- Да, конечно, это Роуз, - подтвердила Сэнди, и Дидра Ллойд удивленно посмотрела на нее.
- Тебе нравится портрет? - спросил Тедди Ллойд.
- Да, он замечательный.
- Ну и отлично, все остальное не важно.
Тем не менее Сэнди продолжала крохотными глазками пристально вглядываться в полотно, и Тедди Ллойд небрежным движением единственной руки набросил на него покрывало.
Для Сэнди Дидра Ллойд оказалась первой женщиной, одевавшейся в пейзанском стиле, который оставался в моде в течение следующих тридцати, а то и более лет. На ней была длинная темная юбка, сильно присборенная, ярко-зеленая блуза с закатанными рукавами, ожерелье из крупных раскрашенных деревянных бусин и цыганские серьги. Блуза была подпоясана широким красным кушаком. На ногах - темно-коричневые чулки и босоножки из темно-зеленой замши. В этом и разных других нарядах того же стиля Дидра была изображена на холстах, расставленных в разных частях мастерской. У нее был приятный, со смешинкой голос.
- У нас есть и новый портрет Роуз, - сообщила она. - Тедди, покажи Сэнди тот, новый портрет.
- На него еще рано смотреть.
- Ну а "Красный бархат"? Покажи. Прошлым летом Тедди сделал восхитительный портрет Роуз, мы задрапировали ее в красный бархат и картину так назвали - "Красный бархат".
Тедди Ллойд достал холст из-за нескольких других прислоненных к стене и поставил на мольберт ближе к свету. Сэнди посмотрела на картину своими такими крохотными глазками, что было бы удивительно, если бы они кому-то внушили доверие.
Лицо на портрете было похоже на лицо мисс Броди. Сэнди сказала:
- Мне нравятся краски.
- А этот портрет напоминает мисс Броди? - спросила Дидра Ллойд голосом, в котором, казалось, вот-вот зазвенит смех.
- Мисс Броди - женщина в расцвете лет, - проговорила Сэнди, - но теперь, когда вы спросили, я вижу, что какое-то отдаленное сходство действительно есть.
Дидра Ллойд ответила:
- Роуз в то время было всего четырнадцать, но на портрете она выглядит очень зрелой. Впрочем, она и вправду очень зрелая.
Темно-красный бархат был уложен так, что производил сразу два неожиданных эффекта: во-первых, казалось, рука у Роуз только одна, как у самого художника, во-вторых, пышные складки делали грудь более развитой, чем она была на самом деле даже теперь, когда Роуз исполнилось пятнадцать. Кроме того, портрет снова вызывал ассоциацию с мисс Броди, и это было в нем главным, в этом крылась главная тайна. У Роуз было широкоскулое бледное лицо. Скулы мисс Броди были узкими, а глаза, нос и рот - крупными. Невозможно было понять, как Тедди Ллойду удалось наложить смуглокожий римский облик мисс Броди на бледное лицо Роуз, но он это сделал.
Сэнди еще раз обвела взглядом расставленные в мастерской недавно выполненные портреты - жены Тедди Ллойда, его детей, неизвестных натурщиц. Ни в одном не было сходства с мисс Броди.
Потом она заметила рисунок, он лежал поверх стопки других на рабочем столе. Это была мисс Броди. Она стояла на Лаунмаркете, прислонившись к фонарному столбу и кутаясь в шаль, как фабричная работница. При более пристальном рассмотрении это оказалась Моника Дуглас - девочка с высокими скулами и длинным носом.
- Я не знала, что и Моника вам позировала, - сказала Сэнди.
- Я сделал лишь несколько предварительных набросков. Ты не находишь, что этот антураж ей весьма подходит? А вот эскиз портрета Юнис в костюме Арлекина. Мне показалось, она будет в нем отлично выглядеть.
Сэнди рассердилась. Эти две, Моника и Юнис, ни словом не обмолвились им, что позировали учителю рисования. Впрочем, теперь, когда им уже по пятнадцать, они многое утаивали друг от друга. Она внимательней всмотрелась в рисунок.
В костюме Арлекина Юнис выступала в школьном спектакле. Маленькая, ладная, с острыми чертами лица, на рисунке она все равно была похожа на мисс Броди. Сбитая с толку, озадаченная, Сэнди все же была зачарована экономностью метода Тедди Ллойда, как четырьмя годами раньше - вариациями мисс Броди на тему истории своей любви, когда она первому, времен войны возлюбленному придавала черты учителя рисования и учителя пения, тогда только входивших в ее орбиту. Тедди Ллойд использовал тот же экономный метод, и впоследствии Сэнди всегда считала, что при наличии выбора самый экономный вариант и есть самый лучший, так как позволяет наиболее рационально воспользоваться всеми имеющимися под рукой средствами. Исходя именно из этого принципа она и действовала, когда пришло время предать мисс Броди.
Дженни плохо сдала последние экзамены и в те дни преимущественно сидела дома, наверстывая упущенное и готовясь к переэкзаменовке. У Сэнди создалось отчетливое ощущение, что клан, не говоря уж о самой мисс Броди, отбивается от рук, и она думала, что, возможно, даже лучше, чтобы он распался вовсе.
Где-то внизу заплакал один из маленьких Ллойдов, за ним - другой, потом все хором. Дидра Ллойд, взмахнув подолом пейзанской юбки, побежала смотреть, что случилось. Ллойды были католиками, и религия обязывала их иметь много детей, независимо от их собственного желания.
- Мне хотелось бы когда-нибудь, - проговорил Тедди Ллойд, собирая эскизы, перед тем как повести Сэнди пить чай, - нарисовать вас всех, девочек Броди, каждую в отдельности, а потом всех вместе. - Он вскинул голову, чтобы убрать с глаз золотистый локон. - Очень интересно написать вас всех вместе и посмотреть, что за групповой портрет у меня получится.
Сэнди подумала, что в таком желании, вероятно, подспудно кроется попытка сохранить единство клана Броди ценой только начавших проявляться индивидуальностей его представительниц. Она повернулась к нему и с внезапно вспыхнувшим раздражением, какое в последнее время посещало ее нередко, ответила:
- Полагаю, все мы будем выглядеть как одна большая мисс Броди.
Он счастливо рассмеялся и посмотрел на нее пристальней, словно видел впервые. Она ответила ему таким же пристальным взглядом маленьких глаз, в котором можно было различить дерзкий шантаж осведомленностью. Он поцеловал ее долгим влажным поцелуем и хрипло сказал:
- Пусть это послужит тебе уроком: чтобы не мерила художника неподходящими мерками.
Она бросилась к двери, тыльной стороной ладони вытирая губы, но он своей единственной рукой поймал ее:
- Нет никакой необходимости убегать. Просто ты - едва ли не самое уродливое маленькое существо, какое я видел в жизни, - после чего вышел, бросив ее в мастерской, и ей не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним вниз. Из гостиной донесся голос Дидры Ллойд:
- Иди сюда, Сэнди.
За чаем она пыталась осмыслить чувства, какие вызвала у нее только что случившаяся сцена, но это оказалось трудно, поскольку присутствовавшие за столом дети без конца требовали ее внимания. Старший мальчик, которому было восемь, включил радиоприемник и под аккомпанемент оркестра Генри Холла принялся, жеманно пародируя английскую интонацию, петь "О, сыграй мне, цыган". Трое остальных галдели каждый на свой лад. Поверх всего этого шума Дидра уговаривала Сэнди называть ее по имени, а не "миссис Ллойд". Поэтому у Сэнди не было возможности разобраться, какие чувства всколыхнули в ней поцелуй Тедди Ллойда и его слова, и решить, было это оскорбительно для нее или нет. Сам мистер Ллойд развязно предложил:
- А меня за пределами школы можешь называть Тедди.
Между собой девочки и так уже называли его Тедди-маляр. Сэнди по очереди обвела взглядом всех Ллойдов.
- Я столько слышала от девочек о мисс Броди, - между тем говорила Дидра. - Нужно непременно пригласить ее на чай. Как ты думаешь, она придет?
- Нет, - ответил Тедди.
- Почему? - спросила Дидра абсолютно безразличным тоном и, не вставая с низкого табурета, на котором сидела, пустила по кругу тарелку с печеньем; она была такая томная, с такими длинными изящными руками.
- Эй, дети, прекратите гвалт, а то выгоню из комнаты, - прикрикнул Тедди.
- Приведи мисс Броди к нам на чай, - попросила Сэнди Дидра.
- Она не придет, - отозвался Тедди. - Правда, Сэнди?
- Она страшно занята, - ответила Сэнди.
- Дай мне сигарету, - сказала Дидра.
- Она все еще опекает Лаутера? - поинтересовался Тедди.
- Ну… да, немного…
- У Лаутера, должно быть, есть свой подход к женщинам, - проговорил Тедди, махнув единственной рукой. - Половина нашего женского коллектива проявляет о нем заботу. Почему он не наймет экономку? У него же куча денег: ни жены, ни детей и аренду платить не нужно - дом у него собственный. Почему бы ему не нанять толковую экономку?
- Думаю, ему нравится мисс Броди, - сказала Сэнди.
- Но что она в нем нашла?
- Он ей поет, - неожиданно резко ответила Сэнди.
Дидра рассмеялась:
- Должна сказать, ваша мисс Броди - женщина с причудами. Сколько ей лет?
- Джин Броди, - проговорил Тедди, - удивительная женщина в расцвете лет. - Он встал, отбросил назад прядь волос и вышел из комнаты.
Дидра задумчиво выпустила облачко дыма и погасила сигарету. Сэнди заявила, что ей пора уходить.
В последние два года мистер Лаутер доставлял мисс Броди массу тревог. Одно время казалось, что он подумывает жениться на мисс Элисон Керр, потом - что он обратил благосклонность на мисс Эллен, при этом он всегда оставался по-настоящему влюбленным в мисс Броди, которая отказывала ему во всем за исключением постели и заботы о его питании.
Он пресытился едой, от которой толстел, становился вялым и терял голос. Ему хотелось иметь жену, с которой можно играть в гольф и для которой петь. Он мечтал провести медовый месяц на Эйгге, одном из Гебридских островов, неподалеку от заповедника "Остров Рам", а потом вернуться с женой в Крэмонд.
В разгар этих его метаний Эллен Керр и нашла дорогую ночную сорочку под подушкой рядом с подушкой самого мистера Лаутера, на его двуспальной кровати, на которой - в довершение всех бед - он еще и родился.
Однако мисс Броди ответила отказом на его предложение. Он впал в меланхолию из-за отставки с постов регента хора и старосты прихода, а девочки думали - из-за того, что, по его мнению, мисс Броди не могла смириться с его короткими ногами и все еще сохла подлинным ногам Тедди Ллойда.
Все это мисс Броди исподволь внушала девочкам по мере того, как они взрослели, переходя из тринадцатилетнего возраста в четырнадцатилетний, а потом и пятнадцатилетний. Она не говорила им, даже в завуалированной форме, о том, что спала с учителем пения, потому что продолжала испытывать их, чтобы понять, кому она может полностью доверять, как она сама выражалась. Она не хотела, чтобы у их родителей возникли тревожные подозрения. Мисс Броди всегда заботилась о том, чтобы произвести впечатление на родителей своих девочек, заслужить их одобрение и благодарность. Поэтому она делилась с девочками только тем, что казалось целесообразным в данный момент, и по-прежнему высматривала среди них ту, на которую могла положиться целиком, чье любопытство пересилило бы желание произвести сенсацию и которая в жажде дальнейших откровений мисс Броди никогда не разгласила бы того, что ей уже известно. Предосторожность требовала ограничиться одной девочкой; две были бы уже опасны. Она расчетливо остановила выбор на Сэнди, но даже и после этого говорила с ней обо всем, кроме своих интимных дел.
Летом тысяча девятьсот тридцать пятого года всю школу обязали носить на лацкане блейзера красно-бело-голубую розетку в ознаменование Серебряного юбилея. Роуз Стэнли потеряла розетку - вероятно, в мастерской Тедди Ллойда, сказала она. Это случилось вскоре после визита Сэнди в дом учителя рисования.
- Что ты собираешься делать во время летних каникул, Роуз? - спросила мисс Броди.
- Папа везет меня на две недели в горы. А потом - не знаю. Может быть, буду время от времени позировать мистеру Ллойду.
- Отлично, - сказала мисс Броди.
Делиться с Сэнди сокровенной информацией мисс Броди начала после следующих летних каникул. Той ранней солнечной осенью они по окончании уроков нередко играли в гольф.
- Все мои честолюбивые замыслы, - говорила мисс Броди, - связаны с тобой и Роуз. Другим девочкам говорить об этом не нужно, чтобы не возбуждать зависть. Я возлагала некоторые надежды на Дженни, она такая хорошенькая, но Дженни стала какой-то скучной, тебе так не кажется?
Вопрос был не без подтекста, потому что подразумевал то, что уже зрело в голове Сэнди. За последний год Дженни наскучила ей, и Сэнди осталась в одиночестве.
- Не кажется? - повторила мисс Броди, возвышаясь над Сэнди, готовившейся выбить мяч из бункера. Сэнди произвела резкий удар нибликом и, послав мяч чуть дальше полукруга, сказала:
- Да, есть немного.
- Были у меня надежды и на Юнис, - минуту спустя продолжила мисс Броди, - но она, кажется, увлечена каким-то мальчиком, с которым ходит в бассейн.
Сэнди еще не вышла из бункера. За ходом мысли мисс Броди порой, когда она начинала пророчествовать, уследить было трудно. В этих случаях следовало проявить терпение, чтобы понять, к чему она клонит. Сэнди подняла голову и посмотрела на мисс Броди, стоявшую на гребне бункера, в свою очередь располагавшегося на гребне холмистого поля. Та выглядела восхитительно - в серо-лиловом твидовом костюме, с теплым загаром, все еще покрывавшим кожу после недавних каникул, проведенных в Египте. Разговаривая с Сэнди, она смотрела на раскинувшийся у подножия холма Эдинбург.
Сэнди вышла из бункера.
- Юнис, - говорила мисс Броди, - остепенится и выйдет замуж за какого-нибудь человека свободной профессии. Возможно, мое воспитание окажется для нее небесполезным. Мэри… ну, Мэри… На нее я никогда не возлагала никаких надежд. Правда, когда вы были еще маленькими, мне приходило в голову, что из Мэри что-то получится. В каком-то смысле она была даже трогательной. Только уж больно она меня раздражает; я бы скорее предпочла иметь дело с негодяем, чем с дураком. Не сомневаюсь, Моника с отличием получит степень бакалавра, но нет у нее духовной интуиции… и именно потому…
Настала очередь мисс Броди бить по мячу. Она решила помолчать, пока зрительно не определит расстояние и не нанесет удар, после чего продолжила:
- …и именно потому у нее дурной характер, она ничего не понимает, кроме своих значков, символов и расчетов. Ничто не делает людей такими невыдержанными, как отсутствие духовной интуиции, Сэнди, вот почему мусульмане такие невозмутимые - они в избытке наделены духовной интуицией. Мой переводчик в Египте никак не мог смириться с тем, что пятница у них считается Божьим днем. "Каждый день - Божий", - сказал он. Мне эта мысль показалась очень глубокой, я почувствовала себя посрамленной. Мы уже распрощались накануне моего отъезда, но - ты представляешь себе? - я уже сижу в поезде и вижу: по перрону идет мой переводчик с дивным букетом цветов для меня. В нем было истинное достоинство. Сэнди, у тебя ничего не получится, если ты будешь горбиться над короткой клюшкой, отведи плечи назад и склоняйся ровно, от пояса. Он был замечательной личностью и умел великолепно держаться.
Подобрав мячи, они пошли к следующей метке.
- Вы когда-нибудь играли с мисс Локхарт? - спросила Сэнди.
- А она играет в гольф?
- Да, и очень неплохо. - Однажды в субботу Сэнди, к своему удивлению, увидела на поле для гольфа учительницу естествознания разыгрывающей партию с Гордоном Лаутером.
- Отличный удар, Сэнди. Я мало что знаю о мисс Локхарт, - сказала мисс Броди. - Предоставляю ее склянкам и газам. Все эти женщины, преподающие в старшей школе, неисправимые материалистки, они являются членами Фабианского общества и пацифистками. Именно против подобных убеждений выступаем мы - мистер Лаутер, мистер Ллойд и я, - когда остается время от борьбы с узколобыми недоучками, работающими в младшей школе. Сэнди, я уверена, что у тебя близорукость, ты всегда щуришься, когда смотришь на человека. Тебе нужны очки.
- Ничего подобного, - раздраженно ответила Сэнди, - так только кажется.
- Это действует на нервы, - сказала мисс Броди. - Знаешь, Сэнди, дорогая, все мои честолюбивые помыслы связаны с тобой и Роуз. У тебя есть интуиция, быть может, не совсем духовная, но ты девочка глубокая, а у Роуз - инстинкт, да, у Роуз инстинкт.
- Быть может, не совсем духовный, - ехидно вставила Сэнди.
- Да, - согласилась мисс Броди, - ты права. Но будущее у Роуз есть именно благодаря ее инстинкту.
- Благодаря своему инстинкту она знает, как позировать для портретов, - добавила Сэнди.
- Вот это-то я и имею в виду, когда говорю о твоей интуиции, - подхватила мисс Броди. - Мне ли не знать, ведь пора расцвета подарила мне и интуицию, и инстинкт.
Чтобы в полной мере разобраться в собственном нынешнем состоянии, Сэнди ходила к Сент-Джайлсскому собору или Толбуту и, стоя перед ними, размышляла об этих символах мрачного и внушающего ужас спасения, по сравнению с которыми даже сожжение на костре проклятых церковью представлялось воображению веселой забавой. Ни дома, ни в школе никто и никогда в ее жизни не отзывался о кальвинизме иначе как о шутке, некогда принятой всерьез. В то время Сэнди не осознавала, что для ее социального окружения внешние проявления особенностей, свойственных ее городу, не характерны настолько, насколько они характерны для социальных кругов эдинбуржцев чуть более высокого или - даже в большей степени - чуть более низкого, чем ее собственный, уровня. Она вообще не ощущала принадлежности к какому бы то ни было классу. Во внешнем проявлении образ первых пятнадцати лет ее жизни ничем не отличался от образа жизни любого подростка, выросшего в любом предместье любого города Британских островов. Ее школа с системой конкурирующих друг с другом сестринств могла с тем же успехом находиться в Илинге. Теперь же она понимала лишь то, что некое особое качество жизни, присущее одному Эдинбургу и никакому другому городу на земле, существовало всегда, но было ей совершенно неведомо, и сколь бы ни было оно ей чуждо, ощущение того, что ее в свое время его лишили, не отпускало; каким бы оно ни было чуждым, она желала знать, что оно собой представляет, и освободиться от защиты, коей ограждали ее от него люди сведущие.