Они продолжали смотреть друг на друга, и вдруг она с изумлением увидела, что после ее слов выражение напряженного ожидания стерлось с его лица.
- Ах, это! - он бросил взгляд на газетную страницу и сложил ее как совершенно безвредную, давно знакомую вещь. - Что с тобой сегодня, Мэри? Я думал, ты получила плохое известие.
Она стояла перед ним, и ее безотчетный ужас медленно растворялся под воздействием его уверенного тона.
- Значит, ты об этом знал? Ничего страшного?
- Конечно, я об этом знал. Все в порядке.
- Но что это такое? Я не понимаю. В чем тебя обвиняет этот человек?
- Во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, - Войн бросил вырезку на пол и опустился в кресло, стоявшее у камина. - Хочешь услышать всю историю? Ничего интересного - обычная склока из-за доли участия в "Блу Стар".
- Но кто такой Элвелл? Это имя мне незнакомо.
- Да один парень, которого я привлек к участию в сделке… помог ему. В свое время я тебе о нем рассказывал.
- Наверное, забыла, - она тщетно напрягла память. - Но если ты ему помог, то почему же тогда он так поступает?
- Вероятно, его уговорил какой-нибудь проныра-адвокат. В деле много технических подробностей и сложностей. Мне казалось, тебя не интересуют подобные вещи.
Женщина почувствовала укол совести. Теоретически она не поддерживала позицию американских жен, которые не вникают в профессиональные дела мужа, но на практике ей редко удавалось сосредоточить внимание на рассказе Война о многообразных сделках, в которых он участвовал. Кроме того, в годы ссылки она чувствовала, что раз ее муж вынужден заниматься тяжелым трудом ради достижения благосостояния, значит, они должны использовать любое свободное время для побега от повседневных обязанностей, для погружения в жизнь, о которой всегда мечтали. Пару раз с того времени, как жизнь очертила вокруг них магический круг, она спрашивала себя, правильно ли поступила; но до сих пор ее сомнения являли собой не более чем ретроспективные экскурсы богатой фантазии. Теперь же она неожиданно для себя впервые понята, как мало она знает о материальном фундаменте, на котором строится ее счастье.
Она взглянула на мужа, и его спокойный вид добавил ей уверенности; однако ей требовались более определенные основания для уверенности.
- Но разве тебя не волнует судебная тяжба? Почему ты никогда не говорил мне об этом?
Он сразу ответил ей на оба вопроса.
- Сначала я не говорил об этом, потому что тяжба меня действительно беспокоила - скорее даже нервировала. Но теперь она уже в прошлом. Вероятно, тебе прислали старый номер "Сентинела".
Она задрожала от радости.
- То есть все кончено? Он проиграл дело?
Бойн ответил после едва заметной паузы.
- Дело прекратили. Вот и все.
Но она настаивала, словно пытаясь оправдаться перед самой собой за то, что позволила себе отстраниться.
- Он отозвал иск, потому что понял, что у него нет шансов?
- О да, у него не было никаких шансов, - ответил Бойн.
В глубине души она все еще чувствовала смутную тревогу и никак не желала сдаваться.
- Когда прекратили дело?
Он ответил не сразу, словно к нему вернулась прежняя неуверенность.
- Я узнал только что, но я этого ожидал.
- Только что? Прочитал в одном из писем?
- Да, в одном из писем.
Она не ответила и лишь через несколько секунд осознала, что он встал, пересек комнату и сел рядом с ней на диван. Она почувствовала, как он обнял ее, нашел ее руку и сжал в своих пальцах, и, медленно повернувшись, встретила взгляд его улыбающихся глаз.
- Все в порядке… все в порядке? - вопрошала она, чувствуя, как растворяются ее сомнения.
- Даю тебе слово! - засмеялся он в ответ, прижимая ее к себе.
Потом она вспоминала, что самым странным на следующий день было неожиданное и полное восстановление чувства безопасности.
Оно витало в воздухе, когда она проснулась в своей темной комнате с низким потолком; оно спустилось вместе с ней к завтраку, вспыхнуло огоньком в камине и отразилось в самоваре и рифленых боках георгианского чайника. Словно все ее расплывчатые страхи предыдущего дня, обострившиеся в момент прочтения газетной статьи, словно осторожные расспросы о будущем и неожиданное возвращение в прошлое погасили их взаимные долги по нравственным обязательствам по отношению друг к другу. Если она и в самом деле проявляла равнодушие к делам мужа, то ее новое душевное состояние доказывало, что ее вера в него оправдывала такое равнодушие, что перед лицом грозящей опасности и подозрений он заслужил право на ее доверие. Он выглядел самим собой, умиротворенным и спокойным после допроса, которому она его подвергла: словно он чувствовал ее сомнения и не меньше нее хотел внести ясность.
Слава Богу, все прояснилось, как небо за окном, которое казалось по-летнему ярким, когда она вышла из дома прогуляться по саду. Бойн сидел за своим столом с трубкой во рту, склонившись над бумагами, и, проходя мимо библиотеки, она не отказала себе в удовольствии украдкой взглянуть на его спокойное лицо, а потом отправилась заниматься своими утренними делами.
В такие чудесные солнечные зимние дни она с удовольствием обходила свои владения. Перед ней раскрывались неограниченные возможности, она обнаруживала все новые и новые скрытые прелести старинного поместья, не внося при этом ни единого непочтительного исправления, и зима казалась слишком короткой, чтобы составлять планы на весну и осень. А благодаря восстановленному чувству безопасности ее прогулка по тихому саду приобрела особое очарование.
Первым делом она направилась в огород, где растущие на шпалерах грушевые деревья нарисовали причудливые узоры на стенах, и голуби хлопали крыльями и чистили перышки, сидя на серебристой крыше голубятни.
В теплице сломался трубопровод, и она ждала специалиста из Дорсетшира, который должен был приехать и поставить бойлеру диагноз. Но когда она оказалась во влажной духоте оранжереи, среди острых запахов, розовых и красных экзотических растений - в Линге даже флора была особенной! - выяснилось, что мастер еще не приехал. Ей не хотелось проводить столь чудесный день в искусственной атмосфере, и она снова вышла на улицу и по упругой беговой дорожке, пролегающей через лужайку для игры в шары, направилась к расположенному за домом саду. В дальнем конце напротив пруда и зарослей тиса возвышалась заросшая зеленью терраса, идущая вдоль фасада с изогнутыми трубами и голубыми ангелами на крыше, окутанными золотистым маревом.
Дом смотрел на нее через ажурный рисунок сада, открытые окна и приветливо дымящие трубы создавали ощущение человеческого тепла, разума, медленно расцветающего на солнечной стене опыта. Никогда прежде она не чувствовала такого единения с ним, такой убежденности в том, что он хранит лишь добрые секреты и не раскрывает их, как часто говорят детям, "ради их же собственного блага", такой уверенности в том, что ему по силам внести гармонию в их с Недом жизнь и сложить из нее длинную, длинную историю, которую он придумывает, нежась в лучах солнца.
Она услышала шаги за спиной и обернулась, надеясь увидеть садовника в сопровождении инженера из Дорсетшира. Но по дорожке шла лишь одинокая фигура довольно молодого, субтильного человека, который ничуть не отвечал ее представлениям о специалисте по тепличным бойлерам. Увидев ее, незнакомец поднял шляпу и остановился с видом джентльмена - скорее всего, путешественника, - который желает показать, что невольно вторгся в чужие владения. В Линг изредка наведывались наиболее культурные путешественники, и Мэри ждала, когда незнакомец достанет фотоаппарат или каким-либо другим образом оправдает свое присутствие. Но он ни единым жестом не обозначил своих намерений, поэтому, видя его почтительную нерешительность, она спросила:
- Вы хотите с кем-то повидаться?
- Я пришел к господину Войну, - ответил он. Он говорил с едва заметным американским акцентом, даже не акцентом, а интонацией, и Мэри подвергла его более пристальному осмотру. Поля его фетровой шляпы отбрасывали тень на лицо, которое носило - во всяком случае, именно это смогла разглядеть Мэри своими близорукими глазами - серьезное выражение человека, прибывшего по делу и твердо знающего свои права.
Прошлый опыт научил ее благоразумно относиться к таким визитам; но в то же время она ревниво оберегала утренние часы мужа и сомневалась, что он мог позволить кому бы то ни было нарушить его уединение.
- Вы договорились о встрече с моим мужем? - поинтересовалась она.
Посетитель замешкался, словно был не готов к такому вопросу.
- Думаю, он меня ждет, - ответил он. Теперь заколебалась Мэри.
- Видите ли, сейчас его рабочее время: по утрам он ни с кем не встречается.
Минуту он молча смотрел на нее; потом, словно смирившись с ее решением, отступил назад. Мэри увидела, как он остановился и взглянул на тихий фасад. В его облике чувствовались усталость и разочарование, уныние путешественника, который приехал издалека и ограничен во времени. Она подумала, что если дело обстоит именно так, то благодаря ее отказу его задание останется невыполненным, и, почувствовав укол раскаяния, поспешила за ним.
- Могу я узнать - вы проделали долгий путь? Он ответил ей печальным взглядом.
Да… я проделал долгий путь.
- В таком случае, если вы пройдете в дом, муж наверняка примет вас прямо сейчас. Вы найдете его в библиотеке.
Она и сама не понимала, почему добавила последнюю фразу - по-видимому, из желания искупить свое негостеприимство. Незнакомец хотел было поблагодарить ее, но в этот момент она заметила садовника, идущего ей навстречу с человеком, который полностью соответствовал ее представлениям о специалисте из Дорсетшира.
- Туда, - махнула она рукой в сторону дома; и тотчас забыла о нем, поглощенная встречей с мастером по бойлерам.
Осмотр привел к таким далеко идущим результатам, что инженер в итоге счел необходимым пропустить свой поезд, и остаток утра Мэри провела в увлеченной беседе среди цветочных горшков. Когда совещание закончилось, она с удивлением обнаружила, что уже наступило время обеда, и, торопясь домой, думала, что муж выйдет ей навстречу. Но во дворе никого не было, кроме помощника садовника, разравнивающего гравий. В холле тоже стояла тишина, и она решила, что Бойн еще работает.
Не желая его беспокоить, она завернула в гостиную и, усевшись за письменный стол, погрузилась в подсчет новых затрат, образовавшихся в результате утреннего совещания. Мысль о том, что она может позволить себе заниматься такими глупостями, еще не утратила своей новизны; и в противовес ее недавним смутным страхам это занятие казалось ей составной частью ее возродившейся уверенности в том, что все будет хорошо, как говорил Нед.
Она все еще наслаждалась увлекательной игрой с цифрами, когда ее отвлекла горничная, спрашивавшая с порога, пора ли подавать обед. Они постоянно подшучивали между собой над тем, как Тримл объявляла обед, - словно разглашала государственную тайну - и Мэри, погруженная в свои бумаги, лишь рассеянно кивнула в ответ.
Краем глаза она заметила, что Тримл с сомнением топчется в дверях, словно упрекая ее за необдуманное согласие; потом в коридоре раздался звук ее удаляющихся шагов, и Мэри, отодвинув от себя бумаги, пересекла холл и подошла к библиотеке. Дверь была закрыта, и она в свою очередь остановилась в нерешительности - ей не хотелось отрывать мужа, и в то же время она беспокоилась о том, чтобы он не перегружал себя работой. Пока она колебалась, появилась Тримл и объявила обед, и Мэри ничего не оставалось делать, как открыть дверь в библиотеку.
За столом Война не оказалось, и она осмотрелась вокруг, надеясь увидеть его у книжных полок или где-то поблизости; ее зов остался без ответа, и наконец она поняла, что в библиотеке его нет.
Она повернулась к горничной.
- Мистер Бойн, вероятно, наверху. Сообщите ему, пожалуйста, что обед готов.
Тримл, казалось, колебалась между обязанностью подчиниться и убежденностью в неразумности данного ей поручения. Внутренняя борьба завершилась словами:
- Прошу прощения, мадам, но мистера Война наверху нет.
- Нет? Вы уверены?
- Уверена, мадам. Мэри взглянула на часы.
- Где же он в таком случае?
- Он ушел, - сообщила Тримл с видом превосходства того, кто почтительно ждал вопроса, который следовало задать в первую очередь.
Значит, ее предположение оказалось верным; по всей видимости, Бойн искал ее в саду, и раз она его не заметила, то он прошел коротким путем через южную дверь вместо того, чтобы идти в обход по двору. Она подбежала к двустворчатому окну, выходящему в тисовый сад, но горничная после очередного минутного колебания решилась высказаться:
- С вашего позволения, мадам, мистер Бойн ушел другой дорогой.
Мэри обернулась к ней.
- Куда он пошел? И когда?
- Он вышел через парадную дверь и пошел по дорожке, мадам. - Тримл из принципа никогда не отвечала на два вопроса одновременно.
- По дорожке? В такой час?
Мэри сама подошла к двери и выглянула во двор, всматриваясь в липовую аллею, но никого не увидела вдали.
- Мистер Бойн просил что-нибудь передать?
Тримл вступила в последний бой с силами хаоса.
- Нет, мадам. Он просто ушел с джентльменом.
- С джентльменом? Каким джентльменом? - Мэри резко развернулась, словно приготовилась броситься в атаку на вновь открывшийся фактор.
- С джентльменом, который явился с визитом, мадам, - сдержанно ответила Тримл.
- Когда приходил джентльмен? Объяснитесь, наконец, Тримл!
Мэри была страшно голодна и очень хотела посоветоваться с мужем по поводу теплиц - только этим объяснялось столь необычное раздражение в разговоре с прислугой; однако она сразу почувствовала поднимающийся в Тримл дух неповиновения, характерный для почтительного слуги, которого довели до крайности.
- Не могу сказать точно, в котором часу, мадам, потому что не я открывала ему дверь, - ответила она, благоразумно игнорируя непоследовательность своей хозяйки.
- Не вы?
- Нет, мадам. Когда прозвенел звонок, я одевалась, а Агнес…
- Значит, пойдите и спросите Агнес.
На лице Тримл застыло выражение терпеливого великодушия.
- Агнес не сможет вам ответить, мадам, потому что она обожгла руку, когда подрезала фитиль у новой лампы из города… - Мэри знала, что Тримл никогда не нравилась новая лампа, - поэтому миссис Докет послала судомойку.
Мэри снова взглянула на часы.
- Третий час. Спросите у судомойки, не оставлял ли мистер Бойн сообщение.
Она отправилась в столовую, вскоре вернулась Тримл и доложила, что, по словам судомойки, джентльмен пришел около одиннадцати часов, и мистер Бойн ушел с ним, не оставив никакого сообщения. Судомойке неизвестно даже имя посетителя, поскольку он написал его на клочке бумаги и велел ей немедленно передать его мистеру Войну.
Мэри пообедала, пребывая в замешательстве, и, когда Тримл подала кофе в гостиной, к замешательству добавилась легкая тревога, Бойн никогда не уходил из дома в столь неурочный час, не объяснив своего отсутствия. Его исчезновение казалось еще более странным оттого, что она никак не могла выяснить, кто этот загадочный посетитель, который, по всей видимости, и заставил Война уйти вместе с ним. Мэри имела богатый опыт жены загруженного работой инженера, которого часто вызывают по делу в самое неподходящее время, поэтому она научилась философски относиться к неожиданностям; однако с тех пор как Бойн ушел из бизнеса, он находил особое удовольствие в размеренном образе жизни бенедиктинского монаха. Он культивировал строгую пунктуальность и монотонность, словно пытаясь восполнить беспорядочные и суматошные годы с обедами и ужинами под стук колес в вагонах-ресторанах. Он не разделял склонность жены к сюрпризам, заявляя, что человек с утонченным вкусом находит безграничное удовольствие в привычном однообразии.
Поскольку человек не может предусмотреть все, никто не застрахован от непредвиденных случайностей, и рано или поздно однообразие жизни Война должно было быть нарушено, поэтому Мэри решила, что, желая прервать скучную беседу, он пошел проводить своего гостя до станции.
Придя к такому выводу, она немного успокоилась и продолжила совещание с садовником. Потом отправилась на почту в деревню, расположенную в километре от поместья, и, когда возвращалась домой, уже начали сгущаться сумерки.
Она шла по тропинке вдоль холмов, а Бойн, вероятно, вернулся со станции по шоссе, поэтому они не могли встретиться по дороге. Однако она была уверена, что он добрался до дома раньше нее, настолько уверена, что едва перешагнув через порог, прямиком направилась в библиотеку. Но в библиотеке по-прежнему никого не было, ничего не изменилось с тех пор, как она приходила звать мужа к обеду, даже бумаги лежали в том же порядке.
Внезапно ее охватил неясный страх перед неизвестностью. Она закрыла за собой дверь и, стоя в длинной молчаливой комнате, почувствовала, как ее страх обретает форму, дышит и прячется в темноте. Она вглядывалась в тени близорукими глазами, ей казалось, что в библиотеке присутствует нечто реальное, нечто чужое, которое наблюдает и все знает; от ужаса перед этим неосязаемым присутствием она схватилась за колокольчик и резко позвонила.
Тотчас явилась Тримл с лампой, и Мэри сразу стало легче при виде знакомого лица.
- Можете принести чай, если мистер Бойн дома, - сказала она, чтобы оправдать звонок.
- Очень хорошо, мадам. Но мистера Война нет, - ответила Тримл, устанавливая лампу.
- Нет? То есть он вернулся и снова ушел?
- Нет, мадам. Он не возвращался.
В ней вновь шевельнулся страх и теперь вцепился мертвой хваткой.
- С тех пор как ушел с джентльменом?
- С тех пор как ушел с джентльменом.
- Но кто был этот джентльмен? - в голосе Мэри слышались визгливые нотки. Так говорят люди, пытаясь перекричать шум.
- Не могу сказать, мадам. - Рядом с лампой Тримл вдруг стала казаться менее круглой и менее цветущей, словно и ее коснулась тень страха.
- Но ведь судомойка знает… разве не она впустила его в дом?
- Она тоже не знает, мадам. Он написал свое имя на сложенном листе бумаги.
Мэри вдруг осознала, что в разговоре они обе не пользуются общепринятыми формулировками, а называют таинственного посетителя неопределенным местоимением. В то же мгновение ее мысль ухватилась за сложенный лист бумаги.
- Но должно же у него быть имя! Где бумага?
Она подошла к столу и принялась просматривать документы, в беспорядке лежавшие на столе. Ее взгляд упал на незаконченное письмо, написанное рукой мужа. Поперек листа лежала ручка, словно он уронил ее при виде нежданного гостя.
"Мой дорогой Парвис"… кто такой Парвис?… "только что получил твое письмо с сообщением о смерти Элвелла, и, хотя мне кажется, что опасность миновала, все же безопаснее было бы…"
Она отложила письмо в сторону и продолжила поиски; но не обнаружила никакого сложенного листа среди писем и страниц рукописи, наспех собранных в стопку.
- Но судомойка видела его. Пришлите ее сюда, - приказала она, удивляясь, почему раньше ей в голову не пришло такое простое решение.
Тримл мигом испарилась, словно была рада покинуть комнату, и к моменту ее возвращения вместе с взволнованной служанкой Мэри уже взяла себя в руки и заготовила свои вопросы.