянулись направо и увидели бойню и большой хлев в лощине и старый бревенчатый дом на другом прибрежном холме. Спускавшаяся к озеру шеренга пирамидальных тополей была освещена луной.
- Ноги болят, Махоня? - спросил Ник.
- Нет.
- Я пошел здесь из-за собак. Узнав нас, они замолчат, но кто-нибудь может услышать лай.
- Ага,- сказала сестра,- а когда они замолчат, все сразу поймут, что это мы.
Впереди уже была различима темная грань холмов за дорогой. Они пересекли еще одно сжатое поле, перешли ручей с глубоко просевшим руслом, поднялись по стерне следующего поля и подошли снова к забору и песчаной дороге, за которой сплошною массой чернели заросли молодых стволов и кустарника.
- Подожди, я сейчас перелезу и помогу тебе,- сказал Ник.- Хочу взглянуть на дорогу.
С забора он окинул взглядом холмистый край и увидел темное пятно рощи у своего дома и лунный блеск озера, потом перевел взгляд на дорогу.
- Они не смогут выследить, как мы сюда пришли,- сказал он сестре,- и вряд ли заметят следы на песке. Если ветки не будут сильно царапаться, можно идти по обочине.
- Ники, мне кажется, они вообще не могут никого выследить. Вспомни, как они ждали, что ты сам к ним придешь, а за ужином и после надрались оба.
- Они были у пирса,- напомнил Ник,- и я тоже как раз там был. Если б не ты, они б меня сцапали.
- Вот уж не надо большого ума догадаться, что ты будешь на речке, после того как мать проговорилась, что ты пошел на рыбалку. Когда я убежала, они наверняка выяснили, что все лодки на месте, а раз так, значит, ты на речке. Все знают, что ты всегда ловишь рыбу за мельницей и давильней. Они еще долго соображали это.
- Все равно,- сказал Ник,- все равно они тогда были совсем рядом.
Сестра прикладом вперед просунула ему карабин, пролезла между жердинами и встала рядом с ним на дороге. Протянув руку, Ник погладил ее по голове.
- Устала страшно, Махоня?
- Нет, все отлично. Я слишком счастлива, чтобы уставать.
- Пока не устанешь, иди по песку, где их лошади оставили следы от копыт. Песок рыхлый, следы высохнут и будут незаметны, а я пойду по твердой обочине.
- Я тоже могу идти по обочине.
- Не надо, поцарапаешься.
Постоянно оскальзываясь, они выбрались на верх гряды, разделявшей два озера. С обеих сторон к дороге выходил густой и темный молодой лес. С обочин к лесу тянулись кусты малины и куманики. Вершины холмов виднелись впереди, подобно просветам в чаще. Луна была уже низко.
- Махоня, как дела? - окликнул сестренку Ник.
- Здорово. Ники, а убегать из дому всегда так же здорово?
- Нет. Обычно бывает одиноко.
- А тебе бывало очень одиноко?
- Ужасно. До черноты.
- А как ты думаешь, со мной тебе будет одиноко?
- Нет.
- А ничего, что ты пошел со мной, а не с Труди?
- Да что ты все время "Труди", "Труди"?!
- Я не все время. Может, просто ты о ней думал и решил, что это я о ней говорю.
- Умная ты до чего,- сказал Ник.- Я про нее подумал, потому что ты мне сказала, где она, а когда я узнал, где она, то уже стал думать, что она делает, и вообще.
- Пожалуй, я зря пошла.
- А я говорил, что тебе нечего ходить.
- Черт,- сказала сестра.- Мы что, станем как остальные и будем ссориться? Я пойду домой. Тебе не придется терпеть меня.
- Заткнись,- сказал Ник.
- Не надо так, Ники! Я уйду или останусь, как ты захочешь. Скажешь, чтоб я ушла,- уйду. Но ссориться я не буду. Что мы, не насмотрелись семейных ссор?
- Насмотрелись,- кивнул Ник.
- Я тебе навязалась, но я специально все так устроила, чтобы тебе не мешать. И я же уберегла тебя от них, правда?
Они снова вышли на высоту и снова увидели озеро, хотя оно казалось узким и выглядело скорее как большая река.
- Мы пойдем напрямик,- сказал Ник Адамс,- и выйдем на старую дорогу от лесосеки. Если ты хочешь идти домой, то здесь пора поворачивать.
Он снял рюкзак, оттащил его к лесу. Сестра прислонила к рюкзаку карабин.
- Садись, отдохни, Махоня,- сказал Ник.- Мы оба устали.
Он откинулся на рюкзак, сестра легла рядом, положив ему голову на плечо.
- Я не уйду, пока ты меня не прогонишь, Ники,- сказала она,- Я только не хочу ссор. Даешь слово, что мы не будем ссориться?
- Даю.
- А я не буду про Труди.
- К черту Труди.
- Я хочу быть полезным и верным товарищем.
- Ты мой полезный и верный товарищ. Ничего, если мне станет не по себе и я это спутаю с одиночеством?
- Ничего. Мы будем заботиться друг о друге, нам будет весело, и все будет хорошо.
- Отлично. Начнем прямо сейчас?
- А мне все время так.
- Нам надо пройти тяжелый кусок, потом еще очень трудный кусок, и мы на месте. Выйти можно, когда рассветет. Поспи, Махоня. Тебе тепло?
- Конечно, тепло. Я же в свитере.
Она свернулась рядом с ним и уснула. Скоро заснул и Ник. Проспав два часа, он проснулся от утреннего света.
Ник блуждал по лесу, пока не вышел к старой дороге с лесосеки.
- Чтобы не оставлять следов,- объяснил он сестре.
Дорога заросла так, что приходилось то и дело идти в наклонку под ветками.
- Как в туннеле,- сказала сестра.
- Скоро станет пореже.
- Я здесь была когда-нибудь?
- Нет, так далеко на охоту я тебя никогда не брал.
- Отсюда можно пройти в твои места?
- Нет, Махоня. Теперь мы будем долго пробираться через огромное страшное болото. До тех мест вообще никому не добраться.
Они все шли по дороге, потом свернули на другую, еще более заросшую просеку и, наконец, вышли на расчищенную поляну. Поляна заросла кустарником и дурманом. На ней стояли брошенные хижины лесорубов. Хижины были совсем старые, у некоторых провалились крыши, зато у дороги был родник, и Ник с сестрой напились. Солнце еще не встало. Ранним утром после целой ночи ходьбы они чувствовали себя пусто и странно.
- Здесь раньше был тсуговый лес,- сказал Ник.- Они брали только кору, а бревна оставляли.
- Но что случилось с дорогой?
- Наверное, они, начав с дальнего конца, подтаскивали кору и складывали ее в кучи, чтобы вывезти. Вырубили до самой дороги, сложили кору вот здесь и отсюда забрали.
- К твоим местам надо через все-все болото идти?
- Да. Пройдем его, потом по дороге, потом через другое болото и войдем в девственный лес.
- Почему они его не тронули, когда здесь все было вырублено?
- Не знаю. Может, хозяин не продал. Они, конечно, много наворовали с краю, заплатив за порубку, но большая часть стоит, к ней не подобраться.
- Но почему не пройти вдоль ручья? Ручей же откуда-нибудь течет?
Они отдыхали перед трудным переходом через болото, и Ник решил объяснить подробнее:
- Смотри, Махоня. Ручей пересекает большую дорогу, по которой мы шли, и течет дальше по земле одного фермера. Фермер отгородил себе пастбище и никому не дает рыбачить, так что дальше мостика не пройдешь. С другой стороны озера, куда можно было бы выйти вдоль по ручью, фермер пасет быка. Бык страшный и гонит всех прочь. Это самый страшный из всех быков, которых я когда-нибудь видел, он всегда страшен - стоит на одном месте и смотрит, за кем погнаться. Где кончаются владения фермера, начинается кусок заросшего кедрами болота с открытыми окнами, и чтобы его пройти, надо знать как. Да если и знаешь, все равно не так просто пройти. Внизу за болотом мои места. Мы пройдем туда по холмам, вроде как в обход, а дальше, там уже настоящее болото, через него никто никогда не проходил. Давай попробуем пройти тяжелый кусок.
Тяжелый кусок и следующий, очень трудный кусок остались позади. Нику пришлось перелезать через множество поваленных стволов, одни толщиной больше его роста, другие ему по пояс. Он клал карабин поверх бревна, забирался и втягивал наверх сестру. Дальше она соскальзывала на другую сторону или он должен был спускаться, брать карабин и помогать ей. То и дело они перелезали и обходили груды валежника, и на заросшем болоте было жарко.
Пыльца пахучего дурмана и полынной амброзии запорошила девочке волосы и заставляла ее чихать.
- Чертовы болота,- сказала она Нику.
Они отдыхали, сидя на огромном бревне, опоясанном надрезами корьевщиков. Кольца серели на гниющем сером стволе, и вокруг, куда ни кинь взгляд, лежали серые стволы, серые кучи валежника и сучьев, на которых бессмысленно и ярко росли сорные травы.
- Это последнее,- сказал Ник.
- Ненавижу их,- сказала сестра,- А эти мерзкие сорняки, прямо как цветы на кладбище деревьев, за которым никто не ухаживает.
- Теперь понимаешь, почему я не хотел идти тут в темноте?
- Мы бы не прошли.
- Не прошли бы. И никто не пройдет здесь за нами. Сейчас начнутся хорошие места.
Они вышли из нагретого жарким солнцем болота и оказались в тени огромных деревьев. Болото доходило до самых высоких холмов и чуть дальше, а за болотом начинался лес. Они шли по бурому лесному ковру, прохладному и пружинящему под ногами. Подлеска не было. Древесные стволы уходили вверх футов на шестьдесят, прежде чем на них появлялись ветви. В тени деревьев было прохладно, и Ник слышал, что высоко в кронах поднимается ветер. Солнечные лучи на землю не попадали. Ник знал, что солнце не сможет пробиться вниз почти до полудня. Сестра взяла его за руку и шла рядом.
- Я не боюсь, Ники, но чувствую себя как-то странно.
- Я тоже,- сказал Ник,- Каждый раз.
- Я никогда не бывала в таких лесах.
- Это последний девственный лес во всей округе.
- Нам через него долго идти?
- Порядочно.
- Одной мне здесь было бы страшно.
- Мне здесь бывает странно, но не страшно.
- Я первая так сказала.
- Ты, ты. Может, мы говорим так потому, что нам страшно?
- Нет, я не боюсь, потому что ты рядом, но если бы я была здесь одна, мне было бы страшно. Ты уже был здесь с кем-нибудь?
- Нет. Только сам.
- И не боялся?
- Нет. Но чувствовал себя всегда странно, наверно, как положено в церкви.
- Ники, а где мы будем жить, там тоже будет так же торжественно?
- Нет, не бойся, там славно. Тебе и здесь должно нравиться, Махоня. Здесь хорошо. Так выглядел лес в старые времена. Это чуть ли не последние хорошие места на земле. Сюда никому не добраться.
- Старые времена - это хорошо, только тут слишком уж все торжественно.
- Торжественно было не везде. Но в хвойных лесах было.
- Как здорово здесь идти. Я думала, возле нашего дома хорошо, но здесь лучше. Ники, ты в бога веришь? Не хочешь, не отвечай.
- Не знаю.
- Ага. Можешь не говорить об этом. Но ты не против, если я буду молиться перед сном?
- Нет. Я тебе напомню, если забудешь.
- Вот хорошо. Потому что в таких местах я становлюсь жутко религиозной.
- Недаром соборы делают похожими на то, как здесь.
- Ты же никогда не видел соборов.
- Зато я про них читал и могу представить. Лучший собор - это здесь.
- Как ты думаешь, мы когда-нибудь сможем поехать в Европу и посмотреть на соборы?
- Обязательно. Но сначала мне надо выпутаться из этой истории и научиться зарабатывать деньги.
- Думаешь, тебе будут платить деньги за то, что ты пишешь?
- Если буду хорошо писать.
- А может быть, тебе надо писать пободрее? Это не я так думаю. Мать говорит, что все, что ты пишешь, слишком мрачно.
- Для "Сент-Николаса" - слишком,- сказал Ник,- Они так не ответили, но им не понравилось.
- "Сент-Николас" - наш любимый журнал.
- Ну и что,- сказал Ник,- а я для них уже слишком мрачен. А я еще даже не взрослый.
- Когда человек взрослеет? Когда женится?
- Нет. Пока ты не повзрослеешь, тебя посылают в колонию, а когда
повзрослеешь - в тюрьму.
- Хорошо, что ты еще не повзрослел.
- Они меня никуда не пошлют,- сказал Ник,- Хватит мрачных разговоров, даже если я мрачно пишу.
- Я не говорила, что ты мрачно пишешь.
- Я сам знаю. И остальные все тоже знают.
- Ники, не вешай носа,- сказала сестра.- Это нас лес сделал такими серьезными.
- Скоро он кончится, - ответил Ник, - Тогда увидишь, куда мы идем. Проголодалась, Махоня?
- Чуть-чуть.
- Еще бы,- сказал Ник,- Съедим по яблоку.
Пока они спускались по отлогому склону холма, впереди сквозь деревья пробился солнечный свет. Здесь, на краю леса, росла зимолюбка и кое-где митчела. Земля вдруг вся разом зазеленела. Из-за стволов они увидели открытый луг, по нижней границе которого вдоль ручья росли белоствольные березы. За лугом, за линией берез темно зеленело болото с кедровником, а далеко за болотом были темно-синие холмы. Между болотом и холмами заходил рукав озера. Они его не могли видеть, но чувствовали по расстояниям, что он там есть.
- Вот родник,- сказал Ник сестре, - вот камни. Здесь я делал лагерь.
- Чудесное, чудесное место, Ники, - сказала девочка, - Отсюда озеро тоже видно?
- Озеро с другого места видать, но мы лучше остановимся здесь. Сейчас наберу дров, сделаем завтрак.
- В кострище камни какие старые.
- Кострище очень старое,- сказал Ник,- Камни от индейцев остались.
- Как же ты сюда вышел прямо по лесам - ни следов, ни зарубок?
- А ты не видела на трех грядах указателей?
- Нет.
- Потом я их тебе покажу.
- Они твои?
- Нет, они тоже очень старые.
- Так почему ты мне их не показал?
- Не знаю,- сказал Ник.- Чтобы сделать вид, что я сам иду.
- Ники, им нас здесь никогда не найти.
- Надеюсь,- сказал Ник.
Примерно в то же время, когда Ник с сестрой подошли к первому болоту, инспектор, спавший на веранде дома, укрытого в тени рощи у озера, был разбужен солнцем. Встав над открытой поляной за домом, оно брызнуло ему в лицо ярким светом.
Ночью он вставал выпить глоток воды и по пути назад с кухни улегся на полу, сняв себе сиденье со стула вместо подушки. Теперь он проснулся, вспомнил, где он, и встал. Он спал на правом боку, потому что слева в перекинутой через плечо кобуре лежал его "Смит-и-Вессон" тридцать восьмого калибра.
Проснувшись, он первым делом нащупал револьвер, отвернулся от бившего в глаза солнца и прошел в кухню, чтобы зачерпнуть воды из ведра рядом с кухонным столом. Служанка разводила в плите огонь, и инспектор спросил у нее:
- Как насчет завтрака?
- Нету завтрака,- сказала она.
Она ночевала во времянке за домом и пришла на кухню полчаса назад. При виде лежащего на полу инспектора и почти пустой бутылки виски ей стало сперва противно и страшно, потом она разозлилась.
- Что значит - нету завтрака? - спросил инспектор, все еще держа ковш.
- То и значит.
- Почему?
- Есть нечего.
- А кофе?
- Нету кофе.
- Ну чай?
- Нету чая. Нету бекона, нету кукурузной муки, нету соли, нету перца, нету сгущенки "От Бордена", нету гречневой муки "От тетушки Джемины". Ничего нету.
- Что ты плетешь? Вечером было полно еды!
- А теперь нету. Наверно, бурундуки унесли.
Инспектор из другого штата, услышав их голоса, встал и вошел в кухню.
- Как вы себя чувствуете поутру? - спросила его девушка.
Не обратив на нее внимания, инспектор сказал:
- Что это значит, Ивенс?
- Этот сукин сын влез сюда ночью и уволок чертову пропасть жратвы.
- Кончайте ругаться на моей кухне,- вмешалась девушка.
- Выйдем отсюда, - сказал приезжий инспектор.
Они вышли на веранду и закрыли за собой дверь.
- Что это значит, Ивенс? - Приезжий указал на бутыль "Олд Грин Ривер", в которой оставалось не больше четверти кварты,- Вы что же, в стельку надрались?
- Я выпил столько же, сколько и вы. Я сидел за столом...
- И что?
- И караулил мальчишку.
- И пил.
- Нет, не пил. Потом, около полпятого, я встал и вышел в кухню глотнуть воды, а потом лег здесь у двери, чтобы не прозевать.
- Почему вы не легли у двери в кухню?
- Отсюда лучше видно.
- Что дальше?
- Наверно, он влез на кухню через окно и все подчистил.
- Чушь.
- А вы где были? - спросил местный инспектор.
- Спал так же, как вы.
- Вот-вот. И хватит ссориться. Бесполезно.
- Позовите служанку.
Когда девушка вошла, приезжий инспектор сказал ей:
- Пойдите к миссис Адамс, скажите, что нам надо с ней поговорить.
Девушка молча прошла в дом и закрыла за собой дверь.
- Бутылки лучше соберите, и пустые, и полные, - сказал приезжий,- Все равно тут осталось с гулькин нос. Хотите глоток?
- Нет, спасибо. Мне еще сегодня работать.
- А я хлебну. Вы меня обделили.
- Я ни глотка не выпил без вас,- сварливо отозвался местный.
- Какого черта вы повторяете эту брехню?
- Это не брехня.
Приезжий поставил бутылку. Служанка вошла на веранду и закрыла за собой дверь.
- Ну,- обратился к ней приезжий,- что она сказала?
- У нее мигрень, она не может говорить с вами. Она говорит, что у вас есть ордер и если вам надо, можете сделать обыск и уходить.
- Что она сказала про парня?
- Она мальчика не видела и ничего о нем не знает.
- Где остальные мальцы?
- Гостят в Шарльвуа.
- У кого?
- Не знаю. Она не знает. Они поехали туда на танцы и собирались до понедельника остаться у друзей.
- Что за птенец тут вчера вертелся?
- Не видела никаких птенцов.
- Так все-таки?
- Может, кто-нибудь из приятелей ребят искал, а может, кто-нибудь из детей отдыхающих. Девочка или мальчик?
- Девочка лет одиннадцати-двенадцати. Темные волосы, темно-карие глаза, очень загорелая, веснушчатая, в комбинезоне и мальчиковой рубашке. Босиком.
- Так можно кого угодно описать,- сказала девушка.- Вы говорите, лет одиннадцати-двенадцати?
- А, холера,- сказал приезжий инспектор,- Попробуйте что-нибудь вытянуть из этих окаменелостей.
- Это я окаменелость? - Девушка глянула на местного инспектора,- А он тогда кто? Мистер Ивенс? Да я с его детьми в школу ходила.
- Что за девочка здесь была? - спросил Ивенс, - Скажи лучше сама, Сузи. Я все равно докопаюсь.
- Почем я знаю,- ответила служанка Сузи.- Теперь здесь народу, как в городе.