Содержание:
Пролог 1
Часть первая - 1942 2
Часть вторая - 1946-1947 19
Часть третья - 1949 39
Эпилог 53
Гарольд Роббинс
Сочинитель
Пролог
Страх - предвестник боли. Он приходит первым. Ты смотришь в зеркало заднего вида, затем в боковое. Едешь по шоссе Сан-Диего со скоростью тридцать миль в час, в своем ряду, направляясь к Вилширскому повороту. Все в порядке. Вдруг ты видишь длинный грузовик, несущийся бок о бок с тобой. Он подрезает тебя из левого ряда, оттирая к обочине...
- Идиот! - воскликнул я и нажал на тормоза, уступив ему дорогу.
Именно тогда мне и стало страшно - грузовик был все еще рядом со мной. Я еще сильнее надавил на тормоз. От страха у меня похолодело в животе и ком встал в горле. Грузовик надвигался, нависая надо мной как серый доисторический монстр. Чтобы уйти от него, я взял немного правее.
Казалось, он падает на меня, будто при замедленной съемке. Наверное, я закричал от ужаса.
- Ты же убьешь меня, ты, сукин сын!
Грузовик сложился как перочинный нож, и шесть его передних фар на мгновение ослепили меня. Потом страх прошел, сменившись агонией боли, и я снова закричал, когда миллионы фунтов стали рухнули на меня, сбросив во тьму.
Я открыл глаза и увидел флюоресцентные лампы на потолке палаты реанимации. На меня смотрела медсестра.
- Как я сюда попал? - спросил я.
- "Скорая", - коротко ответила она. - Ваш личный врач уже был здесь. - Она повернулась к одному из докторов. - Он пришел в себя.
Рядом с моей кроватью, окутанной со всех сторон трубочками и проводками, стояли два врача - мужчина и женщина.
Мужчина взглянул на меня и отошел, женщина же продолжала рассматривать какие-то кривые на аппарате.
- Что со мной сделал чертов грузовик? - поинтересовался я.
- У вас перелом бедра, но все могло быть и хуже, - с улыбкой ответила она. - Это не помешает вам работать, ведь это же не правая рука.
Она была молодая и очень хорошенькая, достаточно хорошенькая, чтобы участвовать в телевизионных медицинских программах. Я взглянул на нее.
- О’кей. Итак, я могу писать, - сказал я. - А трахаться?
Она была явно шокирована, но совершенно серьезно ответила:
- С этим у вас будут некоторые трудности. Видите ли, переломы расположены так, что вы не сможете совершать движения, характерные для этого рода деятельности.
Я улыбнулся ей.
- Тогда оральный секс?
Она посмотрела на меня.
- Вы больны.
- Знаю, - ответил я, - но это никак не связано со сломанным бедром.
Успокаивающим жестом она положила ладонь на мою руку.
- Все будет в порядке. Мы собираемся перевезти вас в обычную палату.
Мне это показалось странным - я чувствовал, что пробыл здесь совсем недолго.
- Какой сейчас час?
- Почти десять утра, - ответила она. - Вас привезли сюда около одиннадцати вечера.
- Я так надолго вырубился? - спросил я.
- В общем-то да, - сказала она. - У вас были ужасные боли. Мы накачали вас обезболивающими, чтобы вы смогли пройти осмотр и рентген, потом опять доставили сюда и подключили жизнеобеспечивающие системы и мониторы.
- Что, так плохо? - справился я.
- Не совсем, - ответила она. - Но у нас хорошая репутация - мы обеспечиваем оптимальные условия. Мы не хотим, чтобы пациент даже с незначительными проблемами мог пожаловаться на нас.
- Очень обнадеживает, - саркастически заметил я.
- Вы действительно были вне опасности, - сказала она и покраснела.
Я взглянул на нее снизу вверх.
- Почему вы так в этом уверены?
- Когда мы вкололи вам димедрол, у вас случилась эрекция и вы стали говорить неприличные вещи.
- До какой степени неприличные?
Она рассмеялась.
- Достаточно неприличные. - Она оглянулась, проверяя, нет ли кого-нибудь поблизости. - Как в ваших книгах. Вы просили ласкать, сосать и трахать вас и многое другое, чего бы мне не хотелось произносить вслух.
- А, вот как, - сказал я. - И что же вы сделали?
- Ничего. Просто работала с ортопедистом, устанавливая вытяжение. К тому времени вы заснули и все прошло.
- Не огорчайтесь. Я дам вам еще один шанс, когда буду лежать в палате.
- Я работаю в реанимации, - возразила она. - И не поднимаюсь в палаты.
- Никогда?
- Только иногда, - ответила она, посмотрев на меня. - Дома у меня есть несколько ваших книг. Вы не могли бы их для меня подписать?
- Конечно, но только если вы принесете их в мою палату.
Она не ответила. Я смотрел, как она уступает дорогу двум санитарам, которые подвезли к моей постели каталку. Она снова повернулась ко мне.
- Сейчас мы вас переложим.
Я указал на груз, висящий над моим правым коленом, под лодыжкой.
- Как вы собираетесь сделать это с этой штукой?
- Мы знаем, как, - сказала она. - Просто расслабьтесь и не мешайте нам работать. Мы постараемся, чтобы вам не было слишком больно.
- Не нужно быть такой честной, - сказал я. - Лучше бы вы соврали и вкололи мне еще дозу.
- Не ведите себя, как ребенок, - сказала она, помогая санитарам перенести меня на каталку.
Меня пронзила острая боль, от которой перехватило дыхание.
- Дерьмо!
- Уже все, - сказала она. - Не так уж это было больно.
- Обещания, обещания... - бормотал я.
Склонившись надо мной, она вытерла мое лицо прохладной влажной салфеткой и произнесла:
- Вы в порядке.
- Вы тоже в порядке, - ответил я, когда санитары покатили меня к двери.
Я чувствовал себя идиотом, лежа с задранной кверху ногой, пока они толкали каталку вперед по коридору. Краем глаза я примечал людей, отходящих в сторону, чтобы позволить нам проехать; я был смущен, хотя понимал, что большинство из них не обращает на меня внимания. Это была нормальная больничная жизнь. Я закрыл глаза. Мне не хотелось видеть, как люди пялятся в мою сторону. С меня - достаточно.
Странно, но пощелкивание колесиков каталки напомнило мне стук колес подземки много лет назад. Не знаю, может быть, я задремал. Я всегда дремал в вагоне подземки, стоя спиной к дверям, а толпа давила, толкая меня вперед. Я просыпался, когда люди устремлялись наружу на 47-й улице, и вместе с ними выходил на станцию и наверх, на улицу, ведущую к офису, где работал.
В июле и августе в подземке было настоящее столпотворение. Жара и вонь стояли невыносимые. Я всегда ездил в рубашке, перекинув пиджак и галстук через руку. В то время мне было семнадцать и я работал на множительном аппарате в "Дейли ньюс". Тот день, когда я встретил ее, выдался особенно жарким.
Толпа плотно притиснула ее ко мне. Она взглянула на меня.
- Вы не могли бы опустить руку? Тогда мне стало бы посвободнее.
Я молча кивнул и осторожно, чтобы не уронить пиджак и галстук, опустил руку. Она с благодарностью улыбнулась, потом повернулась спиной. Поезд тронулся, прибавляя скорость. Я думаю, секунд через тридцать у меня уже начал вставать.
Я чувствовал, как пот стекает по липу на воротник рубашки. Толпа еще сильнее прижала ее ко мне. Ее ягодицы были притиснуты к моему паху. Я попытался думать о чем-нибудь постороннем, но ничего не вышло. Трусы внезапно показались мне ужасно тесными. Я засунул руку в карман штанов и переместил член так, чтобы она не смогла ни о чем догадаться. Я снова посмотрел на нее и слегка приободрился, когда мне показалось, что она ничего не заметила.
Поезд остановился в туннеле между станциями, лампы в вагоне погасли. Девушка взглянула на меня, обернувшись через плечо.
- Вам удобно? - спросила она.
Я кивнул. Я не мог разговаривать. Мне необходимо было отвлечься от своего состояния и сосредоточиться на чем-то отвлеченном.
- Все в порядке, - ответил я.
- Я тебя чувствую - Она улыбнулась мне в мерцающем отблеске фар вагона.
Я посмотрел на нее. Она не казалась рассерженной.
- Извините, - сказал я.
- Ничего страшного, - ответила она. - Ты не поверишь, сколько мужчин занимаются этим в подземке.
Она явно ожидала ответа, но я не знал, что сказать. Она кивнула.
- Ты четвертый на этой неделе. Мне это совсем не нравится - они настоящие свиньи. Но против тебя я не возражаю, с виду ты симпатичный и чистый.
- Спасибо, - выдавил я.
Она посмотрела на меня.
- Ты уже кончил?
Я затряс головой: нет.
- А хочешь? - спросила она.
Я уставился на нее, но прежде, чем я смог ответить, она засунула руку за спину и схватила меня за яйца сквозь ткань брюк. Это решило дело.
В ту же минуту поезд тронулся, лампы зажглись, и мы въехали на станцию. Ноги мои подкосились от оргазма, я уцепился за поручень, чтобы не упасть, ощущая, как от горячей липкой влаги промокают мои трусы.
Потом двери вагона раскрылись, и она, улыбаясь, обернулась ко мне.
- Это было замечательно, - сказала она и вышла.
Все еще вися на поручне, - я смотрел, как она идет по платформе. Я должен был догнать ее, спросить, как зовут, пригласить на свидание, но не мог сделать ни шагу. Тут я почувствовал, что влага уже просочилась сквозь брюки, и прикрылся перекинутым через руку пиджаком.
Когда поезд тронулся, я попытался поймать на себе ее взгляд. Но уже через несколько секунд она пропала из виду, смешавшись с толпой.
"Дерьмо, - подумал я. - В самом деле сглупил. Все было в моих руках, а я упустил удачу. Мне всего лишь нужно было чуть побольше говорить, вместо того, чтобы стоять, как истукан".
Я прищурился, чтобы взглянуть назад, на станцию, потом моргнул, но когда открыл глаза, то увидел свою ногу, висящую надо мной на вытяжении.
Я огляделся. Вычищенные, вымытые до блеска голубые стены и потолок палаты. Я услышал шаги и, повернув голову, увидел медсестру, подходящую ко мне с влажной салфеткой в руках.
Это была полная женщина лет сорока. Она протянула мне салфетку.
- Вытрите себе интимные места.
- Зачем? - спросил я, беря салфетку.
- У вас была поллюция, пока вы спали, - сказала она. - Но не беспокойтесь. Это совершенно нормально, когда пациенту вводят обезболивающее.
- Я помню только, как меня везли на каталке по коридору.
- Когда вас привезли сюда, вы уже спали.
- Я припоминаю, что каталка напомнила мне подземку, - сказал я. - Как странно.
- Вымойтесь и забудьте об этом, - сказала она. - Вы спали больше трех часов, и ваш доктор может прийти с минуты на минуту.
Меньше чем через пять минут в палату вошел Эд. Он оглядел вытяжное устройство, потом придвинул стул к моей постели.
- Тебе порядком повезло, старина, - сказал он.
- Рад, что ты так считаешь, - саркастически ответил я. - Это чертовски больно.
- Могло быть и хуже. Твои переломы со временем заживут, а я повидал другие, которые усадили бы тебя в инвалидную коляску на всю жизнь.
Я посмотрел на него, впервые увидев бесконечную усталость в его водянисто-голубых, покрасневших от постоянного недосыпания глазах.
- Извини, - сказал я. - Боюсь, я оторвал тебя от дел.
- Все в порядке, - ответил он. - Тебе придется провести некоторое время в бездействии, так что готовься залезть в отложенное на черный день.
- Когда я буду здоров?
- На этот вопрос ответить нелегко. Это происходит постепенно. Стадия первая - ты лежишь в больнице на вытяжении около недели, пока мы не удостоверимся, что все кости встали на место. Потом можешь ехать домой. Ходишь очень осторожно, сначала с каталкой для первых шагов, всегда медленно и понемножку, потом на костылях, по-прежнему много отдыхая в постели. Через месяц мы сделаем еще несколько рентгеновских снимков. Если все будет идти хорошо, разрешим двигаться чуть побольше, но все еще на костылях. Еще через месяц снова сделаем снимки, и к тому времени переломы уже должны будут срастись. Потом будешь ходить потихоньку, с одним костылем или палкой еще пару месяцев, пока мы не убедимся, что сустав в полном порядке. А потом сможешь вернуться к нормальной жизни.
Я быстро подсчитал.
- Полгода?
- Около того, - сказал он.
- Могу я работать?
- Думаю, да, - ответил он. - Но у тебя будут постоянные боли, так что работать в хорошем темпе не получится.
- Когда боли пройдут?
- Если по десятичной шкале принять ту боль, что есть сейчас, за десять, через три месяца она опустится примерно до отметки "пять", а когда ты будешь полностью здоров, она понизится до двух или одного, но тебе нужно будет привыкать жить с ней. По-настоящему она мешать тебе не будет.
Я взглянул на него. Было кое-что, что я в нем уважал, - он говорил правду. Никаких пустых обещаний.
- Все мое расписание летит к черту, - сказал я. - В эти выходные я должен был сдавать сценарий для телесериала, через неделю - статью в английскую газету. Потом я собирался приняться за новую книгу и через три месяца закончить ее первую часть.
- Боюсь, ты не сможешь придерживаться своего расписания, - серьезно сказал Эд. - Но о чем тебе беспокоиться? Твоя последняя книга все еще в списке бестселлеров и продержалась там больше года.
- И за это время я успел истратить все деньги, которые за нее получил. Мне нужно поддерживать в рабочем состоянии большой механизм.
Он секунду помолчал, потом кивнул.
- Думаю, ты прав. Имея дома здесь, на Беверли-Хиллз, на Ривьере во Франции, виллу и яхту и зимний домик в Акапулько, как тебе это удается?
- Так же, как и тебе, - ответил я. - Работаю.
- Ты еще и выбрасываешь кучу денег на выпивку, вечеринки, наркотики и девочек. Слегка урежь эти расходы, и ты здорово сэкономишь.
- То же самое говорит мне и Пол, мой юрист. Вы оба не понимаете, что это - как глазурь на торте, которая не дает ему развалиться и придает смысл всему остальному. Просто класть деньги в банк не доставляет мне никакой радости. По крайней мере, я трачу свои деньги на стиль жизни, который приносит мне удовольствие.
- Но тебе приходится все время работать.
- Да? А тебе?
- Да, - сказал он. - Но о тебе люди думают иначе.
Я рассмеялся.
- Они думают о моих книгах, и это заставляет их считать, что мои книги и я - одно и то же.
- Ты хочешь сказать, что всегда так работал? Даже когда начинал?
- Всегда, - ответил я. - Может быть, даже больше.
Часть первая
1942
1
- Джо! - Голос матери слабым эхом достиг его спальни. Он медленно перевернулся и взглянул на будильник. Было одиннадцать утра. Он повернулся обратно и закрыл голову подушкой.
На этот раз голос матери прозвучал громче. Он выглянул из-под подушки. Дверь в его комнату была открыта, и двоюродная сестра Мотти стояла в коридоре рядом с дверным проемом. Он уставился на нее.
- Какого черта ты здесь делаешь?
- Ты нужен своей маме, - сказала она.
- Я слышал, - резко ответил он. - Я еще не выспался.
- Тебе лучше встать, - сказала Мотти - Это важно.
- Подождите еще полчасика, - сказал он, снова ныряя головой под подушку.
Через секунду он почувствовал, что с него срывают одеяло.
- Что, черт тебя дери, ты делаешь? - взорвался он, прикрываясь руками.
Мотти засмеялась.
- Ты опять дрочил.
- Нет, - сердито ответил он, садясь на постели.
- Дерьмо трепливое, - сказала она - Я же вижу пятна на простыне.
Он взглянул на простыню.
- Это во сне.
- Угу, - саркастически сказала она. - Ты всегда так говоришь. Мне лучше знать. Я ведь знаю тебя с тех пор, как ты был совсем малышом.
- Когда ты успела стать таким специалистом? - поинтересовался он. - Ты же ненамного старше меня.
- Мне уже двадцать пять, - ответила она почти высокомерно. - Это вполне достаточно. Я помню еще то время, когда я купала тебя, ты был практически еще младенцем.
- И все это время ты играла моим членом, - сказал он.
- Неправда! - возмутилась она.
Он убрал руки.
- У меня стоит, - сказал он. - Не хотела бы ты опять меня искупать?
- Свинья! - огрызнулась она. - У тебя извращенный ум. Я читала рассказы, которые ты пишешь для этих журналов. Сомнительные эротические рассказы, сомнительные детективные рассказы, сомнительные приключенческие рассказы.
Он взглянул на нее.
- Тебя никто не заставлял их читать.
- Мне было интересно узнать, чем ты занимаешься.
- Они зацепили тебя?
- Они отвратительны, - сказала она. - Если тебе хочется называть себя писателем, почему ты не пишешь для каких-нибудь приличных журналов? "Сетердей ивнинг пост", "Коллиерз", "Ледиз хоумджорнал".
- Я пытался, - ответил он. - Я не могу писать в их стиле. - Он секунду помолчал. - Но все не так уж плохо Я получаю за свои рассказы пятьдесят долларов в неделю.
- Это не так уж много, - сказала она - Я зарабатываю тридцать пять в неделю за то, что пишу рекламные образцы.
- Я бы не назвал это "писанием", - сказал он. - Кроме того, ты еще стоишь в магазине за стойкой.
Проигнорировав это замечание, она направилась к двери.
- Лучше бы тебе спуститься, - сказала она. - Твоя мама расстроена.
Прежде чем вылезти из кровати, он переждал, пока не услышал, как она спускается по лестнице, ведущей в нижний холл. Он выпрямился перед широко раскрытым окном и глубоко вздохнул. Уже наступил октябрь, но воздух был по-прежнему теплым и влажным. Казалось, лето никогда не уйдет. Он перевесился через подоконник и посмотрел вниз, на узкий проезд, разделявший их дом и соседний. Он увидел Мотти, выходящую из боковой двери.
- Ты, похоже, опоздаешь на работу, - прокричал он.
- Сегодня четверг. Магазин по четвергам открывается позже. - Она посмотрела - вверх, на него. - Ты сегодня работаешь допоздна?
- Нет, - сказал он.
- Может, зайдешь за мной в магазин? Мне не хочется возвращаться одной. Вечером это кошмарный район.
- Я тебе позвоню, - ответил он. - Я постараюсь.
- О’кей, - сказала она и пошла по проезду по направлению к улице.
Он повернулся лицом к комнате. Мотти вообще-то классная девчонка, несмотря на то, что иногда бывает настоящей язвой. Она жила с ними с тех пор, как ей исполнилось десять. Ее мать и отец погибли в автокатастрофе. И теперь его мать была ее единственной родственницей.
Он окинул комнату взглядом. Кровать брата все еще стояла у противоположной стены, как будто его ожидали в любой день. Стивен был на семь лет старше и учился на третьем курсе Высшей медицинской школы в Оклахоме, а домой приезжал только на две недели в году, на каникулы. Иногда он сомневался, что Стивен действительно его брат. Стивен был всегда серьезен, всегда занимался и с детства знал, что хочет стать врачом. Он обычно дразнил Стивена тем, что тот хочет стать врачом для того, чтобы Мотти перед ним раздевалась, а он осматривал ее. Но у Стивена не было чувства юмора. Он никогда не смеялся.