12
В тот же самый день в Комси сэр Майкл с нескрываемым отвращением смотрел на Джефа Берда, своего заведующего театральным отделом.
- Тед Митч, лейборист, член парламента от Бэрманли, - сказал сэр Майкл с расстановкой, - является одним из членов Бэрманлийского репертуарного объединения. Это, конечно, он написал вам о предстоящей постановке. И недвусмысленно дал понять, что, если Комси не согласится участвовать в финансировании лондонской постановки, он постарается нам напакостить. Вы это хотите мне сказать, Джеф?
- Ну, да, в общем это. - Берд заметно нервничал. Ему и в хорошие-то времена нелегко было ладить с сэром Майклом, а прошлую неделю никак не назовешь хорошим временем. Все в Комси знали, что директор, по какой-то неведомой причине, пребывает в бешенстве. - Но я хотел бы кое-что пояснить…
- Пускай этот Тед Митч катится ко всем чертям, - сказал сэр Майкл. - Все, Джеф.
- Нет, директор, пожалуйста, умоляю вас! Позвольте мне дать разъяснение, это просто необходимо…
Сэр Майкл был готов взорваться, но совладал с собой. Зачем он мучает этого беднягу, который только лепечет и обливается потом? Все мы Божьи твари. Неужели потому, что из головы у него не выходит эта красивая дура, которая как сквозь землю провалилась, надо мучить Джефа Берда, ведь ему приходится кормить жену и троих детей, да при этом сохранять достоинство, оберегать главную иллюзию своей жизни.
- Ну ладно, Джеф. Если я чего-нибудь не понял, что ж, объясните мне. Да садитесь и не волнуйтесь так Бога ради.
- Да, да, вы правы. - Берд буквально рухнул в кресло, вытер лицо, закрыл глаза, потом снова широко раскрыл их и устремил на сэра Майкла умоляющий взгляд. - Мне наплевать на Теда Митча. Я и видел его всего только раз. Но я думаю о Комси. Нас могут опередить, директор, верьте моему слову. Дело в том, что я уже кое-что знаю об этой постановке. Это авангардистская американская пьеса под названием "Куклы". Самая грандиозная вещь, какую за много лет поставили вне Бродвея. Право на заграничную постановку всюду уже продано. В Бэрманли ее удалось заполучить только потому, что Кейли, начальник тамошнего репертуарного объединения, - двоюродный брат режиссера, поставившего ее в Нью-Йорке. Во вторник там премьера, и мне известно, что приедут почти все знаменитые лондонские критики.
- Ну, Джеф, если это вас так волнует, поезжайте и вы. Вам незачем просить у меня разрешения, мой милый. Пора бы знать это.
- Я знаю. Но понимаете, какое дело, директор, я хочу, чтобы и вы тоже поехали.
- Ну что вы, что вы! Я терпеть не могу Бэрманли. Я не выношу авангардистские пьесы, особенно американские. Кроме того, вы отлично знаете, Джеф, что и вообще не люблю ходить в театр…
- Да, конечно, я все это знаю. - Отчаяние придало Берду храбрости. - Но я знаю также, что вы не доверяете по-настоящему моему мнению. А если Комси хочет действовать оперативно и сразу заявить, что будет поддерживать постановку пьесы в Лондоне, вы должны быть там, иначе все это не имеет смысла. И еще я знаю, что Хьюго Хейвуд, который, вероятно, не преминул бы перехватить ее для Дискуса, сейчас в отпуске, в Ирландии. А "Куклы" могут иметь неожиданный успех, вы же знаете, как это бывает. Так что дело не в Теде Митче, а в том, чтобы нам быть впереди, ведь именно эту задачу вы перед нами поставили…
- Все это справедливо, Джеф, - сказал сэр Майкл устало. - Я не вправе требовать от вас смелости и риска, а сам сидеть сложа руки. Так что пускай за нами оставят еще одно место в партере, и передайте Джиму Марлоу, чтобы он заказал мне номер в этой ужасной гостинице и позаботился о билете. Вы говорите, в будущий вторник? Когда пойдете, попросите мисс Тилни записать.
Берд встал.
- Это просто замечательно, директор. Как раз то, чего мне хотелось.
- Но вы понимаете, Джеф, я никак не могу обещать, что пьеса мне понравится.
- Конечно, понимаю, но, судя по отзывам, это блестящий эксперимент…
- Я бы предпочел вместо блестящего эксперимента хоть раз в жизни просто умную и интересную пьесу.
Берд засмеялся и поспешил ретироваться. Сэр Майкл вздохнул и остался сидеть за столом. За последние недели здесь скопилось много всякого хлама, и теперь он все старательно просмотрел и рассортировал, а потом вызвал мисс Тилни, и они вместе закончили работу. А потом он пошел в клуб.
В баре он выпил несколько рюмок виски, которое было похуже, чем у него в кабинете, а вокруг толпились люди, которые почти поголовно держались, как характерные актеры в американской пьесе из жизни Лондона, - английские джентльмены, выкрикивающие во весь голос плохие стихи. На квартиру к Мэвис в Челси он приехал в меланхолическом опьянении.
Это была маленькая квартирка, забитая мебелью, похожая на саму Мэвис, миниатюрную брюнетку, с маленьким, забитым лицом. Но у нее была замечательно красивая фигура и пылкий открытый характер, что прельщало сэра Майкла, хотя одно время он был уверен, что она хочет женить его на себе. Хоть и под хмельком, он сразу заметил в ней перемену, что-то произошло, он почувствовал это еще раньше, когда они разговаривали по телефону, но все выяснится в свое время. А пока что она наполнила бокалы, и, прежде чем успела снова сесть, он привлек ее к себе, обнял и поцеловал. Но она дала ему почувствовать, что сегодня он не добьется обычного результата.
- Не надо, Майкл, - сказала она, высвобождаясь из его объятий. - Ты не вкладываешь в это никакого чувства. И я тоже. Дорогой, у меня есть новость. Я снова выхожу замуж.
Старый охотник, он сразу почуял неудачу и проклял судьбу.
- Поздравляю! Я с ним знаком?
- Садись, нет, вон туда. А знаешь, Майкл, ты очень изменился.
- В каком смысле?
- Не знаю, но изменился. Что случилось?
И он вдруг почувствовал, что либо должен рассказать ей все, либо поскорей убраться домой. До сих пор он ни одной живой душе не сказал про Шерли Эссекс - не любил откровенничать, да к тому же чувствовал, что свалял дурака. Но может быть, ему станет легче, если излить кому-нибудь душу. Так почему бы не рассказать Мэвис?
- Ну, что ж ты? - сказала она, видя, что он колеблется. - Забудь свою шотландскую гордость, Стратеррик! Ну, выкладывай же, мой дорогой.
- Понимаешь, лапочка, вся штука в том, что я свалял ужасного дурака. Бросился очертя голову в пропасть, влюбился в девчонку из предместья, более чем вдвое младше меня. - И хотя сэр Майкл сильно подвыпил, тем не менее он обстоятельно рассказал про Шерли, не пропустив или, вернее, не утаив ни малейшей подробности рокового посещения дома № 5 по Уинстон-авеню.
- Бедняжка ты мой! - воскликнула Мэвис, когда он вдруг оборвал свой рассказ. - Конечно, поделом тебе, старый, грязный развратник, я ведь гораздо лучше знаю, где и как ты проводишь вечера. Но продолжай. Что же было потом?
- Я думаю, что излечился, но не тут-то было. Не могу выбросить эту девчонку из головы или, вернее, из воображения. Не знаю, что я сделаю, если найду ее. Но беда в том, Мэвис, что я не могу ее найти.
- Ты просто не старался по-настоящему. Ты ведь знаешь, где она живет…
- Конечно, знаю. Я звонил туда не меньше десяти раз, и днем, и вечером. Но загвоздка не только в том, что ее нет дома. Там вообще никого нет дома. Нет ее отца и, что еще удивительней, нет матери. Вся семья как сквозь землю провалилась. Иногда мне кажется, что все это был сон.
- Ну-ну, надо рассуждать здраво. - Мэвис немного подумала. - Все просто. Они уехали отдыхать.
- Я уже думал об этом. Но они не собирались никуда ехать, об этом и речи не было.
- Очевидно, после того как ты обратился в бегство - и, надо сказать, дорогой Майкл, ты показал себя изрядным трусом, - разразился семейный скандал. И тогда ее отец решил взять отпуск, и ее увезли. Так что когда ты им названивал, - продолжала Мэвис не без злорадства, - она уже была в Истборне или Гастингсе и шла в кино с каким-нибудь чахоточным банковским служащим. - Она состроила гримасу. - Брось хмуриться, Майкл. Разве ты не видишь, до чего все это нелепо? Или ты так влюблен, что совсем потерял чувство юмора?
- Возможно. Хотя я всегда не доверял этой штуковине - английскому чувству юмора. А хмурился я потому, что обдумывал твое предположение об их отъезде на курорт, раньше мне это не приходило в голову. У меня нет никаких логических доводов, я руководствуюсь только интуицией, но твое объяснение, Мэвис, меня не удовлетворяет. Не знаю, что сделали ее родители, это мне безразлично, но я почти уверен, что она поступила на другую работу, возможно, уехала из Лондона. Она не просила в Комси характеристики, потому что, в сущности, только-только начала у нас работать. Она могла обратиться к этому типу Кемпу из Дискуса или просто представить старую характеристику. Кажется, этот самый Кемп, пронырливый пьянчужка, который терпеть меня не может, и устроил ее к нам, мне даже приходило в голову, что он предупредил ее насчет меня, сказал, что я постараюсь ее соблазнить!
- Да разве ты не хотел именно это сделать, Майкл?
- Конечно, хотел. Всякий человек со вкусом и воображением может рехнуться от желания обладать ею, - ответил он мрачно.
Она рассмеялась.
- Кажется, ты наконец попался. Видимо, это холодная, решительная молодая женщина, которая и близко не подойдет к постели, пока ты на ней не женишься. Что ж ты теперь будешь делать?
- Надо быть сумасшедшим, чтобы на ней жениться. Не тот возраст, не тот характер, это выглядело бы диким, даже если бы я хотел жениться, а я этого вовсе не хочу.
- В таком случае, Майкл, мой дорогой, тебе остается только одно. - Она произнесла это торжественно, но в глазах у нее блестело злорадство. - Забыть о ней навсегда.
- Думаешь, я не пробовал? Но, как идиот, то и дело бросался к телефону! Много лет не чувствовал себя таким дураком.
- Тогда найди ее, Майкл. И женись на ней, хотя это и кажется тебе глупым. Если ты этого не сделаешь, то зайдешь в тупик.
И вот утром, отбросив остатки гордости, он позвонил в Дискус и попросил соединить его с Кемпом. Телефонистка заставила его ждать, и он тем временем раздумывал, как высказать свою просьбу. Но тут телефонистка сказала:
- Простите, сэр, но мистера Кемпа сегодня нет, и никто не знает, когда он будет.
Снова пустота! Впереди еще один пустой день, а затем - еще более пустой вечер.
13
Позже, когда сэр Джордж попытался собрать воедино все свои воспоминания, он пришел к выводу, что званый вечер вышел из-под его власти и обрел независимый, чуждый и враждебный ему дух за те самые сорок пять минут, что им пришлось ждать Неда Грина. К восьми часам все уже были в сборе и готовы сесть за стол. Трое, присланные из бюро услуг, - кухарка, горничная и некий образцовый дворецкий, - видимо, знали свое дело, хотя в их внешности и манерах было что-то удручающее и никак уж не праздничное. Они словно были из одной разорившейся аристократической семьи, все трое одинаково высокие, тощие, немолодые, с очень похожими, словно бумажными, носами; плотно сжатые губы их выражали недовольство судьбой. Элисон, которая, против обыкновения, очень волновалась, сказала ему, что кухарка раскритиковала все на кухне, а когда сам сэр Джордж, отдавая распоряжения насчет напитков, хотел дружески поговорить с горничной и дворецким, оба закрыли глаза, словно не желали видеть новый крест, который им предстоит нести.
Однако дворецкого никак нельзя было упрекнуть в праздности. Пожалуй, он даже перестарался. Пока все томительно ожидали Грина, он то и дело вносил поднос с мартини и хересом, вследствие чего сэр Джордж и Элисон, охваченные волнением и тревогой, выпили гораздо больше обычного. Элисон, которая была в прекрасной форме, все же сумела сохранить блеск, зато сэру Джорджу стало неожиданно плохо после того, как он переволновался и целый час пил на пустой желудок. Он вдруг почувствовал, что гости ему неприятны. Можно ли было не заметить, что у Филиппа Баторига, хоть он и министр высшего образования, глаза посажены слишком близко к длинному носу, а губы оттопыриваются, и весь он, право же, вульгарен. А его жена, эта унылая дура, считала Хэмпстед ссылкой и кроме тонизирующей водички в рот ничего не брала. Ну, с Джералда Спенсера спрашивать нечего, на то он Джералд Спенсер, а его жена Доротея из тех женщин, что напоминают злющих голландских куколок, почти все время молчала, но с таким видом, словно вот-вот заявит гневный протест. Мюриэл Теттер всегда была ему безразлична, любительница спорить, она болтала все, что взбредет в голову, и уже дважды пыталась втянуть его в какой-то бессмысленный спор. Но этого мало - Баториг, хотя и пил все без разбора, уже явно скучал. И куда, к дьяволу, запропастился этот Грин?
Было почти без четверти девять, когда он наконец явился и даже не подумал извиниться. Невысокий, но крепко сложенный, темноволосый и небритый, в пыльном пальто, надетом поверх не менее пыльного свитера с глухим воротом, Грин, казалось, только что взял расчет после долгого плавания на грузовом судне. Не то чтобы он был пьян, но и не вполне трезв, и сэр Джордж с ужасом почувствовал, что это как бы второй Тим Кемп, только моложе, шумливее и злобнее.
- Поверьте, мистер Грин, - сказала Элисон, - мы вам ужасно рады. Но уж не взыщите, если обед перестоял. Мы ведь ждали вас к восьми.
- Никак не мог! Прошу прощения! Вы, конечно, на меня сердитесь? Ну, продолжайте в том же духе. Это вам идет. - Он улыбнулся ей во весь рот и резко повернулся, едва не сбив с ног дворецкого, который вошел объявить, что кушать подано.
- Поскольку вы, мистер Грин, в настоящее время живете во Франции, - сказал ему сэр Джордж за столом, - я не без некоторого труда раздобыл вот этот кларет. Надеюсь, он вам понравится.
- В рот не беру кларета, но все равно спасибо. Плесните-ка мне виски. - Вообще-то Грин не кричал, но создавалось впечатление, что он долго жил в тех местах, где люди не разговаривают, а кричат; он никогда не понижал голоса - хриплого и грубого, - так что всякое его замечание разносилось по всей маленькой столовой. Он сидел слева от Элисон - справа от нее усадили Баторига. Сэр Джордж сидел между миссис Баториг и Доротеей Спенсер, и так как разговаривать с ними было не о чем, а он чувствовал себя не в своей тарелке и выпил слишком много мартини, он теперь приналег на вино. И очень скоро у него возникло такое чувство, словно он обедает в неприятном сие. Даже когда Мюриэл Теттер и Джералд Спенсер, которому уж во всяком случае следовало бы быть поумнее, начали приставать к Грину с расспросами и разговорами об искусстве, и он прикрикнул на них, чтобы они, черт их возьми, сменили пластинку, - это тоже было где-то далеко, словно во сне. Но Элисон, подумал он, поистине великолепна.
Элисон и чувствовала себя великолепно. Она действительно была, как сказал ее муж, горячей поклонницей творчества Грина, которое так пышно и волнующе расцвело в таинственной, увлекательной сфере на грани между сюжетностью и абстракцией; но при этом Элисон негодовала на него за опоздание и небрежный костюм, в то время как они с Джорджем потратили столько усилий и денег. На первый взгляд он был просто ужасен, какой-нибудь водопроводчик, да и только. Но когда он сказал, что ей к лицу сердиться, и одарил ее улыбкой, она вдруг почувствовала, что он вовсе не ужасен, что только такой человек и мог написать все эти чудесные картины. У него были странные, с прожелтью, глаза, вполне человеческие, и все же, по сравнению с домашним, ручным взглядом Джорджа и его друзей, это были глаза дикого зверя. В нем чувствовалась взрывчатая сила, без которой немыслим настоящий мужчина, но те мужчины, с которыми ей приходилось встречаться, утратили ее или никогда не имели. Мало того: уже через несколько минут после того, как они сели за стол, Элисон поняла, что она единственная, кем он склонен заинтересоваться; она чувствовала, что его явно влечет к ней, хоть это проявлялось в своеобразной, дикой и бесшабашной манере.
- Вы не могли бы говорить чуть потише? - решилась она сказать.
- Могу. А зачем?
- Затем, что я хочу быть уверенной, что вы разговариваете со мной, а не со всеми присутствующими.
- Резонно. Вас как зовут?
- Элисон. Означает ли это, что я могу называть вас Недом?
- Вот именно, Элисон. Ну, как теперь мой голос?
- Гораздо лучше, Нед. Но если бы вы постарались капельку поменьше…
- Эй, вы там! - рявкнул он горничной и дворецкому. - Как насчет виски?
Странное дело, они вовсе не так презрительно воспринимали его обращение, как робкие попытки ее и Джорджа завязать с ними дружбу. Быть может, он напоминал им каких-нибудь эксцентричных аристократов. Во всяком случае, бокал Неда незамедлительно наполнили до краев.
- Ну как, Элисон, посекретничаем? - заорал он ей в самое ухо. И прежде чем она успела ответить, положил руку ей на колено. Это наполнило ее разом восторгом и досадой, так как немедленное продолжение было невозможно. Он, однако, убрал руку и продолжал, не дожидаясь ответа: - Как только покончим здесь, все едем в "Зеленый гонг".
- Кто это все?
Неужели она обманулась? Неужели он не увлекся ею?
- Ну, вот ты, Элисон, крошка. И твой муж, если он будет очень уж настаивать, и всякий, кому надо. А мне надо. У меня там свидание с разными людишками. Повеселимся. Знаешь "Зеленый гонг"?
- В первый раз слышу, Нед.
- Это большой подвальный ресторан. Полно негров. Эх, и таланты расцветают там поздней ночью! Может, тебе не понравится, но плюнь на все и попробуй разок.
Да, Элисон и впрямь великолепна, подумал сэр Джордж, и, кажется, отлично сумела поладить с Грином, ведь ей не меньше, чем ему самому, хочется захватить эту выставку для Дискуса. Ну, уж об этом он позаботится. Сегодня или никогда. Он по-прежнему чувствовал себя как в неприятном сне и надеялся, что переговоры не будут носить щекотливый характер. Если он сам пьян, то что сказать о Грине, который не иначе как загипнотизировал дворецкого, и тот непрерывно подливает ему виски! Он вздохнул с облегчением, когда Элисон, вся разрумянившаяся и сверкающая, увела дам, хотя это означало, что решительный час пробил. Теперь - за дело.
- Я не пью ни портвейна, ни коньяка, не курю сигар и вообще мне некогда, - объявил Грин, закуривая дешевую сигарету. - У меня свидание в "Зеленом гонге". Я уже сказал об этом вашей жене, Джордж, она тоже едет. Есть еще желающие? Всех угощаю. Ну?
- Еду хоть сейчас, - заявил Баториг, который только что налил себе целый стакан коньяку и, видимо, здорово накачался. - Пусть только меня подвезут. На моей машине жена домой уедет. Она не любит задерживаться допоздна, а я, конечно, постоянно задерживаюсь в палате.
Грин уставился на него.
- В какой такой палате?
- Баториг член парламента и министр высшего образования, - поспешил объяснить сэр Джордж.
- Да что вы! Ну, ему полезно прокатиться в "Зеленый гонг". Еще кто?
- Мистер Грин, сэр Джордж… - Джералд Спенсер виновато заерзал на стуле. - Боюсь, что мы с Доротеей…
- Ясно - вы пас, - грубо оборвал его Грин. - И та бабка, что все норовила завести разговор об искусстве, тоже.
Но Спенсера не так-то легко было отстранить.
- Разумеется, я останусь, пока мы не закончим переговоры о выставке работ мистера Грина. - И он многозначительно посмотрел на сэра Джорджа.
Тот понял намек.
- Да, мистер Грин, мне кажется, мы уже достаточно ясно дали вам понять, что Дискус жаждет устроить выставку ваших картин…
- Об этом после, после! - раздраженно воскликнул Грин. - Бога ради, не все сразу.
- Вы хотите сказать, что предпочли бы обсудить этот вопрос позднее и не здесь?