Эвертон воспринял предложение без особого восторга, поэтому его благодарность прозвучала натянуто и сухо. Посторонняя маленькая девочка, хоть она и дочь викария, может занести в дом инфекцию современных детей и заразить Монику дерзостью и жаргоном, которые он так презирал. Он решил свести общение с викарием до минимума.
Тем временем он со все возрастающим интересом изучал девочку. В ней произошла разительная перемена, как будто она только что вернулась после обучения в школе. Она удивляла и озадачивала его, употребляя выражения, которые не могла услышать дома. С ее губ срывался не тот жаргон, которым пользуется развязная современная молодежь, а вежливый семейный сленг его юности. К примеру, однажды утром она заметила, что садовник Мид - мастак в подрезании веток.
Мастак! Это слово перенесло Эвертона в далекое прошлое; если быть точным, в детство, проведенное в респектабельном доме на Белгрейв-сквер, где он впервые услышал его именно в таком значении. Его десятилетняя сестра Гертруда питала страсть к жаргонным словечкам и однажды заявила, что будет мастаком во французском. Раньше знатока называли "мастаком" или "докой". Но кто такой "мастак" в наши дни? Он уже много лет не слышал этого выражения.
- Где ты научилась так говорить? - спросил он таким странным тоном, что Моника с беспокойством посмотрела на него.
- Я неправильно выражаюсь? - напряглась она. Она вела себя, как ребенок, который перешел в новую школу и боится, что еще не успел выучить модные словечки.
- Это сленговое выражение, - холодно пояснил пурист. - Раньше так называли специалиста своего дела. Где ты его услышала?
Она не ответила и улыбнулась загадочной, по-детски кокетливой улыбкой. Она всегда отмалчивалась, но ее молчание больше не было угрюмым. Она быстро менялась и тем самым приводила в замешательство своего опекуна. Перекрестный допрос не удался, и он решил посоветоваться с мисс Гриббин.
- Этот ребенок читает неизвестно что, - заявил он.
- В настоящее время она не расстается с Диккенсом и Стивенсоном, - ответила мисс Гриббин.
- Тогда где она набирается жаргонных словечек?
- Не знаю, - разозлилась секретарша, - и уж совсем непонятно, где она научилась играть в "кошкину люльку".
- Что? С веревочкой? Она в нее играет?
- На днях я видела, как она сложила весьма сложную и замысловатую фигуру. И не пожелала объяснить, где она этому научилась. Я взяла на себя труд расспросить слуг - никто ей ничего не показывал.
Эвертон нахмурился.
- Насколько мне известно, в библиотеке нет книг, в которых описываются игры с веревочкой. Как вы думаете, может быть, она тайком подружилась с кем-то из деревенских детей?
Мисс Гриббин покачала головой.
- Для этого она слишком разборчива. Кроме того, она редко ходит в деревню одна.
На этом их разговор закончился. С любознательностью естествоиспытателя Эвертон внимательно наблюдал за девочкой, стараясь не вызвать в ней подозрений. Она быстро развивалась. Он с самого начала знал, что она должна развиваться, но процесс ее развития поражал, озадачивал его и опровергал заранее сложившуюся теорию. Неухоженное дерево не только росло, но и подавало признаки культивирования. Словно на Монику оказывали влияние внешние силы, не имеющие никакого отношения ни к нему, ни к другим обитателям дома.
Зима не хотела сдаваться, и мрачные дождливые дни вынуждали мисс Гриббин, Монику и Эвертона сидеть дома. Он не выпускал девочку из-под своего пристального наблюдения, и однажды темным тоскливым днем, проходя мимо так называемой классной комнаты, он остановился и прислушался. И внезапно осознал, что его поведение напоминает банальное подслушивание. Между психологом и джентльменом завязалась короткая борьба, в которой джентльмен временно одержал верх. Громко топая ногами, Эвертон подошел к двери и распахнул ее.
Его охватило смутное беспокойство, и это чувство было ему хорошо знакомо. В последние дни время от времени, как правило, после наступления темноты, он заходил в пустую комнату с ощущением, что пока он не переступил порог, в комнате кто-то находился. Причем его появление спугнуло не одного-двух, а целую толпу. Он скорее чувствовал, чем слышал, как они бросаются врассыпную, быстро и бесшумно, будто тени, разлетаются по самым невероятным укрытиям, откуда, затаив дыхание, наблюдают за ним и ждут, когда он уйдет. Сейчас он оказался в такой же напряженной атмосфере и огляделся вокруг, словно ожидая увидеть кучку детей на полу в центре комнаты или обнаружить их укрытия. Если бы в комнате стояла мебель, он бы невольно принялся искать глазами туфельки, выгладывающие из-под столов или кушеток, края одежды, торчащие из шкафа.
Однако, кроме Моники, в продолговатой комнате никого не было - от стены до стены и от пола до потолка. Моника стояла перед большим высоким окном, усеянным мелкими каплями дождя, и подняла голову, когда он вошел. Он еще успел увидеть, как с ее губ сползла улыбка. По едва заметному движению плеч он понял, что она что-то прячет в руках за спиной.
- Привет, - произнес он с наигранной веселостью, - чем ты тут занимаешься?
- Ничем, - ответила она, но не так угрюмо, как делала это прежде.
- Перестань, - сказал Эвертон, - так нельзя. Ты разговаривала сама с собой, Моника. Ты не должна этого делать. Это дурная и очень, очень глупая привычка. Ты сойдешь с ума, если вовремя не остановишься.
Она опустила голову.
- Я не разговаривала с собой, - игриво, но в то же время осторожно ответила она тихим голосом.
- Чушь. Я тебя слышал.
- Я не разговаривала с собой.
- Ас кем же еще? Здесь больше никого нет.
- Сейчас - нет.
- Что значит "сейчас"?
- Они ушли. Думаю, вы их напугали.
- О ком ты говоришь? - он сделал шаг в ее сторону. - Кого ты называешь они?
В следующую секунду он разозлился на себя. Он воспринимает ее слова слишком серьезно, а ведь ребенок всего-навсего смеется над ним. Она словно праздновала победу, заставив его принять участие в придуманной игре.
- Вы не поймете, - заявила она.
- Я понимаю только одно - ты понапрасну тратишь время и ведешь себя, как маленькая глупая девочка. Что ты прячешь за спиной?
Она протянула правую руку, разжала пальцы и показала наперсток.
- Почему ты его спрятала? - удивился он.
На ее губах заиграла загадочная улыбка - ее постоянная улыбка последних дней.
- Мы с ним играли. Я не хотела, чтобы вы узнали.
- Ты имеешь в виду, что ты с ним играла. И почему ты не хотела, чтобы я узнал?
- Из-за них. Я думала, вы не поймете. Вы и в самом деле не понимаете.
Он понял, что сердиться или проявлять нетерпение бесполезно, и заговорил более мягким тоном, попытавшись даже проявить понимание.
- Кто такие они? - спросил он.
- Просто они. Другие девочки.
- Понятно. И они приходят с тобой поиграть, да? И убегают каждый раз, когда появляюсь я, потому что я им не нравлюсь. Верно?
Она покачала головой.
- Дело не в том, что вы им не нравитесь. Думаю, они ко всем хорошо относятся. Просто они очень застенчивы. Они очень долго боялись меня. Я знала, что они здесь, но прошли многие недели, прежде чем они решились поиграть со мной. Я и увидела-то их не сразу, а лишь через несколько недель.
- Да? Интересно, как они выглядят?
- О, они обычные девочки. Ужасно, ужасно милые. Некоторые немного старше, чем я, некоторые младше. И одеваются они не так, как другие современные девочки. Они носят белые платья с длинными юбками и ленты в волосах.
Эвертон с серьезным видом склонил голову. "Она увидела их на иллюстрациях к книгам у меня в библиотеке", - подумал он.
- И ты не знаешь, как их зовут? - спросил он, надеясь, что его вопрос прозвучал небрежно, но искренне и что она не заметила проскользнувшей насмешки.
- Нет, знаю. Одну девочку зовут Мэри Хьюит, мне она нравится больше всех, есть еще Элси Пауэр и…
- Сколько их всего?
- Семь. Хорошее число. А это - классная комната, где мы играем. Я люблю играть. Жаль, что я не научилась играть в игры раньше.
- И вы играли в наперсток?
- Да. Они называют эту игру "Найди наперсток". Одна из нас прячет его, а потом остальные пытаются найти, и тот, кто находит, прячет его снова.
- Ты хочешь сказать, что прячешь его сама, а потом сама же и ищешь.
Улыбка тотчас сползла с ее лица, и по ее глазам он понял, что доверительный разговор окончен.
- Да ну! - воскликнула она. - Вы все-таки не понимаете. Я так и думала, что вы не поймете.
Однако, Эвертону казалось, что он понял. Его лицо озарила внезапная радостная улыбка.
- Ладно, не обращай внимания, - махнул он рукой. - Но на твоем месте я бы не заигрывался.
С этими словами он вышел из комнаты. Но любопытство заставило его задержаться и прислушаться с другой стороны двери, которую он закрыл за собой. И не напрасно. Он услышал шепот Моники:
- Мэри! Элси! Выходите. Все в порядке. Он ушел.
В ответ раздался шепот, совсем не похожий на голос Моники, и он резко вздрогнул, но потом тихо рассмеялся над своим замешательством. Раз Моника играет разные роли, естественно она старается говорить разными голосами.
Спускаясь вниз в глубокой задумчивости, он пришел к интересным выводам и чуть позже поделился ими с мисс Гриббин.
- Я понял, почему так изменилась Моника. Она придумала себе воображаемых друзей, других маленьких девочек.
Мисс Гриббин вздрогнула и подняла глаза от газеты, которую читала.
- Неужели? - воскликнула она. - По-моему, это нездоровый признак.
- Я бы так не сказал. Дети, особенно девочки, часто придумывают себе друзей. Это довольно распространенное явление. Помню, у моей сестры тоже была воображаемая подружка, и она страшно злилась, когда никто из нас не принимал ее всерьез. В случае с Моникой это абсолютно нормально - нормально, но интересно. Должно быть, богатое воображение досталось ей в наследство от отца, и вот результат - она приобрела семь воображаемых друзей. Подумать только, у них есть даже имена! Она одинока, у нее нет друзей-сверстников, и, естественно, она придумала себе не одну, а сразу несколько подружек. Все они красиво и аккуратно одеты. Наверняка их платья взяты из викторианских книг, которые она нашла в библиотеке.
- Это ненормально, - поджала губы мисс Гриббин. - И я не понимаю, где она нахваталась всяких выражений, кто ее научил так говорить и играть в эти игры…
- Книги. Все это она нашла в книгах. А теперь притворяется, что это они ее научили. Но вот что самое интересное: благодаря ее фантазиям я впервые испытал на себе действие телепатии, к которой прежде относился весьма скептически. С тех пор как Моника придумала себе новую игру, и до того, как я об этом узнал, у меня несколько раз возникало четкое ощущение, что в доме находится много маленьких девочек.
Мисс Гриббин в испуге уставилась на него. Она открыла рот, словно собиралась что-то сказать, но потом передумала, оборвав себя на полуслове.
- Моника, - улыбаясь, продолжал он, - выдумала этих подружек и с помощью телепатии дала мне знать об их существовании. А ведь, признаюсь, в последнее время меня очень беспокоили мои нервы.
Казалось, мисс Гриббин рассердилась, однако ее лицо оставалось невозмутимым, уголки губ опустились.
- Мистер Эвертон, - заявила она, - мне бы не хотелось слышать от вас такие речи. Дело в том, - неуверенно добавила она, - что я не верю в телепатию.
Пасха в этом году наступила рано, и вместе с ней на каникулы приехала Глэдис Парслоу. Вскоре после ее приезда Эвертон получил записку от викария, в которой тот приглашал Монику в гости поиграть с его дочерью в следующую среду.
Приглашение вызвало в Эвертоне волну раздражения и поставило его в затруднительное положение. Вот он, дестабилизирующий фактор, то внешнее влияние, которое может разрушить его эксперимент по воспитанию Моники. Разумеется, он мог попросту отклонить приглашение, причем в холодных и резких выражениях, дабы раз и навсегда пресечь подобные попытки, но у него не хватило духа. Он был деликатным человеком и не хотел показаться грубым или, хуже того, смешным. Он пошел по пути наименьшего сопротивления и принялся убеждать себя, что один ребенок, да еще и ровесница Моники, общаясь с ней в атмосфере собственного дома, не способен оказать на нее сильного влияния. В конце концов, он отпустил Монику.
Сама Моника, похоже, радовалась возможности пойти в гости, но выражала свою радость по-взрослому сдержанно. Сырым хмурым днем мисс Гриббин проводила ее до дома священника - они пришли ровно в половине четвертого - и передала ее на руки служанке, которая открыла им дверь.
Вернувшись домой, мисс Гриббин явилась к Эвертону с отчетом. В ее голове вертелась мысль, казавшаяся ей очень смешной, и при разговоре с Эвертоном она даже пару раз хихикнула, что случалось с ней крайне редко.
- Я оставила ее у дверей, - рассказывала она, - поэтому не видела, как она встретилась с девочкой. Надо было остаться и посмотреть. Забавное, должно быть, зрелище.
Эвертона покоробил ее тон. Она говорила о Монике, как о живущем в неволе зверьке, который впервые в жизни увидел себе подобного. Сравнение показалось ему настолько верным, что Эвертон даже поморщился. Он почувствовал укол совести и только тогда впервые задался вопросом, правильно ли он поступает с Моникой.
Ему ни разу не приходило в голову спросить себя, счастлива ли она. Правда заключалась в том, что, почти ничего не зная о детях, он искренне полагал, что дети способны страдать лишь от физической жестокости. Если бы прежде он потрудился спросить себя, счастлива ли Моника, он бы просто отмахнулся от этого вопроса, решив, что она не имеет права быть несчастной. Он предоставил ей кров, даже некоторую роскошь, плюс возможность развивать свой интеллект. А общаться она могла с ним, с мисс Гриббин и, до определенного предела, со слугами…
Ах, если бы не картинка, возникшая в воображении после слов мисс Гриббин и ее дурацкого смеха! Маленький человечек впервые идет на встречу с другим маленьким человечком, она смущена и не знает, что нужно делать и говорить. Довольно жалкое зрелище, не делающее чести Эвертону. Эти ее воображаемые друзья… Неужели они появились вследствие того, что Моника испытывает потребности, о которых он понятия не имеет, о которых он даже не потрудился ничего узнать?
Он не был злым человеком, и мысль о том, что он мог совершить столь недобрый поступок, причиняла ему страдания. Вполне возможно, что современные дети, которых он так не любит за их манеры, всего лишь подчиняются неумолимым законам эволюции. Что, если, ограждая Монику от общения с ними, он нарушает законы природы? Что, если Моника может естественно развиваться только в том случае, если ей будет позволено беспрепятственно идти в ногу со своим поколением?
Он возбужденно мерил шагами свой маленький кабинет и, наконец, нашел компромисс. Он станет еще внимательнее наблюдать за Моникой и расспрашивать ее при каждом удобном случае. И если поймет, что она несчастна, что ей действительно требуется общение с другими детьми, тогда он придумает, что можно сделать.
Но когда Моника вернулась домой, он сразу увидел, что она не слишком весело провела время. Она выглядела подавленной и почти ничего не рассказывала. Девочки явно не сумели подружиться. Когда ее стали расспрашивать, она призналась, что Глэдис ей не очень понравилась. Она произнесла эту фразу с задумчивым видом, сделав небольшую паузу перед словами "не очень".
- Почему она тебе не понравилась? - резко спросил Эвертон.
- Не знаю. Она такая смешная. Не похожая на других девочек.
- А что ты знаешь о других девочках? - удивился он.
- Ну, она совсем не похожа…
Моника внезапно замолчала и опустила глаза.
- На твоих подруг, ты хотела сказать? - уточнил Эвертон.
Она смерила его быстрым, изучающим взглядом и вновь опустила глаза.
- Ни капельки не похожа, - подтвердила она. Она и не может быть на них похожа.
Эвертон не стал мучить ребенка дальнейшими вопросами и разрешил ей идти. Она тотчас бросилась в пустую комнату, чтобы там удовлетворить свою потребность в общении.
На данный момент Эвертон был доволен. Моника абсолютно счастлива, ей не нужны ни Глэдис, ни другие друзья ее возраста. Его эксперимент проходит успешно. Она сама придумала себе подруг и с удовольствием отправилась играть с детьми, порожденными ее фантазией.
Поначалу ему казалось, что все хорошо, - большего и желать нельзя. И вдруг на него снизошло внезапное озарение, поразившее его как гром среди ясного неба, - ведь в действительности это противоестественно и ненормально.
Хотя Моника не испытывала ни малейшего желания вновь встретиться с Глэдис Парслоу, правила приличия требовали пригласить дочь викария с ответным визитом. Скорее всего, Глэдис Парслоу хотела идти в гости не больше, чем Моника хотела ее развлекать. Но благодаря строгой дисциплине она явилась точно в назначенное время, и Моника повела себя по-взрослому учтиво, встретив ее сдержанно и с достоинством.
Моника проводила свою гостью в пустую комнату, и в тот день ни Эвертон, ни мисс Гриббин больше не видели Глэдис Парслоу. Когда прозвучал гонг к чаю, Моника появилась одна и тихим голосом сообщила, что Глэдис уже ушла домой.
- Вы поссорились? - поинтересовалась мисс Гриббин.
- Н-нет.
- Тогда почему она ушла так быстро?
- Она глупая, - бесхитростно ответила Моника. - Вот и все.
- Может, глупая не она, а ты. Почему она ушла?
- Она испугалась.
- Испугалась?
- Ей не понравились мои подруги.
Мисс Гриббин переглянулась с Эвертоном.
- Ей просто не понравилась глупая девочка, которая разговаривает сама с собой и выдумывает всякую чушь. Неудивительно, что она испугалась.
- Сначала она не поверила, что они существуют на самом деле, и стала надо мной смеяться, - сказала Моника, сев на стул.
- Естественно!
- А потом, когда она их увидела…
Мисс Гриббин и Эвертон прервали ее одновременно, повторив хором и с неподдельным изумлением ее последние слова.
- И когда она их увидела, - невозмутимо продолжала Моника, - они ей не понравились. Думаю, она просто испугалась. Во всяком случае, она не захотела остаться и сказала, что пойдет домой. По-моему, она глупая. Мы все от души над ней посмеялись, когда она ушла.
Она говорила обычным тоном, и если в душе радовалась, что своими словами привела мисс Гриббин в замешательство, то ничем этого не показывала.
А мисс Гриббин уже не могла скрывать свой гнев.
- Ты очень плохая девочка. Нельзя говорить неправду. Ты прекрасно знаешь, что Глэдис не могла увидеть твоих подруг. Ты ее просто напугала тем, что разговаривала с несуществующими людьми. Она больше никогда не придет к тебе играть. Так тебе и надо!
- Не придет, - согласилась Моника. - Она правда их видела, мисс Гриббин.
- Откуда ты знаешь? - спросил Эвертон.
- Я поняла это по ее лицу. К тому же она разговаривала с ними, пока бежала к двери. Поначалу они очень смущались от присутствия Глэдис. Никак не хотели выходить, но я их очень просила, и в конце концов они появились.
Эвертон взглядом остановил новую вспышку гнева у мисс Гриббин. Ему хотелось узнать побольше, поэтому он решил проявить терпение и сдержанность.