Тем, чего оказалась лишена Сэнди, была религия Кальвина или, точнее говоря, открытое ее признание. Ей было необходимо обрести это положенное по праву рождения признание, чтобы потом осознанно отвергнуть его. Насыщенность родных мест кальвинизмом была пропорциональна его официальной непризнанности. В некотором роде наиболее откровенными и твердыми в своих убеждениях людьми, известными Сэнди, были мисс Скелетон и сестры Керр, которые безоговорочно верили, что еще до рождения почти каждому человеку Бог уготовил неприятный сюрприз после смерти. Позднее, прочитав труды Кальвина, Сэнди обнаружила, что, хоть общепринятое понимание кальвинизма зачастую бывает ошибочным, в этом конкретном тезисе никакой ошибки нет: кальвинизм действительно подразумевает, что Бог находит удовольствие в том, чтобы при земной жизни внушать людям ложное ощущение радости и веры в спасение, - тем ужасней будет для них финальный сюрприз.
Сэнди не могла четко сформулировать эти волнующие постулаты, однако чуяла, что они носятся в воздухе, ощущала потому, например, с каким вызовом знакомые ей люди не соблюдали священный день отдохновения, или по эксцессам поведения мисс Броди в расцвете лет. Теперь, обретя право гулять в одиночку, она бродила по ранее запретным для нее местам Эдинбурга, разглядывала потемневшие от времени памятники, прислушивалась к несусветным ругательствам пьяных мужчин и женщин, сравнивала их лица с лицами знакомых ей людей из Морнингсайда и Мерчистона и, испытывая новые для себя, тревожные уколы кальвинистского чувства вины, видела, что особенной разницы между теми и другими нет.
Она начала смутно догадываться, в чем кроются причины деяний мисс Броди: видимо, та предпочла доказывать свою богоизбранность особым образом жизни, доставлявшим ей более экзотическое, хоть и не менее самоубийственное удовольствие, чем обыкновенное пьянство, к каковому прибегали другие старые девы, дойдя до последнего предела.
Стало ясно: мисс Броди предназначила Роуз с ее инстинктом в любовницы Тедди Ллойду, а Сэнди с ее интуицией - в информаторы, чтобы держать ее в курсе развития романа. Именно ради этой конечной цели Роуз и Сэнди были в свое время выбраны ею в сливки общества. От всей этой затеи попахивало серой, но именно это и привлекало Сэнди в нынешнем состоянии ее духа. Ведь это пока лишь голая идея. Никакой спешки не предполагалось, ибо мисс Броди любила осуществлять планы медленно, смакуя удовольствие - в первую очередь от приготовлений, - а кроме того, хоть планы эти были совершенно ясны и ей самой, и Сэнди, девочки были еще слишком юны. Тем не менее к тому времени, когда им исполнилось по шестнадцать, мисс Броди уже говорила им всем: "Из Сэнди получится превосходный тайный агент, великая шпионка", а в приватных разговорах с Сэнди начала утверждать: "Роуз будет выдающейся любовницей. Она выше общепринятых моральных принципов, к ней они не применимы. Это факт, не предназначенный для ушей тех, кто не наделен интуицией". Более года Сэнди проникалась духом этого замысла, так как часто бывала у Ллойдов и могла сообщать мисс Броди, как идут дела с портретом Роуз, столь похожей на нем на мисс Броди.
- Роуз, - говорила мисс Броди, - как героиня романа Д. Г. Лоуренса: у нее есть инстинкт.
Но интерес учителя рисования к Роуз наделе оказался чисто профессиональным: она была отличной натурщицей; Роуз обладала инстинктом… довольствоваться своей ролью, и в конце концов спать с Тэдди Ллойдом стала Сэнди, а сообщила об этом мисс Броди Роуз.
Но до того, как это случилось, мисс Броди, забросив мистера Лаутера в его крэмондском доме, тратила все свое свободное время на беседы с Роуз и Сэнди; они обсуждали проблемы искусства, вопросы позирования художнику и будущее Роуз в качестве натурщицы, говорили о необходимости для Роуз реализовать внутреннюю силу, какой она обладает, потому что сила эта является ниспосланным ей даром, благодаря которому Роуз представляет собой исключение из всех правил, то самое исключение, подтверждающее правило. Мисс Броди тщательно следила за тем, чтобы избегать всякой конкретики, и Роуз лишь наполовину догадывалась, что имеет в виду мисс Броди, поскольку в то время, как понимала Сэнди, она, следуя пресловутому инстинкту, уже привлекала своей сексуальностью внимание мальчиков-старшеклассников, которые неловко топтались с велосипедами на безопасном расстоянии от ворот школы Марсии Блейн. Роуз пользовалась огромной популярностью среди этих мальчиков, что являлось единственным источником легенд о ее незаурядной сексуальности, хотя она никогда не говорила о сексе, а тем более не предавалась ему. Она все делала инстинктивно, даже мисс Броди слушала так, словно соглашалась с каждым ее словом.
- В семнадцать или восемнадцать лет, Роуз, ты переживешь момент великого самоосуществления.
- Да, честно признаться, я и сама так считаю, мисс Броди.
Страсть Тедди Ллойда к Джин Броди была совершенно очевидна на всех сделанных им портретах представительниц ее клана. Во время одного из летних семестров он написал их групповой портрет; все они были изображены в панамах, надетых у каждой на свой лад, однако из-под каждой смотрело магически перевоплощенное из Роуз, Сэнди, Дженни, Мэри, Моники и Юнис лицо Джин Броди. Но более всех походила на нее все же Роуз: в силу инстинкта она была хорошей натурщицей, недаром Тедди Ллойд платил ей пять шиллингов за сеанс, что для Роуз, пристрастившейся к кино, было отнюдь нелишне.
В те времена Сэнди с сердечным сочувствием относилась к мисс Броди, видя, как та заблуждается в оценке Роуз. Это было тогда, когда мисс Броди стала вдруг выглядеть прекрасной и хрупкой, точно так же как это случалось с темным тяжеловесным Эдинбургом, неожиданно превращавшимся в невесомо-парящий город, когда жемчужно-белый свет падал на одну из его изящно прочерченных улиц. Вот и властные черты мисс Броди начинали казаться Сэнди чистыми и нежными в обманчивом свете женского каприза; никогда в последующие годы она не испытывала такого умиления, как тогда, когда вспоминала о мисс Броди как о милой глупышке.
Но мисс Броди как лидер клана, мисс Броди как римская матрона, мисс Броди как просветитель-реформатор все еще оставалась личностью выдающейся. С точки зрения школьных условностей ассоциированность с мисс Броди была не всегда удобна. Уже одного отсутствия командного духа и того факта, что клан Броди предпочитал гольф хоккею или нетболу, если у него вообще имелись предпочтения в спорте, было достаточно, чтобы клан воспринимался стоящим особняком, даже если бы девочки не приминали тульи панам и не заворачивали поля неположенным способом. Вырваться из клана Броди было невозможно хотя бы потому, что в глазах окружающих они все равно остались бы его членами. Номинально кто-то из них принадлежал к Холируду, кто-то - к Мелроузу, Аргайлу или Биггару, но всем в школе было отлично известно: девочки клана Броди лишены командного духа и им совершенно безразлично, какое сестринство получит призовой вымпел. Им было запрещено относиться к этому заинтересованно. Их равнодушие было теперь возведено в принцип, который должно было уважать так же, как другие уважали систему сестринств. Что касается самих шести девочек, то, не пристань к ним эта репутация, каждая из них к моменту шестнадцатилетия, то есть к выпускному классу высшей ступени, давно бы уже избрала свой путь.
Но изменить ничего уже было невозможно, и они старались извлечь максимум пользы из своего положения, тем более что у окружающих оно вызывало зависть. Все считали, что клан Броди живет веселее остальных - взять хотя бы визиты в Крэмонд, в мастерскую Тедди Ллойда, посещения театров и чайные посиделки у мисс Броди. Это и впрямь было так. И мисс Броди, даже с точки зрения девочек, не входивших в ее клан, всегда представлялась личностью, окруженной чарующим ореолом.
Борьба мисс Броди с администрацией школы по поводу ее системы обучения с годами становилась все более суровой, и она вменила своим девочкам в качестве морального долга еще теснее сплачиваться вокруг нее, когда эта борьба достигала критической точки. В этих случаях она находила их после уроков, например, околачивающимися за школьными воротами с велосипедистами - те тут же поспешно срывались с места и уезжали, - и приглашала к себе поужинать на следующий день.
Они провожали ее до трамвайной остановки.
- Мне снова предложили поискать работу в одной из этих новомодных передовых школ. Но я не стану работать ни в какой такой вывихнутой школе с претензиями. Я останусь на этой фабрике образования. Здесь нужны крепкие дрожжи. Дайте мне любую восприимчивую и податливую девочку годами помладше - и она моя на всю жизнь. У шайки, которая пытается меня выжить, ничего не выйдет.
- Конечно, нет, - подтверждали все. - Разумеется, у них ничего не выйдет.
Директриса все еще не оставляла попыток прощупывать девочек Броди, дабы выведать, что им известно. От бессилия она порой подвергала их наказаниям, когда находила благовидный предлог, но такое случалось нечасто.
- Если они не смогут отделаться от меня на основании моих принципов обучения, то попытаются оклеветать меня, - сказала однажды мисс Броди. - К несчастью, следует признать: мои отношения с бедным мистером Лаутером могут при желании дать им повод очернить меня. Как все вы знаете, я отдала много сил заботам о здоровье мистера Лаутера. Мне нравится мистер Лаутер. Почему бы и нет? Разве не предписано нам свыше любить друг друга? Я - самый близкий друг Гордона Лаутера, его конфидентка. Боюсь, в последнее время я не уделяла ему должного внимания, но я для него по-прежнему - все, и стоит мне пошевелить мизинцем, он тут же встанет со мною рядом. Кое-кто извращает характер наших отношений…
Мисс Броди не уделяла учителю пения должного внимания уже несколько месяцев, и девочки более не проводили субботних дней в Крэмонде. Поразмыслив, Сэнди пришла к выводу: мисс Броди перестала спать с Гордоном Лаутером, поскольку удовлетворяла теперь свое плотское влечение "по доверенности", предназначив Роуз в любовницы Тедди Ллойду.
- Все то хорошее, что я сделала в Крэмонде, было опорочено, - утверждала мисс Броди. - Но я это переживу. Если бы я хотела, я могла бы завтра же выйти за него замуж.
На следующее утро после того, как она это провозгласила, в газете "Скотсмен" появилось объявление о помолвке Гордона Лаутера с мисс Локхарт, учительницей естествознания. Этого никто не ожидал. Мисс Броди испытала потрясение и жестоко страдала, считая, что ее предали. Но со временем, похоже, оправилась, убедив себя, что истинная любовь ее жизни - Тедди Ллойд, которого она сама отвергла, а Гордон Лаутер просто оказался ей временно полезным. Она, как и все преподаватели, внесла деньги на чайный сервиз, каковой был вручен чете на итоговом собрании семестра. Мистер Лаутер, стоя на возвышении, произнес речь, в которой назвал коллег "своими девочками", при этом он время от времени бросал робкие взгляды на мисс Броди, любовавшуюся облаками за окном. Иногда он взирал на будущую жену, спокойно стоявшую подле директрисы посреди зала и ожидавшую, когда он закончит речь, чтобы присоединиться к нему. Мисс Локхарт внушала ему, как и всем прочим, доверие: она не только прекрасно играла в гольф и водила машину, своей банкой пороху она могла взорвать всю школу, но никогда об этом даже не помышляла.
Мисс Броди, не сводившая карих глаз с облаков, выглядела очень красивой и хрупкой, и Сэнди пришло в голову - вероятно, она отвергла Тедди Ллойда только потому, что сознавала: эту красоту не удастся поддерживать постоянно, она то начинала светиться в ней, то гасла.
В следующем семестре, когда мистер Лаутер вернулся после медового месяца, проведенного на острове Эйгг, освободившуюся энергию мисс Броди направила на осуществление плана, касавшегося Сэнди с ее интуицией и Роуз с ее инстинктом; а оставшуюся сверх этого - на политические размышления.
6
Мисс Макей, директриса, не сдавалась и продолжала прощупывать клан Броди. Она понимала, что делать это напрямую - бесполезно, поэтому шла окольными путями в надежде обманом выманить у девочек какой-нибудь кусочек информации, какую можно было бы использовать, чтобы заставить мисс Броди уйти. Раз в семестр девочек приглашали к мисс Макей на чай.
Однако теперь оставалось очень мало такого, что они могли бы ей рассказать, не впутав в дело себя. К тому времени их дружбе с мисс Броди сравнялось уже семь лет, она проникла в их плоть и кровь, поэтому невозможно было порвать ее, не нанеся при этом травмы себе.
- Вы по-прежнему поддерживаете отношения с мисс Броди? - спрашивала мисс Макей, сияя улыбкой - у нее были новые зубы.
- Ну, в общем… да…
- Да, время от времени…
Когда настала очередь Сэнди пить чай у директрисы, та доверительно - ибо обращалась со старшеклассницами как с равными, точнее, как с равными, но все же носившими пока школьную форму, - проговорила:
- Милая мисс Броди, она по-прежнему сидит под вязом и рассказывает малышам удивительную историю своей жизни. Я помню, когда мисс Броди только еще пришла в школу, она была энергичной молодой учительницей, но теперь… - Мисс Макей вздохнула и покачала головой. Она имела обыкновение пересыпать речь мудрыми изречениями, произнося их на шотландском наречии, чтобы они казались еще мудрее. В данном случае она сказала: - Чего нельзя исправить, то следует терпеть. Боюсь, лучшие годы мисс Броди уже позади. Сомневаюсь, чтобы ее класс в этом году сдал переходные экзамены. Но не думай, что я критикую мисс Броди. Она, конечно, любит пропустить стаканчик, не сомневаюсь, но, в конце концов, какое кому дело, если это не отражается на работе и на вас, девочках.
- Она не пьет, - возразила Сэнди, - только шерри в день своего рождения - полбутылки на семерых.
Было почти видно, как мисс Макей мысленно вычеркивает пьянство из списка предполагаемых грехов мисс Броди.
- О, я ничего другого и не имела в виду, - сказала она.
Теперь, когда им было по семнадцать, девочки мисс Броди научились отделять ее самое от мисс Броди - учительницы. Всесторонне обсудив ее между собой, они вынуждены были в итоге признать, что она, без сомнения, привлекательна как женщина. Ее глаза блестели, нос имел благородную горбинку, в волосах не было и намека на седину, и они женственно вились на затылке. Учитель пения, вполне довольный жизнью с мисс Локхарт, которая была теперь потеряна для школы, всегда, когда бы ни увидел мисс Броди, смотрел на нее из-под рыжих бровей с восхищением и приятными воспоминаниями.
Одной из самых горячих ее поклонниц была новая девочка по имени Джойс Эмили Хэммонд, в последней надежде отданная родителями в школу Блейн после того, как им пришлось забрать ее из целого ряда дорогих частных учебных заведений к северу и к югу от границ Шотландии из-за якобы неисправимой склонности к хулиганству, которое, однако, пока проявилось только в том, что она раз или два запустила бумажными шариками в мистера Лаутера, травмировав при этом лишь его чувства, но не его самого. Она настаивала, чтобы ее называли Джойс Эмили, по утрам приезжала в школу на большой черной машине с шофером, хотя возвращаться домой должна была самостоятельно, и жила в огромном доме с конюшнями в ближайшем пригороде Эдинбурга. Родители Джойс Эмили, хоть и были богаты, попросили взять ее в школу с испытательным сроком, чтобы зря не тратиться на новую школьную форму. Поэтому Джойс Эмили все еще носила прежнюю, темно-зеленую, между тем как все остальные ученицы ходили в темно-лиловой, и хвасталась тем, что у нее в шкафу висят пять комплектов формы разных цветов из предыдущих школ, а также реликты, оставленные ею на память о бывших гувернантках: внушительный клок волос, собственноручно отрезанных ею от накладной косы одной, книжка сберегательного банка при почтовом отделении, принадлежавшая другой, по имени мисс Миши, и обгорелые останки наволочки, на которой покоилась голова третьей, мисс Чемберс, когда Джойс Эмили развела под ней огонь.
Девочки слушали ее болтовню, но в общем не одобряли новенькую, не только из-за ее зеленых чулок и юбки, ее блестящей машины и шофера, но и потому, что жизнь была уже до краев заполнена подготовкой к экзаменам и спортивными соревнованиями. Больше всего Джойс Эмили хотелось примкнуть к клану Броди, поскольку она ощущала его обособленность, но эти девочки как никто другой не желали принимать ее в свои ряды. За исключением Мэри Макгрегор они были одними из самых блестящих девочек в школе, что служило камнем преткновения для мисс Макей в ее попытках дискредитировать мисс Броди.
Более того, у клана Броди были внешкольные интересы. Юнис имела приятеля, с которым они занимались плаванием и нырянием. Моника Дуглас и Мэри Макгрегор вместе ходили по трущобам, раздавая нищим бакалейные товары, хотя, по слухам, Мэри отпускала при этом нелепые замечания вроде: "А почему они не едят пирожных?" (На самом деле она, услышав жалобы на непомерные цены на мыло, как-то сказала: "А почему они не сдают свою одежду в прачечную?") У Дженни уже прорезался актерский талант, и она пропадала в школьном драмкружке на бесконечных репетициях. Роуз позировала Тедди Ллойду, Сэнди иногда ходила вместе с ней, внимательно наблюдала и порой забавлялась мыслью спровоцировать Тедди Ллойда еще раз поцеловать ее, чтобы проверить, можно ли это сделать, всего лишь дерзко посмотрев на него маленькими глазками. В дополнение к этим занятиям девочки навещали мисс Броди по две или по три, а иногда и все вместе, после уроков. Именно тогда, в тысяча девятьсот тридцать седьмом, она особенно пестовала Роуз, с пристрастием расспрашивала Сэнди и внимательно слушала ее ответы, чтобы понять, как идет подготовка к великому любовному роману, который вот-вот должен был вспыхнуть между Роуз и учителем рисования.
Так что некогда им было заниматься оторвой, которую родители, пользуясь своим влиянием, спихнули на школу, пусть даже оторвой она, судя по всему, была лишь номинально. А вот мисс Броди находила для нее время. Ее девочкам это не очень нравилось, но их устраивало, что мисс Броди не заставляла их общаться с Джойс Эмили, к себе на чай и в театры она приглашала ее отдельно от них.
Одним из поводов для хвастовства Джойс Эмили было то, что ее брат, студент Оксфорда, отправился в Испанию участвовать в гражданской войне. Эта черноволосая, весьма взбалмошная девчонка тоже хотела поехать туда, чтобы носить белую блузку и черную юбку и маршировать с ружьем. Никто не воспринимал это всерьез. Гражданская война в Испании была чем-то, происходившим лишь в газетах и раз в месяц обсуждавшимся в школьном дискуссионном клубе. Все, включая и Джойс Эмили, были антифранкистками, если они вообще имели какие-то политические убеждения.
Однажды было замечено, что Джойс Эмили уже несколько дней не ходит в школу, а вскоре на ее месте за партой сидел уже кто-то другой. Никто не знал, куда она подевалась, пока спустя полтора месяца не стало известно, что она сбежала в Испанию и погибла, когда поезд, на котором она ехала, разбомбили. В школе по ней отслужили укороченную панихиду.
Мэри ушла из школы и поступила на курсы машинописи и стенографии, Дженни - в школу драматического искусства. Заканчивать выпускной, шестой класс остались только четыре девочки Броди. В школе они теперь почти не появлялись, у них было свободное расписание, предусматривавшее посещение множества лекций и большой объем работы в библиотеке, - все это за пределами школьного здания, куда они забегали лишь на минуту-другую. С ними советовались, к ним прислушивались, и у них создавалось ощущение, что, стоит им захотеть, и они могут управлять всей школой.