- Долго ль до греха!
- Вот то-то. Дежурство пришлось устроить. Днем жена с винтовкой стоит, вечером - кухарка, по ночам - я.
- Да вы б его отправили.
- Пробовал-с. Сам завернул. Запечатал. Приношу на станцию в багажное отделение. А весовщик и спрашивает: "Что это у вас, Сидор Иванович, в посылке?"
Я ему отвечаю: "Да пустяки, - говорю, - не обращайте внимания, тут динамита 18 фунтов. В Омск посылаю".
Так он, представьте, бросил багажное отделение, вылез в окно и убежал. Только я его и видел.
- Вот оказия!
- Мученье. Пробовал его другой дороге подарить. Написал им бумажку. Так, мол, и так: "Посылаю вам, дорогая соседка, Самаро-Златоустовская дорога, в подарок 18 фунтов динамита. Пользуйтесь им на здоровье, как желаете. Любящий тебя участок Омской дороги".
- Ну и что ж она?
Сидор Иванович порылся в кармане и вытащил телеграмму:
"В адрес 105. Подите к чертям. Точка".
Сидор Иванович уныло повесил голову и вздохнул.
- А вы знаете что, Сидор Иванович, - посоветовал ему приезжий, - вы бы его попробовали Красной Армии подарить.
Сидор Иванович ожил:
- А ведь это идея! Как же это нам в голову не пришло?
Вечером в службе пути сочинили бумажку такого содержания:
"Глубокоуважаемый тов. Фрунзе, в знак любви к Красной Армии посылаем 18 фунтов динамита. С почтением, участок Омской дороги".
При этом была приписка: "Только пришлите своего человека за ним, опытного и военного, а то у нас никто не соглашается его везти".
Ответа от тов. Фрунзе еще нет.
ЭММА Б.
"Гудок", 30 сентября 1925 г.
Горемыка-Всеволод
История одного безобразия
1. Биография Всеволода
Отчим Всеволода - красноармеец командного состава. Поэтому ездил пять с половиной лет Всеволод из одного города Союза в другой вслед за отчимом, в зависимости от того, куда отчима посылали.
Однако Всеволод был хитрый, как муха, и во время путешествий цеплялся то за одно, то за другое учебное заведение.
Таким образом, сумел Всеволод выучиться в Одесской школе судовых машинистов, затем в школе морского транспорта в г. Баку и даже в образцовой профтехнической школе в г. Киеве.
Помимо этого, не последний человек был Всеволод и в слесарно-механическом ремесле (следствие трехлетнего стажа в школьных мастерских).
Всеволод был любознателен, как Ломоносов, и смел, как Колумб. Поэтому Всеволод явился к отчиму и заявил:
- Дорогой отчим командного состава, я поступаю в политехникум путей сообщения в городе Ростове-на-Дону.
- Шпарь! - ответил отчим.
2. Что произошло
Местком отчима написал учку про Всеволода:
"Так и так. Всеволод учиться желает".
Учк написал дорпрофсожу:
"Желаем, чтобы Всеволод учился".
Дорпрофсож написал политехникуму:
"Будьте любезны Всеволода принять".
Политехникум принял документы Всеволода и все их потерял.
Всеволод в этот год в политехникум не попал.
3. На следующий год
Умудренный опытом Всеволод заранее послал все документы в копиях в учк. В этих копиях между прочим находилась рекомендация Всеволода:
"Всеволод хороший парень, а отчим его ведет полезную работу".
Все это под расписку было сдано ответственному работнику учка. И ответственный работник все документы Всеволода потерял.
4. Всеволод упорствует
Всеволод стал избегать ответственных работников учков и прятался от них в подворотни. Ответственный поехал в отпуск, и Всеволод нырнул к его заместителю, но и заместитель уехал в отпуск, а у заместителя был помощник, коему Всеволод вновь вручил свои документы. Помощник посмотрел документы Всеволода и по неизвестной причине вернул их через местком Всеволоду.
Так что по неизвестной причине кандидатура Всеволода рухнула.
5. Шиш
Всеволод получил из учка обратно документы, а вместе с ними и шиш с маслом.
6. Учк сочувствует
Всеволод кинулся в учк с воем.
- Бедный Всеволод, - говорили учкисты, рыдая Всеволоду в жилет. - Мы тебя понимаем и тебе сочувствуем, юный красавец.
И в знак сочувствия написали Всеволоду записку в политехникум:
"Так и так, примите Всеволода".
7. Арифметическая задачка
Всеволод бросился в политехникум с запиской.
- Арифметику проходили, молодой человек? - спросили Всеволода в политехникуме.
- Проходил, - ответил почтительно Всеволод.
- Так вот, решите задачку: в политехникуме свободных мест X. А записок на эти свободные места написано X * 3, плюс еще одна записка, ваша. Спрашивается, попадете ли вы в политехникум?
- Нет, не попаду, - сказал Всеволод, который был очень способен к математике.
- Удалитесь, молодой человек, - сказали ему в политехникуме.
И Всеволод удалился.
8. Вывод
Безобразия творятся у нас на белом свете.
ЭММА Б.
"Гудок", 1 октября 1925 г.
Ликующий вокзал
1. Объявленьице
В одной московской газете появилось дословно следующее объявление:
"Новость" (с левого боку). Новость! (с левого боку). Новость! (с правого). Новость! (тоже с правого).
- Четыре сбоку.
- Какая такая новость? - заинтересовался гражданин.
Новость оказалась следующего сорта:
Все в буфет Александровского вокзала!
Дешево и хорошо.
Обеды, порционные блюда и дежурные.
Вина, водки 40 градусов. Коньяки 60 градусов.
Ликеры 60 градусов.
Наливки разные рюмками и в графинах.
Тверская застава.
- Однако! - воскликнул гражданин, - хоть бы во сне увидеть, что теперь творится на вокзале после такого объявления.
2. Сон
Вокзал грохотал, как фабрика. У подъездов стояли прокатные автомобили, лихачи с ватными задами, таксомоторы и извозчики.
Места в буфете не хватало. Поэтому столики расставили в багажном отделении, на телеграфе и в кабинете помощника начальника станции. В воздухе стоял туман от паровой севрюжки.
Двести лакеев порхали, взмахивая салфетками, а из телеграфа доносился вой скрипок. Там 15 пар танцевали фокстрот.
Поперек окошка в кассу висела надпись:
"Поезд на Смоленск не пойдет, но зато есть свежие раки".
И был нарисован красный рак в фуражке начальника станции с позументом.
На почте красовался плакат:
"К дьяволу с письмами, сегодня блины"
Начальник станции в белом колпаке и в фартуке сидел в своем бывшем кабинете и говорил по телефону.
- Восемь раз стерлядка кольчиком. Салат Оливье шесть раз!
Дверь поминутно хлопала, влетали лакеи, бросали начальнику медные марки, вскрикивали:
- Осетрина Америкен! 5 раз! 8 бутылок очищенной, 7 единиц рябиновки!
Из дамской уборной доносились вопли. Там кого-то били бутылкой "Напареули" и чей-то голос взвизгивал:
- Я покажу тебе, как к чужим дамам приставать! Это тебе не кабак, а Большая Александровская Стрельна!
- Пст!.. человек! Пять рюмок полынной!
- Счас подаю. Сей минут!
Гражданин с чемоданом ввалился на вокзал и ошалел.
- Что ж это у вас делается такое? - робко спросил он у помощника начальника, который во фраке метрдотеля возвышался посредине зала.
- Пропадаем, гражданин! - ответил ему метрдотель. - После этого проклятого объявления вся Москва к нам хлынула. Все бросить пришлось. Сами видите, у нас теперь как в бывшем "Яре" на бывшей масленице.
- А мне в Витебск надо!
- Какой тут Витебск! У нас на витебских путях пиво лежит. Все завалили. Поезжайте, гражданин, домой. Может, с какого другого вокзала уедете, где сухо…
3. Заключение
Это, конечно, сон, но все-таки.
Александровский вокзал, уйми своего 60-градусного буфетчика!
ЭММА Б.
"Гудок", 14 октября 1925 г.
Сентиментальный водолей
В основе фельетона действительная бумага, сочиненная на ст. Воронеж-товарная, Юго-Вост. и сообщенная нам рабкором 1011
Иван Иваныч, Деес товарной станции, вошел в свой кабинет, аккуратно снял калошки, поставил в уголок и уселся за свой стол.
Тут его глаз заметил на столе служебную бумагу. Деес развернул ее, прочитал и немедленно начал рыдать от радости.
- Оценили Дееса… Вспомнили… - бормотал он.
Он позвонил.
- Позвать моего помощника, Сидор Сидорыча, - заявил он курьеру.
- Идите, Сидор Сидорович, к Ивану Иванычу, - сказал курьер помощнику.
- А что? - спросил помощник.
- Рыдают они, - пояснил курьер.
- Какого лешего рыдает?
- Не могу знать.
- Вот черт его возьми, - гудел помощник, направляясь в кабинет по коридору, - минутки покою с ним нету. То он смеется, то рыдает, то бумаги пишет. Замучил бумагами, окаянный.
- Что прикажете, Иван Иванович? - сладко спросил он, входя в кабинет.
- Голубчик, - сквозь пелену дождя сказал Деес, - радость у меня нежданная, негаданная, - при этом вода из Дееса хлынула в три ручья, - получаю я назначение новое. Недаром, значит, послужил я социалистическому отечеству на пользу… Церкви и отечеству на утеше… Тьфу, что я говорю! Одним словом, назначают меня. Ухожу я от вас…
"Слава тебе Господи, царица небесная, угодники святители, услышали вы молитвы мои, - думал помощник, - послал мне Господь за мое долготерпение, кончилась каторга моя сибирская", - а вслух заметил:
- Да что вы говорите! Ах, горе-то какое! Как же мы без вас-то будем? Ах, ах, ах, ах, ах, ах, ах, ах, ах! - "Зарыдать надо, шут меня возьми, а я не умею. С четырнадцати лет не рыдал, ах, чтоб тебе". - Он вытащил платок, закрыл сухие глаза, и, наконец, ему удалось взрыдать несколько ненатуральным голосом, напоминающим волчий лай.
- Кульеров зовите прощаться, - заметил совершенно промокший именинник.
- Вот уходит от нас Иван Иванович, - искусственно дрожащим голосом заявил помощник и пырнул курьера пальцем в бок, добавил тихо: "Рыдай!"
И курьер из вежливости зарыдал.
Из той же вежливости зарыдала через пять минут вся контора Дееса.
Отрыдав сколько положено, она успокоилась и приступила к своим занятиям. Но дело этим не кончилось.
- А знаете что, Сидор Сидорыч, - сказал несколько просохший Деес, - ведь я со всеми не могу попрощаться, ведь мне сегодня ехать надо. Как же я расстанусь с дорогими моими сослуживчиками: конторщичками, телеграфистиками, машинисточками, бухгалтерчиками.
"Ой, опять взвоет, это же наказание", - подумал помощник. Но Деес не взвыл, а придумал великолепнейший план:
- Я с ними в письменной форме попрощаюсь. Будут они помнить меня, дорогие мои товарищи по тяжкой нашей работе на устроение нашей дорогой республики…
И тут он сел за стол и сочинил нижеследующее произведение искусства:
"Товарищи!
Получив назначение и не имея возможности лично распрощаться со всеми вами, прибегаю к письменному прощальному слову.
Товарищи рабочие и служащие, проработав вместе с вами более года в непосредственной, низовой, практической, кропотливой, мелкой, но трудной станционной работе, должен отметить то, что отмечалось и до меня в нашей советской печати, а именно: лишь только при совместной дружной работе с широкими рабочими массами каждый руководитель может улучшить свое хозяйство, это - в частности, а в общем рабочий класс обязан все советское хозяйство перестроить на новых, наших, пролетарских началах, т. е. чем скорее восстановит он свое хозяйство, тем скорее улучшит свое личное благополучие и через посредство этого героического неослабленного трудолюбия трудящихся…" и т. д., и т. д.
Прошел час, а Деес все еще писал.
"…Уезжая от вас (здесь бумага закапана слезами), разрешите, товарищи, надеяться мне, что и в дальнейшем вы, рабочие и служащие, как один, будете всемерно поддерживать свой авторитет перед администрацией управления, и не только свой, но также администрации станции через посредство честного отношения к своим порученным обязанностям, ко мне, что к отысканию единого правильного пути в работе станции с целью достижения еще большего улучшения в рабочем аппарате и удешевления себестоимости нашей добываемой продукции, т. е. перевозки пассажира - версты и пудо-грузо-версты, мы должны быть все вместе, как один, и тем самым добиться устранения препятствий в правильном обслуживании широких трудящихся масс, а в том числе, следовательно, и самих себя в отдельности, а также доказать свою незыблемую преданность интересам рабочего класса СССР…"
Написав весь пудо-груз этой ерунды, Деес, чувствуя, что у него в голове у самого туман, добавил вслух:
- Кажется, здорово завинчено.
"Что б такое еще им написать, канальчикам, чтоб они меня помнили? Впрочем, и так хорошо будет".
"…Пожелаю вам, товарищи, всего хорошего. До свидания. С товарищеским приветом. Иван Иванович", - приписал Деес, вместо печати накапал слезами и добавил в верху бумаги:
"Прошу каждого из адресатов по своим конторам объявить сотрудникам".
После этого он надел калоши, шапку, шарф, взял чемодан и уехал на новое место службы.
А по всем конторам три дня после этого стоял вой и скрежет зубовный, но уже не поддельный, а настоящий. Начальники контор сгоняли сотрудников и читали им вслух сочинение Дееса.
- Чтоб его разорвало, - говорили сотрудники неподдельными голосами, но шепотом. Ни одного слова нельзя понять, и какого он черта это писал, никому не известно. Ну, слава тебе Господи, что он уехал, авось, не вернется.
ЭММА Б.
"Гудок", 16 октября 1925 г.
На чем сидят люди
(По материалам рабкора № 2161)
(Подлинное письмо)
Бывают люди серьезные, а бывают такие, которые, что ни сделают, выходит ерунда.
Например, который страхкассу при станции Рязань Казанской поместил зачем-то наверху, во втором этаже.
Туда инвалиды ходят гражданских фронтов и лезут наверх, при этом, конечно, ругаются словами неприличными.
А обратно гораздо интереснее. Я как-то вхожу и слышу грохот и вижу… бежит сверху костыль с ручкой, обернутый тряпкой. Прыгнул влево, потом вправо и при этом стукнул в зубы какого-то профработника так, что тот залился слезами, как дитя, и, наконец, выбежал на парадный вход прямо к извозчику.
Как якобы живой костыль.
Я кричу:
- Какой дьявол швыряется костылями?
И слышу голос с неба:
- Я тебе не дьявол…
И вижу - несется со страшной скоростью инвалид, проливавший кровь, несется, на чем люди сидят, по перилам и на каждом повороте кричит, чтобы кого-нибудь не раздавить. Потом съехал очень ловко и сел у парадного хода со словами:
- ……. ь.
Спрашиваю:
- Почему ты ездишь, а не ходишь?
- А ты что, слепой? (это он говорит). Ты видишь, у меня ноги нет? Я могу ходить только по ровному месту, а тут какая-то бесхвостая собака кассу загнала на второй этаж!
В это время сверху летит второй работник ответственного вида, спасаясь от костыля. За ним вприпрыжку костыль, за костылем шапка, за шапкой - краюха хлеба, каковая вскочила в подвал, в заключение, как вихрь, съехал инвалид. Но он не так, как первый, удачно, а с криком: "Не угадал, братцы!" - проскочил в окно, не оставив ни одного стекла, и прямо на улицу.
Вследствие чего кассу нужно перевести на первый этаж.
Письмо списал ЭМ. БЕ.
"Гудок", 21 октября 1925 г.
"Вода жизни"
Станция Сухая Канава дремала в сугробах. В депо вяло пересвистывались паровозы. В железнодорожном поселке тек мутный и спокойный зимний денек.
Все, что здесь доступно оку (как говорится),
Спит, покой ценя…
В это-то время к железнодорожной лавке и подполз, как тать, плюгавый воз, таинственно закутанный в брезент. На брезенте сидела личность в тулупе, и означенная личность, подъехав к лавке, загадочно подмигнула. Двух скучных людей, торчащих у дверей, вдруг ударило припадком. Первый нырнул в карман, и звон серебра огласил окрестности. Второй заплясал на месте и захрипел:
- Ванька, не будь сволочью, дай рупь шестьдесят две!..
- Отпрыгни от меня моментально! - ответил Ванька, с треском отпер дверь лавки и пропал в ней.
Личность, доставившая воз, сладострастно засмеялась и молвила:
- Соскучились, ребятишки?
Из лавки выскочил некий в грязном фартуке и завыл:
- Что ты, черт тебя возьми, по главной улице приперся? Огородами не мог объехать?
- Агародами… Там сугробы, - начала личность огрызаться и не кончила. Мимо нее проскочил гражданин без шапки и с пустыми бутылками в руке.
С победоносным криком: "Номер первый - ура!!!", - он влип в дверях во второго гражданина в фартуке, каковой гражданин ему отвесил:
- Что б ты сдох! Ну, куда тебя несет? Вторым номером встанешь! Успеешь! Фаддей - первый, он дежурил два дня.
Номер третий летел в это время по дороге к лавке и, бухая кулаками во все окошки, кричал:
- Братцы, очищенное привезли!..
Калитки захлопали.
Четвертый номер вынырнул из ворот и брызнул к лавке, на ходу застегивая подтяжки. Пятым номером вдавился в лавку мастер Лукьян, опередив на пол корпуса местного дьякона (шестой номер). Седьмым пришла в красивом финише жена Сидорова, восьмым - сам Сидоров, девятым, Пелагеин племянник, бросивший на пять саженей десятого - помощника начальника станции Колочука, показавшего 32 версты в час, одиннадцатым - неизвестный в старой красноармейской шапке, а двенадцатого личность в фартуке высадила за дверь, рявкнув:
- Организуй на улице!
*
Поселок оказался и люден, и оживлен. Вокруг лавки было черным-черно. Растерянная старушонка с бутылкой из-под постного масла бросалась с фланга на организованную очередь повторными атаками.
- Анафемы! Мне ваша водка не нужна, мяса к обеду дайте взять! - кричала она, как кавалерийская труба.
- Какое тут мясо! - отвечала очередь. - Вон старушку с мясом!
- Плюнь, Пахомовна, - говорил женский голос из оврага, - теперь ничего не сделаешь! Теперича, пока водку не разберут…
- Глаз, глаз выдушите, куда ж ты прешь!
- В очередь!
- Выкиньте этого, в шапке, он сбоку залез!
- Сам ты мерзавец!
- Товарищи, будьте сознательны!
- Ох, не хватит…
- Попрошу не толкаться, я - начальник станции!
- Насчет водки - я сам начальник!
- Алкоголик ты, а не начальник!