- Знаешь, почему тебя это раздражает? Такой человек, как ты, закрывает на все глаза, а вот уши-то не заткнешь!
- Пусть будет так… Но дай ты мне передышку - хотя бы до нашего отъезда! У меня такое чувство, будто я сижу на вулкане и не знаю, когда снова начнется извержение.
- Хорошо, - рассмеялся Хал. - Каюсь, я не проявил должной радости по поводу твоего приезда. Постараюсь быть более внимательным. Мне предстоит одно дело в Педро, так что мы туда можем поехать вместе. Но здесь мне еще нужно кое-что сделать.
- Что, например?
- Компания должна мне деньги.
- Какие еще деньги?
- Те, что я заработал.
На этот раз расхохотался Эдуард:
- Сколько там тебе причитается? Хватит тебе на одно бритье и на ванну?
Он достал из бумажника несколько кредиток. Хал, наблюдая за ним, внезапно понял, как сильно изменилась его собственная психология. Он приобрел не только классовую сознательность, но стал иначе относиться и к деньгам. Он ведь был действительно озабочен, как бы получить с Компании ему причитавшиеся доллары. Эти доллары он заработал тяжким трудом, от которого ноют все кости и болит сердце. Он грузил глыбы угля в вагонетки. На эти деньги могла бы недели две прокормиться - скудно правда, но не голодая, - вся семья Рэфферти. А у Эдуарда коричневый кожаный бумажник набит кредитками по десять и двадцать долларов. Вот он вытащил, не считая, кучу денег. "Словно доллары растут на деревьях, словно уголь сам вылезает из недр земли и прыгает в топки под звуки флейт и скрипок", - подумал Хал.
Эдуард, конечно, не имел понятия об этих странных мыслях, занимавших его брата. Он протянул ему деньги.
- Купи себе приличный костюм, - сказал он. - Надеюсь, тебе не нужно ходить в грязном тряпье, чтобы чувствовать себя демократом?
- Нет, - ответил Хал. - Как мы поедем?
- Меня ждет автомобиль - там, за конторой.
- Значит, у тебя уже все подготовлено?
Эдуард ничего не ответил. Он боялся вызвать новое извержение вулкана.
17
Они вышли из конторы черным ходом, сели в машину И умчались из поселка, не замеченные толпой. Всю дорогу Эдуард умолял Хала бросить все это дело и немедленно вернуться домой. Он снова выдвинул трагический вопрос об отце, но когда это не подействовало, перешел к угрозам. А если Хала лишат денег на расходы или отцовского наследства, что он тогда будет делать? Хал ответил, даже не улыбнувшись:
- Я всегда могу получить место профсоюзного организатора в Объединенном союзе углекопов.
Эдуарду пришлось переменить тактику.
- Если ты сейчас не уедешь, - заявил он, - я тоже останусь в Педро и буду ждать тебя.
- Хорошо. - Хал не мог не улыбнуться, услыхав эту угрозу. - Ты, наверное, будешь всюду со мной ходить, и я познакомлю тебя с моими друзьями; но ты должен обещать, что все, что ты услышишь, останется тайной.
- На черта мне твои друзья? Стану я еще о них говорить! - воскликнул Эдуард с гримасой отвращения.
- Не знаю, как могут обернуться события, - ответил Хал. - Ведь ты скоро встретишься с Питером Харриганом и возьмешь его сторону. Кто знает, какую линию поведения ты сочтешь своим нравственным долгом?
- Я тебе прямо заявляю, - воскликнул Эдуард в приливе бешенства, - если ты еще раз попытаешься вернуться в Северную Долину, клянусь богом, я подам в суд и запру тебя в психиатрическую лечебницу! Думаю, я смогу убедить судью в том, что ты невменяем.
- Еще бы! - расхохотался Хал. - В этой части земного шара ты убедишь любого судью!
Но, внимательно посмотрев на брата, Хал решил, что, пожалуй, следует поскорее скомпрометировать этот план, иначе Эдуард ухватится за него. Поэтому он сказал:
- Вот погоди, встретишься с моим другом Билли Китингом, сотрудником "Газетт", и он тебе расскажет, как он может использовать такой материал у себя в газете. Билли только мечтает, чтобы я развязал ему руки и позволил опубликовать всю историю моей борьбы со старым Харриганом.
На этом разговор закончился, но Хал не сомневался, что Эдуард намотал все себе на ус.
Они подъехали к дому Мак-Келлера, и Эдуард остался ждать в машине, пока Хал беседовал с хозяином. Старый шотландец приветливо встретил Хала и рассказал ему все новости. Джерри Минетти утром навестил его, и Мак-Келлер по его просьбе звонил в правление профсоюза в Шеридан. Он получил подтверждение, что Джек Дэйвид накануне вечером успел сообщить там о начавшейся стачке. И старик и его телефонный собеседник были настолько осторожны, что не упомянули в разговоре ни одного имени, ибо телефонные провода, как известно, нередко дают таинственную "течь". Хотя имя Джека Дэйвида не произнесли, но было ясно, о ком идет речь. В результате разговора с этим посланцем Джохан Хартмен, председатель местного отделения профсоюза углекопов, сейчас в Педро в гостинице "Америка" и вместе с ним Джим Мойлен, секретарь окружного комитета профсоюза. Последний приехал из Уэстерн-Сити тем же поездом, что Эдуард.
Все бы, кажется, хорошо, но тут Мак-Келлер добавил печальную новость: руководство союза заявило, что не может в настоящее время поддержать забастовку. Они считают ее преждевременной, она обречена на провал и вызовет только разочарование у рабочих, повредив, таким образом, широкому движению, которое постепенно подготовляет профсоюз.
Хал с самого начала предугадывал такую возможность. Но он был свидетелем зарождения свободы в Северной Долине, он видел голодные, изможденные лица, обращенные к нему с мольбой о помощи. Это глубоко взволновало его, и он считал, что должно так же взволновать руководителей профсоюза.
- Но они обязаны поддержать бастующих! - воскликнул он. - Нельзя разочаровывать этих людей, иначе они потеряют всякую веру и впадут в отчаяние. Руководители союза должны это понять - я их заставлю!
На это старый шотландец заметил, что Джерри Минетти высказал те же мысли. Он махнул рукой на всякую осторожность и помчался в гостиницу, чтобы поговорить с Хартменом и Мойленом. Хал решил последовать за ним и направился к автомобилю.
Он объяснил брату, как обстоят дела, но тот только пробурчал: "Ну, конечно!" Именно это он предсказывал! Бедные, введенные в заблуждение шахтеры снова приступят к работе, а их, так сказать, "вождь" вынужден будет признать ошибочность своей тактики. Кстати, через два-три часа есть поезд в Уэстерн-Сити. Эдуард скажет Халу спасибо, если тот поскорее закончит свои дела, чтобы поспеть на этот поезд.
Хал ответил, что он едет в гостиницу "Америка". Если брат хочет, пусть подвезет его туда. И Эдуард велел шоферу ехать. Между прочим, Эдуард разузнал о магазинах нового платья в Педро. Пока Хал будет в гостинице распинаться по поводу новорожденного профсоюза, Эдуард купит себе костюм, чтобы чувствовать себя человеком.
18
Хал застал Джерри Минетти с двумя профсоюзными работниками в их номере. Джим Мойлен, секретарь районного комитета профсоюза, высоченный молодой ирландец, черноглазый брюнет, быстрый и впечатлительный, был одним из тех людей, которые с первого взгляда вызывают доверие и симпатию. Джохан Хартмен, председатель местного отделения профсоюза, седой шахтер немецкого происхождения, сдержанный, с медлительной речью, несомненно был человеком большой силы - и моральной и физической. Обойтись без этого качества он, конечно, не мог, так как руководил штабом профсоюзной организации в самом сердце "Империи Реймонда".
Первым делом Хал рассказал о похищении делегатов. Но это нисколько не удивило руководителей: именно так поступают все шахтовладельцы при малейшей угрозе бунта. Вот почему все попытки открыто организовать рабочих кончаются ничем. Единственно возможный метод работы - это тайная пропаганда, которую надо вести до тех пор, пока на каждой шахте не будет профсоюзной ячейки.
- Значит, вы не можете поддержать нашу стачку? - воскликнул Хал.
- К сожалению, это невозможно, - был ответ Мойлена. - Эта стачка с самого начала обречена на провал. Сейчас нет ни малейшей надежды на успех, - прежде надо проделать огромную организационную работу!
- Но ведь тем временем профсоюз в Северной Долине совершенно развалится! - пытался спорить Хал.
- Ничего не поделаешь, - последовал ответ. - Придется нам тогда снова организовывать. Такова природа рабочего движения.
Джим Мойлен был молод и видел настроение Хала.
- Не поймите нас превратно! - воскликнул он. - Все это невыносимо тяжко, но мы не в силах помочь. Наша задача - организовать профсоюз, а если мы станем поддерживать любую стачку, мы в первый же год окажемся банкротами. Вы себе не представляете, как часто происходят подобные случаи. Не проходит месяца, чтобы к нам не обращались по таким делам.
- Я вполне вас понимаю, - сказал Хал. - Но мне казалось, что в данном случае, сразу после катастрофы, когда все рабочие так возбуждены…
Молодой ирландец только печально усмехнулся.
- Вы в этом деле новичок, - сказал он. - Если бы катастрофы в шахтах обеспечивали успех забастовки, видит бог, наша работа была бы очень легкой. В Бареле - это немного ниже Северной Долины - произошло подряд три больших взрыва. Больше пятисот жертв за один год!
Оказывается, по своей неопытности Хал утратил чувство пропорций. Он посмотрел на обоих лидеров рабочего движения и вспомнил, как он представлял себе таких людей, когда впервые приехал в Северную Долину: для него это были безответственные крикливые агитаторы, подстрекающие честных тружеников бросать работу. Но сейчас все вышло наоборот. Он весь горел от нетерпения, а "агитаторы" всячески старались охладить его пыл. Они спокойно и деловито произнесли свой приговор: "Рабы Северной Долины, вернитесь в подземные темницы!"
- Что же мы скажем шахтерам? - спросил Хал, усилием воли стараясь подавить свое огорчение.
- Повторим им то, что я уже сказал вам. Мы бессильны, пока весь район не будет охвачен профсоюзным движением. А до тех пор они должны терпеть, но пусть сделают все, чтобы сохранить свою организацию.
- Но ведь выгонят всех активистов!
- Ну, далеко не всех! Администрации почти никогда не удается выловить всех.
Здесь вмешался медлительный старик Хартмен: Компания уволила в прошлом году за профсоюзную деятельность или по подозрению в ней больше чем шесть тысяч человек.
- Шесть тысяч! - повторил за ним Хал. - Неужели в одном только вашем районе?
- Да, именно в одном!
- Но во всем-то районе - двенадцать, от силы пятнадцать тысяч рабочих!
- Знаю.
- Как же вам удается сохранять организацию?
На это последовал спокойный ответ:
- Новые рабочие точно так же страдают от своих хозяев, как те, кто был до них.
Хал вспомнил: "Муравьи Эдстрома! Строят свою переправу, строят, снова строят, сколько бы ливни ни размывали их". У этих людей нет той горячности, какая свойственна юноше из привилегированного класса, который не привык встречать препятствий на своем пути и считает, что свобода, человеческая порядочность и справедливость являются неотъемлемыми условиями жизни.
При всем том, чему научила Хала беседа с этими людьми, еще большему научило его их молчание, их сдержанное, реалистическое отношение к событиям, которые его самого приводили в слепую ярость. Он уже начинал понимать, чего будет ему стоить верность клятве, которую он дал горемычным шахтерам в Северной Долине. Для этого потребуется гораздо больше, чем внезапная вспышка: потребуется ум, терпение, суровая самодисциплина. Годами надо будет учиться и работать не покладая рук!
19
Итак, Хал был вынужден подчиниться решению руководителей профсоюза. У них опыт, они умеют правильно оценить положение. Шахтеры должны вернуться на работу, а Картрайт, Алек Стоун и Джефф Коттон снова будут ими помыкать. Единственное, что мятежники могут сделать - это сохранить свою тайную организацию.
Джерри Минетти упомянул про Джека Дэйвида. Нынче утром, не повидавшись с руководителями профсоюза, он поехал обратно в Северную Долину. Его, пожалуй, не коснется подозрение. Если так, то ему удастся сохранить свое место и продолжать профсоюзную работу.
- А как будет с вами? - спросил Хал. - Вы вроде как сожгли все корабли?
Джерри никогда не слышал этого выражения, но догадался, что оно значит.
- Еще бы! - сказал он. - Дотла сжег!
- Скажите, а вы не заметили там, внизу, в вестибюле, филёров? - спросил Хартмен.
- Что-то я пока не научился их различать.
- Скоро научитесь, если будете заниматься нашим делом. С тех пор как открылось наше отделение союза, минуты не было, чтобы против дома не торчало полдюжины этих молодчиков. Всякого, кто приходит к нам, они выслеживают до дома, и в тот же день он оказывается выгнанным с работы. Как-то ночью они взломали ящик моего стола и похитили мои письма и бумаги. Они уже сто раз угрожали убить нас!
- Не пойму, как вы все-таки умудряетесь что-то делать в этих условиях!
- Нас это все равно не остановит! Когда они лезли ко мне в ящик, они думали найти там списки наших организаторов. Но у меня-то все списки в голове!
- И это тоже не пустяк! - вставил Мойлен. - Знаете, сколько у нас организаторов? Девяносто семь! И ни одного из них до сих пор не поймали!
Хал слушал в изумлении. Ему открылась новая сторона рабочего движения. Этот спокойный, рассудительный старый немец - по виду типичный владелец колбасной лавки, и этот жизнерадостный ирландский паренек, какие ходят под ручку с барышнями на благотворительный бал пожарников, - оба эти человека были предводителями армии минеров, подрывателями могучей крепости алчного Питера Харригана!
Хартмен предложил Джерри испробовать силы на этом поприще. Его несомненно выгонят из Северной Долины, поэтому он ничего не потеряет, если сразу вызовет семью в Педро. Так он, пожалуй, сохранит для себя роль организатора. Дело в том, что шпики имеют обычай следовать за человеком до самой шахты и уже там выяснять его личность. А если Джерри поедет поездом в Уэстерн-Сити, то он может сбить их со следа и после перебраться в какой-нибудь другой поселок для организационной работы среди итальянцев. Джерри принял это предложение с восторгом: оно отодвигало тот страшный день, когда Роза и малыши будут брошены на милость судьбы.
Во время этой беседы раздался телефонный звонок. Звонил секретарь Хартмена из Шеридана, чтобы сказать, что он получил весть от похищенных делегатов. Всю группу - восьмерых мужчин и одну женщину, Мэри Берк, - довезли до Хортона, небольшой станции, на боковой ветке. Там их насильно, под угрозой избиения, посадили на поезд. Но они сошли на первой остановке, объявив о своем намерении ехать в Педро. Вскоре они, вероятно, появятся в гостинице.
Халу захотелось присутствовать при этой встрече. Он вышел на улицу предупредить брата, что задержится. По этому поводу, конечно, вспыхнул новый спор. Эдуард напомнил ему, что виды города Педро нагоняют скуку своим однообразием, на что Хал мог ответить лишь предложением познакомить Эдуарда со своими друзьями. Это люди, от которых Эдуард может многому научиться, если захочет. Отчего бы ему не присутствовать при встрече с шахтерскими делегатами, которые отважились на героический подвиг и стали жертвами преступления! Отнюдь не скучные люди! Например, синеглазый Тим Рэфферти - молчаливый гном с перепачканным лицом, вырвавшийся из темного подземелья и нежданно-негаданно раскинувший золотые крылья высокого красноречия. Или Мэри Берк, о которой Эдуард может прочесть в сегодняшнем выпуске "Уэстерн-Сити газетт". Ее называют там "шахтерской Жанной д'Арк" или еще как-то не менее живописно. Однако мрачное настроение Эдуарда не рассеивалось. Он уже видел имя брата на столбцах газеты по соседству с этой ирландской Жанной д'Арк!
Джерри Минетти повел Хала перекусить в какое-то место, которое Эдуард назвал презрительно харчевней. Сам же Эдуард в гордом одиночестве отправился обедать в ресторан гостиницы "Америка". Но он недолго пребывал в одиночестве. Вскоре за его стол усадили востроносого человечка, который немедленно попытался завести с ним разговор. Он - коммивояжер, продает скобяной товар; а чем торгует джентльмен, полюбопытствовал он. Эдуард холодно ответил, что не торгует ничем, но от коммивояжера не так-то легко было отвязаться: по-видимому, профессия этого человека отучила его от самолюбия. В таком случае, может быть, собеседник интересуется шахтами? Не посетил ли он какие-нибудь из них? Незнакомец так упорно возвращался к этой теме, что Эдуарда осенила, наконец, догадка: да ведь это его обнюхивает ищейка Компании! Как ни странно, но этот случай вызвал у Эдуарда большее возмущение режимом Питера Харригана, чем все страстные речи младшего брата об угнетении людей в Северной Долине!
20
Вскоре после обеда в гостиницу прибыли все члены похищенного комитета, усталые физически и подавленные морально. Они спросили Джохана Хартмена, и их направили наверх в номер, где между ними и руководителями профсоюза произошла драматическая сцена. Восемь мужчин и женщина, отважившиеся на героические действия и ставшие жертвами преступления, не могли легко согласиться, чтобы все их труды, все их самоотверженные старания пошли насмарку. И они не стеснялись высказывать свое мнение о тех, кто их сейчас предавал.
- Вы всегда подзуживали нас, - кричал Тим Рэфферти. - Сколько я себя помню, вы приставали к моему старику, чтобы он помогал вам. А теперь, когда мы делаем то, что вы просили, вы плюете на нас!
- Мы никогда не просили вас объявлять стачку! - заявил Мойлен.
- Это правда. Вы только требовали с нас членские взносы, чтобы вашему брату сытно жилось!
- Не так уж сытно живется нашему брату! - спокойно возразил Мойлен. - Вы могли бы это проверить при желании.
- Ладно, как бы там ни было, вам заработная плата идет, а нам дудки! Мы выброшены на улицу. Посмотрите на меня, на него, ведь почти у каждого из нас есть семья! У меня мать старуха и куча братьев и сестер, а моего старика загубили - он уж не сможет работать. Как вы думаете, что с нами будет?
- Мы постараемся вам немного помочь, Рэфферти.
- Ну вас к черту! - закричал Тим. - Не надо мне ваших подачек! Если я захочу получить милостыню, я обращусь в совет графства. Это тоже свора хапунов, но они хоть не притворяются друзьями рабочих!
Так вот о чем говорил Халу Том Олсен в первые дни их знакомства! Рабочие сбиты с толку, не знают, кому доверять; они относятся с подозрением даже к тем, кто всем сердцем стремится им помочь. И Хал решил вмешаться в этот спор.
- Тим, - сказал он, - не стоит так разговаривать. Нам надо научиться терпению.
Тогда юноша обрушил свой гнев на него:
- Вы-то что понимаете в этих делах? Для вас это все одна забава! Вам надоест, вы уедете отсюда и обо всем позабудете! У вас, говорят, много денег.
Хал не обиделся - те же мысли подсказывала ему собственная совесть.
- Мне не так легко, Тим, как вы думаете. Люди страдают не только из-за отсутствия денег!
- Ох, какие там у вас могут быть страдания, когда кругом богатые родственники! - продолжал глумиться Тим.
Послышался неодобрительный ропот членов комитета.
- Поймите, ради бога, Рэфферти, - вмешался Мойлен, - тут мы ничего не можем сделать, мы так же беспомощны, как и вы!
- Вы говорите, что беспомощны, а сами даже не пытаетесь что-нибудь сделать?
- А что пользы пытаться? Вы хотите, чтобы мы поддерживали стачку, обреченную на провал? Это все равно что попросить нас броситься под поезд! Мы здесь не можем победить! Слышите, не можем! Только погубим всю организацию!