Рагна исполнена благодарности. Это и впрямь великая радость, что Каролус хочет выйти за сельдью и взять с собой Теодора, значит, к картошке добавится рыба. И значит, дома будет еда, хорошая еда.
- Да, ты всегда заботишься о нас, бедняках, - говорит она Каролусу.
Тот, конечно, отмахивается, но вообще-то доволен, когда ему говорят слова благодарности, такой он важный.
- Хотя ведь вы с Теодором особой нужды и не терпите, у вас вон дети какие удачные.
- Это правда, - признаёт Рагна и заметно оживляется, как всегда, когда говорит о детях. - Только их осталось всего двое.
- Это почему же? - спрашивает Каролус,
- Потому, что, когда пасторское семейство перебралось южнее, старшая дочь уехала с ними.
- Вот как? - спрашивает Каролус.
- Да, так. Иоганна отговаривалась, она плакала и не хотела уезжать. Но пасторша не пожелала с ней расстаться и даже прибавила ей жалованье.
- Значит, она хорошо себя зарекомендовала.
- До чего ж утешительно и приятно слышать такие слова, - говорит Рагна и начинает плакать.
- А где у вас Родерик?
- А он теперь живёт в южном селении, нашёл там работу.
- Славный парень. Мог бы и в Поллене остаться. Понадобился бы мне по хозяйству.
- Значит, ты готов его взять?
- Вполне возможно, вполне возможно. У меня-то дел выше головы, всякая писанина и много другого, да и староват я для тяжёлой работы.
Каролус покидает лавку и снова погружается в размышления. Он думает обо всём, что наговорил в лавке, о том, что он там расхвастался и нёс всякую околесину и вообще вёл себя постыдно. Делать этого не следовало, Каролусу неловко. Зачем-то зазывал Родерика к себе в работники... Ему это вовсе не по карману. Даже Ездра со своим большим хозяйством и то не держит работников. И писчая бумага, которую он несёт домой, она ведь тоже не для него, это Ане Мария попросила купить ей бумаги, она время от времени пишет письма в Тронхеймскую тюрьму. А уж чтоб выйти за сельдью - это откуда взялось? Разве он думал об этом, прежде чем увидел Рагну и решил перед ней поважничать? Впрочем, дело сделано, слово сказано, придётся выходить в море.
II
В Поллене выдалось несколько путин, богатых на сельдь, не так чтобы они шли подряд, за годом тучным вполне мог последовать год тощий, однако после тощего неизменно приходил тучный. Как ни странно, но староста Йоаким, когда он ещё был совсем молодым пареньком, запер сказочных размеров косяк, причём запер старым неводом, который ему достался от старшего брата, и вот с того самого года сельдь проложила себе дорогу в полленские воды.
По переполненной кофейне и по гостинице было видно, что в заливе работают рыбацкие артели и рыбаки-одиночки, что всё чаще шкиперы и команды с рыболовецких судов наведываются в лавку, опускают письма в красный почтовый ящик, после чего оседают в кофейне, а Поулине знай себе загребает шиллинги.
В общем и целом с доходом у людей дела обстояли совсем неплохо; у кого было чем торговать, молоком, к примеру, мясом или картошкой, тот недурно зарабатывал, спрос был хоть куда. Ездра бойко торговал и в последующие годы, потому что товара у него было предостаточно. Впрочем, Ездре всегда везло.
Как-то раз в Нижнем Поллене вдруг показалась шхуна. Была непогода, и шхуна с трудом шла на своих парусах, ветер загнал её в промежуток между рыбацкими судёнышками, где она и затерялась. Хоть на борту у ней и не было бочек, но небольшой груз сельди, уж верно, на ней был, не то с чего б ей вообще заходить в эти воды? Теперь предстояло разделать улов, выпотрошить, разложить по бочкам, охладить, а уж потом идти вдоль берега и продавать сельдь бочками, так, верно, и было задумано, стало быть, и размышлять об этой шхуне больше не стоило.
Но вдруг на шхуне возникло непонятное движение, и оказалось, что она гружена всевозможными сельскохозяйственными продуктами - картофелем, мясом и маслом, а кроме того, всякими новомодными жестянками, консервированным молоком в банках, разнообразными консервами в масле, цикорием в сиропе, мёдом, гусиным жиром, дорогими сортами сыра в стеклянных банках и сияющими жестянками с золотыми и пёстрыми наклейками. Словом, это была не просто шхуна, а целая деликатесная лавка.
На борту её было всего два человека, один пожилой, другой совсем юный, На берег они не сходили, поскольку всё, что нужно для поддержания жизни, имелось у них при себе. Они начали торговать, и спрос появился сразу же, может, торговля эта и не была вполне законной, но она процветала, с помощью скидок эти люди подорвали торговлю полленских крестьян, которые заламывали безбожные цены за своё молоко и мясо, они сбили цены на картофель и крупу, но потом возместили понесённые убытки благодаря консервным банкам с пёстрыми наклейками. Словом, в заливе царило большое оживление, там заперли косяки сельди, от берега отваливали гружёные баркасы, на их место приходили новые, у простого народа, у шкиперов, у команды в карманах бренчали деньги, все люди стали лихие и развязные, стали лучше питаться и закупали всякие лакомства в банках, словом, шхуна в два счёта распродала все свои консервы.
А один раз на берег сошёл со шхуны человек в возрасте и с подстриженной бородкой, причём изысканно разодетый - широкополая серая шляпа, на ленте пряжка, с неё спускается штормовой шнурок, ещё на человеке красная плисовая жилетка и две синие куртки, одна поверх другой, и обе расстёгнуты на груди ради жилетки, которая, как уже было сказано, красного цвета. Словом, нарядный до того, что дальше некуда, и вид вполне иностранный.
От залива человек двинулся просёлком, держа курс на лавку Поулине, причём шёл и ни у кого не спрашивал дорогу, шёл быстро и сноровисто и насвистывал при этом как мальчишка. Когда, войдя в лавку, он поздоровался с Поулине, та уставилась на него и долго не отвечала, потому что таращилась во все глаза.
Посетитель осмотрелся и начал разглядывать канатный товар: ему, мол, нужен трос, сказал он на чистом нурланнском наречии, трос для шхуны.
Поулине утвердительно кивнула, что есть у неё такой трос.
- Тонковат он, - сказал гость.
- Есть и потолще, - коротко возразила она.
- Верно, - согласился посетитель, - но те, что потолще, слишком толстые, мне их не просунуть в блок.
Поулине не стала его больше обихаживать, а занялась другим покупателем. Странно, как это человек не может подобрать для себя подходящий трос, другим же она продавала...
- А сколько стоят эти опорки? - нагло спросил незнакомец и ткнул пальцем в связку висевших на стене галош.
- Опорки? - переспросила Поулине. - Это очень хорошие галоши. Четыре кроны.
- Две хватит за глаза, - гнул своё незнакомец.
С этой минуты Поулине вообще перестала глядеть в его сторону, много чести глядеть на такого, он для неё просто перестал существовать. Форменное свинство, когда посторонний человек так себя ведёт.
Несколько раз повторив свой вопрос и не получив ответа, посетитель вдруг обернулся к ней и спросил:
- А как поживает твой брат Йоаким?
Поулине прямо рот разинула от удивления.
Но незнакомец больше не желал притворяться, он засмеялся, протянул ей руку и сказал:
- День добрый, Поулине. И не стыдно тебе: своих не узнаёшь?
- Очень даже узнаю, - отвечала она, - просто я не поверила своим глазам и хотела, чтобы ты сам себя назвал.
- Август.
- А то я не знаю! Я с самого начала подумала, что когда-то тебя видела, да уж больно ты изменился... А уж зубы...
- Да и то сказать, прошло немало времени с тех пор, как я был здесь...
- Подумать только! Август! В голове не укладывается! Откуда ты взялся и куда держишь путь?
- Сюда.
- Хочешь жить в Поллене?
- Для начала хочу.
Когда Август приезжал сюда в прошлый раз, у него во рту был прямо частокол из золотых зубов, полный рот чистого золота, он даже напоминал какого-то языческого идола, теперь же во рту у него были белые зубы вполне натурального вида, вот почему его и нельзя было узнать.
Поулине обратилась к одному мальчишке и попросила его сбегать за Йоакимом. Скажи, чтоб он срочно пришёл сюда. Её совершенно оставило привычное равнодушие, и даже щеки у неё запылали.
- Просто я сама не могу отлучиться, - пояснила она.
Заявился Йоаким.
- Ну в чём дело? - спросил он.
- В чём дело? - переспросила Поулине. - Вот, разберись с этим человеком.
Йоаким смерил Августа взглядом:
- А что он натворил?
- Натворил? Да ничего, только смеялся надо мной, когда пришёл. И давал за любой товар полцены.
- Эка важность, - недовольным голосом сказал её брат, он же староста Йоаким.
- Так ведь во всей лавке не сыщешь ничего, кроме старого хлама, - заметил Август.
Поулине, в ярости:
- Вот слышишь?
- И трос у вас никакой не трос, он из манильской пеньки.
Но тут Йоаким насторожился, пристальнее вгляделся в незнакомца, не иначе голос и интонация о чём-то ему напомнили. И вдруг он шутливо воздел руки и сказал:
- Эй ты, американец, кошелек или жизнь!
- Ха-ха-ха! - закатился Август.
И тут они засмеялись все трое и схватили друг друга за руки, и всё смеялись, и говорили без умолку. Август был никакой не разбойник, а дружелюбный и весёлый человек, его здесь целую вечность не было, а теперь вот он взял да и вернулся - Август, скиталец, бродяга, бескорыстный помощник в тяжёлых случаях, Август собственной персоной.
- А куда подевались твои зубы? - спросил Йоаким. - Они ж были раньше золотые.
Август:
- А я их продал. Однажды настала такая пора, что золотые зубы оказались мне не по карману. Говорят, покупать их приезжал сам Вандербильт.
И они продолжали говорить без умолку. Поулине закрыла лавку, все прошли в комнаты, и говорили, и говорили. Проходя мимо красного почтового ящика, который им же и был в своё время установлен, Август узнал дело своих рук и кивнул, довольный тем, что ящик висит на прежнем месте.
Как ему пояснили, ящик каждый год приходилось заново красить и обновлять буквы, но им пользовались всё время, а по воскресеньям вынимали письма и брали их с собой в церковь.
Господи, да неужели в Поллене до сих пор нет почты? Просто непонятно, как они тут живут, они же совершенно не идут в ногу со временем.
- И вот ещё что, Йоаким, я видел в заливе пять неводов, а твоего среди них не было. Это что ж такое получается?
- А у меня и нет невода, - отвечал Йоаким.
- У тебя нет невода? И ты не можешь его купить?
- Нет, мне это не по карману.
- Непонятно! - воскликнул Август.
На эту тему они больше не разговаривали, потому что добавить было нечего. Август осмотрел комнату; не сказать, чтоб она так уж убого выглядела: на стенах картинки, над кроватью полог, Йоаким и Поулине выбились в люди, и деньги у них наверняка есть.
- И семьи у вас у обоих всё нет? - спросил он.
- Всё нет. А у тебя?
- У меня? Тоже нет.
Молчание.
- А про Эдеварта, старшего брата, ты что-нибудь слышал?
- Как, разве он здесь не был?
- Здесь?
- Значит, скоро будет. Он в этом году собирался.
Август лично встречал его в Мичигане.
Вот это новость так новость! Поулине даже руками всплеснула. Брат никогда не писал домой своей родне, его словно земля проглотила, они даже считали, что он уже умер.
- Глупости ты говоришь. Ничего он не умер. У него всё прекрасно, и вообще он в полном порядке, - бойко продолжал Август.
Поулине, недоверчиво:
- Ты его сам видел?
- Как же не видеть, если я стоял и разговаривал с ним.
- А когда это было?
- Перед тем, как мне ехать сюда.
- Боюсь, ты врёшь, - сказала Поулине.
- Вообще-то вру, - ответил Август. - Но я отправлю ему телеграмму, чтоб он приехал домой, и мы бы с ним здесь встретились. Я знаю, где он обретается.
- Ты знаешь, где он?
- Я это узнаю в два счёта.
- Сдаётся мне, ты опять врёшь, - сказала Поулине.
- Да, вру, - согласился Август. - Но я могу обойти все консульства, могу обратиться в Армию спасения и разыскать его. Не тревожься. Меня там хорошо знают.
Поулине долго ещё размышляла над его словами, а Йоаким, тот вообще не вмешивался, он просто слушал не внушающие доверия россказни и молчал. Сестре конечно же хочется верить в лучшее. Август и в самом деле готов помочь, взять на себя какие-то хлопоты, он как был, так и остался человеком с живым умом, человеком, способным найти выход из любого положения, почём знать, может, он и сумеет отыскать их старшего брата.
Август уговорился с одним полленцем, чтобы тот отогнал шхуну обратно и заодно доставил домой молодого человека, который пришёл с ним сюда. Предложение было не очень чтобы хорошее в то время, когда идёт сельдь, но Теодор согласился. Август без особого доверия перепоручил ему и парню шхуну, но приходилось идти на риск. Август арендовал шхуну только для одного перехода, а теперь её надо было доставить на место.
Он забрал свои вещи, в том числе и роскошный чемодан с медными уголками, шхуна вышла из залива, и у парня было хорошее настроение. Для надёжности Август наведался к Поулине и частным образом застраховал шхуну за свой счёт. После этого он перебрался в гостиницу, что над кофейней, и начал жить там. Деньги у него были, одежда тоже более чем приличная, так что он стал достопримечательностью и средоточием всеобщего внимания в родном селении. Он разгуливал по дворам, здоровался с жителями, заводил длинные разговоры, сочинял всякие небылицы и повсюду был желанным гостем. Он уже немало прожил на этой земле и был отличный выдумщик.
Прошло очень немного времени, и Август начал по старой привычке интересоваться всякими делами во дворах, куда он заходил, он был весь пропитан духом нового времени, прогресса, напичкан примерами из заграничной жизни, по вечерам он сидел у Йоакима, строил великие планы; гостиная превратилась в место встречи для соседей, они засиживались здесь дотемна и с удивлением выслушивали планы Августа. Все дружно решили, что Август стал совершенно другим человеком, не таким, каким был раньше, более зрелым, более солидным, словом, повзрослел. И уж если он начинал рассуждать о каком-нибудь предмете, то слова его имели глубокий смысл.
- Можете мне поверить, - говаривал он слушателям, - чего ради я стал бы врать и обманывать вас? У меня нет ни прежней бодрости, ни здоровья, мне в жизни не посчастливилось, я проболел полтора года, да и с тех пор прошло ещё полтора, поневоле тут задумаешься и начнёшь говорить правду.
- А чем же это ты болел? - последовал вопрос. Август в ответ:
- Меня укусила ядовитая муха.
- Как это? Что за муха такая?
- Вы себе даже и представить не можете. Сложите, к примеру, десять шпанских мушек, так вот все они вдесятером ничто по сравнению с той, что укусила меня.
Народ содрогнулся и приумолк. Человек, в котором яд от десяти мух, навряд ли станет врать. Да, так о чём он начал говорить?
И Август повторил свои слова:
- Поллен погружён во тьму. По вечерам зажигают допотопную парафиновую лампу, хоть смейся, хоть плачь. Ведь как обстоит дело в других городах? Повернёшь такую пуговку в стене, и по комнате словно разливается солнечный свет, даже глазам больно.
Жителям Поллена уже доводилось про это слышать.
- Или взять телефон. Вы могли бы сидеть в этой комнате и разговаривать с кем-нибудь в другом месте. Или вызвать доктора, когда есть опасность для жизни. Кто из вас вообще знает, что такое телефон?
Жителям Поллена доводилось и про это слышать.
- Ха-ха-ха! Слышать слышали, а палец о палец не ударили! Возьмите, к примеру, фабрику рыбной муки. В заливе сельди немерено, словом, сырья выше головы. Тогда где же, скажите на милость, такая фабрика? Разве не надо использовать небесные дары? Есть такое понятие: индустрия, вот она-то и делает страну богатой.
Слушатели и тут утвердительно кивнули. Только где им прикажете взять деньги?
- Где, где! А как поступают в других местах, во всех странах, где я побывал? Каждый берёт на себя свою долю, люди скидываются, и выходит целая гора денег. Если из тысячи каждый внесёт по сотне, то и выйдет сто тысяч крон.
- Сто тысяч! - вскричали слушатели.
- Ну если этого, по-вашему, слишком много, тогда могут скинуться пятьсот человек и внести по пятьдесят крон. Всё равно получится двадцать пять тысяч. За эти деньги я берусь поставить здесь хорошую фабрику.
- Это конечно! - отвечали ему слушатели, но тут же начали возражать. Ну у кого из них найдётся лишних пятьдесят крон? Да во всём селении можно насчитать от силы десять человек с таким состоянием.
Тишина.
- Н-да, - медленно произнёс Каролус, бывший староста, который хотел, чтобы его и впредь считали важной личностью, и потому говорил медленно, - пятьдесят крон можно бы и выложить...
- Это тебе можно! - сказали другие, тем самым выказывая ему уважение.
Тут Август разгорячился:
- Почему здесь всё невозможно? Деньги? Можно ведь основать банк и брать у него деньги взаймы.
- Это как же так?
Август растолковывает:
- Деньги меня меньше всего беспокоят. Если представить в банк смету, они нам дадут денег, я всё обговорил с капитанами рыболовецких судов в заливе, они подпишутся, а другие банки наверняка войдут компаньонами в наш банк, так что перспективы у нас самые благоприятные. И по чести говоря: разве это плохая идея, чтобы управа взяла кредит в банке? Вот ты, Йоаким, ты же староста, что ты думаешь по этому поводу?
Йоаким с величайшей серьёзностью:
- Тут есть о чём порассуждать.
Каролус тоже не пожелал оставаться в тени, он одобрительно кивнул насчёт того, что селение может взять кредит в банке.
- Всякий раз, когда ты приезжаешь, ты что-нибудь да придумаешь, - уважительно говорят люди Августу.
Как будто банк и фабрика по переработке рыбы - дело уже решённое.
Август надувается от важности.
- Я немало поездил по нашей благословенной земле, - говорит он. - Но сейчас я в первую очередь думаю о другом: почему это у вас в Поллене до сих пор нет почты?
- А ведь и правда, - говорит народ, - нет у нас почты.
- Нету, нету, вот ящик почтовый у нас есть, а почты нет.
- Нет у нас почты, жалость-то какая, нет у нас почты.
- Эй, Теодор, заткнись! - выкрикнул кто-то, решив, что слышит голос Теодора.
- А это вовсе и не Теодор! - доносится из сумерек.
- Теодор отправился на юг с закладным письмом.
- Ха-ха-ха!
Всеобщее веселье.
Йоаким привстал с места; в гостиной уже стемнело, и сами переговоры пошли не по тому пути, и кое-кто среди молодёжи начал щипать и щекотать друг друга, раздались крики. Комната медленно пустела.
А Каролус продолжал сидеть. Он сказал:
- Однажды, в своё время, - он имел в виду то время, когда был старостой, - я переговорил с влиятельными людьми из Верхнего Поллена насчёт почты, но они не пожелали участвовать. Это были пастор, и ленсман, и доктор, но ведь у них и так есть почта перед самой дверью.
Август задумался над его словами. И вдруг все услышали, как он щёлкнул пальцами и воскликнул: