- Я занимаюсь декорациями, - объяснил Шульце и нечаянно стукнул молотком себя по большому пальцу. Затем он привязал второй конец веревки. Теперь она висела поперек зала. - Это мое любимейшее занятие, - добавил он и снова спустился вниз. - Я помогаю профессору танцевального искусства.
Тут подошел Гелтаи с двумя горничными, которые несли бельевую корзину. Горничные подавали Шульце старое рваное белье и одежду, а он декоративно развешивал его на веревке. Профессор, обозрев висящие рубашки, штаны, чулки и лифчики, прищурил один глаз, покрутил черный ус и воскликнул:
- Шикарно, милейший, шикарно!
Шульце двигал стремянку по залу, влезал, слезал и неутомимо развешивал для бала-маскарада тряпки. Горничные хихикали над допотопным рваньем. Попался даже огромный корсет из китового уса. Профессор потирал руки.
- Вы художник, милейший. Когда вы этому научились?
- Только что, милейший, - ответил Шульце. Бесцеремонный ответ озадачил профессора. Перестав крутить свой ус, он распорядился:
- На другой стороне зала тоже! Я пошел за воздушными шариками и серпантином.
Шульце балагурил с горничными и вообще вел себя так, словно Хагедорн и Кессельгут давно ушли. Иоганн, не в силах более выносить это зрелище, подошел к стремянке и сказал:
- Пустите меня наверх!
- Для двоих нет места, - возразил Шульце.
- Я полезу один, - настаивал Кессельгут.
- Ишь чего захотели, - ответил Шульце высокомерно. - Играйте лучше в бридж! Знатным господам здесь делать нечего!
Кессельгут обратился к Хагедорну.
- Что посоветуете, господин кандидат?
- Я ведь это предвидел, - сказал молодой человек. - Не сомневайтесь, завтра его пошлют чистить картошку!
Огорченные, они как по команде вернулись в читальный зал.
Глава двенадцатая
Бал в отрепьях
После ужина, который подали сегодня на час раньше, все поспешили в свои номера и переоделись. К десяти вечера холл, бар, залы и коридоры заполнили апаши, цыганки, нищие, шарманщики, индианки, громилы, камеристки, браконьеры, негры, школьницы, принцессы, полицейские, людоеды, испанки, бродяги, длинноногие пажи и трапперы.
Появились, впрочем, и посторонние: носильщики, гадалки и бандиты - из других отелей. Они отличались от здешних тем, что должны были платить за вход. Что они охотно и делали. Бал-маскарад в гранд-отеле продолжался до рассвета.
Дирекция наняла две деревенские капеллы. Во всех залах звучала танцевальная музыка. Пришло много местных жителей в чудесных старых национальных костюмах. Крестьяне должны были в полночь показать баварские народные танцы и песни, известные на весь мир.
Мелодии и напевы смешались в дикий оглушительный шум, так как в каждом зале играли разное. Все бросали друг в друга конфетти и серпантин. Деревенские парни гоняли по залам несколько коз и подсвинка. Поросенок и развеселившиеся дамы соревновались в визге.
В холле устроили вещевую лотерею. Все лишнее и все, без чего можно было обойтись, сложили в виде пирамиды.
(Лотерейные билеты и выигрыши учитель танцев уже много лет получал от одной мюнхенской фирмы. Чистый доход согласно обычаю доставался ему.)
Во время ужина Кессельгут сообщил, что он заказал в Большом зале столик на троих. Шульце с Хагедорном сидели за этим столиком, окруженные ряженой публикой, и ждали владельца пароходной линии, Хагедорн был без пиджака. Шею он повязал большим красным носовым платком, а на голову нахлобучил набекрень кепку. Он явно изображал парижского апаша. Шульце преобразился еще меньше. Он облачился (правда, на этот раз в помещении) в свой повседневный спортивный наряд: фиолетовый костюм, запонки-листочки на манжетах, обмотки, наушники из черного бархата и огненно-красную вязаную шапку. Постепенно ему стало жарко.
- А коньки? - поинтересовался Хагедорн.
- Перестаньте! - тихо сказал Шульце. - Не напоминайте мне про мой затылок! Я совершенно забыл, что лед очень твердый. Как конькобежец я больше не выступаю.
- А вы с такой радостью пошли кататься, - посочувствовал Хагедорн.
- Ничего страшного, - сказал Шульце. - Временно ошибся в своем возрасте. - Он улыбнулся. - Как вам нравятся мои декорации, юный друг? - Он удовлетворенно оглядел себя.
Хагедорн восхитился.
- Правильно, - сказал Шульце. - А где же наш любезный Кессельгут?
В эту минуту кто-то, стоявший позади них, наполнил три бокала вином.
- Мы не заказывали вина, - испуганно сказал Хагедорн. - Я бы хотел светлого пива.
- Я тоже, - присоединился Шульце.
Кельнер засмеялся. А когда они обернулись, то увидели не кельнера, а господина Иоганна Кессельгута. На нем была тоблеровская ливрея, его привычная, любимая, и он смотрел Шульце в глаза, прося извинения.
- Грандиозно! - воскликнул Хагедорн. - Не хочу вас обидеть, господин Кессельгут, но вы выглядите как прирожденный господский слуга!
- Ничуть не обижаете, господин кандидат, - сказал Кессельгут. - Если б я не был Александром, то хотел бы стать Диогеном.
Трое друзей развлекались на широкую ногу. Каждый по-своему. Кессельгут, например, хотя и был владельцем пароходной линии, стоял, блаженно улыбаясь, за стулом Шульце и обращался к бедняге-бедняку (которого заставили подметать каток) по поводу и без повода "сударь". А Шульце то и дело называл судовладельца по имени: - Иоганн, дайте огня!.. Иоганн, вы пьете слишком много!.. Иоганн, закажите три бутерброда с ветчиной!
- Ребята, у вас получается так, словно вы годами разучивали свои роли! - заметил Хагедорн.
- Ишь какой хитрец, - сказал Шульце, а Кессельгут польщенно засмеялся.
Позднее к их столику подошел толстяк Ленц, переодетый не то в трактирщика, не то в хозяина притона. Под мышкой у него торчала полупустая бутылка ликера "Золотая вода". Он спросил Шульце, не желает ли тот записаться на конкурс трех самых удачно ряженных в оборванцев.
- Вы наверняка получите первую премию, - сказал он. - Так натурально, как вы, никто из нас не выглядит. Ведь мы только лишь переодеты.
Шульце дал себя уговорить и пошел с Ленцем к профессору Гелтаи, который раздавал порядковые номера на конкурс. Однако учитель танцев покрутил ус и сказал:
- Сожалею, дорогой. Вы не соответствуете правилам. Ваш костюм не маскарадный, он лишь таким выглядит. Вы - профессионал.
Ленц, родившийся на берегах Рейна, легко раздражался. Но профессор был тверд.
- У меня есть инструкции, - заключил он дискуссию.
- Нет так нет, любезнейший, - сказал Шульце и ушел. Когда он вернулся к столику, Хагедорна там не было.
Иоганн в одиночку общался с алкоголем.
- Его увела школьница в короткой юбке и с ранцем за спиной, - доложил он. - Это была дама из Бремена.
Они отправились на поиски и негаданно наткнулись на вещевую лотерею. Тоблер тихо отдал приказ, и Иоганн купил тридцать билетов. Из них семь выигрышей: картина местного живописца "Альпийский ландшафт" в раме, большой игрушечный мишка, который мычал "У-у-у!", флакон одеколона, еще один мишка, рулончик серпантина, коробка с почтовой бумагой и конвертами и еще один флакон одеколона.
Нагрузившись трофеями, они разрешили сфотографировать себя в соседнем помещении.
- "Возвращение охотников домой", - прокомментировал тайный советник.
Они проталкивались дальше сквозь толпу. От зала к залу. По всем коридорам. Но Хагедорн как испарился.
- Мы должны найти его, Иоганн, - сказал тайный советник. - Разумеется, его похитила бременская школьница. А ведь он на коленях заклинал меня присмотреть за ним по-матерински.
В баре блудного сына не было. Воспользовавшись случаем, Иоганн принялся раздаривать выигрыши. Одеколон шел нарасхват у крестьянских девиц. Какой-то голландке он вручил, не спросив ее, написанный маслом альпийский пейзаж. Она поблагодарила по-голландски.
Они возвратились к своему столику. Хагедорна все еще не было. Иоганн посадил двух мишек на третий стул. Тоблер снял черные наушники.
- Странно, - заявил он. - Без наушников вино кажется вкуснее. Ну какая, скажите, связь у слуха с вкусовыми нервами?
- Никакой, - изрек Иоганн.
Тут они начали экспериментировать. Затыкали уши и пили. Закрывали глаза и пили.
- Что-нибудь заметили? - спросил Тоблер.
- Так точно, - ответил Иоганн. - Все глазеют на нас и думают, что мы спятили.
- А еще что заметили?
- Можно делать что угодно - вино замечательное. Ваше здоровье!
В это время госпожа Каспариус, переодетая в школьницу-подростка с большим бантом в волосах, сидела с парижским апашем Фрицем Хагедорном в пивном погребке, прокуренном и переполненном. Вместе с ними за столом расположилось много посетителей. Они тоже были в маскарадных костюмах, однако страдали от этого.
Тридцатилетняя школьница открыла ранец, достала оттуда пудреницу и попудрила нахальный носик розовой пуховкой.
Молодой человек наблюдал за ней.
- Как с домашними заданиями, малышка?
- Мне срочно нужны дополнительные занятия с репетитором. Прежде всего по человековедению. Тут я совершенно не разбираюсь.
- Подожди, пока вырастешь, - сказал он. - Этот предмет познается только на опыте.
- Вот и нет, - возразила она. - Если бы зависело от этого, я была бы лучшей в классе. Увы, не получается.
- Жаль. Значит, все твое усердие напрасно. Бедное дитя!
Она кивнула.
- Кем ты хочешь стать, когда кончишь школу?
- Кондуктором трамвая, - ответила она. - Или цветоводом. Хотя лучше всего - прогуловодом.
- Ага. Тоже интересная профессия! А я хотел стать снеговиком. У них отпуск полгода с лишним.
- Это разве не у снегурок?
- Нет, у снеговиков. Но снеговику необходим аттестат зрелости.
- Ну и кем же вы стали?
- Сначала расписывал торты, - ответил он. - А сейчас вяжу галстуки. Доход есть. Собственная машина - автобус. Из-за многочисленной родни. Будешь в Берлине, покатаю. На шасси стоят ящики с цветами.
Школьница захлопала в ладоши и воскликнула:
- Красота! Герань?
- Разумеется, - сказал он. - Другие цветы вообще не подходят к автобусу.
Соседям по столу их разговор изрядно надоел. Они расплатились и сбежали.
Школьница, обрадовавшись, сказала:
- Давайте говорить громче, и через десять минут останемся здесь одни.
Но ее план расстроился. Сначала пришел Ленц, "трактирщик". Его бутылка "Золотой воды" была пуста. Он заказал бургундского и принялся распевать рейнские песни. Затем появилась фон Маллебре. С бароном Келлером. Обладая красивыми стройными ногами, она была одета придворным пажом, Келлер был в своем фраке. Они поздоровались приветливо, как только смогли.
- Вы во фраке? - удивился Хагедорн. Келлер поправил монокль.
- Я никогда не наряжаюсь. Это мне не по душе, не вижу в этом ничего смешного.
- Но… фрак на балу в отрепье? - удивилась школьница.
- Почему бы нет? - возразил толстяк Ленц. - Бывает и отребье во фраках! - Он расхохотался во весь голос.
Барон поморщился. А Хагедорн сказал, что ему, к сожалению, пора идти.
- Останьтесь, ну пожалуйста, - попросил паж. А школьница начала громко всхлипывать.
- Я дал слово, - объяснил молодой человек. - Мы, апаши, аккуратные люди. Речь идет о краже со взломом.
- А что вы хотите украсть? - спросил Ленц,
- Большую партию левых перчаток, - таинственно сказал Хагедорн и, поднеся палец к губам, быстро удалился.
Оба пожилых господина замахали руками, увидев Хагедорна.
- Куда вы исчезли со школьницей? - строго спросил Шульце. - Вы следовали доброму совету?
- Мой дорогой материнский наставник, - сказал молодой человек. - Мы беседовали только о том, кем хочет стать малышка, когда окончит школу.
- Фу, господин кандидат! - воскликнул Кессельгут.
- Ну и кем же она хочет быть? - спросил Шульце.
- Точно еще не знает. Может, цветоводом, может, прогуловодом.
Пожилые люди погрузились в раздумье. Потом Кессельгут, снова занявший место позади Шульце, сказал:
- Что ж, будем здоровы! - Они выпили, и Кессельгут продолжал: - Сударь, позвольте сделать предложение?
- Прошу, Иоганн, - сказал Шульце.
- Давайте пойдем на улицу и выпьем за здоровье Казимира.
Предложение было принято единогласно. Кессельгут захватил бутылку и три бокала, Шульце - обоих мишек, и все трое гуськом направились через залы к выходу. Хагедорн шагал впереди.
В Зеленом зале они задержали церемонию раздачи призов за самые удачные костюмы. В Малом зале помешали игре в фанты и танцам под руководством профессора Гелтаи. Двигаясь зигзагами, они уверенно и с достоинством прокладывали себе путь.
Швейцар, которого самые удалые посетители украсили конфетти и серпантином, поклонился Хагедорну и ехидно взглянул на Шульце, когда тот, подняв вверх мишек, громко сказал им:
- Посмотрите-ка на злого дядю! Такие бывают в самом деле.
Казимир, гусар-снеговик, выглядел восхитительно. Троица с любовью обозрела его. Шел снег. Шульце обернулся к приятелям.
- Прежде чем мы чокнемся за благополучие нашего общего сына, - торжественно произнес он, - я хотел бы сделать одно доброе дело. Как известно, нехорошо, когда мужчина один. И даже когда снеговик - тоже. - Он медленно опустился на колени и посадил мишек на холодный снег, одного справа, другого слева от Казимира. - Теперь у него по крайней мере будет компания в наше отсутствие.
Кессельгут разлил вино в бокалы. Но его в неполной бутылке не хватило, и Иоганн поспешил в отель за полной.
Шульце и Хагедорн остались вдвоем под ночным небом. Каждый держал в руке налитый до половины бокал. Оба молчали. Вечер был очень веселым. Но они вдруг посерьезнели. Их разделял чуть шевелившийся занавес из снежных хлопьев.
Смущённо кашлянув, Шульце сказал:
- Со времен войны я ни с одним мужчиной не был на "ты". С женщинами - да, гм. Бывают ситуации, когда говорить "вы" никак не подходит. Если ты согласен, мой мальчик, я хочу предложить тебе выпить на брудершафт.
Молодой человек тоже прокашлялся и после паузы ответил:
- Со времен университета у меня не было друзей. Я никогда бы не решился просить вас быть моим другом. Ну, спасибо тебе, дружище!
- Меня зовут Эдуард, - сказал Шульце.
- А меня Фриц, - сказал Хагедорн.
Они чокнулись, выпили и пожали друг другу руки. Кессельгут, выйдя из дверей с полной бутылкой под мышкой, посмотрел на обоих и догадался о значении их рукопожатия. Затем с серьёзной улыбкой он сделал поворот кругом и вернулся в шумный отель.
Глава тринадцатая
Большой рюкзак
Бандероль от матушки Хагедорн прибыла на следующий день. В ней были рекламные работы, которые просил сын, и письмо.
Мой дорогой мальчик! - писала мать. - Спасибо за открытки. Пишу на ходу, собралась отвезти бандероль на вокзал, чтобы ты скорее получил ее. Надеюсь, уголки при пересылке не помнутся (у пакетов и картинок). И скажи этому господину Кессельгуту, что все твои работы нам желательно получить обратно. Такие господа из-за своего величия бывают иногда забывчивыми.
Господин Франке сказал, что если с тоблеровской фирмой выгорит, то "будет обалденно". Ты ведь знаешь, он всегда выражается с фокусами. И еще сказал, что будет ругать тебя, чтобы повезло. Думаю, что со стороны квартиранта, в общем-то постороннего человека, это очень любезно. Я тоже постараюсь припомнить всякие бранные слова для такого случая. Если же с устройством на работу ничего не получится, мы по крайней мере не будем себя упрекать. Это - главное. Но нельзя терять головы. На Бога надейся, а сам не плошай.
То, что другой призер симпатичный человек, радует меня. Заочно передаю ему привет. И не давайте себя обманывать знатным людям. Многие из них ведь не виновны в том, что они богатые. У многих, я думаю, потому есть деньги, что у Господа Бога доброе сердце. Лучше, чем ничего, подумал он, сотворяя их. Кстати, есть ли у тебя еще чистое белье? Если нет, отошли мне срочно грязное. Через три дня получишь выстиранным. В магазине Хепнера видела на витрине очень красивые верхние сорочки. Попрошу отложить для тебя одну. Голубую в полосочку. Заберем, когда вернешься домой. Могу, конечно, послать тебе. Но вдруг не понравится?
Ну вот, сынок. Сейчас еду до Потсдамского вокзала, а оттуда пешком к Ангальтскому. Подышать снегом полезно. Ты знаешь, я редко выбираюсь из комнаты на свежий воздух. Твои цветные открытки с видами мне очень нравятся. Почти как в кино - помнишь, где ты недавно требовал ложу для иностранцев? Я рассказала об этом господину Франке. Он смеялся.
Не забывай, когда будешь в лесу, делать восемь-десять глубоких вдохов. Не больше. Иначе заболит голова. А это ни к чему.
Я чувствую себя отлично. Много пою. На кухне. Когда сажусь завтракать или обедать, ставлю на стол твою фотографию. А то одной скучно, и нет аппетита. Я не права? Надеюсь, завтра придет твое письмо. Со всеми подробностями. Пока что мне не все понятно. Может, я с годами чуть поглупела. Склероз. Каким образом, например, оказались в твоем номере три котенка? И почему у тебя две комнаты, да еще ванная? И какой-то кирпич? Мне это совершенно непонятно, мой мальчик. Господин Франке говорит, что, возможно, там действительно отель. А не сумасшедший дом. Все-таки он ужасный человек. Скажи, а у другого призера столько же помещений и тоже котята и кирпич?
Роман с продолжениями в газете на этот раз очень увлекательный. Куда лучше, чем предыдущий. Особенно со вчерашнего номера. Мы с господином Франке совсем расходимся во мнениях о том, что будет дальше. Он ничего не понимает в романах. Ну это нам известно.
И прошу тебя: не делай глупостей, не лазай на опасные вершины! В Брукбойрене лавины бывают? Будь очень осторожным. Они начинаются совсем незаметно, тихо и вдруг обрушиваются огромной массой. И тогда уж не спасешься.
Береги себя, пожалуйста, будь осмотрительнее! Обещаешь? И с женщинами в отеле тоже. Чтобы не получилось скандала, как тогда в Швейцарии. У них либо ничего серьезного, либо крепкая хватка. А у тебя голова распухнет, хлопот не оберешься. Не надо, мой мальчик. Иначе мне не будет покоя.
Ну ладно, а то начинаю письмо и никак не кончу. Все! Ответь на мои вопросы. Ты часто забываешь это делать. Еду на вокзал.
Будь здоров! Минувшего дня не вернешь. И веди себя повежливее! А то ты иногда дерзишь, правда. Целую, любящая тебя мама.
После ленча троица сидела на террасе. Кандидат наук Хагедорн показывал собрание своих произведений. Шульце внимательно просмотрел их и нашел весьма удачными. Началась оживленная беседа. Кессельгут курил толстую черную сигару, подливал друзьям кофе и блаженствовал во всех отношениях. Наконец он сказал:
- Значит, сегодня вечером я отошлю пакет тайному советнику Тоблеру.
- И не забудьте, пожалуйста, спросить, не найдется ли у него места для господина Шульце, - сказал Хагедорн. - Ты ведь не возражаешь, Эдуард?
- Разумеется, нет, мой мальчик, - кивнул Шульце. - Пусть старик Тоблер постарается и что-нибудь подыщет для нас обоих.
Кессельгут взял папку с работами:
- Я испробую все возможности, господа.
- И, пожалуйста, пусть он вернет все работы, - сказал молодой человек. - Моя мать в этом отношении очень строга.