- Месяц назад, месье, это была новая… как бишь ее? Да на ваши пленки мы тратим целое состояние! А могу ли напомнить вам, месье, что недавно пришло письмо из Осера? Там нужна новая бондарня, и нам предлагают взять на себя половину расходов.
- Мадам, - вскричал Пипин, - но не я же вызвал этот метеорный поток!
- И не я сгноила бочки в Осере.
- У меня нет выбора.
Мадам из миниатюрной женщины превратилась в неприступную крепость, мрачную, окутанную грозовым облаком.
- Месье - хозяин в доме. Если месье желает, чтобы из-за метеоров обанкротилась его семья, - что я могу поделать? Наверное, мне следует извиниться перед Розой. Что такое кило испорченного сыра по сравнению с чудесными белыми кляксами на вашей пленке, месье? Может, мы станем питаться этими метеорами? Или надевать их вместо одежды? Может, они укроют нас от ночной сырости? Может, нам делать из них винные бочки? Месье, решайте сами, без меня.
Мадам встала и с видом оскорбленной добродетели покинула гостиную.
В душе Пипина Эристаля гнев боролся с ужасом. Но сквозь стеклянные двери гостиной на него смотрел телескоп, заботливо укутанный водонепроницаемым шелком. И гнев в конце концов победил. Месье сурово сошел по лестнице, нахлобучил шляпу, снял трость с вешалки и схватил портфель Клотильды со стола. Он с достоинством пересек двор и, кипя от ярости, дождался, пока консьерж откроет железные ворота. Потом, поддавшись минутному порыву слабости, оглянулся - и увидел мадам, наблюдавшую за ним из окна кухни. Рядом с ней ухмылялась довольная Роза.
- Надо навестить дядюшку Шарля, - решительно сказал Пипин Эристаль и с лязгом захлопнул за собой железные ворота.
Шарль Мартель был хозяином небольшого, но весьма доходного антикварного арт-магазинчика на улице Сены. В магазинчике царил приятный полумрак, который выигрышно сказывался на восприятии живописи. Месье Мартель обычно продавал неподписанные картины, которые, как он подчеркивал, могли и не быть ранними работами Ренуара, а также хрусталь, фарфор и бронзу, которые могли ранее принадлежать представителям старейших и почтеннейших семей Франции.
В глубине магазинчика красный бархатный занавес скрывал одну из самых изысканных и уютных холостяцких квартир Парижа. Там на креслах лежали бархатные пуховые подушечки, сидеть на которых было одно удовольствие. Изголовье и изножье кровати, позолоченного резного шедевра наполеоновских времен, возвышались, как нос и корма норманнского разбойничьего корабля. Днем покрывало и подушки из слегка потускневшей алтарной парчи придавали холостяцкому ложу вид милого гнездышка, заманчивого и неуловимо порочного. Лампы под зелеными абажурами давали как раз столько света, сколько нужно, чтобы подчеркнуть достоинства и замаскировать недостатки убранства. Кухонная утварь, раковина и газовая плита прятались за китайской ширмой, краски которой время превратило в глянцевую чернь и мягкую желтизну оттенка топленых сливок.
Шарль был человеком светским, обладал отличными манерами и отличался безукоризненной осанкой и костюмом. Хотя ему уже давно перевалило за шестьдесят, он по-прежнему интересовался юными дамами, и с ним всякая женщина могла почувствовать себя дамой - если, конечно, хотела. Даже сейчас, когда он предпочитал мирный сон всем прочим способам ночного времяпрепровождения, дядюшка Шарль держал марку, и избранные юные дамы томно вздрагивали, услышав приглашение за бархатный занавес на рюмочку аперитива. Дядюшка Шарль, насколько мог, старался их не разочаровывать. К тому же маленькая дверь выводила из магазинчика в боковой проулок - мелочь, конечно, но из тех, которые замечают с благодарностью.
Когда обладателю какого-либо древнего имени и населенного нетопырями замка хотелось денек-другой отдохнуть в Отее или сменить подкладку на пальто, куда же было нести хрустальный канделябр из бального зала или мозаичный ломберный столик, принадлежавший когда-то любовнице короля, если не в магазинчик дядюшки Шарля? А избранные клиенты твердо знали, что, если очень нужно, Шарль найдет для них настоящий раритет. Голливудский продюсер Вилли Читлинг, к примеру, добыл у него для бара на своем ранчо в Палм-Спрингс мебель, панели и алтарь тринадцатого века из часовни замка Вьей-Кюлотт. Шарль к тому же одалживал деньги под весьма скромные проценты. Говорили, что у него имеются долговые расписки девяти из двенадцати пэров Франции.
Шарль Мартель был дядей и другом Пипина Арнульфа Эристаля. Ради него он покидал мир искусства и старинных безделушек, чтобы достать записи Бикса Байдербека, которых недоставало в коллекции Пипина. К дядюшке Пипин всегда шел за советом по всем вопросам - и житейским, и нравственным.
Когда месье Эристаль влетел в магазинчик на улице Сены, Шарль заметил, что тот приехал на такси. Значит, дело было нешуточное.
Шарль жестом указал племяннику на занавес и поспешно завершил торг с пожилой американской туристкой, покупавшей безо всякой для себя надобности табакерку эпохи Людовика Четырнадцатого. Дядюшка завершил торг, не снизив цену, а внезапно подняв ее - и тем убедив леди, что покупка состоится сейчас или никогда. Шарль, почтительно кланяясь, выпроводил ее из магазина, закрыл за ней дверь и вывесил облезлую и потускневшую от времени табличку с надписью: "Закрыто на реставрацию". Потом он прошел за бархатный занавес и поздоровался с нервно ходившим по комнате племянником.
- Ты взволнован, мой мальчик, - сказал он. - Ну-ка присядь. Я налью тебе коньяку - это успокаивает.
- Я вне себя! - воскликнул Пипин, но все же сел и предложенную рюмку с коньяком взял.
- Мари? - спросил дядюшка Шарль. - Или Клотильда?
- Мари.
- Деньги?
- Деньги, - ответил Пипин.
- Сколько?
- Я не занимать приехал, - сказал Пипин.
- Значит, пожаловаться?
- Именно - пожаловаться.
- Хорошая идея. Помогает разрядиться. Вернуться домой в более сносном настроении. Так на что именно ты хочешь пожаловаться?
- В атмосферу Земли неожиданно вторгся метеорный поток, - сказал Пипин. - Моя теперешняя камера не берет… В общем, мне нужна новая.
- И конечно, недешевая. И Мари не видит необходимости в покупке.
- Именно так. Мари делает вид, будто я ее смертельно обидел. Черт возьми! И вынашивает план мести.
- Ты купил камеру?
- Еще нет.
- Но ты уже твердо решил?
- Пойми, дядюшка, метеорный дождь в такое время - это же уникально! Кто знает, что творится там, в небе. Не забывай, что это я открыл Елисейскую комету. Мне вынесла благодарность Академия! В скором будущем меня могут избрать!
- Поздравляю, мой мальчик. Какая честь! Хотя сам я не взираю на небеса с такой страстью, но я всегда за страсть - какова бы ни была ее природа. Ну, так начинай жаловаться, дорогой племянник. Представь, что я - это Мари, ты - это ты. Начнем с того неоспоримого факта, что источником вашего дохода является твоя собственность, а не собственность жены?
- Именно.
- Твоя собственность, то бишь твоя земля, принадлежала твоему роду с незапамятных времен.
- С тех времен, когда салические франки пришли с востока.
- Несомненно, холмы с твоими виноградниками - остатки королевства.
- Империи!
- Ты из рода столь древнего, что даже не снисходишь до напоминания выскочкам о твоем происхождении и по праву принадлежащем тебе титуле.
- …Ты это очень хорошо сформулировал, дядюшка. Но все, что мне сейчас нужно, - это новая камера.
- Прекрасно, - сказал Шарль. - Но ты теперь лучше себя чувствуешь?
- Да, гораздо лучше, - ответил Пипин.
- Ну так позволь мне одолжить тебе денег, мой мальчик. Ты вернешь их мне постепенно. Мари не будет возражать против небольших расходов - ее пугают крупные суммы.
- Я приехал не для того, чтобы просить денег.
- Но ты ведь и не просил. Это я предложил тебе деньги. Покупай камеру. А жене скажи, что отказался от покупки. Полагаю, Мари не отличит одну камеру от другой?
- Конечно нет. Но… мое достоинство главы семьи. Разве я не потеряю его?
- Как раз наоборот, мой мальчик. У Мари возникнет чувство вины. Она согласится, нет, она даже будет подталкивать тебя на покупку разных мелочей. И ты, кстати, сможешь вернуть долг.
- Странно, что ты так и не женился, - сказал Пипин.
- Я предпочитаю видеть счастье других… На какую сумму мне выписывать чек?
Когда месье Эристаль лязгнул железными воротами и ринулся к стоянке такси на авеню Габриэль, мадам, несмотря на одержанную победу, была в полной растерянности. В таких случаях она обычно ездила в женский монастырь - длинное, аккуратное строение у Порт-де-Венсенн, откуда виднелся Булонский лес, - к своей старой подруге сестре Гиацинте. Мадам переоделась, взяла кошелек и черную сумочку, с которой ходила по магазинам, и поехала на метро.
С сестрой Гиацинтой они дружили с детства. Они ходили в одну школу. Сюзанна Леско - тогда прелестная девчушка с высоким, певучим голоском и природным талантом балерины - была примадонной школьных спектаклей и утренников. Из прелестной Сюзи за школьные годы она превратилась сперва в красотку Сюзанну, а потом в сногсшибательную мадемуазель Леско. В более поздний период своей жизни она три года подряд играла в "Деве Жанне д’Арк", приводя в полный восторг автора - настоятельницу монастыря. А Мари, не умевшая ни петь, ни танцевать, восхищалась талантливой подругой и чувствовала сопричастность ее успехам.
Если бы все было хорошо, Сюзанна, как и положено девушке ее круга, вышла бы замуж и подарила свои таланты и красоту мужу. Однако туманные махинации банка "Лионский кредит" повлекли за собой самоубийство отца, служившего в этом банке, и Сюзанна, оставшись с больной матерью и братом-школьником, похожим на карлика в смокинге, вынуждена была сама зарабатывать на жизнь. Только тогда частые комплименты ее сценическим талантам стали что-то значить для Сюзанны и еще больше - для ее матери.
Вакантных мест в "Комеди Франсез" не оказалось. Сюзанну записали и попросили подождать, а пока она ждала, ее взяли в "Фоли-Бержер", где ее голос, грация, а главное, ее высокая, идеальной формы грудь были немедленно замечены и оценены по достоинству. Болезнь, превратившаяся в основное и единственное занятие ее матери, и бесконечная учеба брата, прерванная только роковой мотоциклетной аварией, заставили Сюзанну пожертвовать химерами искусства и большой сцены ради твердого заработка в "Фоли".
Много лет она украшала сцену "Фоли-Бержер", и не только в шеренге длинноногих раздетых танцовщиц. Она и пела, и декламировала. После двадцати лет прогрессировавшей болезни ее мать умерла. Врачи, правда, не нашли ни единого признака того недуга, на который она всю жизнь жаловалась. Сюзанна к этому времени из танцовщиц перешла в балетмейстеры.
Но она очень, очень устала. Ее грудь по-прежнему была высокой, а вот ступни стали плоскими. Жизнь она уже прожила - относительно добродетельную, как и большинство француженок. Молодые американцы мужского пола часто испытывают разочарование, узнав, что у французов довольно строгая - по меркам американского провинциального клуба - мораль.
Сюзанна хотела дать отдых ногам. Потому и отказалась от мирской жизни, о которой знала, пожалуй, чересчур много, и после послушничества приняла постриг под именем сестры Гиацинты, чтобы спокойно, а главное, сидя поразмышлять о жизни.
Удивительное спокойствие и набожность сестры Гиацинты превратили ее в украшение ордена, а специфический опыт и прошлое сделали ее на редкость терпимой и полезной собеседницей для молодых сестер с их проблемами.
Все годы в обеих своих жизнях она поддерживала контакт со старой школьной подругой Мари. Даже между визитами друг к другу они продолжали обмениваться длинными скучными письмами, заполненными жалобами на жизнь и кулинарными рецептами. Мари по-прежнему восхищалась своей талантливой подругой, которая ныне сподобилась святости. Так что Мари, само собой, решила обратиться к ней за советом по поводу камеры.
В маленькой, уютной монастырской приемной Мари сказала:
- Я просто не знаю, что и делать. Месье - образец благоразумия почти во всем. Но как только дело доходит до этих несчастных звезд, наши деньги тают на глазах.
Сестра Гиацинта усмехнулась и вежливо спросила:
- Почему бы тебе не поколотить месье?
- Что-что?.. A-а, ты шутишь. Уверяю тебя, это очень серьезно. Бондарная в Осере…
- Мари, у вас на столе есть еда? За квартиру вы платите исправно? Вам не отключают электричество?
- Это вопрос принципа. Это прецедент, - обиженно возразила Мари.
- Дорогая, - сказала монахиня, - ты приехала ко мне за советом или пожаловаться?
- Конечно за советом. Я никогда не жалуюсь.
- Конечно нет, - согласилась сестра Гиацинта и добавила: - Многие приходят за советом, хотя мало кто в советах нуждается и вообще никто им не следует. Но один совет я тебе дать могу.
- Буду очень благодарна, - отозвалась Мари холодно.
- В своей жизни я встречала много мужчин. И могу сказать кое-что о них в целом. Первое: мужчины как дети. Иногда - испорченные дети.
- Полностью с тобой согласна.
- Если они все-таки вырастают - от них никакого проку, мужчины всегда либо дети, либо старики. Но в их детской безответственности и сумасбродстве иногда сквозит величие. Пойми: мне хорошо известно, что большинство женщин умнее мужчин, но женщины смотрят на вещи трезво - и очень редко достигают величия. Иногда я скучаю по своему прошлому. Я привыкла к несуразности и глупости мужчин. Это так разнообразило жизнь.
- Он открыл комету, - сказала Мари, - Академия вынесла ему благодарность. Но камера… это уж слишком.
- Скажи, тебе в самом деле нужен совет?
- Конечно.
- Тогда скажи ему, чтобы он купил камеру. Настаивай на этом.
- Но ведь я была против. Он перестанет меня уважать. Я потеряю лицо!
- Наоборот, - возразила сестра Гиацинта. - Если ты будешь настаивать, он сам не захочет расставаться с деньгами. И наверняка, вместо того, чтобы воевать с тобой, взглянет на вещи трезво. Мужчины - странные существа.
- Я привезла тебе носовые платки, - сказала Мари.
- Какая прелесть! Мари, у тебя золотые руки! А какие нужно иметь глаза, чтобы вышить такой узор!
- У меня всегда было хорошее зрение, - ответила Мари.
Когда мадам вернулась в дом номер один по авеню де Мариньи, она обнаружила, что большие двойные двери гостиной распахнуты настежь, а муж ковыряется маленькими блестящими инструментами в своем телескопе.
- Я все обдумала, - сказала мадам, - и мне кажется, ты должен купить камеру.
- Что-о? - переспросил месье.
- А почему бы и нет? Тогда тебя наверняка изберут в Академию.
- Ты очень добра, - сказал месье. - Но я тоже все обдумал и решил. Прежде всего - самое необходимое. Пока я обойдусь тем, что у меня есть.
- Умоляю тебя.
- Нет, - ответил он.
- Я приказываю!
- Дорогая, не забывай, кто глава семьи. Мы не в Америке. Не хватало еще, чтобы куры кукарекали.
- Прости, - сказала Мари.
- Пустяки, мадам. А сейчас я должен приготовиться к ночи. Метеорный поток продолжается, дорогая. Звездам нет дела до наших проблем.
Сверху донесся грохот и лязг. Месье Эристаль задумчиво посмотрел наверх.
- Не знал, что Клотильда дома.
- Это медный столик в коридоре. Клотильда говорит, он все время на нее налетает. Надо бы его переставить.
- Пожалуйста, Мари, не пускай Клотильду на террасу. А то на бедняжку налетит мой телескоп.
Спустившись по лестнице, Клотильда величаво вплыла в гостиную. Платье едва не лопалось на ее пышных формах. С плеч свисала крошечная шкурка какого-то несчастного зверька, отчаянно вцепившегося в собственный хвост.
- Дорогая, ты уходишь? - спросила мадам.
- Йес, мама. У меня кинопробы.
- Опять?
- С режиссером не поспоришь, - ответила Клотильда.
Месье поспешил заслонить собой телескоп. Но дочь благополучно проследовала мимо двери на террасу, разве только споткнулась о порог.
- Так значит, у тебя уже есть режиссер? - спросил месье.
- Само собой. Он подбирает актеров для фильма по роману "Принцесса-голодранка". Там девочка-сирота, и…
- И выясняется, что она - принцесса. Типично американский роман.
- Ты что, читал его?
- Нет, дорогая. Но я знаю.
- А откуда ты знаешь, что он американский?
- Преувеличенный интерес к принцессам - характерная черта американцев. Вдобавок они всегда были неравнодушны к сказке про Золушку.
- Золушку?
- Тебе стоило бы прочитать эту сказку, дорогая.
- Грегори Пек будет играть принца.
- Ну конечно, - сказал месье. - Если бы роман был французский, оказалось бы… осторожно, ради Бога, отойди от телескопа! Я уже настроил его для сегодняшней ночи.
Когда дочь удалилась, вышла во двор и железные ворота лязгнули за ее спиной, мадам сказала:
- Лучше бы она продолжала писать романы. Хоть бы дома бывала чаще. Скорей бы уж она нашла себе приличного молодого человека из хорошей семьи.
- Сперва нужно стать принцессой, - ответил ее муж. - Они все об этом мечтают.
- Не стоит над ней смеяться.
- Я и не смеюсь. Помню себя в ее возрасте. Мечты казались реальностью.
- Я вижу, вы в хорошем настроении, месье.
- Да, я доволен, Мари. Ведь целую неделю со мной будут, - месье ткнул пальцем вверх, - мои друзья!
- И ты будешь ночами торчать на террасе, а днем - отсыпаться.
- Именно так, - ответил месье Эристаль.
События 19** года во Франции следует изучать не в связи с их уникальностью, а скорее в связи с их неизбежностью. Изучение истории хотя и не позволяет делать предсказаний, все же помогает предвидеть наиболее вероятный поворот событий.
Для французского правительства характерно получать вотум недоверия. То, что в других странах называется "нестабильностью", во Франции - норма. Лорд Коттин сказал: "Во Франции анархия - обычный отклик на происходящее, - и добавил: - Стабильность для француза - непереносима, как тирания". К сожалению, мало кто был способен услышать и понять лорда.