- Неужели? - ухмыльнулся мужчина. - Но ты думал обо мне и (он повысил голос) писал обо мне. Я тебя забавлял, не так ли? А теперь я собираюсь с тобой позабавиться. Ты наделил меня всеми отвратительными чертами, которые только мог придумать. И считаешь, что не сделал мне ничего плохого? Ты никогда не задумывался, каково это - быть таким, как я? Ты не пробовал поставить себя на мое место? Ты не испытывал ко мне ни капли жалости, верно? Так вот, я тоже не стану тебя жалеть.
- Но я же вам говорю, - закричал Уолтер, вцепившись в край стола, - я вас не знаю!
- Ага, теперь ты меня не знаешь! Сотворил из меня черт знает кого и забыл о моем существовании. - В его голосе появились визгливые нотки, пропитанные жалостью к себе. - Ты забыл Уильяма Стейнсфорта.
- Уильям Стейнсфорт!
- Да. Я был твоим мальчиком для битья, верно? Ты вывалил на меня всю неприязнь к самому себе. Тебе становилось легче, когда ты писал обо мне. А теперь, как один У.С. другому - что я должен сделать, какой поступок будет в моем характере?
- Я… я не знаю, - пролепетал Уолтер.
- Не знаешь? - хмыкнул Стейнсфорт, - Кому же знать, как не тебе - ведь это ты меня породил. Как поступил бы Уильям Стейнсфорт, если бы встретил своего старого папашу в тихом месте, своего славного старика-отца, который отправил его на виселицу?
Уолтер лишь молча смотрел на него.
- Ты, как и я, отлично знаешь, что бы он сделал, - сказал Стейнсфорт. Вдруг по его лицу пробежала тень, и он резко добавил: - Нет, не знаешь, ведь ты никогда не понимал меня по-настоящему. Я не настолько ужасен, как ты меня изображал. - Он замолчал, и в душе Уолтера загорелся маленький огонек надежды. - Ты не дал мне ни одного шанса. А вот я тебе дам. Это лишний раз доказывает, что ты меня совсем не понимал, верно?
Уолтер кивнул.
- И ты еще кое-что забыл.
- Что?
- Когда-то я был ребенком, - произнес бывший полицейский.
Уолтер промолчал.
- Ты это признаешь? - мрачно спросил Уильям Стейнсфорт. - Итак, если ты сможешь назвать хотя бы одну хорошую черту, которой ты наделил меня, - всего одну добрую мысль - что-нибудь, что могло бы меня оправдать…
- Да? - дрожащим голосом вымолвил Уолтер.
- Тогда я тебя отпущу.
- А если не смогу? - прошептал Уолтер.
- Ну тогда ничего хорошего. Нам придется серьезно подойти к решению возникшей проблемы, а ты знаешь, что это означает. Ты отобрал у меня одну руку, но вторая еще осталась. Ты называл меня "Стейнсфорт- железная рука".
Уолтер покрылся потом.
- Даю тебе две минуты, чтобы вспомнить, - заявил Стейнсфорт.
Они оба взглянули на часы. Поначалу бесшумное движение стрелки парализовывало все мысли Уолтера. Он смотрел на лицо Уильяма Стейнсфорта, жестокое, хитрое лицо, которое всегда находилось в тени, словно свет не решался к нему прикоснуться. В отчаянии он рылся в памяти в поисках одного-единственного факта, который мог бы его спасти; но память, сжавшись в кулак, молчала. "Нужно что-нибудь сочинить", - подумал он, ив то же мгновение к мозгу вернулась способность мыслить, а в памяти возникла последняя страница книги, четкая, как фотография. Потом перед его мысленным взором, как в волшебном сне, быстро промелькнули все страницы от последней до самой первой, и он с неодолимой силой осознал - там нет того, что он ищет. Среди всего этого зла нет даже намека на добро. На него снизошло внезапное восторженное озарение - если сейчас он это не докажет, добро во всем мире погибнет.
- В тебе нет ничего хорошего, тебя нечем оправдать! - закричал он. - Из всех твоих мерзких поступков, этот - самый отвратительный! Хочешь, чтобы я тебя обелил, да? Даже чистый белый снег становится черным, стоит ему прикоснуться к тебе! Как ты смеешь просить меня о характере? Я тебе его уже дал! Да я ни за что на свете не скажу о тебе ни одного доброго слова! Я скорее умру!
Стейнсфорт выбросил вперед руку.
- Ну так умри!
Полицейские нашли Уолтера Стрингера лежащим на обеденном столе. Его тело еще не остыло, но он был мертв. Определить причину его смерти не составило труда - ему раздавили не только искалеченную, недействующую руку, но и горло. Его задушили. Нападавший не оставил никаких следов. Каким образом на его теле оказались снежинки, так и осталось загадкой, потому что в день его смерти ни в одном из районов города не было снега.
РОЗМАРИ ТИМПЕРЛИ. ГАРРИ
Самые обычные вещи наводят на меня страх. Солнечный свет. Резкие тени на траве. Белые розы. Дети с рыжими волосами. И имя Гарри. Самое обычное имя.
Когда Кристина впервые произнесла это имя, в моей душе сразу же шевельнулось предчувствие страха.
Ей было пять лет, через три месяца ей предстояло идти в школу. Стоял чудесный жаркий день, и она, как обычно, играла одна в саду. Я видела, как она лежит на траве, вокруг собранные маргаритки, и она с радостным усердием составляет из них венок. Светлые рыжие волосы сверкают на солнце, и от этого кожа кажется очень белой. Ее большие голубые глаза сосредоточенно смотрят перед собой.
Внезапно ее взгляд устремился на куст белых роз, который отбрасывал тень на траву, и она улыбнулась.
- Да, меня зовут Кристина, - произнесла она.
Она встала и медленно направилась к кусту, ее маленькие пухлые ножки беззащитно и трогательно выглядывали из-под слишком короткой синей юбки. Она быстро росла.
- С мамой и папой, - четко проговорила она. И после паузы сказала: - Но они правда мои папа и мама.
Она стояла в тени куста. Создавалось впечатление, что она покинула мир света и вошла в темноту.
Испытывая необъяснимую тревогу, я окликнула ее:
- Крис, что ты делаешь?
Ничего, - голос прозвучал издалека.
- Иди домой. На улице слишком жарко.
- Нет, нежарко.
- Иди домой, Крис.
- Мне нужно идти. До свидания, - сказала она и медленно направилась к дому.
- С кем ты разговаривала, Крис?
- С Гарри, - ответила она.
- Кто такой Гарри?
- Гарри.
Больше мне ничего не удалось из нее вытянуть, поэтому я дала ей печенье с молоком и читала книжку до самого вечера. Слушая меня, она смотрела в сад. Один раз она улыбнулась и помахала рукой. Я вздохнула с облегчением, когда наконец уложила ее в постель и почувствовала, что она в безопасности.
Когда Джим, мой муж, вернулся домой, я рассказала ему о "таинственном" Гарри.
- О, значит, она придумала себе забаву? - рассмеялся он.
- О чем ты, Джим?
- Единственные дети нередко общаются с воображаемыми приятелями. Некоторые разговаривают со своими куклами. Крис никогда не любила играть в куклы. У нее нет ни братьев, ни сестер. У нее нет друзей-ровесников. Поэтому она придумала себе товарища.
- Но почему она выбрала именно это имя? Он пожал плечами:
- Ты же знаешь, дети впитывают все в себя, как губка. Не понимаю, что тебя беспокоит, честно, не понимаю.
- Я сама не понимаю. Просто я чувствую двойную ответственность за нее. Наверное, я переживала бы меньше, если бы была ее родной матерью.
- Знаю, но с ней все в порядке. Все просто замечательно. Крис - чудесная, здоровая, умная девочка. Благодаря тебе.
- И тебе тоже.
- Мы великолепные родители!
- И необычайно скромные!
Мы хором рассмеялись, и он поцеловал меня. Я успокоилась.
До следующего утра.
Небольшая ярко-зеленая лужайка и белые розы вновь нежились в лучах солнца. Кристина сидела на траве, скрестив ноги, смотрела на розовый куст и улыбалась.
- Привет, - произнесла она. - Я тебя ждала… Потому что ты мне понравился. Сколько тебе лет?… Мне всего пять и еще чуть-чуть… Я уже не ребенок! Я скоро пойду в школу и у меня будет новое платье. Зеленое. Ты ходишь в школу?… Чем же ты тогда занимаешься?
Некоторое время она внимательно слушала и молча кивала.
Я приросла к полу на кухне, мое тело покрылось мурашками. "Все это чушь. Многие дети придумывают себе друзей, - в отчаянии убеждала себя я. - Просто веди себя так, будто ничего не происходит. Не слушай. Не будь дурой".
Но все-таки позвала Крис пить утреннее молоко раньше, чем обычно.
- Молоко на столе, Крис. Иди домой.
- Через минуту.
Непривычный ответ. Обычно она с радостью бежала домой, зная, что ее ждет молоко и печенье с кремовой прослойкой, ее любимое лакомство.
- Иди сейчас, милая, - повторила я.
- Можно, Гарри придет со мной?
- Нет! - неожиданно для себя резко выкрикнула я.
- До свидания, Гарри. Жаль, что тебе нельзя пойти вместе со мной, но мне нужно выпить молока, - сказала Крис и побежала домой.
- Почему Гарри нельзя выпить молока? - потребовала она объяснений.
- Кто такой Гарри, дорогая?
- Гарри - мой брат.
- Но, Крис, у тебя нет брата. У твоих папы и мамы только один ребенок, одна маленькая девочка - ты. Гарри не может быть твоим братом.
- Гарри - мой брат. Он так говорит.
Она с удовольствием выпила стакан молока, на верхней губе осталась белая полоска. Потом потянулась за печеньем. Во всяком случае, встреча с Гарри никак не отразилась на ее аппетите!
Когда она закончила, я сказала:
- Мы сейчас пойдем в магазин, Крис. Ты же хочешь пойти со мной в магазин, правда?
- Я хочу остаться с Гарри.
- Нельзя. Ты пойдешь со мной.
- А Гарри может пойти с нами?
- Нет.
Дрожащими руками я надела шляпку и перчатки. В последнее время в доме было холодно, словно его накрыла черная тень, закрыв от ярких солнечных лучей. Крис послушно отправилась со мной, но, когда мы вышли на улицу, она повернулась и помахала рукой.
Вечером я ничего не рассказала Джиму. Я знала, что он лишь посмеется надо мной, как и накануне. Но история с "Гарри" продолжалась изо дня в день, и это стало действовать мне на нервы. Я начала бояться и ненавидеть длинные летние дни. Мечтала о серых тучах и дожде. Мечтала о том, чтобы белые розы увяли и погибли. Меня пробирала дрожь, когда я слышала веселый щебет Кристины в саду. Теперь она постоянно разговаривала с Гарри.
Однажды в воскресенье ее услышал Джим.
- У воображаемых друзей есть один плюс - они развивают речь ребенка. Крис стала говорить намного лучше, чем раньше.
- С акцентом, - вырвалось у меня.
- С акцентом?
- У нее появился легкий акцент кокни.
- Милая моя, все лондонские дети говорят с легким акцентом кокни. Он станет еще заметнее, когда она пойдет в школу и познакомится с другими детьми.
- Мы не говорим на кокни. Где она могла его услышать? Кто мог ее научить, кроме Га… - я не смогла произнести его имени.
- Булочник, молочник, дворник, угольщик, мойщик окон - продолжать дальше?
- Не нужно, - криво улыбнулась я, чувствуя себя полной дурой.
- Во всяком случае, - продолжал Джим, - я не заметил у нее акцента.
- Его нет, когда она говорит с нами. Он появляется только тогда, когда она говорит с… с ним.
- С Гарри. Знаешь, этот молодой человек начинает мне нравиться. Ты только представь - в один прекрасный день мы выглянем из окна и увидим его.
- Нет! - крикнула я. - Не говори так. Это мой кошмар. Кошмарный сон наяву. О, Джим, я больше этого не вынесу.
- История с Гарри выбила тебя из колеи, верно? - с удивлением произнес он.
- Конечно. Каждый божий день я только и слышу: "Гарри то", "Гарри это", "Гарри говорит", "Гарри думает", "Можно угостить Гарри?", "Можно Гарри пойдет с нами?" Тебе хорошо - ты целый день на работе, а мне приходится жить с этим. Я… я боюсь, Джим. Это так странно.
- Знаешь, как нужно поступить, чтобы ты успокоилась?
- Как?
- Сходи завтра с Крис к старому доктору Уэбстеру. Пусть он с ней поговорит.
- Ты думаешь, она больна… психически?
- Господи, нет! Но когда мы сталкиваемся с непонятным явлением, нужно получить профессиональный совет.
На следующий день я отвела Крис к доктору Уэбстеру. Оставив ее в приемной, я вкратце рассказала ему о Гарри.
- Довольно необычный случай, миссис Джеймс, - сочувственно кивнул он, - но далеко не редкий. В моей практике были дети, чьи воображаемые друзья становились настолько реальными для них, что наводили ужас на родителей. Полагаю, она одинока, не так ли?
- У нее нет друзей. Видите ли, мы недавно переехали в этот район. Но все изменится, когда она начнет ходить в школу.
- Вот увидите, когда она пойдет в школу и познакомится с другими детьми, ее фантазии исчезнут. Дело в том, что любому ребенку необходимо общение со сверстниками, а раз она его лишена, то сама придумывает себе друзей. Одинокие пожилые люди тоже разговаривают сами с собой. Это вовсе не означает, что они сумасшедшие, просто им нужно с кем-то поговорить. Ребенок более практичен. Ей кажется, что разговаривать с собой глупо, поэтому она придумывает себе собеседника. Я уверен, вам не о чем беспокоиться.
- Мой муж говорит то же самое.
- Не сомневаюсь. И все-таки, раз уж вы привели Кристину, я поговорю с ней. Оставьте нас одних.
Я вышла в приемную за Крис. Она стояла у окна.
- Гарри ждет, - сообщила она.
- Где, Крис? - спокойно спросила я. У меня вдруг появилось желание увидеть ее глазами.
- Там, у розового куста.
В саду у доктора рос куст белых роз.
- Там никого нет, - сказала я. Крис посмотрела на меня с недетским укором. - Доктор Уэбстер хочет поговорить с тобой, милая, - дрожащим голосом произнесла я. - Ты его помнишь, правда? Он давал тебе конфетки, когда ты болела ветрянкой.
- Да, - кивнула она и с готовностью вошла в кабинет.
Я беспокойно мерила шагами приемную. До меня доносился звук их голосов через стенку, я слышала хмыканье доктора, заливистый смех Кристины. Она с упоением рассказывала ему то, что никогда не рассказывала мне.
- С ней все в порядке, - сказал доктор, когда они вышли ко мне. - Просто у этой маленькой проказницы богатое воображение. Небольшой совет, миссис Джеймс. Не запрещайте ей говорить о Гарри. Пусть она привыкнет доверять вам свои секреты. Насколько я понимаю, вы неодобрительно отзывались об этом ее "брате", поэтому она не говорит с вами о нем. Он делает деревянные игрушки, верно, Крис?
- Да, Гарри делает деревянные игрушки.
- И он умеет читать и писать, правда?
- И еще плавать, лазать по деревьям и рисовать картины. Гарри все умеет. Он замечательный брат, - ее маленькое личико светилось от восхищения.
Доктор похлопал меня по плечу и сказал:
- Для нее Гарри - идеальный брат, У него даже такие же рыжие волосы, как у тебя, Крис, да?
- У Гарри рыжие волосы, - гордо заявила Крис. - Рыжее, чем у меня. И он почти такой же высокий, как папа, только худой. Он ростом с тебя, мама. Ему четырнадцать лет. Он говорит, что слишком высокий для своего возраста. Что значит слишком высокий для своего возраста?
- Мама объяснит это тебе по дороге домой, - улыбнулся доктор Уэбстер. - До свидания, миссис Джеймс. Не волнуйтесь. Просто позвольте ей говорить. До свидания, Крис. Передавай от меня привет Гарри.
- Он там, - Крис показала пальцем в сад. - Он меня ждет.
- Они неисправимы, - рассмеялся доктор Уэбстер. - Я знал одну несчастную мать, чьи дети придумали целое племя аборигенов, и всей семье приходилось соблюдать их ритуалы и табу. Так что вам еще повезло, миссис Джеймс!
Я попыталась убедить себя, что мои страхи напрасны, но у меня ничего не вышло. Я искренне надеялась, что когда Крис пойдет в школу, злосчастный Гарри исчезнет из ее жизни.
Крис бежала впереди меня. Она подняла голову вверх так, словно рядом с ней кто-то шел. На какое-то краткое, жуткое мгновение рядом с ее тенью на тротуаре я увидела еще одну - длинную, худую - похожую на тень мальчика. Потом она пропала. Я подбежала к ней и всю дорогу до дома крепко держала ее за руку. Даже в относительной безопасности дома - в столь жаркую погоду здесь стоял необъяснимый холод - я не выпускала ее из виду. На первый взгляд она вела себя как обычно, но в действительности она ускользала от меня. Ребенок в моем доме становился чужим.
Впервые с тех пор, как мы с Джимом удочерили Крис, я всерьез задумалась. Кто она? Откуда? Кем были ее настоящие родители? Кто эта маленькая обожаемая мной незнакомка, которую я называю своей дочерью? Кто такая Кристина?
Прошла еще одна неделя. И все время я слышала только о Гарри. Накануне первого школьного дня Крис заявила:
- Не пойду в школу.
- Завтра ты пойдешь в школу, Крис. Ты очень хочешь пойти в школу, и сама об этом знаешь. Там будет много маленьких девочек и мальчиков.
- Гарри говорит, что не сможет пойти вместе со мной.
- В школе тебе не нужен Гарри. Он… - я изо всех сил пыталась следовать совету доктора и делать вид, что верю в существование Гарри - … он уже большой. Ему четырнадцать лет, и он будет чувствовать себя глупо среди маленьких мальчиков и девочек.
- Я не пойду в школу без Гарри. Я не хочу быть без Гарри. - Она громко и горько заплакала.
- Не говори глупости, Крис! Немедленно перестань! Я хлопнула ее по руке. Плач тотчас прекратился. Она уставилась на меня, голубые глаза широко распахнулись и смотрели пугающе холодно. Она смерила меня совершенно взрослым взглядом, от которого мне стало страшно, и потом проговорила:
- Ты меня не любишь. А Гарри любит. Я нужна Гарри. Он говорит, что я могу пойти с ним.
- Я не желаю больше этого слышать! - закричала я, ненавидя злость в своем голосе, презирая себя за то, что злюсь на маленькую девочку - мою маленькую девочку - мою…
Я опустилась на одно колено и протянула руки.
- Крис, милая, иди ко мне. Она медленно подошла.
- Я люблю тебя, - сказала я. - Я люблю тебя, Крис, и я существую в действительности. Школа тоже существует в действительности. Пойди в школу ради меня.
- Гарри уйдет, если я начну ходить в школу.
- У тебя будут другие друзья.
- Мне нужен Гарри, - она снова заплакала. Слезы капали на мое плечо.
Я крепко прижала ее к себе.
- Ты устала, детка. Ложись в постель. Она так и заснула со следами слез на лице.
Было еще светло. Я подошла к окну, чтобы задернуть шторы. Золотистые тени и длинные полоски солнечного света в саду. И вдруг, снова как во сне, длинная четко очерченная тень мальчика у белых роз. Как безумная, я распахнула окно и закричала:
- Гарри! Гарри!
Мне показалось, что среди роз мелькнуло красное пятно, похожее на рыжие мальчишеские кудряшки. И - ничего.
Когда я рассказала Джиму о нервной вспышке Кристины, он покачал головой:
- Бедная малышка. Все дети нервничают, когда в первый раз идут в школу. Она успокоится, как только начнет учиться. Пройдет какое-то время, и ты больше не услышишь о Гарри.
- Гарри не хочет, чтобы она шла в школу.
- Эй! Ты говоришь так, будто сама веришь в его существование!
- Иногда верю.
- В твоем-то возрасте верить в злых духов? - поддразнил он меня. Но в глазах сквозила озабоченность. Он думает, что я не в своем уме, и его нельзя за это винить.
- Я не думаю, что Гарри - это зло, - ответила я. - Он просто мальчик. Мальчик, который существует лишь в воображении Кристины. А кто такая Кристина?