Глава III
Раздобыв карту Намюра по своему вкусу, дядя Тоби немедленно принялся самым усердным образом ее изучать: а так как для него важнее всего было выздороветь, выздоровление же его зависело, как вы знаете, от умиротворения страстей и душевных волнений, то ему, понятно, надо было постараться настолько овладеть своим предметом, чтобы быть в состоянии говорить о нем совершенно спокойно.
После двухнедельных усердных и изнурительных занятий, которые, кстати сказать, не пошли впрок его ране в паху, - Дядя Тоби способен был, с помощью некоторых примечаний на полях под текстом фолианта да переведенной с фламандского "Военной архитектуры и пиробаллогии" Гобезия, придать своей речи достаточно ясности; а не прошло и двух месяцев, - как он стал прямо-таки красноречив и не только мог повести в полном порядке атаку на передовой контрэскарп, - но, проникнув за это время в военное искусство гораздо глубже, чем было необходимо для его первоначальной цели, - дядя Тоби мог также переправиться через Маас и Самбру, совершать диверсии до самой линии Вобана, аббатства Сальсин и т. д. и давать своим посетителям такое же отчетливое описание всех других атак, как и атаки на ворота Святого Николая, в которой он имел честь получить свою рану.
Но жажда знаний, подобно жажде богатств, растет вместе с ее удовлетворением. Чем больше дядя Тоби изучал свою карту, тем больше она приходилась ему по вкусу, - в силу такого же процесса электрической ассимиляции, как и тот, посредством которого, по моему мнению, уже вам изложенному, души знатоков, благодаря долгому трению и тесному соприкосновению с предметом своих занятий, имеют счастье стать под конец совершенными - картинными, - мотыльковыми, - скрипичными.
Чем больше пил дядя из этого сладостного источника знания, тем более жгучей и нестерпимой делалась его жажда; так что не истек еще до конца первый год его заключения, а уже едва ли был укрепленный город в Италии или во Фландрии, плана которого он бы не раздобыл тем или иным способом, - читая, по мере их приобретения, и тщательно сопоставляя между собой истории осад этих городов, их разрушений, перестройки и укрепления заново; все это делал он с таким глубоким вниманием и наслаждением, что забывал себя, свою рану, свое заключение и свой обед.
На другой год дядя Тоби купил Рамолли и Катанео в переводе с итальянского, - - а также Стевина, Маролиса, шевалье де Виля, Лорини, Коегорна, Шейтера, графа де Пагана, маршала Вобана и мосье Блонделя вместе с почти таким же количеством книг по военной архитектуре, какое найдено было у Дон Кихота о рыцарских подвигах, когда священник и цирюльник произвели набег на его библиотеку.
К началу третьего года, а именно в августе шестьсот девяносто девятого года, дядя Тоби нашел нужным ознакомиться немного с баллистикой. - Рассудив, что лучше всего почерпнуть свои знания из первоисточника, он начал с Н. Тартальи, который первый, кажется, открыл ошибочность мнения, будто пушечное ядро производит свои опустошения, двигаясь по прямой линии. - Н. Тарталья доказал дяде Тоби, что это вещь невозможная.
- - - Нет конца разысканию истины!
Едва только дядя Тоби удовлетворил свою любознательность насчет пути, по которому не следует пушечное ядро, как незаметно он был увлечен далее и решил про себя поискать и найти путь, по которому оно следует; для этого ему пришлось снова отправиться в дорогу со стариком Мальтусом, которого он усердно проштудировал. Далее он перешел к Галилею и Торричелли и нашел у них непогрешимо доказанным при помощи некоторых геометрических выкладок, что названное ядро в точности описывает параболу - или, иначе, гиперболу - и что параметр, или latus rectum, конического сечения, по которому движется ядро, находится в таком же отношении к расстоянию и дальности выстрела, как весь пройденный ядром путь к синусу двойного угла падения, образуемого казенной частью орудия на горизонтальной плоскости; и что полупараметр - - - стоп! дорогой дядя Тоби, - стоп! - ни шагу дальше по этой тернистой и извилистой стезе, - опасен каждый шаг дальше! опасны излучины этого лабиринта! опасны хлопоты, в которые вовлечет тебя погоня за этим манящим призраком - Знанием! - Ах, милый дядя, прочь - прочь - прочь от него, как от змеи! - Ну разве годится тебе, добрый мой дядя, просиживать ночи напролет с раной в паху и горячить себе кровь изнурительными бессонницами? - Увы! они обострят твои боли, - задержат выделение пота, - истребят твою бодрость, - разрушат твои силы, - высушат первичную твою влагу, - создадут в тебе предрасположение к запорам, - подорвут твое здоровье, - вызовут раньше времени все старческие немощи. - Ах, дядя! милый дядя Тоби!
Глава IV
Я бы гроша не дал за искусство писателя, который не понимает того, - что даже наилучший в мире непритязательный рассказ, если его поместить сразу после этого прочувствованного обращения к дяде Тоби, - покажется читателю холодным и бесцветным; - поэтому я и оборвал предыдущую главу, хотя еще далеко не закончил своего повествования.
- - - Писатели моего склада держатся одного общего с живописцами правила. В тех случаях, когда рабское копирование вредит эффектности наших картин, мы избираем меньшее зло, считая более извинительным погрешить против истины, чем против красоты. - Это следует понимать cum grano salis, но, как бы там ни было, - параллель эта проведена здесь, собственно, только для того, чтобы дать остыть слишком горячему обращению, - и потому несущественно, одобряет или не одобряет ее читатель в каком-либо другом отношении.
Заметив в конце третьего года, что параметр и полупараметр конического сечения растравляют его рану, дядя Тоби в сердцах оставил изучение баллистики и весь отдался практической части фортификации, вкус к которой, подобно напряжению закрученной пружины, вернулся к нему с удвоенной силой.
В этот год дядя впервые изменил своей привычке надевать каждый день чистую рубашку, - начал отсылать от себя цирюльника, не побрившись, - и едва давал хирургу время перевязать себе рану, о которой теперь так мало беспокоился, что за семь перевязок ни разу не спросил о ее состоянии. - Как вдруг, - совершенно неожиданно, ибо перемена произошла с быстротой молнии, - он затосковал по своем выздоровлении, - стал жаловаться моему отцу, сердился на хирурга, - и однажды утром, услышав на лестнице его шаги, захлопнул свои книги, отшвырнул прочь инструменты и стал осыпать его упреками за слишком затянувшееся лечение, которое, - сказал он, - давно уже пора было закончить. - Долго говорил он о перенесенных им страданиях и о томительности четырехлетнего печального заточения, - прибавив, что если бы не приветливые взгляды и не дружеские утешения лучшего из братьев, - он бы давно уже свалился под тяжестью своих несчастий. - Отец находился тут же. Красноречие дяди Тоби вызвало слезы у него на глазах, - настолько было оно неожиданно. - Дядя Тоби по природе не был красноречив, - тем более сильный эффект произвело его выступление. - Хирург смутился; - не оттого, что не было причин для такого или даже большего нетерпения, - но и оно было неожиданно: четыре года ходил он за больным, а еще ни разу не случалось ему видеть, чтобы дядя Тоби так себя вел; - ни разу не произнес он ни одного гневного или недовольного слова; - он весь был терпение, - весь покорность.
Проявляя терпеливость, мы иногда теряем право на то, чтобы нас пожалели, - но чаще мы таким образом утраиваем силу жалости. - Хирург был поражен, - но он был прямо ошеломлен, когда дядя Тоби самым решительным тоном потребовал, чтобы его рана была вылечена немедленно, - - иначе он обратится к мосье Ронжа, лейб-хирургу короля, чтобы тот заступил его место.
Жажда жизни и здоровья заложена в самой природе человека; - любовь к свободе и простору ее родная сестра. Оба эти чувства свойственны были дяде Тоби наравне со всеми людьми - и каждого из них было бы достаточно, чтобы объяснить его жгучее желание поправиться и выходить из дому; - - но я уже говорил, что в нашей семье все делается не так, как у людей; - и, подумав о времени и способе, каким это страстное желание проявилось в настоящем случае, проницательный читатель догадается, что оно вызвано было еще какой-то причиной или причудой, сидевшей в голове у дяди Тоби. - Это верно, и предметом следующей главы как раз и будет описание этой причины или причуды. Надо с этим поспешить, потому что, признаюсь, пора уже вернуться к местечку у камина, где мы покинули дядю Тоби посередине начатой им фразы.
Глава V
Когда человек отдает себя во власть господствующей над ним страсти, - - или, другими словами, когда его конек закусывает удила, - прощай тогда трезвый рассудок и осмотрительность!
Рана дяди Тоби почти совсем не давала о себе знать, и как только хирург оправился от изумления и получил возможность говорить, - он сказал, что ее как раз начало затягивать и что если не произойдет новых отслоений, никаких признаков которых не замечается, - то через пять-шесть недель она совсем зарубцуется. Такое же число олимпиад показалось бы дяде Тоби двенадцать часов тому назад более коротким сроком. - Теперь мысли у него сменялись быстро; - он сгорал от нетерпения осуществить свой замысел; - вот почему, ни с кем больше не посоветовавшись, - - что, к слову сказать, я считаю правильным, когда вы заранее решили не слушаться ничьих советов, - он секретно приказал Триму, своему слуге, упаковать корпию и пластыри и нанять карету четверкой, распорядившись, чтобы она была подана ровно в двенадцать часов, когда мой отец, по дядиным сведениям, должен был находиться на бирже. - Затем, оставив на столе банковый билет хирургу за его труды и письмо брату с выражением сердечной благодарности, - дядя Тоби уложил свои карты, книги по фортификации, инструменты и т. д. - и, при поддержке костыля с одной стороны и Трима с другой, - - сел в карету и отбыл в Шенди-Холл.
Причины этого внезапного отъезда, или, вернее, поводы к нему, были следующие:
- Стол в комнате дяди Тоби, за которым он сидел накануне переворота, окруженный своими картами и т. д., - был несколько маловат для бесконечного множества обыкновенно загромождавших его больших и малых научных инструментов; - протянув руку за табакеркой, дядя нечаянно свалил на пол циркуль, а нагнувшись, чтобы его поднять, задел рукавом готовальню и щипцы для снимания нагара, - и так как ему положительно не везло, то при попытке поймать щипцы на лету - он уронил со стола мосье Блонделя, а на него графа де Пагана.
Такому калеке, как дядя Тоби, нечего было и думать о восстановлении порядка самостоятельно, - он позвонил своему слуге Триму. - Трим! - сказал дядя Тоби, - посмотри-ка, что я тут натворил. - Мне надо бы завести что-нибудь поудобнее, Трим. - Не можешь ли ты взять линейку и смерить длину и ширину этого стола, а потом заказать мне вдвое больший? - Так точно, с позволения вашей милости, - отвечал с поклоном Трим, - а только я надеюсь, что ваша милость вскоре настолько поправится, что сможет переехать к себе в деревню, а там, - коли вашей милости так по сердцу фортификация, мы эту штуку разделаем под орех.
Должен вам здесь сообщить, что этот слуга дяди Тоби, известный под именем Трима, служил капралом в дядиной роте; - - его настоящее имя было Джемс Батлер, - но в полку его прозвали Тримом, и дядя Тоби, если только не бывал очень сердит на капрала, никогда иначе его не называл.
Рана от мушкетной пули, попавшей ему в левое колено в сражении при Ландене, за два года до дела под Намюром, сделала беднягу негодным к службе; - но так как он пользовался в полку общей любовью и был вдобавок мастер на все руки, то дядя Тоби взял его к себе в услужение, и Трим оказался чрезвычайно полезен, исполняя при дяде Тоби в лагере и на квартире обязанности камердинера, стремянного, цирюльника, повара, портного и сидельца; он ходил за дядей и ему прислуживал с великой верностью и преданностью во всем.
Зато и любил его дядя Тоби, в особенности же его привязывала к своему слуге одинаковость их познаний. - Ибо капрал Трим (как я его отныне буду называть), прислушиваясь в течение четырех лет к рассуждениям своего господина об укрепленных городах и пользуясь постоянной возможностью заглядывать и совать нос в его планы, карты и т. д., не только перенял причуды своего господина в качестве его слуги, хотя сам и не садился на дядиного конька, - - - сделал немалые успехи в фортификации и был в глазах кухарки и горничной не менее сведущим в науке о крепостях, чем сам дядя Тоби. Мне остается положить еще один мазок для завершения портрета капрала Трима, - единственное темное пятно на всей картине. - Человек любил давать советы, - или, вернее, слушать собственные речи; но его манера держаться была необыкновенно почтительна, и вы без труда могли заставить его хранить молчание, когда вы этого хотели; но стоило языку его завертеться, - и вы уже не в силах были его остановить: - - язык у капрала был чрезвычайно красноречив. - - Обильное уснащение речи вашей милостью и крайняя почтительность капрала Трима говорили с такой силой в пользу его красноречия, - что как бы оно вам ни докучало, - - вы не могли всерьез рассердиться. Что же касается дяди Тоби, то он относился к этому благодушно, - или, по крайней мере, этот недостаток Трима никогда не портил отношений между ними. Дядя Тоби, как я уже сказал, любил Трима; - кроме того, он всегда смотрел на верного слугу - как на скромного друга, - он не мог бы решиться заставить его замолчать. - Таков был капрал Трим.
- Смею просить дозволения подать вашей милости совет, - продолжал Трим, - и сказать, как я думаю об этом деле. - Сделай одолжение, Трим, - отвечал дядя Тоби, - говори, - говори, не робея, что ты об этом думаешь, дорогой мой. - Извольте, - отвечал Трим (не с понуренной головой и почесывая в затылке, как неотесанный мужик, а) откинув назад волосы и становясь навытяжку, точно перед своим взводом.
- - - Я думаю, - сказал Трим, выставляя немного вперед свою левую, хромую ногу - и указывая разжатой правой рукой на карту Дюнкерка, пришпиленную к драпировке, - я думаю, - сказал капрал Трим, - покорно склоняясь перед разумнейшим мнением вашей милости, что эти равелины, бастионы, куртины и горнверки - жалость и убожество здесь на бумаге, - безделица по сравнению с тем, что ваша милость и я могли бы соорудить, будь мы с вами в деревне и имей мы в своем распоряжении четверть или треть акра земли, на которой мы могли бы хозяйничать как нам вздумается. Наступает лето, - продолжал Трим, - и вашей милости можно будет выходить на воздух и давать мне нографию - - (- Говори ихнографию, - заметил дядя) - города или крепости, которые вашей милости угодно будет обложить, - и пусть ваша милость меня расстреляет на гласисе этого города, если я не укреплю его, как будет угодно вашей милости. - Я не сомневаюсь, что ты с этим справишься, Трим, - проговорил дядя. - Ведь вашей милости, - продолжал капрал, - надо было бы только наметить мне полигон и точно указать линии и углы. - Мне бы это ничего не стоило, - перебил его дядя. - Я бы начал с крепостного рва, если бы вашей милости угодно было указать мне глубину и ширину. - Я их тебе укажу со всей точностью, - заметил дядя. - По одну руку я бы выкидывал землю к городу для эскарпа, а по другую - к полю для контрэскарпа. - Совершенно правильно, Трим, - проговорил дядя Тоби. - И, устроив откосы по вашему плану, - я, с дозволения вашей милости, выложил бы гласис дерном, - как это принято в лучших укреплениях Фландрии, - - - стены и брустверы я, как полагается и как вашей милости известно, тоже отделал бы дерном. - Лучшие инженеры называют его газоном, Трим, - сказал дядя Тоби. - Газон или дерн, не важно, - возразил Трим, - вашей милости известно, что это в десять раз лучше облицовки кирпичом или камнем. - - Я знаю, Трим, что лучше во многих отношениях, - подтвердил дядя Тоби, кивнув головой, - так как пушечное ядро зарывается прямо в газон, не разрушая стенок, которые могут засыпать мусором ров (как это случилось у ворот Святого Николая) и облегчить неприятелю переход через него.
- Ваша милость понимает эти дела, - отвечал капрал Трим, - лучше всякого офицера армии его величества; - но ежели бы вашей милости угодно было отменить заказ стола и распорядиться о нашем отъезде в деревню, я бы стал работать как лошадь по указаниям вашей милости и соорудил бы вам такие укрепления, что пальчики оближешь, с батареями, крытыми ходами, рвами и палисадами, - словом, за двадцать миль кругом все бы приезжали поглядеть на них.