Что же удивительного в том, что старый Геккерен отклонил это письмо, едва вручил его барону Жуковский!
– Не думает ли господин Пушкин, что мы попадем в ловушку? Коли так, пусть будет дуэль, – решает барон Луи. – Мы сделали все, ваше превосходительство, – утешает он Жуковского, – и никогда не забудем вашего дружеского участия. Пусть будет дуэль, если этого хочет господин Пушкин.
Пушкин оставался неумолим и неприступен. Так думали все, кто забыл о Наталье Николаевне.
Наталья Николаевна переживала тревожные дни. Дантес нигде не появляется. Может быть, он даже избегает встречи. А рядом суматошится Коко. Ее громкий смех, ее резкий голос нестерпимы для Натальи Николаевны.
Коко, как нарочно, не спускает с Таши глаз. Она жадно прислушивается к долетающим до нее смутным известиям. Правда, обмолвки тетушки Екатерины Ивановны насчет возможного сватовства барона Жоржа Геккерена каждый раз застревают на полуслове. Но неужто ей достанется Жорж?..
Недаром же Наталья сидит у себя в спальне, как истукан. Екатерина пользуется любым предлогом, чтобы забежать туда невзначай. Тихоня делает вид, что углубилась в книгу.
Екатерина Николаевна болтает всякий вздор. Но тут непременно появляется Азинька и уводит Екатерину.
Наталья Николаевна прислушивается: кажется, вернулся Александр Сергеевич?
Таша все больше и больше времени проводит с ним. Она ласково корит его за частые отлучки. Ей так много надо ему сказать. Только он должен слушать не перебивая. С каждым часом она яснее понимает всю меру своей былой беспечности. Пусть же барон Жорж Геккерен скорее женится на Екатерине. Может быть, никто не обрадуется этой свадьбе так, как она…
Потом, беспомощная, как девчонка, попавшая в западню, она размышляет вслух о кознях старого Геккерена. Она припомнила, кстати, новые подробности: недостойный старик подстерегал ее всюду, где только мог; он уверял, что его сын умирает от любви к ней; он нашептывал: "Верните мне сына!" Да, да! Именно так говорил он, требуя ее благосклонности к молодому человеку.
Таша сама ужасается воспоминаний. Как только терпела она эти дерзости барона Луи! Теперь, когда она рассказала мужу все, ей стало так легко.
Не будет же Александр Сергеевич стреляться со стариком Геккереном? И разве надоедливый барон Луи в самом деле не требовал от нее: "Верните мне сына"? Правда, он вкладывал в эти слова совсем другой смысл. А если она просто его не поняла? На все готова Наталья Николаевна, только бы предотвратить ужасную дуэль. Новая, совсем еще не ясная мысль приходит ей в голову.
– Может быть, – нерешительно говорит Наталья Николаевна, – этот старик, такой опытный в интригах, направлял все поведение сына? – Наталья Николаевна замолкает.
Александр Сергеевич, еще больше оскорбленный за жену, вспыхивает от гнева. Это он обмолвился когда-то о характере шекспировского Отелло: Отелло не ревнив, он доверчив. Никогда не слыхала Наталья Николаевна никаких суждений об Отелло, высказанных ее мужем. Но теперь, когда она поведала мужу новую мысль, так удачно пришедшую ей в голову, она подарила его улыбкой, полной смущения. Где же ей, в самом деле, знать, на что способно закоренелое злодейство? И клонила к мужу голову, словно ища у него защиты против собственной беспомощности.
– Ну что? – спрашивала Азинька, когда Наталья Николаевна возвращалась из мужнего кабинета.
Таша давала подробный отчет. Азинька, выслушав сестру, дарила ей восхищенный поцелуй: только Таша может отвести беду…
Азинька видит, с каким раздражением читает Александр Сергеевич пухлые письма, которыми засыпает его Жуковский. Она с ужасом замечает, какой сумрачный возвращается Пушкин от Вяземских. Ей одной рассказал он в эти дни, не пощадив ни врагов, ни друзей, все, что истерзало его душу. Только вера в Ташу так и осталась непоколебимой.
Никто, кроме Таши, не остановит трагедию. Напрасно суетятся остальные. Азинька досадливо пожимает плечами, когда лакей подает Александру Сергеевичу новое – которое по счету? – письмо Жуковского. Она не обращает никакого внимания на бестолковые хлопоты тетушки Екатерины Ивановны. Александра Николаевна забывает о существовании друзей поэта – Вяземских, Карамзиных, Виельгорских. Им ли справиться сейчас с Александром?
Крепость берут исподволь. Слезы и нежность, чистосердечие и раскаяние, беззащитность и робкие признания, смущение и доверчивость, ласки и молчание, а потом новые, очищающие душу слезы, стынущие на опущенных ресницах, и глубокий вздох обретенного счастья – все чары, которыми владеет Таша, были щедро растрачены в эти дни…
Азинька ни в чем ее не торопила. Зачем? Крепость будет взята! Недаром же в доме, который был наполнен тревогой, в доме, где, казалось, остановилась всякая жизнь и даже дети притихли, вдруг появится мимолетная улыбка на опечаленном лице хозяина или прозвучит – так ли? – его бодрый, уверенный голос…
Александра Николаевна, приникнув к закрытым дверям кабинета, отчетливо слышала, как воскликнул Пушкин:
– Ах ты, смиренница моя!..
Азинька твердо помнила – так называл он Ташу в давнем своем стихотворении. Давнее слово светилось в устах Пушкина новой лаской. Да, единственно вера в Ташу оставалась незыблемой.
Азинька все еще стояла у дверей. Пусть через минуту голос Пушкина вновь вскипел гневом. Что из того? Таша сделает свое дело.
Наталья Николаевна не забывала твердить мужу: о намерении барона Геккерена свататься к Екатерине знает тетушка Екатерина Ивановна, пусть бы Александр Сергеевич сам с ней поговорил.
Александр Сергеевич мрачнел, отмахивался. Нетерпеливо считал дни отсрочки, данной Геккерену. Скорее бы кончились бесплодные разговоры, вся поднятая из-за болтливости Геккеренов кутерьма!
Наталья Николаевна почти не говорила о предстоящей дуэли. Но если – пусть хоть на минуту подумает об этом упрямец! – барон Жорж твердо намерен жениться на Екатерине, тогда кому же нужна бессмысленная дуэль? Пусть бы только Александр Сергеевич съездил к тетушке!..
12 ноября днем Наталья Николаевна вернулась от тетушки Екатерины Ивановны. Александр Сергеевич выбежал в переднюю, стал снимать шубку. Наталья Николаевна подставила ему еще не оттеплевшие губы для поцелуя.
– Помоги мне, друг мой, – сказала она и оперлась на его руку.
Едва дошла до спальни, опустилась на постель и разрыдалась. Пушкин одной рукой обнял ее, другой быстро-быстро гладил по голове. Потом подал воды – она не могла разжать губы. Рыдания грозили перейти в нервический припадок. Она не может больше жить. Она умрет раньше, чем состоится эта ужасная дуэль. А между тем все может решиться так просто и для всех счастливо. Тетя опять виделась со старым бароном Геккереном. Геккерены ждут любой возможности, чтобы просить руки Екатерины… Всхлипывания участились, но теперь Наталья Николаевна могла сделать несколько глотков воды. Тетя может дать слово в том, что женитьба на Екатерине твердо решена у Геккеренов, а невесту не нужно даже спрашивать. Кто усомнится в ее согласии?..
Александр Сергеевич молчал. Впрочем, Наталья Николаевна и не требовала ответа.
– Все зависит от тебя, – она приникла к мужу. – Ты должен выбирать: или свадьба, или дуэль, но знай – я не буду этого повторять – ты распорядишься не только своей, но и моей жизнью… – Сделав последнее усилие, Таша еще ближе приникла к мужу. – Молю тебя: переговори сам с тетушкой Екатериной Ивановной. Ей ты всегда верил.
Пушкин с трудом разобрал еле прошелестевшие слова. Он опять ничего не ответил – Таша затихла у него на руках.
Глава восьмая
Тетушка Екатерина Ивановна приехала сама. Разумеется, явившись для душевного разговора к Пушкину, она вовсе не обязана была сообщать ему о том, какой письменный наказ она только что получила от голландского посланника:
"Я забыл просить вас, сударыня, – писал ей барон Луи Геккерен, – сказать в разговоре, который вы будете иметь сегодня, что намерение, которым вы заняты, о Катерине и моем сыне, существует уже давно, что я противился ему по известным вам причинам, но когда вы меня пригласили прийти к вам, чтобы поговорить, я вам заявил, что больше не желаю отказывать в моем согласии, с условием, во всяком случае, сохранять все дело в тайне до окончания дуэли, потому что с момента вызова Пушкина оскорбленная честь моего сына обязывала меня к молчанию. Вот в чем главное. Пожалуйста, сударыня, пришлите мне словечко после вашего разговора, страх опять охватил меня, и я нахожусь в состоянии, которое не поддается описанию. Вы знаете также, что с Пушкиным не я уполномочивал вас говорить, что это вы делаете сами, по своей воле, чтобы спасти своих".
– Попала в дипломатки на старости лет! – вздыхала фрейлина Загряжская, собираясь к Пушкиным и перечитывая письмо Луи Геккерена. – Как бы чего не перепутать, нелегкая возьми всю эту премудрость!
Но к Пушкину вошла с доброй улыбкой, с простосердечным словом. Ни в чем не сбилась, даже на икону крестилась, когда объясняла благородные намерения будущего жениха Екатерины, о которых, впрочем, она давно знала… И опять перекрестилась фрейлина Загряжская.
После визита тетушки Екатерины Ивановны Пушкин долго говорил с женой. Как только сказал ей, что тетка зовет его к себе, чтобы самому выслушать от старого барона Геккерена предложение Екатерине, тотчас стала мягче страдальческая складка около девичьи нежных губ Натальи Николаевны. Когда же заговорил поэт о том, сколько мерзости скопилось вокруг них и как скорбит его душа, она снова каялась в своем легкомыслии.
– Ты спасешь всех нас, – говорила она и гасила его горькую речь частыми поцелуями…
Совсем напрасно забыли о Наталье Николаевне встревоженные друзья поэта, опрометчиво полагавшие, что конфликт, завязавшийся между Пушкиным и Дантесом, может поддаться усилиям только дальновидного мужского ума.
Сам незадачливый посредник Василий Андреевич Жуковский был потрясен, узнав, каких гостей ждала днем 13 ноября Екатерина Ивановна Загряжская.
Первым приехал голландский посланник. И гость и хозяйка не скрывали друг от друга своего волнения. Пушкин опаздывал…
Когда же вошел он в гостиную, Екатерина Ивановна не удержалась от того, чтобы обнять его совсем по-родственному.
Поэт холодно поклонился барону Геккерену. Барон заговорил с преувеличенной любезностью и, пожалуй, с опаской. Никакой уверенности не было у него в том, как вольнодумец отнесется к предлагаемому сговору.
Фрейлина Загряжская тоже не спускала глаз с Пушкина. Были минуты, когда Екатерине Ивановне стало совсем тошнехонько.
Александр Сергеевич глянул на этого старика и вдруг представил себе, как обхаживал он Наташу, а потом диктовал какому-нибудь доверенному мерзавцу гнусные строки пасквиля. Глаза Пушкина сверкнули…
Екатерина Ивановна с трудом удержалась от того, чтобы не перекреститься, как крестятся набожные люди, когда зловеще блеснет первая молния. И разразиться бы небывалой, страшной грозе в гостиной фрейлины Загряжской, если бы не взял себя в руки нечеловеческим усилием воли Александр Сергеевич. Не разразилась буря, не ударил гром, пролетела мимо черная туча. Только мелкие, как бисер, капельки испарины остались на лбу поэта, изборожденном резкими морщинами…
Выслушав речь барона, Пушкин отвечал коротко, что при объявленном ему сватовстве он готов взять вызов обратно.
Барон изложил последнюю просьбу: если теперь стороны смогут объявить о сватовстве, то самый факт вызова на дуэль, отныне не существующий, должен остаться совершенной тайной навсегда. Иначе – хотя барон вовсе этого не хочет – столь счастливо найденное соглашение, само собой разумеется, перестанет существовать.
Пушкин ответил встречным требованием: между его семейством и семейством барона Геккерена не должно быть и после сватовства никаких отношений…
Екатерина Ивановна с особой охотой проводила гостей, встреча которых была тем безопаснее, чем оказалась короче. Потом она прошла к себе в спальню и хотела возблагодарить создателя жаркой молитвой, но бес отвел руку, занесенную для крестного знамения. Екатерина Ивановна вспомнила страшное выражение лица Пушкина и пролетевшую мимо грозу.
– А Наталья-то! Наталья-то какова! – почтенная фрейлина всплеснула обеими руками. – Ну, право, колдовка, колдовка и есть!..
Если бы знала тетушка, как волновалась сама Натали, ожидая мужа! Какое уж тут колдовство!
Как только вернулся домой Александр Сергеевич, не вытерпела Наталья Николаевна, бросилась в переднюю и упала бы как подкошенная, если бы не обнял, не поддержал ее муж…
Когда в переднюю вышла Екатерина, Пушкин резко спросил: как это могло случиться, что в такое короткое время барон Дантес-Геккерен успел в нее влюбиться?
Коко вспыхнула и убежала. Она не видела тяжелого взгляда, которым проводил ее Александр Сергеевич. Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди: теперь-то, наконец, объявят о свадьбе!
А потом было так, как повелось в доме Пушкина в эти дни. Александр Сергеевич не скоро отпустил Наталью Николаевну из кабинета. Наталья Николаевна, кажется, еще дольше оставалась в спальне с Азинькой. Мешалась между ними Коко, но никакого толку не добилась.
Все было так, как в любой из этих дней. Только сестры, заключившие союз, Азинька и Таша, становились час от часу бодрее. Громче, веселее распоряжается в доме Александра Николаевна. Даже дети вдруг расшумелись.
Сашка, пользуясь тем, что никто не заглядывал в детскую, проскользнул в кабинет к отцу. Александр Сергеевич не шелохнулся. Сын недовольно посопел. Ни малейшего к нему внимания! Тогда Сашка догадался – потянул отца за рукав сюртука.
– Ты, друг? Добро пожаловать, коли пришел. Что скажешь?
Сашка ничего не сказал, только засопел от удовольствия, потому что крепко обнял его отец. А отец погладил сына по голове, посмотрел на него пристально, серьезно.
– Не приведи тебе бог, Сашка… – И обнял его еще крепче.
Глава девятая
Коротки в Петербурге ноябрьские дни, коротки так, что еще ничего не успеет человек, а глядь, уже нужно переворачивать листок календаря. В эти дни редактору-издателю "Современника" нужно было бы думать о выпуске четвертой, последней в году, книжки журнала. Спасибо, если выручит "Капитанская дочка". А дальше что?..
Но не сидится Александру Сергеевичу за письменным столом. Он приказывает подать шубу и куда-то едет. Выезжает следом за мужем и Наталья Николаевна. Даже затворница Азинька покидает дом для каких-то неотложных визитов…
Только Екатерина Николаевна отсиживается дома да раскидывает карты. Многое кажется ей странным. Если дело со свадьбой слажено, почему не едет просить ее руки для сына голландский посланник? Почему не скачет следом за отцом счастливый жених? Раскидывает карты Коко и прислушивается. Никак и впрямь подъехала к дому карета?..
Через минуту и следа не остается от сладкой надежды. То к Пушкину снова заезжал добрый хлопотун Жуковский. А Александра Сергеевича дома нет и нет.
Все куда-то ездят, а возвратившись, ведут между собою разговоры тайком. Говорят, конечно, о свадьбе. Только про невесту опять забыли.
Лишь вчера Александр Сергеевич ездил к тетушке Екатерине Ивановне, и там старый барон Геккерен объявил ему о предложении руки и сердца, которое делает ей, Коко, барон Жорж. Вчера!.. Но когда Екатерина Николаевна вспоминает все события, все разговоры, все выезды домашних и свои волнения, она переспрашивает себя с удивлением: да неужто прошел только один день?!
Прошел этот томительный день, но не принес будущей невесте ничего нового. Азинька, правда, сочувствует ей всей душой. Она так рада, что предложение руки и сердца, которое делает Жорж Геккерен, наконец объявлено Пушкину. Но еще никогда так не пахло порохом, как сейчас…
– Да ведь отказался же от дуэли Александр Сергеевич? – почти стонет Коко. – Отказался?
– А ты посмотри на него внимательнее… И поверь мне: Александр Сергеевич ни о чем так не жалеет, как о своем отказе от дуэли. Помни: никогда так не пахло порохом, как сейчас…
В самом деле – Пушкин был вне себя. Едва объявил он старому Геккерену об отказе от дуэли, снова замкнулся вокруг него безысходный круг.
Но рано собрались торжествовать победу Геккерены. Они жаждут, чтобы его вызов остался тайной? Он молчать не будет!
Пушкина словно лихорадило. В один день он побывал у Вяземских, у Мещерских, у Виельгорских и у князя Одоевского. Друзья слушали его рассказы, похожие на фантастическую новеллу. Эта таинственная свадебная новелла превосходила всякую меру вымысла, когда среди действующих лиц, как главный персонаж пролога, являлся император.
Разумеется, поэт говорил об этом лишь в тесном дружеском кругу. Одним запомнился его желчный смех, другим – зловещие паузы. Когда же Пушкин сообщал о предстоящей женитьбе барона Геккерена на Екатерине Гончаровой, то даже близкие к семейству поэта люди восприняли эту новость как оглушительный выстрел, который завершал, вместо дуэли, волокитство Дантеса за Натали Пушкиной.
Все, что рассказывал Александр Сергеевич, вызывало новые тревоги. Но одновременно рождалось желание не мешаться больше в историю, в которой не разберется сам дьявол. Это желание было тем естественнее, что дуэль как-никак удалось предотвратить. Остальное – непостижимо человеческому уму.
А Пушкина лихорадило все больше и больше. Он старался использовать каждый час. Он говорил не только с друзьями, но и просто со знакомыми, сам искал встреч. Рассказы Пушкина о несостоявшейся дуэли и предстоящей свадьбе были тем более удивительны, что от Геккеренов еще не было никакого объявления о сватовстве к Екатерине Гончаровой.
Самые разноречивые слухи летели вихрем. Азинька первая поняла, что Александра Сергеевича надо спасать от него самого. По горячим следам она бросилась к тетушке Екатерине Ивановне, та послала за Жуковским – колесо завертелось.
Азинька объяснилась с Ташей. Нужно действовать немедля! Александр Сергеевич, вчера отказавшись от дуэли, сегодня готовится превратить свой отказ в новый удар, убийственный для чести Геккеренов.
– Пойми, пойми меня, Таша! – повторяла Азинька, едва владея собой.
Но так безучастна казалась Таша, что Азинька почти закричала, пораженная каким-то смутным предчувствием:
– Что с тобой? Опомнись!
– Господи! – горестно вырвалось у Натальи Николаевны. – Чего вы все от меня хотите?
Она заломила руки и была в своем отчаянии так хороша, что Азинька бросила на нее откровенно завистливый взгляд. Впрочем, она тотчас обняла Ташу. Они плакали, не таясь друг от друга, потому что чувствовали свое бессилие перед вернувшейся в дом бедой…
Все больше тревожился и Василий Андреевич Жуковский. А застать Пушкина дома невозможно. Тогда еще раз взял перо в руки Василий Андреевич, чтобы рассказать Пушкину замысловатую сказку:
"Вот тебе сказка: жил-был пастух; этот пастух был и забубённый стрелок. У этого пастуха были прекрасные овечки. Вот повадился серый волк ходить около его овчарни. И думает серый волк: дай-ка съем я у пастуха его любимую овечку; думая это, серый волк поглядывает и на других овечек, да и облизывается…"
Маститый сказочник перечитал написанное. Поведение волка – Дантеса, повадившегося ходить около овчарни пастуха – Пушкина, было описано с большим приближением к действительности. Это противоречило, пожалуй, тем ручательствам, которые Василий Андреевич давал за благородство намерений Геккеренов. На этот раз он готов идти на уступки, только бы принудить Пушкина к молчанию насчет несостоявшейся дуэли.
И стал продолжать свою сказку Жуковский: