- О, это можно легко поправить! Видите ли, дело в том, что Пирсон помещает весь свой свободный капитал и держит в банке на текущем счету очень немного. Но это очень нехорошо с его стороны, что по его милости мне возвращают назад чеки из банка. Я писал ему и просил у него позволения продать некоторые бумаги, а между тем написал и тем лицам, которые требуют деньги, чтобы объяснить, в чем дело. Но кроме того, я должен был выдать еще несколько чеков, так что надо будет перевести на имя Пирсона часть тех денег, которые лежат у нас на текущем счету, чтобы иметь возможность уплатить по ним.
- Совершенно верно, сын мой. Все, что мое, то и твое. Но как ты думаешь, кто этот Пирсон? Ведь это брат миссис Уэстмакот.
- В самом деле? Как это странно! Но теперь, когда вы сказали мне об этом, я нахожу между ними сходство. У них обоих такие суровые лица.
- Она предостерегала меня против него, говорит, что он - такой мошенник, какого не найдешь во всем Лондоне. Я надеюсь, что у него все в порядке и что мы не очутимся в водовороте.
Гарольд немножко побледнел, услыша мнение миссис Уэстмакот о своем старшем компаньоне. Теперь приняли более определенную форму те смутные страхи и подозрения, которые являлись у него и которые он гнал от себя, когда они тревожили его, потому что он считал их слишком чудовищными и нелепыми.
- Он - человек известный в Сити, папенька, - сказал Гарольд.
- Конечно, известный… конечно, известный. Это самое я и сказал ей. Ведь там узнали бы, если бы у него дела были не в порядке. Ну, право же, ничто так не озлобляет, как семейная ссора. Впрочем, это хорошо, что ты написал об этом деле: нам надо, чтобы все было ясно и не было ничего скрытого.
Но письмо Гарольда к его компаньону встретилось в дороге с письмом старшего компаньона, которое тот посылал Гарольду. На следующий день утром оно лежало на столе в столовой нераспечатанным до тех пор, пока он не вернулся домой, и когда он прочел его, у него чуть не выскочило из груди сердце, он вскочил со стула с бледным лицом и вытаращенными глазами.
- Сын мой! Сын мой!
- Я разорился, маменька… разорился! - он стоял, смотря бессмысленно вперед, между тем как листок бумаги упал на ковер. Затем он опять опустился на стул и закрыл лицо руками. Его мать сейчас же обняла его за шею, а адмирал дрожащими пальцами поднял письмо с пола и надел очки для того, чтобы прочесть его. Вот, что было в нем написано:
"Дорогой мой Денвер! В то время, когда вы получите это письмо, я буду там, где меня не найдет никто - ни вы, ни другое лицо, которое пожелало бы со мною повидаться. Не трудитесь отыскивать меня, - уверяю вас, что это письмо отправил по почте один из моих знакомых, так что, если вы станете разыскивать, все ваши поиски будут безуспешны. Я очень сожалею о том, что оставил вас в таких затруднительных обстоятельствах, но ведь нужно же было, чтобы кого-нибудь из нас прижали, и приняв все в расчет, я думаю, что будет лучше, если прижмут вас. Вы не найдете ничего в банке и, кроме того, около 13000 фунтов стерлингов долга. Я думаю, что самое лучшее, что вы можете сделать, это - не платить того, что вы в состоянии уплатить, и последовать примеру вашего старшего компаньона. Если вы поступите так немедленно, то выйдете сухим из воды. Если же вы этого не сделаете, то мало того, что вы закроете окно ставнями, но я боюсь, что эти недостающие деньги едва ли будут признаны обыкновенным долгом, и вы, конечно, должны отвечать за них перед судом так же, как и я. Послушайте моего дружеского совета и уезжайте в Америку. Молодой человек с умом всегда может найти себе там какое-нибудь дело, и таким образом вы будете иметь возможность пережить эту маленькую невзгоду. Если этот случай научит вас ничего не принимать на веру в делах и непременно знать до мельчайших подробностей все, что делает ваш компаньон, хотя бы он был и старшим, то нельзя сказать, что вы дорого заплатили за урок.
Преданный вам, Иеремия Пирсон".
- Господи Боже мой! - простонал адмирал. - Он скрылся.
- И оставил меня в одно и то же время и банкротом, и вором.
- Нет, нет, Гарольд, - говорила, рыдая, мать. - Все устроится. Что так беспокоиться о деньгах!
- О деньгах, маменька! Дело идет о моей чести!
- Сын говорит правду. Дело идет о его чести и о моей чести, потому что его честь в то же время и моя честь, Это большое горе, мать, и в такое время, когда мы думали, что уже пережили все горе в нашей жизни, но мы перенесем и это горе, как переносили другие горести. Он протянул ей свою жилистую руку, и оба старика сидели с наклоненными седыми головами, рука об руку, и каждый из них чувствовал поддержку в любви и сочувствии другого.
- Мы были слишком счастливы, - говорила старуха со вздохом.
- Но это воля Божия, мать!
- Да, Джон, это воля Божия.
- Но все-таки тяжело будет это перенести. Я мог бы потерять все: дом, деньги, положение в свете - я перенес бы это. Но в мои года… моя честь… честь адмирала флота.
- Нельзя потерять чести, Джон, если не было сделано ничего бесчестного. Что такое ты сделал? Что сделал Гарольд? Тут дело идет не о чести.
Старик покачал головой, но Гарольд уже призвал к себе на помошь свой ясный практический ум, который покинул его на минуту в то время, когда его ошеломил этот ужасный удар.
- Мама права, папенька, - сказал он. - Бог видит, что мы в очень дурном положении, но мы не должны так мрачно смотреть на это дело. Ведь это нахальное письмо само по себе служит доказательством того, что я не имел никакого понятия о хитрых планах написавшего его негодяя.
- Могут подумать, что оно было написано с умыслом.
- Нет, этого подумать не могут. Вся моя жизнь служит доказательством противного. Посмотрев на мое лицо, не могут сказать этого.
- Нет, мой сын, если только у них есть глаза, - воскликнул адмирал, ободрившись при виде его сверкающих глаз и мужественного, готового отразить обвинения лица. - У нас есть письмо и у нас также есть твоя репутация. Мы выдержим бурю под этим прикрытием. Главным образом, вина лежит на мне, потому что это я выбрал тебе в товарищи такую акулу. Прости мне, Господи, я думал, что нашел для тебя такое прекрасное дело.
- Дорогой папенька! Разве вы могли что-нибудь знать? Он дал мне урок, как он говорит в своем письме. Но он был гораздо старше и опытнее меня, так что мне было неловко попросить у него для просмотра его книги. Но нам не следует терять понапрасну время. Я должен идти в Сити.
- Что же ты будешь делать?
- То, что должен делать честный человек. Я напишу всем нашим клиентам и кредиторам, соберу их, изложу перед ними все дело, прочту им письмо и отдамся всецело в их руки.
- Это так, мой сын… нос с носом, и кончай скорее дело.
- Я должен сейчас идти, - он надел свое верхнее пальто и шляпу, - Но у меня остается десять минут, я еще успею попасть на поезд. Мне нужно сделать еще одно маленькое дельце прежде, чем я отправлюсь.
Он увидал, через большую задвижную стеклянную дверь, что на лужайке для игры в теннис мелькает белая блузка и соломенная шляпа. Клара часто встречала его здесь по утрам, для того чтобы сказать ему несколько слов, когда он спешил отправиться в город. Он вышел теперь из дома быстрым твердым шагом такого человека, который решится на что-нибудь сразу, но у него было угрюмое лицо и бледные губы.
- Клара, - сказал он, когда она подошла к нему со словами приветствия. - Я жалею, что мне приходится сообщить вам неприятное известие, но у меня в Сити совершенно расстроились дела, и… и я думаю, что я обязан освободить вас от данного мне обещания.
Клара посмотрела на него вопросительно своими большими черными глазами, и лицо ее сделалось таким же бледным, как и его.
- Какое отношение может иметь Сити к вам и ко мне, Гарольд?
- Это - позор. Я не могу требовать, чтобы вы разделили со мной позор.
- Позор? Это потеря какого-то презренного золота и серебряных монет!
- О, Клара, если бы дело касалось только этого! Мы могли бы быть гораздо счастливее, живя вместе в маленьком коттедже в деревне, чем со всеми богатствами Сити. Бедность не могла бы так глубоко огорчить меня, как я был огорчен сегодня утром. Ведь прошло не больше двадцати минут с тех пор, как я получил письмо, Клара, а мне кажется, что это случилось давным-давно в моей жизни, что какая-то ужасная черная туча заслонила собою все и отняла у меня жизненную силу и душевный покой.
- Но в чем же дело? Чего же вы боитесь больше, чем бедности?
- Я боюсь, что у меня окажутся такие долги, которых я не смогу заплатить. Я боюсь, что меня объявят на бирже несостоятельным. Знать, что есть лица, которые могут предъявить ко мне законные требования, и чувствовать, что я не могу посмотреть им в глаза, - разве это не хуже бедности?
- Да, Гарольд, в тысячу раз хуже! Но все это можно перенести. А еще ничего нет?
- Мой компаньон убежал, и на меня пали огромные долги, которые я должен буду заплатить; я очутился в таком положении, что от меня могут потребовать судом, чтобы я заплатил, по крайней мере, часть этих пропавших денег. Они были даны ему для помещения, а он присвоил их себе. Я, как его компаньон, отвечаю за это. Я сделал несчастными всех, кого я люблю - моего отца, мою мать. Но пусть, по крайней мере, эта тень не падает на вас. Вы свободны, Клара. Нас ничто не связывает.
- Нужны два лица для того, чтобы существовал такой союз, Гарольд, - сказала она, улыбаясь и кладя свою руку в его. - Нужны два человека, мой дорогой, для того, чтобы заключить его, и также два человека для того, чтобы порвать его. Разве так ведутся дела в Сити, сэр, что один человек может нарушить по своей воле данное им обязательство?
- Вы заставляете меня сдержать его, Клара?
- В этом случае я буду неумолимее всякого кредитора, Гарольд. Вы никогда не освободитесь от этого обязательства.
- Но я разорен. Вся моя жизнь разбита.
- Значит, вы хотите разорить также и меня и разбить всю мою жизнь. Нет, сэр, вы не отделаетесь от меня так легко. Но, говоря серьезно, Гарольд, я обиделась бы этим, если бы это не было так нелепо. Неужели же вы думаете, что любовь женщины похожа на тот зонтик, который я держу в руке - вещь, которая годится только для защиты от солнца и совершенно бесполезна, если дует ветер и собираются тучи?
- Я не хочу унижать вас, Клара.
- Разве не было бы большим унижением для меня, если б я оставила вас в такое время? Именно теперь я и могу быть полезна вам, - я могу помочь вам, поддержать вас. Вы всегда отличались таким сильным характером и в этом отношении стояли выше меня. Вы еще сильны и теперь, но вдвоем мы будем сильнее. А потом, сэр, вы не имеете понятия о том, какая я деловая женщина. Это говорит папа, а он знает.
Гарольд попытался заговорить, но его сердце было слишком полно. Он мог только пожать белую ручку, которая схватила его за рукав. Она ходила взад и вперед около него, весело болтая и стараясь как-нибудь развеселить его, потому что им овладело мрачное настроение. Слушая ее, он мог подумать, что с ним болтала Ида, а не ее серьезная и скромная сестра.
- Скоро все это устроится, - сказала она, - и тогда нам будет скучно. Конечно, у всех деловых людей бывают и удачи, и неудачи. Да я думаю, что из всех людей, с которыми вы встречаетесь на бирже, не найдется ни одного, который не мог бы рассказать про себя какой-нибудь истории в этом роде. Если бы все шло всегда гладко, то, конечно, всякий сделался бы маклером, и вам нужно было бы собираться в Гайд-Парке. Какая сумма вам нужна?
- Мне нужно больше, чем я могу достать. Не меньше тридцати тысяч фунтов стерлингов.
Клара изменилась в лице, услышав эту цифру.
- Что же вы намерены делать?
- Я пойду теперь в Сити и попрошу собраться завтра всех наших кредиторов. Я прочитаю им письмо Пирсона, и пусть они делают со мной, что хотят.
- А что же они сделают?
- Что могут они сделать? Они получат исполнительные листы на свои деньги, и фирма будет объявлена несостоятельной.
- И это собрание будет завтра, говорите вы? Послушаетесь ли вы моего совета?
- Что же вы мне посоветуете, Клара?
- Попросите у них несколько дней отсрочки. Кто знает, какой оборот может принять дело?
- Какой же оборот оно может принять? Мне никоим образом не удастся достать денег.
- Пусть вам дадут отсрочку на несколько дней.
- О, у них и так будет отсрочка по ходу самого дела. Нужно некоторое время на то, чтобы были исполнены все легальные формальности. Но мне нужно идти, Клара, я не должен показывать вида, будто я хочу уклониться от ответственности. Теперь мое место - в конторе.
- Да, мой дорогой, вы говорите правду. Да благословит и да сохранит вас Бог! Я останусь здесь, в Эрмитаже, но душою я буду целый день у вашего письменного стола в конторе, в Трогмортон-Стрит, и если вам сделается очень грустно, вы услышите, как я буду шептать вам на ухо, и поймете, что у вас есть одна такая клиентка, от которой вы никогда не отделаетесь, никогда, до тех пор, пока мы с вами живы, мой дорогой!
Глава XII
Друзья в нужде
В то утро, о котором идет речь, Клара, наморщив лоб и сложив кончики пальцев, с видом опытного делового человека, сказала отцу:
- Теперь, папа, я хочу поговорить с вами о денежных делах.
- Хорошо, моя милая, - он положил на стол газету и вопросительно посмотрел на нее.
- Пожалуйста, скажите мне опять, папа, какая сумма денег принадлежит мне по закону. Вы прежде часто говорили мне об этом, но я всегда позабываю цифры.
- У тебя двести пятьдесят фунтов стерлингов годового дохода по завещанию тетки.
- А у Иды?
- У Иды сто пятьдесят фунтов стерлингов.
- Я думаю, что я могу прекрасно жить на пятьдесят фунтов стерлингов в год, папа. Я трачу на себя немного, и если бы у меня была швейная машина, я могла бы сама шить себе платья.
- Конечно, милая.
- В таком случае у меня останется двести фунтов стерлингов в год, без которых я могу обойтись.
- Да, если бы это было необходимо.
- Но это на самом деле необходимо. О, добрый, милый папа, помогите мне в этом деле, потому что я о нем только и думаю! Гарольду до зарезу нужны деньги, и так вышло не по его вине… - и с женским тактом и красноречием она рассказала отцу всю эту историю. - Поставьте себя на мое место, папа. Что значат для меня деньги? Я никогда не думала о них с начала до конца года. А теперь я понимаю, как они драгоценны. Я прежде не понимала, что они могут иметь такую цену. Видите ли, что я могу сделать с ними. Они помогут мне спасти его. Они понадобятся мне завтра утром. О, пожалуйста, дайте мне совет, что мне делать и как мне достать денег?
Слыша, с каким жаром она это говорит, доктор улыбнулся.
- Тебе хочется поскорее отделаться от денег, между тем как другим хочется поскорее нажить их, - сказал он. - Если бы дело шло о чем-нибудь другом, то я счел это опрометчивостью, но я доверяю твоему Гарольду и вижу, что с ним поступили мошенническим образом. Позволь мне самому заняться этим делом.
- Вы займетесь им, папа?
- Мужчины сумеют лучше устроить его. Твой капитал, Клара, равняется приблизительно пяти тысячам фунтов стерлингов, но он помещен под закладную, и ты не можешь взять его обратно.
- Ах, Боже мой!
- Но мы все-таки можем устроить это. Такая же сумма лежит у меня в банке. Я могу дать ее вперед Денверам, как будто бы от тебя, а потом ты можешь заплатить мне или же выплачивать на нее проценты, когда ты получишь свои деньги.
- О, это великолепно! Как это мило и любезно с вашей стороны!
- Но тут есть одно препятствие: я не думаю, чтобы ты уговорила Гарольда принять от тебя эти деньги.
Клара смутилась.
- Вы думаете, что это мне не удастся? - спросила она.
- Я уверен, что он их не возьмет.
- Так что же вы будете делать в таком случае? Как трудно устраивать эти денежные дела!
- Я повидаюсь с его отцом. Мы вдвоем с ним как-нибудь это устроим.
- О, ради Бога, папа! А вы скоро это сделаете?
- Самое лучшее время - это теперь. Я сейчас же пойду к нему.
Он написал чек, положил его в конверт, надел свою соломенную шляпу с широкими полями и пошел через сад с утренним визитом.
Когда он вошел в гостиную адмирала, то глазам его представилось странное зрелище. Посередине комнаты стоял большой корабельный сундук и вокруг него на ковре лежали небольшими кучками шерстяные куртки, плащи из клеенки, книги, ящики для секстантов, различные инструменты и морские сапоги. Среди всего этого хлама с важным видом сидел старый моряк, - он переворачивал его и внушительно осматривал со всех сторон; между тем как его жена сидела молча на диване, и слезы текли ручьями по ее румяным щекам; поставив локти на колени, она оперлась подбородком на руки и слегка качалась взад и вперед.
- А доктор! - сказал адмирал, протягивая ему свою руку. - У нас шторм, вы, верно, слышали об этом, но я выносил погоду и хуже этой, а потому, по милости Божьей, мы все трое вынесем и этот шторм, хотя у двоих из нас корабли сделались более валкими, чем были прежде.
- Мои дорогие друзья, я пришел сюда с тем, чтобы сказать вам, как глубоко я вам сочувствую. Моя дочь только сейчас рассказала мне об этом.
- Это случилось так неожиданно для нас, - говорила, рыдая, миссис Гей-Денвер. - Я думала, что Джон останется со мною до конца наших дней. Богу известно, что я очень мало жила с ним, а теперь он намерен опять отправиться в плавание.
- Да, да, Уокер, только это единственное средство поправить дело. Когда я в первый раз услыхал об этом, то меня точно застал врасплох ветер. Даю вам честное слово, что я совершенно потерял присутствие духа, что не случалось со мною с тех пор, как я прицепил кортик мичмана к моему поясу. Видите ли, мой друг, я имею понятие о том, что такое кораблекрушение или морское сражение, или вообще обо всем, что может произойти на море, но мне совершенно неизвестны подводные камни города Лондона, о которые разбился мой сын. В этом случае моим лоцманом был Пирсон, а теперь я знаю, что он - плут. Но теперь я оправился и ясно вижу, что мне следует делать.
- Что же именно, адмирал?
- О, у меня есть один или два маленьких плана. Я удивлю своего сына. Да что, черт возьми, дружище Уокер, может быть, у меня суставы теперь уже не так гибки, как прежде, но я беру вас в свидетели, что могу пройти двенадцать миль меньше, чем в три часа. А затем что же? Зрение у меня хорошее, вот только я не могу читать газет. Голова у меня свежа. Мне шестьдесят три года, но я еще почти так же крепок, как был и прежде, - настолько крепок, что могу протянуть еще десяток лет. Я буду чувствовать себя и еще крепче, когда услышу запах соленой воды, и мне подует в лицо морской ветер. Не плачь, мать, теперь я отправлюсь в плавание не на четыре года. Через месяц или два я буду ворочаться домой. Это все равно, как если бы я поехал погостить в деревню, - все это он говорил очень громким голосом, кладя назад в сундук свои морские сапоги и футляры для секстантов.
- Вы, мой дорогой друг, и в самом деле хотите опять поднять свой вымпел?