Буря гнева и негодования поднялась, комком подкатила к горлу. Пол весь дрожал при мысли, что сейчас может распахнуться вот эта дверь, прокурор выйдет из нее и они столкнутся лицом к лицу. Ему вдруг захотелось бежать. Но ноги его словно налились свинцом, он схватился за ограду, чтобы не упасть. Передохнув и собравшись с силами, он все-таки потащился прочь и опомнился уже в густой толпе на улице у подножия холма.
Вернувшись к себе, он швырнул пальто на кровать и нервно зашагал из угла в угол. Наконец-то выяснилось, что в словах Бэрт была доля правды. Но невозможность действовать и обернуть эту правду в свою пользу сводила Пола с ума. Он жаждал действовать - круто, без проволочек. С каждым мгновением его тревога становилась нестерпимее. И когда он почувствовал, что больше не выдержит, в дверь постучали. Он торопливо распахнул ее. Лена Андерсен стояла перед ним Она была без шляпы, в свободном дождевом макинтоше. От пронзительного ночного ветра, а может быть, от быстрой ходьбы, ее белокурые волосы откинулись со лба, нежный румянец заливал щеки. Она продолжала стоять на пороге, - в ее широко раскрытых глазах застыл испуг, брови хмурились. Видимо, ей никак не удавалось побороть волнение.
- Пол… простите, что побеспокоила вас… Но я должна была прийти. Сегодня днем в "Бонанзе"… какой-то человек спрашивал вас.
- Да? - переспросил Пол неестественно напряженным голосом.
При внезапном появлении Лены взгляд его невольно просветлел. Но миг радости был тотчас отравлен ядом воспоминания о том, что сказал Херрис. Ему невыносимо было видеть ее сейчас, когда его положение так круто и позорно изменилось. Похоже, хоть и очень неприятно это думать, что она хочет одурачить его своей показной простотой. Бессознательно он весь сжался и произнес достаточно холодно:
- Войдите, прошу вас.
- Нет. Я должна сейчас же идти, - с волнением ответила Лена. - Как было гадко все, что сделал Херрис сегодня утром.
- У него, видно, были на то причины.
Она взволнованно и внимательно смотрела на него. Чуть повыше воротника застегнутого на все пуговицы макинтоша на ее белой шее пульсировала жилка.
- Вы уже нашли себе другую работу?
- Я и не искал.
- Что же вы будете делать?
Эта нескрываемая тревога еще больше разбередила его. Но он только пожал плечами.
- Не беспокойтесь обо мне. Все будет в порядке. Так кто же это спрашивал меня? Из полиции?
- Нет-нет, - быстро проговорила Лена, губы ее при этом дрожали. - Какой-то странный маленький человечек. Мистер Херрис очень грубо обошелся с ним, ничего не хотел слушать и отказался что-либо сообщить о вас. Но мне потом удалось перекинуться с ним словечком. Это был мистер Прасти, Эшоу-террейс, пятьдесят два. Он просит вас зайти сегодня вечером.
- Сегодня?
- Да. В любое время. Он говорит, что это страшно важно.
Пол сдержанно поблагодарил и добавил:
- Вы оказали мне очень большую услугу.
- О, это пустяки… Я не считаю возможным вмешиваться… Но если я могу быть полезной…
Ее теплое участие было так очевидно, хотя она и старалась держать себя в узде, что он почувствовал неудержимую потребность во всем признаться ей. Но из этого опять ничего не получилось.
- Разве у вас недостаточно своих забот?
Она взглянула на него как-то странно, едва ли не вопросительно и склонила голову на грудь.
- Может быть, именно поэтому мне понятны и ваши.
Она ждала, замирая, ждала его ответа. Но так как он упорно молчал, сжала губы, словно подавляя вздох.
- Во всяком случае, будьте осмотрительны.
На секунду их взгляды встретились, потом она быстро повернулась и вышла.
И сразу же холод охватил его, чувство покинутости и злости на себя: почему он не сумел понапористее сказать, чтобы она осталась. Ему захотелось выскочить на площадку, вернуть ее. Но бой часов на складах вспугнул его. Пол стал считать: девять ударов. Не медля более, он надел пальто и шляпу. Спускаясь по лестнице, он все спрашивал себя: зачем он понадобился Прасти? Это внезапное приглашение так расходится с осторожностью табачного торговца. Хмурясь и ломая голову над этой загадкой, он торопливо зашагал в Элдон.
Глава XXII
Погода как раз переменилась, и ночь была холодная, пронизывающая. Свинцовое небо нависало над пустынными, притихшими улицами, печать студеного молчания, казалось, легла на город. Вскоре пошел снег. Сухие хлопья кружились в воздухе и, усталые, неслышно ложились на мостовую. Пол, осторожно ступая, прошел мимо запертой табачной лавки и свернул на Эшоу-террейс.
Табачник был дома и сидел, закутавшись в толстый шерстяной плед. Он долго вглядывался в Пола и, шумно выдохнув воздух в знак того, что узнал его, распахнул дверь. Пол вошел, тщательно отряхнул снег с башмаков. Гостиная была все такая же - темноватая и пыльная, насквозь пропитанная запахом сигар, и отблески газовых рожков все так же ложились на овчину в углу. С мороза воздух здесь казался тяжелым и спертым.
- Зима нынче ранняя, - сказал Прасти, метнув на Пола пронзительный взгляд поверх пенсне. - Мои кости это чувствуют. Садитесь. Я как раз собираюсь ужинать.
Он налил Полу чашку своего непременного кофе и ворчливо потребовал, чтобы тот разделил с ним кусок мясного пирога, купленного у булочника и разогретого на плите. Несмотря на эти признаки радушия, Полу подумалось, что сегодня он здесь гость менее желанный. Табачник продолжал исподтишка его разглядывать и расспрашивать, казалось бы, вокруг да около, но его вопросы неуклонно били в одну точку, так что в результате он сумел достаточно подробно ознакомиться со всеми действиями Пола за последние недели.
От немедленного комментария он воздержался, но лицо его было сумрачно, когда он выбирал и закуривал сигару; потом он закашлялся спазматическим кашлем курильщика и, нахмурив кустистые брови, повернулся к огню.
- Так вот оно что, - протянул он, продолжая хмуриться. - Значит, неудивительно, что мне почудилось, будто эта история оживает вновь. Все эти годы она была погребена… А теперь - словно ты приложил ухо к земле и слышишь слабый шорох в могиле.
Он помолчал. Потом ровным голосом продолжал:
- Тем не менее покров еще не сорван, хотя есть уже известные знаки и симптомы… вернее даже - приметы и предзнаменования… к лучшему или худшему, я, конечно, не знаю, но чувствую, каждой своей жилкой чувствую, что близится воскресение из мертвых. Даже здесь, в комнате, это чувствуется. - Его взор обратился кверху. - И в комнате над нами.
От зловещих пророческих ноток в голосе Прасти дрожь прошла по телу Пола, но ом справился с собой и взглянул на потолок.
- Она все еще не занята?
Табачник утвердительно кивнул.
- Да, пустует по-прежнему. Я же вам говорил, что со времени убийства никто не жил в ней.
Пол заерзал на стуле, тревога снедала его. Надо выпытать у Прасти, что же дальше, выпытать во что бы то ни стало!
- Вы о чем-то умалчиваете. Скажите, мои действия получили огласку?
- Да, кое-что разнеслось по городу, - подтвердил Прасти. - Прошел шепоток. И эхо его достигло мест весьма отдаленных. Поэтому я и попросил вас ко мне прийти.
Пол накрепко сцепил руки, чтобы они не дрожали, и придвинулся к Прасти.
- В прошлую пятницу ко мне сюда на квартиру зашел какой-то человек. Меня дома не было, я уходил по делам, но миссис Лоусон - она два раза в неделю приходит сюда убирать - как раз оказалась дома. Она простая, вполне здравомыслящая женщина, испугать ее не так-то просто. И тем не менее она чуть в уме не тронулась от испуга.
Прасти взглянул на Пола.
- Вы хотите, чтобы я продолжал?
- Да.
- Это был человек без возраста. Может быть, молодой, а может быть, и старый. Он выглядел сильным, но и больным тоже. Одежда на нем была, видимо, с чужого плеча. Лицо суровое и бледное. Голова наголо обрита. Миссис Лоусон клялась и божилась, что это каторжник.
- Кто бы это мог быть? - У Пола пересохли губы.
- Бог его ведает. Я не знаю. Но голову даю на отсечение, что он явился из Каменной Степи. Имени своего он не назвал. Прежде чем уйти, он оставил записку.
Прасти нарочито медленно достал из кармана пиджака малюсенькую скрученную бумажку, развернул ее и передал Полу.
На желтоватом клочке были нацарапаны какие-то слова. Пол читал их и перечитывал: "Бога ради, не дайте им вас остановить. Разыщите Чарлза Кэслза в Лэйнзе. Он вам скажет, что надо делать".
Что это значило? Кто написал эту страшную записку? С чьих губ сорвался этот крик отчаяния? Пол окаменел от осенившей его безумной догадки. Нет, этого не может быть. И все же, пусть чудом, но это так. Что, если этот клочок бумаги побывал в руках его отца и потом прошел много тайных, неведомых путей, покуда каторжник, получивший свободу, крадучись не доставил его в этот дом.
Словно электрический ток пробежал по телу Пола. В этом роковом призыве для него заключался новый стимул, приказ неуклонно идти вперед. С трудом переводя дыхание, он сложил листок и спросил Прасти:
- Могу я взять это себе?
Табачный торговец, предпочитая оставаться в стороне, кивнул в знак согласия.
- Я рад от него избавиться. Мне совсем не хочется быть замешанным в такого рода истории.
В комнате царил полумрак. Только газовый камин отбрасывал красноватые отблески на ковер. Тишина за окном сделалась еще плотнее, снег толстым слоем залепил стекла. Погруженный в свои думы, с сердцем, трепещущим от новой надежды, Пол сидел не шевелясь.
Внезапно среди мертвой тишины до них явственно донесся звук шагов наверху.
Пол окаменел, но затем, правда, всего на мгновение, решил, что это ему померещилось. Нет, снова и снова раздавались шаги, гулкие, до ужаса равномерные.
Это странное явление в сочетании с мыслями, которые проносились сейчас в его мозгу, приобретало страшный, роковой смысл. Волосы у него встали дыбом, он поднялся, не в силах оторвать взор от потолка. Прасти тоже выпрямился на стуле и с не меньшим напряжением смотрел вверх.
- Вы говорили, что квартира пустует, - прошептал Пол.
- Клянусь вам, это так, - отвечал Прасти.
С несвойственной ему живостью он вскочил и выбежал через переднюю на лестницу. В то же самое время послышался скрип двери наверху и чьи-то шаги вниз по лестнице. Пол уже хотел бежать вслед за Прасти, но какой-то возглас, похожий на возглас облегчения, раздался со стороны площадки и заставил его остановиться на полдороге. Каждый нерв трепетал в нем, когда он вслушивался в тишину за дверью. Сначала до него донеслось "Здравствуйте", произнесенное незнакомым голосом, потом голос Прасти, звучавший уже в обычном ключе. За этим последовал какой-то тихий разговор, и наконец оба голоса любезно пожелали спокойной ночи.
Прасти вернулся, отирая пот со лба. Он прикрыл за собою дверь, зажег газовую лампу и с видом несколько глуповатым воскликнул:
- Это был наш хозяин! Наверху протекла крыша - ветром сорвало несколько черепиц… Он ходил посмотреть, как обстоит дело. - Прасти плотнее закутался в плед. - Когда сидишь в темноте, бог весть что может померещиться. Я дал волю воображению.
- Но вы же не выдумали этот клочок бумаги?
- Нет, - сказал Прасти. - Но когда я услыхал шум и потом осознал, что мчусь вверх по лестнице… Бог мой, это было в точности, как пятнадцать лет назад. Ну, хватит! Выпейте-ка еще чашечку кофе.
Пол поблагодарил и отказался. Ему не сиделось на месте. Блеклые слова на клочке бумаги жгли его сквозь карман, как раскаленное железо. О зеленом велосипеде и кошельке из человеческой кожи, которые еще несколько часов назад представлялись ему столь важной уликой, он сейчас и думать забыл. Последнее событие заслонило все остальное.
Путаные, лихорадочные мысли теснились в его мозгу, когда он торопливо шел к себе, на Пул-стрит. Возможно ли, что эта душераздирающая записка спровоцирована его крутыми действиями? Или же слух о неудачной попытке Берли таинственным образом просочился сквозь неприступные стены тюрьмы? Прерывистый, болезненный вздох вырвался из груди Пола - такое нелегко вынести. Но теперь он наконец получил приказ - прямой, властный, и он его выполнит.
Глава XXIII
- Прошу прощения, но вы уже целую неделю задерживаете плату за квартиру, - ранним утром, едва только Пол успел одеться, послышался голос его хозяйки.
- Мне сейчас трудновато приходится, миссис Коппин. Не будете ли вы так добры подождать до следующей субботы?
Она стояла в дверях и, придерживая на своей плоской груди засаленную шаль, недоверчиво разглядывала Пола. Она знала, что он потерял работу, но хотя сердце у нее было незлое, постоянная борьба за существование сделала для нее сочувствие роскошью, которую она не могла себе позволить.
- От меня это не зависит, - произнесла она наконец. - Но до завтрашнего вечера так и быть подожду. Если вы не устроитесь на работу, вам придется съехать, а ваши вещи я буду вынуждена задержать.
Пол не намеревался искать постоянную работу, в кармане же у него оставалось всего десять шиллингов. Но и вводить хозяйку в убыток тоже не хотел. Когда она ушла, он открыл чемодан, произвел смотр своему имуществу, включавшему серебряные часы с цепочкой. Если она продаст их, его долг, пожалуй, будет покрыт. Помимо того, что было на нем, он взял только бумаги, относящиеся к "делу", и бережно положил их в карман пальто. В последний раз окинул взглядом комнату и вышел из нее. Навсегда.
Часам к десяти Пол добрался до наиболее старинной части Уортли - Фэйрхолл-лэйнз; здесь в средние века располагался военный лагерь и двор для турниров, впоследствии превращенный в ярмарочную площадь. В конце девятнадцатого века площадь застроили многоквартирными дешевыми домами для рабочих - признак викторианской индустриальной эры. Теперь эти дома превратились в трущобы, и квартал справедливо считался самым неприглядным в городе - сеть узких извилистых улочек с высокими полуразвалившимися зданиями по сторонам. Пол вдоль и поперек исколесил эти закоулки, безуспешно разыскивая человека по фамилии Кэслз. Вечером стал накрапывать дождь. Ничего не добившись, Пол отправился в глубь злополучного квартала и за девять пенсов получил право переспать в ночлежке.
Здесь все выглядело еще более убого, чем в меблированных комнатах Харта, где он однажды ночевал: большое, вытянутое в длину помещение с голыми дощатыми стенами на втором этаже, куда приходилось взбираться по ветхой деревянной лестнице. Вместо кроватей - провисшие полосы изодранной мешковины на длинных толстых веревках, протянутых через всю комнату. На другом конце - грязная кухня, где в облаках прогорклого чада толпились какие-то оборванцы, вооруженные сковородками и банками из-под консервов; они орудовали локтями и толкались, прокладывая себе дорогу к плите.
Поглядев на эту толпу, Пол, не раздеваясь, повалился на койку и натянул на себя изношенное серое одеяло.
- Не хочешь ли пообедать, приятель?
Пол обернулся. На соседней койке, опираясь на локоть, полулежал маленький человечек с забавной морщинистой физиономией; перед ним стоймя стояли два замызганных бумажных кулька. Одет он был в обтрепанное пальто, грязные прохудившиеся парусиновые туфли, из которых торчали лоскуты бурой оберточной бумаги и какого-то тряпья, да еще на шее у него был повязан клетчатый шарф. Его маленькие блестящие, как бусинки, глаза впились в Пола, а костлявые пальцы, быстро сунувшись в один кулек, вытаскивали оттуда "чинарик", разминали его и тут же ссыпали табачную крошку в другой - сноровку в этом деле он проявлял исключительную.
- Я, приятель, могу состряпать обед на двоих, если, конечно, у тебя найдется из чего стряпать.
- Очень сожалею, - отвечал Пол, - но я немного перекусил, прежде чем прийти сюда.
- Эх, и счастливчик же ты, приятель. Я лично мог бы сожрать быка, - добавил он, осклабившись, - с рогами и всем прочим.
Покончив со своим занятием, он завязал уже полный кулек и бережно убрал его под рубашку, а из остатков скрутил папиросу и заложил ее за ухо. Затем он встал, маленький, юркий, окинул Пола понимающим взглядом, кивнул в сторону надписи "курить запрещается" и весело проследовал в отхожее место.
Когда он опять улегся, Пол повернулся к нему.
- Я ищу Кэслза. Вы случайно не знаете такого?
- Чарли Кэслза? Конечно, его все знают.
- Где мне его найти?
- Сейчас его нет в городе. Уехал, верно, по делам. Вернется через несколько деньков. Если опять не влипнет. Погоди, я тебе свистну, когда он объявится. - Он многозначительно помолчал. - Ты знаешь, кто он есть?
Пол отрицательно покачал головой.
- Нет.
Его сосед нервно расхохотался.
- Ну, так узнаешь, приятель.
- Скажите мне… - начал Пол.
- Отчего же не сказать. - Маленький человек пожал плечами. - Прожженная бестия, пробы ставить некуда… И на скачках мухлюет и на бегах… а в свободное время скупает краденое. Много лет просидел в тюрьме. За грабежи, за насилие и за другие хорошие дела… Сейчас его после отсидки выпустили на поруки. Можно сказать, кадровый каторжник. Он когда-то был человек самостоятельный, ну, а теперь скатился на самое дно.
- Понимаю, - сказал Пол. - А в какой тюрьме он сидел?
- В Каменной Степи.
У Пола перехватило дыхание.
Меж тем шум в спальном помещении все возрастал - крики, ругань, взрывы хохота. Кто-то заиграл на губной гармошке. Относительная тишина водворилась лишь около полуночи. Пол уснул беспокойным сном.
В шесть часов утра происходила побудка. Делалось это очень просто: один из канатов отвязывали и парусиновые койки сами собой падали. Тех, что продолжали спать, свалившись на пол, живо приводил в чувство сапог хозяина. Когда их всех спровадили на улицу, в холодную мглу раннего утра, ночной сосед, не отстававший от Пола, указал ему на близлежащую закусочную; стоя в очереди, он притопывал ногами в драных теннисных туфлях, поплевывал на свои красные руки, и с лица его не сходило комическое выражение ожидания.
- А как насчет кружки горяченького? Может, ты раскошелишься? У меня в кармане только блоха на аркане.
Разменяв один из своих последних шиллингов, Пол взял для него чашку кофе и булочку.
Имя его было Джерри. Джерри Ишак прозвали его приятели. Ухмыляясь так, что все его лицо пошло морщинами, он отрекомендовался специалистом-попрошайкой. Уже много лет он не имел постоянной работы, но зато знал, где и как можно добыть себе чего-нибудь на пропитание.
- В основном я "окурочник", - объявил он и для пояснения добавил, что собирает окурки по помойкам, а затем продает смешанную табачную крошку по три шиллинга шестьдесят пенсов за фунт; в плохую погоду дела у него, конечно, идут неважно, и сегодня, например, он решил немножко подработать в качестве сандвичмена. И тут же предложил Полу отправиться вместе с ним.
Пол хотел было отказаться. "Но почему бы, собственно, и не пойти?" - подумал он. Чтобы разыскать Кэслза, надо дружить с этим чудаком. Да и полиция не станет его разыскивать здесь, в трущобах. В кармане у него почти пусто, а перебиваться как-то надо. И вместе с Джерри он зашагал в направлении Дьюкс-роу.
У входа в проулок, который вел к развалинам замкового двора, украшенным вывеской "Лэйнзская рекламная компания", они стали в хвост очереди, состоящей сплошь из мужчин и выстроившейся вдоль деревянного забора. Через час с небольшим ворота открылись, впустив первых двадцать человек, среди них Пола и его нового товарища.