Стоило ей покинуть комнату, как я тут же пожалела, что она не вернется. Мной овладел такой приступ страха, что я застыла на месте, не в силах двинуться, и только это оцепенение не давало мне беспомощно рухнуть на пол. До той поры я не подозревала в себе подобной трусости. Более того, не знала, что у меня вообще имеются "нервы". Никогда в жизни я не походила на тех, кто боится любой тени. Я подумала, что все это полнейшая глупость и наутро я сама устыжусь своего поведения. "Не желаешь считать себя жалкой дурочкой, Марджори Линдон, тогда найди в себе смелость прогнать эти нелепые страхи". Но это не помогло. Страхи не исчезли, они сгустились. Я прониклась убеждением - даже не могу описать этот ужас словами! - что в комнате вместе со мной есть еще кто-то, невидимый и пугающий, и в любую минуту он может явить себя предо мной. Мне пришло на ум - какая это была мука! - что одно и то же существо преследует и меня, и Пола. Что мы с Полом связаны узами страха - обоюдного, всепоглощающего. Что угроза, нависшая надо мной, нависла и над Полом, а я была неспособна и пальцем двинуть, чтобы помочь ему. Мне вдруг померещилось, будто бы я перенеслась из своей комнаты в его дом - и там он, скорчившись на полу и закрыв лицо руками, кричит от ужаса. Эта сцена вновь и вновь вставала перед глазами настолько ясно, что я не находила ей объяснения. В конце концов я обезумела от ее кошмарности и реалистичности. "Пол! Пол!" - закричала я. Мой вопль заставил видение растаять. Я поняла, что, конечно же, нахожусь в собственной спальне, ярко сияют лампы и я еще не начинала раздеваться. "Неужели я схожу с ума?" - пронеслось в голове. Я слышала, что безумие способно принимать самые невероятные формы, однако понятия не имела, что именно могло размягчить мой мозг. Безусловно, такие вещи не появляются из ниоткуда - да еще так неожиданно! - без малейшего предупреждения, а в том, что еще несколько минут назад я была в здравом уме, сомневаться не приходилось. Если и случилось нечто настораживающее, то оно было связано с патетическим предостережением незнакомца, упавшего на улице: "Пол Лессинхэм!.. Берегись!.. Жук!"
Крик звенел в моих ушах… Что он значил?.. За моей спиной раздалось жужжание. Я повернулась посмотреть, откуда оно исходит. Звук следовал за моими движениями, постоянно оказываясь позади. Я быстро обернулась. Источник звука по-прежнему ускользал, оставаясь вне поля зрения.
Я замерла и прислушалась: что же такое столь упорно держится за моей спиной?
Явственно слышалось жужжание. Оно походило на пчелиное. Или… это был жук?
Всю жизнь я терпеть не могла жуков - любых. Меня не пугали крысы или мыши, коровы или быки, змеи, пауки, жабы, ящерицы - ни одно из множества разнообразных созданий, живых или неживых, к которым многие люди питают глубоко укоренившуюся и совершенно необоснованную неприязнь. Главный - и единственный - страх я испытывала перед жуками и тараканами. Стоило мне заподозрить, что где-то рядом безобидный и, как мне говорили, полезный таракан, как мне становилось по-настоящему не по себе. Сам факт, что со мной в спальне находится большой крылатый жук - летающий жук, мой кошмар из кошмаров! - неизвестно как сюда попавший, казался непереносимым. Всякий, кто увидел бы меня в ту минуту, конечно, подумал бы, что я умом тронулась. Я поворачивалась, озиралась, прыгала из стороны в сторону, изгибалась как только могла, лишь бы хоть краем глаза увидать незваного гостя, но все было напрасно. Я все время слышала его, но так и не увидела! Он все время жужжал позади меня.
Ужас вернулся; я начала думать, что у меня заболевание мозга. Я кинулась к кровати. Бросившись на колени, попыталась молиться. Но онемела - слова не приходили ко мне, мысли путались. Страстно желая обратиться к Богу, я внезапно осознала, что борюсь с чем-то порочным и что, если мне удастся просить Его помощи, зло исчезнет. Но я не могла. Была беспомощна - повержена. Я зарыла лицо в простыни и пальцами заткнула уши. Но жужжание позади не прекратилось ни на миг.
Я вскочила и принялась направо и налево осыпать воздух слепыми, яростными ударами; звук всегда исходил оттуда, куда я в тот миг не целилась.
Я рванула на себе платье. В тот день я надела его впервые; оно было сшито специально для бала у герцогини - а еще, и в первую очередь, в честь великого выступления Пола. Тогда, увидев свое отражение в зеркале, я сказала себе, что у меня прежде еще не было столь изысканного наряда, я в нем безупречна и что он много-много дней будет украшать мой гардероб, пусть даже как напоминание о знаменательном вечере. Теперь, в безумии ужаса, все эти мысли позабылись. Я так мечтала избавиться от платья, что порвала его, и оно лоскутами упало на пол к моим ногам. Все, что было на мне, последовало за ним тем же путем; не одна прекрасная вещь оказалась безвозвратно уничтоженной: я, всегда бережно относившаяся к своей одежде, действовала как безжалостный палач. Затем я подбежала к кровати, выключила свет и быстро забралась поглубже под одеяло, накрывшись им с головой.
Я понадеялась было, что, выключив свет, все же приду в себя. Что в темноте у меня будет возможность поразмыслить здраво. Как жестоко я ошиблась! Стало только хуже. Покров тьмы принес новые страхи. Не прошло и пяти секунд, как я отдала бы все на свете, лишь бы опять зажечь лампы.
Я съежилась под одеялом и услышала жужжание над головой: когда в комнате потух свет, слух начал острее различать звуки. Существо, кем бы оно ни было, парило над кроватью. Оно подбиралось ближе и ближе, жужжало все явственнее и явственнее. Я почувствовала, как оно мягко опустилось на одеяло; суждено ли мне забыть те ощущения? На меня будто обрушили тонну свинца. Не стану гадать, каков был его настоящий вес и какую тяжесть мне нарисовало воображение, однако уверена, что весило это создание намного больше любого известного мне жука.
На некоторое время оно затихло - я же, кажется, лежа-сидела ни жива ни мертва. Потом почувствовала, как оно задвигалось, пошатываясь, неуклюже и нескладно, то и дело останавливаясь, точно хотело передохнуть. Я поняла, что оно медленно, но верно ползет к изголовью кровати. Ужас, охвативший меня, когда я осознала, куда может пробираться это существо, боюсь, не оставит меня до конца моих дней, повторяясь не только во снах, но и - очень и очень нередко - при пробуждении. Сердце мое, как гласит псалом, сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей, я не могла пошевелиться; нечто кошмарное и гораздо более могущественное, чем чары змия, овладело мной.
Оно доползло до изголовья, и то, чего я боялась - и еще как боялась! - действительно случилось. Существо начало искать, как ему попасть под одеяло, а затем заползло под него; чудо, что я не умерла от страха! Дюйм за дюймом оно приближалось и приближалось ко мне; я знала, куда оно направляется, но выхода не было; что-то дотронулось до моих волос.
Спасением мне стало забытье. Впервые в жизни я потеряла сознание.
Глава 28. Странная история человека с улицы
Уже несколько недель я ждала, что вокруг завертятся волнующие события, - и дождалась. Однако едва ли предвидела такое. Всем известно, как это бывает. Внезапно я оказалась в центре невероятнейших происшествий, нагрянувших самым непредсказуемым образом.
Позвольте мне привести их хотя бы в какое-то подобие порядка.
Начну с того, что Сидней повел себя безобразно. Настолько плохо, что я ненароком подумала, не стоит ли мне изменить свой взгляд на его характер в целом. Тем утром я - не стану говорить, что проснулась, так как, кажется, в ту ночь я погружалась совсем не в сон - пришла в сознание почти в девять часов. Очнулась я, сидя на кровати и дрожа, как перепуганный ребенок. Я не знала - не имела ни малейшего представления - о том, что на самом деле со мной произошло. Я ощутила, что голова моя идет кругом и меня подташнивает: самочувствие совсем никуда не годилось. Я попробовала осмыслить случившееся и составить план дальнейших действий, но в конце концов решила обратиться за советом и помощью к тому, у кого всегда их находила, - к Сиднею Атертону.
Я отправилась к нему и поведала всю свою печальную историю. Он видел, не мог не видеть, как глубоко ночные события взволновали меня. Сидней внимательно и сочувственно выслушал рассказ, а затем я неожиданно обнаружила, что все это время папа скрывался за стоящей в комнате ширмой, ловя каждое слово, слетавшее с моих уст. Я, конечно же, была ошеломлена. Папа поступил очень некрасиво, но со стороны Сиднея это выглядело самым настоящим предательством. Мы с ним всю жизнь делились секретами; мне и в голову не приходило хоть на йоту покривить перед ним душой, и он прекрасно об этом знал; к тому же я всегда верила, что в вопросах чести мужчины гораздо щепетильнее женщин. Я высказала этим господам все, что о них думаю, и ушла, по-моему, сильно их пристыдив.
Для меня все закончилось одним - я завелась. Это походило на оживляющее воздействие холодного душа. Я поняла, что должна действовать сама, не рассчитывая ни на чью помощь.
Я вернулась домой, и мне сообщили, что найденный на улице мужчина пришел в себя и способен осознавать происходящее, как любой нормальный человек. Сгорая от желания узнать, что именно связывает его и Пола и как понимать его зловещие пророчества, я, скинув шляпку, поспешила к нему в комнату.
Увидев меня и узнав, кто я такая, больной рассыпался в глубочайших благодарностях. По его щекам струились слезы. Мне показалось, что жизнь едва теплится в нем. Был он слаб, бледен, до крайности изможден. Возможно, он никогда не отличался крепким здоровьем, но сейчас бросалось в глаза, как лишения истощили его последние силы. От него остались кожа да кости. Его вид кричал о физическом и умственном изнурении.
Он был достаточно красив - неброской красотой. Голубоглазый, с очень светлыми волосами. Смею предположить, в прошлом он был щеголеватым клерком. Я гадала по поводу его возраста: несчастья столь быстро старят человека, - но сомневаюсь, что он достиг сорокалетнего рубежа. Голос его, поначалу тихий, выдавал образованность, а когда больной, набравшись смелости и став откровеннее, разговорился, я не могла не отметить его прямую простоту, близкую к красноречию. Что за любопытную историю он мне поведал!
Настолько любопытную, даже ошеломляющую, что к ее окончанию я раздумывала, есть ли у меня иной выход, чем простить Сиднея и, несмотря на все его недавние, вызывающе неприятные проступки, вновь обратиться к нему за помощью. Ведь если то, что поведал мне этот чужак, было правдой - хотя его история казалась невероятной, говорил он как человек, не способный на ложь! - тогда Полу угрожала жуткая и, очевидно, совершенно необъяснимая опасность; в таких делах на счету каждая секунда. И я почувствовала, что даже при всем своем желании мне в одиночку не найти выхода из сложившегося положения. У меня по-прежнему не получалось забыть о кошмарах прошедшей ночи, и пока они были свежи в моей памяти, разве могла я, стреноженная страхом, надеяться справиться с таинственным созданием, о котором так красочно рассказал мой гость? Нет! Я верила, что Сидней, в своей странной манере, действительно неравнодушен ко мне; знала, что он быстр, хладнокровен и изобретателен и что эти его качества лучше всего раскрываются в трудных ситуациях; возможно, не такой уж он бессовестный и, на сей раз, я не уйду от него ни с чем.
Поэтому за ним был послан слуга - в крайней спешке.
Удача мне улыбнулась, Сидней пришел через пять минут. Так получилось, что он как раз отобедал с Дорой Грейлинг, жившей в конце нашей улицы, и лакей столкнулся с ним у крыльца ее дома. Я пригласила Сиднея в свою комнату.
- Я хочу, чтобы вы прошли к найденному на улице человеку и послушали, что он рассказывает.
- С удовольствием.
- Я могу вам доверять?
- В том, что я его выслушаю?.. Вероятно.
- Могу ли я полагаться, что все останется в тайне?
Он ничуть не смутился - ни разу в жизни я не видела, как Сидней Атертон смущается. Что бы он ни натворил, настроение у него всегда кажется отличным. Его глаза сверкнули:
- Можете; буду нем как рыба, даже перед папа.
- Тогда вперед! Но, как вы понимаете, я собираюсь на деле убедиться в правдивости заверений, которыми вы осыпали меня все эти годы, и посмотреть, питаете ли вы ко мне настоящие чувства.
Когда мы вошли в комнату больного, Сидней направился прямо к его кровати, пристально поглядел на лежащего человека, сунул руки в карманы брюк и присвистнул, немало меня этим удивив.
- Ого! - воскликнул он. - Так это ты!
- Вы с ним знакомы? - спросила я.
- Вряд ли я с готовностью назову это знакомством, но память на лица у меня отменная, и мне доводилось сталкиваться с этим джентльменом ранее по меньшей мере однажды. Не исключаю, что и он меня помнит… Помнишь?
Незнакомцу было не по себе, как будто тон и манера Сиднея привели его в замешательство.
- Помню. Вы тот человек на улице.
- Точно. Я именно тот… тип. А ты - господин, выскочивший в окно. Со времени нашей первой встречи ты вроде неплохо так устроился. - Сидней обратился ко мне: - Если это возможно, мисс Линдон, я бы предпочел сказать этому джентльмену пару слов с глазу на глаз… Вы не возражаете?
- Возражаю… решительно возражаю. Для чего, как вы думаете, я послала за вами?
Сидней растянул губы в этой своей нелепой, вызывающей ухмылке - словно у нас не серьезное дело, а пустяк.
- Послали, чтобы показать, что я все еще не утратил вашего доверия.
- Не мелите ерунду! Этот человек поведал мне невероятнейшую историю, и я послала за вами, как вы догадываетесь… не слишком охотно, - Сидней поклонился, - чтобы он ее повторил в вашем - и в моем - присутствии.
- Вот как?.. Ладно!.. Разрешите предложить вам стул: кажется, рассказ будет не из самых коротких.
Решив немного его умилостивить, я села на предложенное место, хотя предпочла бы стоять; сам он устроился на краю кровати и направил на незнакомца пронзительный, вопрошающий и не слишком дружелюбный взгляд.
- Ну, сэр, мы к вашим услугам; будьте столь любезны и соблаговолите опутать нас второй порцией того любезного слуху повествовательного полотна, кое вы изволите прясть. Начнем, однако, с правильного конца!.. Зовут-то вас как?
- Меня зовут Роберт Холт.
- Не иначе?.. Ну, мистер Роберт Холт, выкладывайте!
Ободренный таким образом, мистер Холт повторил то, что говорил мне ранее, только более связно. По-моему, взгляд, каким Сидней смотрел на него, обладал неким гипнотическим свойством, и рассказчик не сбивался с темы - ему, с первого до последнего слова, не понадобилось ни единого наводящего вопроса.
Мистер Холт поведал, как его, усталого, мокрого, отчаявшегося и отчаянного, не пустили в ночлежный дом - хотя, казалось бы, там найдется приют для всех, кто потерял надежду. Рассказал, как подошел к открытому окну казавшегося пустым дома и, всего лишь пытаясь укрыться от ночного ненастья, забрался внутрь. Как вдруг очутился перед необычайным существом, которое показалось ему, измотанному и ослабевшему, человеком лишь наполовину. Как это жуткое создание с ненавистью осыпало дикими проклятиями Пола Лессинхэма - моего Пола! Как оно, воспользовавшись немощностью мистера Холта, полностью подчинило его своей ужасной и, по правде говоря, почти небывалой воле. Как послало этого несчастного, практически нагого, на улицу в дождь и ветер с приказом совершить кражу в особняке Пола, и как он, Холт, пошел туда, потому что не мог оказать ни малейшего сопротивления. Как Пол, внезапно вернувшись домой, наткнулся на мистера Холта в самый разгар преступного деяния и как, выслушав таинственные слова взломщика о загадочном жуке, потерял самообладание и позволил нарушителю сбежать, даже не пытаясь его остановить.
Эта история удивила меня в первый раз, а - рассказанная вторично - показалась еще поразительнее; однако, пока я наблюдала, как слушает ее Сидней, мне пришло в голову, что он все это уже знает. Так я ему и заявила, когда мистер Холт завершил свою повесть:
- Ведь вы не впервые слышите о произошедшем?
- Простите… но впервые. Вы думаете, я живу в стране волшебных сказок?
Нечто в его поведении подсказало мне, что он обманывает.
- Сидней!.. Не надо лжи!.. Пол вам все рассказал!
- Я не лгу - по меньшей мере в этом; от мистера Лессинхэма я такого не слышал. Давайте-ка обсудим эти мелочи как-нибудь попозже. Тем временем, возможно, вы позволите мне задать несколько вопросов мистеру Холту.
Я не стала вмешиваться, хотя чувствовала, что он что-то утаивает от меня и знает странную историю мистера Холта гораздо лучше, чем показывает. По какой-то причине его скрытность меня обеспокоила.
Сидней молча окинул мистера Холта взглядом.
Затем произнес в своей особой, приправленной откровенной дерзостью манере:
- Полагаю, мистер Холт, развлекая нас этой новоизобретенной сказкой, вы не надеялись, что мы с радостью проглотим вашу милую выдумку.
- Ни на что я не надеялся. Только рассказ мой правдив. И вы об этом знаете.
Кажется, Сидней такого не ожидал.
- Зря вы, вслед за мисс Линдон, считаете, что я обладаю более обширными познаниями, чем стремлюсь показать. Тем не менее, оставим вопрос до иных времен… Как я понял, вы с особым тщанием пытались поведать нам о таинственном обитателе некоего странного жилища.
Я заметила, что мистер Холт задрожал.
- Мне его не забыть, - ответил он.
- В таком случае, вы сможете описать его нам.
- Вряд ли в моих силах сделать это беспристрастно. Но я постараюсь.
Если оригинал был изумительнее рассказа о нем, то, должно быть, существо и вправду потрясало воображение. У меня сложилось впечатление, что речь шла скорее о чудовище, чем о человеке. Пока мистер Холт давал это леденящее кровь описание, я внимательно наблюдала за Сиднеем и все сильнее убеждалась, что он знает о подоплеке этого необычного дела больше, чем показывает и чем может предположить сам рассказчик. Затем он задал вопрос, совершенно не вытекающий из истории мистера Холта:
- Вы уверены, что это прекрасное создание было мужчиной?
- Нет, сэр, как раз в этом я не уверен.
По интонации Сиднея я поняла, что он получил именно тот ответ, на который рассчитывал:
- Думаете, это была женщина?
- Мне действительно это не раз приходило в голову. Однако мне вряд ли удастся объяснить, что заставило меня так думать. В чертах этой твари не было ничего женственного. - Он умолк, словно задумался о чем-то. Потом добавил: - По-моему, я это просто почувствовал.
- Понимаю… Ладно… Сдается мне, мистер Холт, у вас хорошо развита интуиция. - Сидней поднялся с кровати и потянулся, будто стряхивая усталость, - он часто так делает. - С моей стороны было бы нечестно утверждать, что я не верю ни слову из вашей очаровательной - и непритязательной - сказки. Напротив, я выкажу полное к вам доверие, заметив, что у меня нет ни малейших сомнений в том, что вы сможете, к моему особому удовлетворению, направить меня в восхитительную резиденцию, в стенах которой началась ваша история.
Мистер Холт побагровел: вряд ли Сиднею удалось бы менее откровенно выразить свое отношение к его рассказу.
- Не забывайте, сэр, ночь была темная, местность - совершенно мне незнакомая, да и сам пребывал в таком состоянии, что по сторонам особо не смотрел.
- Все это я учитываю, однако… как далеко вы ушли от работного дома в Хаммерсмите?
- Едва ли я прошел больше полумили.