- Вполне возможно, - ответила Поулине, - только Эдеварт не из тех, кому нужны твои акции. В любую минуту, как только ему захочется, он может стать хозяином лавки, вести торговлю и не будет нуждаться в деньгах. Так и знай! - завершила Поулине.
Август:
- Не возьму в толк, о чём это ты.
На том он закончил разговор и отправился в Новый Двор со своими ёлками, а народ так и остался стоять посреди улицы. Акции, акции, значит, Эдеварт во всём признался! В общем-то беда невелика, если все об этом узнают, это только пойдёт на пользу Августу и его репутации, его начнут больше ценить. Ну и дурень этот Эдеварт! Август просто хотел поделиться с другом своей молодости, это был порыв доброго сердца, он хотел возвысить его в глазах полленцев, когда сам был при деньгах. Но коли так - тогда Бог с ним!
Он застал Ездру за работой: тот занимался осенней пахотой. Август, разгорячившись от своей новой идеи, прямо с порога начал выкладывать всё как есть: отменное место в его угодьях, смотрит на юг и вообще очень удобное, суглинок, а тут две тысячи саженцев, аж из самой сельскохозяйственной школы...
- Это ёлки, что ли? - спрашивает Ездра.
- Ёлки, настоящие ёлки к Рождеству.
- К Рождеству?
- Ты, видно, ничего не слыхал о рождественских ёлках. Для тебя это просто золотое дно, ты сможешь продавать их к Рождеству всем полленцам, в Нижний Поллен, в Верхний Поллен... Когда снова придёт сельдь, все капитаны захотят прихватить домой по деревцу, каждая штука за крону, две, а то и за три! Ты только подумай!
Ездра хмыкнул и действительно что-то прикинул.
- Хорошо бы ты мне ещё что-нибудь про них рассказал.
Август тут же пустился в объяснения, он говорил долго и убедительно, говорил бурно и зажигательно, под конец он выложил ещё один козырь: Ездра на рынке будет единственным, сколько захочет, столько и запросит.
Ездра был тугодум. Земля-то она земля и есть, и нужна она мне совсем для другого.
Август, непринуждённо, довольным тоном:
- Одно из двух: то ли ты выращиваешь рожь, то ли деньги, чтоб её покупать, словом, то на то и выйдет. Но учти: здесь на кону стоят большие деньги, больше, чем деньги на хлеб. Ты меня просто смешишь. Неужто тебе не нужны деньги на школу и на обучение детей? И ещё на газеты, на телефон и на красивые платья для жены?
Ездра счёл его слова убедительными.
- Вот видишь? А на хорошую еду с чёрным хлебом и с белым? Ну и ещё на другие покупки? На сахар и на кофе, на сардины и на мёд, иногда на хорошую сигару, а порой и на глоток водки, когда будете справлять очередные крестины.
- Ха-ха-ха! - расхохотался Ездра.
Август вторил ему добродушным смешком; он хлопнул Ездру по плечу и напомнил про одну хитрость, которую они вместе учудили, когда надумали провести канаву через болото: крики утопленника и другие весёлые проделки.
- Ты ещё помнишь, как мы заставили их на нас работать? - воскликнул Август. - Они не посмели отказаться, а Теодор, тот прямо из кожи лез... Так-то. Иначе ты, может, и не осушил бы своё болото!
- Не осушил бы, - согласился Ездра.
- Ну вот, поэтому слушайся меня, не прогадаешь. Я думаю, здесь самое подходящее место для посадки.
- Здесь, среди пахотного поля?! - возопил Ездра. Август и сам спохватился, что зашёл слишком далеко, и решил обратить слова в шутку:
- Ишь как перепугался, червь ты земляной. Смотри, вон там у тебя красивый зелёный лужок, вот он вполне подошёл бы.
- Ты это всерьёз?
Август, уже менее шутливо:
- Почему ж и не всерьёз? Саженцам нужна хорошая земля, чтоб вырасти и стать настоящими рождественскими ёлками за десять лет.
- Десять лет?! - снова возопил Ездра.
- Ну, может, не десять, а пятнадцать.
Час от часу не легче: Ездра просто не верил своим ушам, он безмолвно уставился на Августа. Уж не шутит ли тот?
- Понимаешь, мы должны жить с перспективой, как это делают во всём мире. Что значат каких-то пятнадцать лет по сравнению с плантацией рождественских ёлок? Не так уж и много, говорить не о чем. А когда ты умрёшь, твои дети тебя благословят. Вот это я и называю перспективой. Мы должны трудиться для будущего.
Ездра:
- Ты лучше представь себе, что я могу вырастить на этом участке за пятнадцать-то лет!
Август помолчал, потом ответил:
- Я вроде до сих пор не давал тебе плохих советов. Ты что, сам не видишь, до чего ты глуп, если рассчитываешь вырастить рождественскую ёлку за один год?
Ездра, пропустив эти слова мимо ушей, спросил:
- А если я через пятнадцать лет срублю эти ёлки, тогда что будет?
- Тогда ты посадишь новые! - воскликнул Август. - Просто возьмёшь и посадишь новые. В сельскохозяйственной школе всегда полно саженцев. Адрес я тебе дам.
Но Ездра продолжал стоять перед ним с безнадёжным видом, и тогда у Августа возникла новая идея: он предложил распаковать тюк - да, да, чтоб ты сам поглядел, чего это я привёз, высший сорт, лучше я и не видывал на своём веку, а уж я-то всякого навидался, и пальмы, и бамбук видел... Ты только взгляни, разве они не лежат, словно младенчики в сыром мху, им всего-то два года от роду, так и кажется, будто слышишь их писк.
Но Ездра всё сомневался:
- И потом... поздновато уже нынче для посадок... Так что возьми их лучше себе...
Август снисходительно улыбнулся:
- Это сейчас-то поздновато? Опять на тебя дурь нашла! Когда с деревьев падают листья, самое время сажать ёлки. Уж не думаешь ли ты, что я этого не знаю?
Ездра, в полном отчаянии:
- Послушай, Август, я вообще не хочу больше об этом разговаривать. И не стану расходовать под твои ёлки ни пашню, ни луговину. Вот тебе и весь сказ!
Какое-то время Август молчал с глубоко оскорблённым видом, потом сказал:
- Да я к тебе и не пришёл бы, если б ты не прибрал к рукам всю пахотную землю.
Ездра подобрал вожжи и снова приналёг на плуг.
- Может, ты вообще не желаешь уступить ни клочка своего пастбища? - огорчённо спросил Август. - Я же стараюсь для твоего блага и для твоих ёлок.
- Но клочок, как я понимаю, должен быть не такой уж и маленький?
Август прикинул и назвал размеры. Дело в том, что саженцы должны сидеть далеко друг от друга, чтоб было место для нижних веток и остроконечной верхушки, как и положено рождественской ёлке.
- Но какой толк, - устало спросил Ездра, - если посадить этих малюток на пастбище? Их же скотина всё равно вытопчет.
- Ха-ха-ха! И опять глупость! Конечно же тебе придётся огородить делянку. Неужели ты даже этого не понимаешь? Врыть колья и оплести их колючей проволокой. Без этого не обойтись.
Ездра ответил уклончиво:
- Слушай, хватит об этом. На пастбище и без того давно уже не хватает места, не могу я огородить и этот участок.
- Ну так будет у тебя на несколько коров меньше, только и делов.
Тут Ездра улыбнулся и наконец стегнул лошадь. Август проводил его глазами и крикнул:
- Дурак ты дурак! Я ж тебе хотел отдать саженцы задаром. А теперь, значит, продам их в Верхнем Поллене, да ещё по двойной цене.
После чего он свернул свой тюк и потащил его обратно в Поллен. Трудов он не боялся и носа не вешал.
Все последующие дни Август был занят тем, что высаживал ёлочки перед дверями полленских жителей, перед одними дверями - целых десять, перед другими - всего две, слева и справа от входа, смотря, насколько хватало места. Людям нравилось, когда перед домом много ёлочек, во-первых, очень красивые деревца, а во-вторых, даром. Ох уж этот Август! Даже почтарю Родерику, который ходил у него в помощниках, Август платил за труд. Уж что-что, а скрягой он никогда не был. И главное, посреди всего этого уныния и забот о хлебе насущном народ смог несколько приободриться, глядя, как Август с прежним пылом старается приукрасить их быт.
Раз Август не падает духом, значит, им тоже унывать не стоит, думали полленцы.
Йоакима спросили, желает ли он, чтобы перед входом и его дом шумели хвоей настоящие ёлки? Йоаким ответил утвердительно, но предложил справиться у Поулине. Не сказать, чтобы Август в последнее время ладил с Поулине, но он честно спросил у неё. Правда, спросил как-то странно и вдобавок ехидным тоном, но она сочла это предложение очень милым, не зашипела в ответ и не начала брызгать слюной. Да, да, она позволила ему посадить несколько ёлочек перед домом и напротив окна её конторы, она одобрила его затею, признав, что это ничуть не хуже остальных его затей.
- Я позову твоего капеллана, чтоб освятить их, - сказал Август. - Тогда они будут лучше расти.
- В таком случае воткни их лучше в свой цемент, - ответила она.
Короче, оба вели себя вполне дружелюбно, она стояла и глядела, а он рыл маленькие ямки и осторожно размещал в них корни ёлочек. И всё шло у них тихо-мирно, пока она не заговорила об акциях.
- Тебе, случайно, не кажется, что ты можешь потерять все свои деньга разом? - спросила она.
Ему это, случайно, не казалось. Акции банка в надёжных руках, в её чистых, невинных ручках.
Тут она ещё промолчала. Но когда она потом изъявила готовность спасти и его деньги, ни к чему хорошему это не привело. Да-да, она может выплатить ему наличными стоимость всех его акций. Чего ради он должен стать нищим после всего, что сделано им для Поллена.
Что-что? Она вздумала ограбить его банк?! Загубить фабрику рыбной муки, сорвать строительство дома для местной управы и все его прочие начинания? Где это видано! Она сама напросилась, сама подставилась, но он не воспользовался этим, как было можно, хотя даже того, что он сказал, оказалось вполне достаточно, чтобы краска сбежала с её лица.
- Итак, ты хочешь ограбить банк? Слушай, Родерик, слушай внимательно!
- Да ты что? - пролепетала она. - Я просто хотела тебе помочь.
- Ты хотела сделать меня таким же бессовестным прощелыгой, как и ты сама!
- Ха-ха-ха! - хрипло расхохоталась Поулине.
- Мой тебе совет: живи честно, чтоб не угодить в тюрьму.
- Родерик! Ты слышал когда-нибудь такое? Вот чучело! - воскликнула Поулине и поспешила прочь.
Тем временем Август делал свою работу - сажал деревья; управившись с посадками перед лавкой, он поспешил дальше. Перед домом Каролуса и Ане Марии он посадил целых двадцать ёлочек, можно сказать, целый лес; эти добрые и достойные люди, которые заложили основу благосостояния Поллена, вполне заслуживали таких почестей. Здесь он снова порадовался на "принцев", двух детишек, которых взяла Ане Мария и с которыми она прекрасно обходилась. Детишки были хорошо одеты, головки у них были чистые, смышлёные такие детишки, одно удовольствие глядеть на них.
Посадка заняла ещё несколько дней, после чего вход каждого дома украсился ёлочками, а тут появился Эдеварт, и Август тотчас привлёк и его к делу, они ходили от дома к дому с лопатами и мотыгами, всё выглядело очень даже лихо. Но поскольку в конце концов каждый клочок земли оказался занят, Август подарил целую партию саженцев Родерику, и вышло здорово: ни один из саженцев не пропал, а молодой человек добрался со своим сокровищем до Северного посёлка, где очень удачно распродал все деревца по отдельности. Так что предприятие Августа нельзя было назвать совершенно провальным.
Ну а как насчёт зерна и другой провизии для нас? - спрашивали люди. До поры до времени Августу удавалось их урезонивать, но теперь люди лишились покоя, нужда подпирала. Я послал телеграмму, говорил Август. Ну ладно, отвечал народ. Так они прождали ещё несколько дней, занимая друг у друга по миске муки, но потом, утратив остатки достоинства и терпения, снова подступили к Августу. Кончилось тем, что, прихватив Эдеварта, Август перебрался в Верхний Поллен с остатками ёлок, причём перебрался втихаря, ночью, проще сказать, сбежал.
Одному Богу известно, была ли хоть малейшая справедливость в том, что Августа практически вынудили бежать из Поллена. Но в результате два старых друга вновь стали заниматься одним делом. Поначалу они держались очень бодро, шагали с гордо поднятой головой от одного двора к другому и предлагали свои растения, но дела шли неважно, ведь за проданные ёлочки друзья хотели получить наличные, а Верхний Поллен тоже обеднел, недостаток в еде начал сказываться и здесь, хотя урожай уже был собран.
- Ёлки? - удивлялись люди. - Да разве они будут здесь расти?
- Если не будут, вы получите свои деньги обратно.
На всякий случай Август несколько сократил время, в течение которого маленьким ёлочкам предстояло, по его словам, стать высокими шумящими деревьями. Теперь он утверждал, что уже спустя пять лет они будут тешить взор своей красотой.
Но это ещё не решало проблему, народ спрашивал, как себя ведёт местная знать, покупают ли саженцы ленсман, и пастор, и доктор? Вы лучше с них начните!
Тогда друзья пошли к доктору, с которым Август был знаком; доктор оказался очень даже достойным человеком и купил пятьдесят декоративных ёлочек. А когда они сажали деревца, между ним и Августом произошёл в высшей степени загадочный разговор.
Один спросил:
- Ну, как дела, Август, всё в порядке?
- Да, - отвечал другой, - с меня хватит. Я вполне здоров.
- Тебе ещё шесть месяцев терпеть.
- Ну вот ещё!
К согласию они прийти не сумели, всё спорили насчёт этих шести месяцев. Август считал, что это слишком долго, но доктор даже и говорить об этом не хотел.
Август, вне себя:
- А я вас и не спрашиваю! Моряки плевать хотели на то, что говорят доктора! Мы поступаем, как захотим!
Доктор:
- Только попробуй!
- Вот возьму и попробую!
- Тогда я в тот же день повешу объявление, где всё расскажу о тебе!
- Да вы никак спятили?! - возопил Август. - Нет, нет, вы этого не сделаете!
- Ты прав, не сделаю, я всё же надеюсь, что ты будешь вести себя как порядочный человек. - И с этими словами доктор ушёл.
Август поглядел ему вслед. От негодования у него аж дыхание перехватило. Немного погодя он вроде бы пришёл в себя и занялся посадкой.
- Эдеварт, ты слышал, что он говорил? - спросил Август.
Эдеварт что-то пробормотал. Август, всё больше успокаиваясь:
- Я мог бы дать ему как следует, понимаешь? Однако нельзя забывать, что он купил пятьдесят ёлочек.
- Нельзя, - согласился Эдеварт.
- Но всё равно, скажи он ещё хоть одно слово, я бы убил его на месте.
- Убил бы, - согласился Эдеварт.
- Тюкнул бы лопатой и убил! - продолжал Август, разгорячась. - Я уже был готов это сделать, я должен был ему показать, с кем он имеет дело. Это ж надо такое, объявление повесить в лавке! Небось не повесит!
- Не повесит, - сказал Эдеварт, - это вряд ли.
- Если ему дорога жизнь, он этого делать не станет, и хватит об этом. Как, по-твоему, Эдеварт, он понимает, что со мной шутки плохи?
Эдеварт опять что-то пробормотал.
Тем временем они посадили последние ёлочки. Август был какой-то задумчивый и беспокойный. Потом вдруг сказал:
- А теперь, Эдеварт, ступай первым. Я приду попозже.
- Ты что, не пойдёшь со мной?
- Нет, не пойду. Я уже ходил к этим господам и здорово им врезал, что пастору, что ленсману.
Эдеварт:
- Всё-таки лучше бы ты пошёл со мной. У тебя и язык лучше подвешен.
- Да я следом приду! Ступай к ленсману, расскажи ему, что доктор взял сто ёлок, тогда он возьмёт двести. Он ведь мужик с придурью.
Эдеварт уходит.
Этот рослый и грузный человек никогда не отличался особым мужеством и испытывал крайнюю робость, когда ему приходилось действовать на свой страх и риск, а получив где-нибудь отказ, он всегда кивал на прощанье и уходил без единого слова. Ох, Эдеварт, Эдеварт, как же он изменился со времён своей молодости! Вот что бы сделал на его месте Август? Расписал бы перед слушателями страны и континенты, где никто, решительно никто не может обойтись без этих декоративных ёлочек, дети видят их с колыбели, а старики, которые только и знают, что сидеть в креслах, дожидаясь, когда смерть придёт за ними, изнывают, если не могут выглянуть из дому, чтобы полюбоваться на эти деревца.
Но труды Эдеварта увенчались куда большим успехом, чем он мог ожидать; право же, он и сам был удивлён. Ему удалось вовлечь ленсмана в разговор, худо-бедно объяснить что и как, помянуть доктора, короче, он продал аж двести саженцев.
Через час появился Август, с весёлым выражением лица и крайне довольный.
- Пришлось ему отступить! - поведал Август. - Вот дурень, хотел повесить объявление в лавке - ну тут я ему показал. А ты, как я погляжу, сажаешь! И сколько же он взял? Двести! Ха-ха-ха! Ну, что я говорил!
Они работали на выгоне - красивый такой участок, летом там паслись телята. Эдеварт рыл ямки, Август сажал.
- Само собой, я снова наведался к доктору, - рассказывал он, - и неудивительно, что доктор как увидел меня, так сразу побледнел. Но я терпеть не могу, когда при мне кто-то плачет. И если взрослый мужчина поднимает лапки кверху, не стоит его больше наказывать. Я сроду на это не пойду. Значит, ты сказал, что доктор взял сто саженцев? Вот жалость-то какая! Нам, верно, следовало сказать: двести? Тогда бы здесь взяли все четыреста. Впрочем, я решил больше не хвастаться, не хочу, чтоб это вошло у меня в привычку.
Управившись у ленсмана, они двинулись в пасторат. Нет и нет, капеллан Твейто решительно не собирался покупать ёлочки! Чего ради он будет сажать здесь деревья? Когда он не сегодня-завтра уезжает!
- Так ведь можно постараться ради прихода, да и Поллен это украсит.
Оно, конечно, так, но капеллан полагает, что и без того достаточно сделал для прихода и для всего селения, хоть и на свой лад.
Август счёл его слова вполне убедительными. Но может, капеллан пожелает оставить по себе вещественную память?
Нет уж, пусть этим займётся его преемник. Какой смысл сажать деревья, когда сам он уже сидит на чемоданах?
Август:
- А как же доктор? Он, верно, тоже скоро уедет, но ведь взял же четыреста саженцев.
- Да неужели? Впрочем, у него и средств побольше, и жениться он не собирается, как я. Но так уж и быть, куплю-ка я у вас сто ёлочек, если вы ничего не возьмёте с меня за посадку.
Друзья сами выбрали место, куда сажать, и принялись за работу, однако на сей раз они сажали ёлочки в два ряда, вдоль дороги, как аллею вниз, к лодочному причалу, куда приставали лодки собравшихся в церковь прихожан. Но поскольку обойтись сотней ёлочек было никак невозможно, Август решил прибавить три сотни из своих запасов. Это решение он живописал в почти молитвенном тоне, что вот, мол, они трудятся на некоторым образом святой земле, а чьё-нибудь око, возможно, взирает на них с высоты небес.
- Итак, во имя Божье! - воскликнул Август, когда они покидали место своего священнодействия.