*
Дверь ежесекундно открывалась, из нее выжимался некий с счастливым лицом и двумя бутылками, а второго снаружи вжимало с бутылками пустыми. Трое в фартуках, вытирая пот, таскали из ящиков с гнездами бутылки с сургучными головками, принимали деньги.
- Две бутылочки.
- Три двадцать четыре! - вопил фартук, - что кроме?
- Сельдей четыре штуки…
- Сельдей нету!
- Колбасы полтора фунта…
- Вася, колбаса осталась?
- Вышла!
- Колбасы уже нет, вышла!
- Так что ж есть?
- Сыр русско-швейцарский, сыр голландский…
- Давай русско-голландского полфунта…
- Тридцать две копейки? Три пятьдесят шесть! Сдачи сорок четыре копейки! Следующий!
- Две бутылочки…
- Какую закусочку?
- Какую хочешь. Истомилась моя душенька…
- Ничего, кроме зубного порошка, не имеется.
- Давай зубного порошка две коробки!
- Не желаю я вашего ситца!
- Без закуски не выдаем.
- Ты что ж, очумел, какая же ситец закуска?
- Как желаете…
- Чтоб ты на том свете ситцем закусывал!
- Попрошу не ругаться!
- Я не ругаюсь, я только к тому, что свиньи вы! Нельзя же, нельзя ж, в самом деле, народ ситцем кормить!
- Товарищ, не задерживайте!
Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки, двести шестнадцатый - две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый - две бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый - две бутылки и два куска туалетного мыла "Аромат девы", двести девятнадцатый - две и фунт стеариновых свечей, двести двадцатый - две и носки, да двести двадцать первый получил шиш.
Фартуки вдруг радостно охнули и закричали:
- Вся!
После этого на окне выскочила надпись "Очищенного вина нет", и толпа на улице ответила тихим стоном…
*
Вечером тихо лежали сугробы, а на станции мигал фонарь. Светились окна домишек, и шла по разъезженной улице какая-то фигура и тихо пела, покачиваясь:
Все, что здесь доступно оку,
Спит, покой ценя…
"Гудок", 18 декабря 1925 г.
Паршивый тип
Если верить статистике, сочиненной недавно неким гражданином (я сам ее читал) и гласящей, что на каждую тысячу людей приходится 2 гения и два идиота, нужно признать, что слесарь Пузырев был, несомненно, одним из двух гениев. Явился этот гений Пузырев домой и сказал своей жене:
- Итак, Марья, жизненные мои ресурсы в общем и целом иссякли.
- Все-то ты пропиваешь, негодяй, - ответила ему Марья. - Что ж мы с тобой будем жрать теперь?
- Не беспокойся, дорогая жена, - торжественно ответил Пузырев, - мы будем с тобой жрать!
С этими словами Пузырев укусил свою нижнюю губу верхними зубами так, что из нее полилась ручьем кровь. Затем гениальный кровопийца эту кровь стал слизывать и глотать, пока не насосался ею, как клещ.
Затем слесарь накрылся шапкой, губу зализал и направился в больницу на прием к доктору Порошкову.
*
- Что с вами, голубчик? - спросил у Пузырева Порошков.
- По… мираю, гражданин доктор, - ответил Пузырев и ухватился за косяк.
- Да что вы? - удивился доктор. - Вид у вас превосходный.
- Пре… вос… ходный? Суди вас Бог за такие слова, - ответил угасающим голосом Пузырев и стал клониться на бок, как стебелек.
- Что ж вы чувствуете?
- Ут… ром… седни… кровью рвать стало… Ну, думаю, прощай… Пу… зырев… До приятного свидания на том свете… Будешь ты в раю, Пузырев… Прощай, говорю, Марья, жена моя… Не поминай лихом Пузырева!
- Кровью? - недоверчиво спросил врач и ухватился за живот Пузырева. - Кровью? Гм… Кровью, вы говорите? Тут болит?
- О! - ответил Пузырев и завел глаза, - завещание-то… успею написать?
- Товарищ Фенацетинов, - крикнул Порошков лекпому, - давайте желудочный зонд, исследование сока будем делать.
*
- Что за дьявольщина! - бормотал недоумевающий Порошков, глядя в сосуд, - кровь! Ей-богу, кровь. Первый раз вижу. При таком прекрасном внешнем состоянии…
- Прощай, белый свет, - говорил Пузырев, лежа на диване, - не стоять мне более у станка, не участвовать в заседаниях, не выносить мне более резолюций…
- Не унывайте, голубчик, - утешал его сердобольный Порошков.
- Что же это за болезнь такая, ядовитая? - спросил угасающий Пузырев.
- Да круглая язва желудка у вас. Но это ничего, можно поправиться, - во-первых, будете лежать в постели, во-вторых, я вам порошки дам.
- Стоит ли, доктор, - молвил Пузырев, - не тратьте ваших уважаемых лекарств на умирающего слесаря, они пригодятся живым… Плюньте на Пузырева, он уже наполовину в гробу…
"Вот убивается парень!" - подумал жалостливый Порошков и накапал Пузыреву валерианки.
*
На круглой язве желудка Пузырев заработал 18 р. 79 к., освобождение от занятий и порошки. Порошки Пузырев выбросил в клозет, а 18 р. 79 к. использовал таким образом: 79 копеек дал Марье на хозяйство, а 18 рублей пропил…
*
- Денег нету опять, дорогая Марья, - говорит Пузырев, - накапай-ка мне зубровки в глаза…
В тот же день на приеме у доктора Каплина появился Пузырев с завязанными глазами. Двое санитаров вели его под руки, как архиерея. Пузырев рыдал и говорил:
- Прощай, прощай, белый свет! Пропали мои глазоньки от занятий у станка…
- Черт вас знает! - говорил доктор Каплин, - я такого злого воспаления в жизнь свою не видал. Отчего это у вас?
- Это у меня, вероятно, наследственное, дорогой доктор, - заметил рыдающий Пузырев.
*
На воспалении глаз Пузырев сделал чистых 22 рубля и очки в черепаховой оправе.
Черепаховую оправу Пузырев продал на толкучке, а 22 рубля распределил таким образом; 2 рубля дал Марье, потом полтора рубля взял обратно, сказавши, что отдаст их вечером, и эти полтора и остальные двадцать пропил.
*
Неизвестно, где гениальный Пузырев спер пять порошков кофеину и все эти пять порошков слопал сразу, отчего сердце у него стало прыгать, как лягушка. На носилках Пузырева привезли в амбулаторию к докторше Микстуриной, и докторша ахнула.
- У вас такой порок сердца, - говорила Микстурина, только что кончившая университет, - что вас бы в Москву в клинику следовало свезти, там бы вас студенты на части разорвали. Прямо даже обидно, что такой порок даром пропадает!
*
Порочный Пузырев получил 48 р. и ездил на две недели в Кисловодск. 48 рублей он распределил таким образом:
8 рублей дал Марье, а остальные сорок истратил на знакомство с какой-то неизвестной блондинкой, которая попалась ему в поезде возле Минеральных Вод.
- Чем мне теперь заболеть, уж я и ума не приложу, - говорит сам себе Пузырев, - не иначе, как придется мне захворать громаднейшим нарывом на ноге.
Нарывом Пузырев заболел за тридцать копеек. Он пошел и купил на эти 30 копеек скипидару в аптеке. Затем у знакомого бухгалтера взял напрокат шприц, которым впрыскивают мышьяк, и при помощи этого шприца впрыснул себе скипидар в ногу. Получилась такая штука, что Пузырев даже сам взвыл.
"Ну, теперича мы на этом нарыве рублей 50 возьмем у этих оболтусов докторов", - думал Пузырев, ковыляя в больницу.
Но произошло несчастье.
В больнице сидела комиссия. И во главе ее сидел какой-то мрачный и несимпатичный. В золотых очках.
- Гм, - сказал несимпатичный и просверлил Пузырева взглядом сквозь золотые обручи, - нарыв, говоришь? Так… Снимай штаны!
Пузырев снял штаны и не успел оглянуться, как ему вскрыли нарыв.
- Гм, - сказал несимпатичный, - так это скипидар у тебя, стало быть, в нарыве? Как же он туда попал, объясни мне, любезный слесарь?..
- Не могу знать, - ответил Пузырев, чувствуя, что под ним разверзается бездна.
- А я могу! - сказали несимпатичные золотые очки.
- Не погубите, гражданин доктор, - сказал Пузырев и зарыдал неподдельными слезами без всякого воспаления.
*
Но его все-таки погубили.
И так ему и надо.
МИХАИЛ
"Гудок", 19 декабря 1925 г.
Чемпион мира
Фантазия в прозе
Прения у нас на съезде были горячие. УДР в заключительном слове обозвал своих оппонентов обормотами.
Из письма рабкора № 2244
Зал дышал, каждая душа напряглась, как струна. Участковый съезд шел на всех парусах. На эстраде стоял Удэер и щелкал, как соловей весной в роще:
- Дорогие товарищи! Подводя итоги моего краткого четырехчасового доклада, я должен сказать, положа руку на сердце (тут Удэер приложил руку к жилетке и сделал руладу голосом)… что работа на участке у нас выполнена на… 115 %!
- Ого! - сказал бас на галерке.
- Я полагаю (и трель прозвучала в горле у Удэера)… что и прений по докладу быть не может. Что, в самом деле, преть понапрасну? Я кончил!
- Бис, - сказал бас на галерке, и зал моментально засморкался и закашлялся.
- Есть желающие высказаться по докладу? - вежливым голосом спросил председатель.
- Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я!
- Виноват, не сразу, товарищи… Зайчиков?.. Так! Пеленкин?.. Сейчас, сию секунду, всех запишем, сию минуту!
- Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я!
- Эге, - молвил председатель, приятно улыбаясь, - работа кипит, как говорится. Отлично. Отлично. Кто еще желает?
- Меня запиши - Карнаухов!
- Всех запишем!
- Это что же… Они по поводу моего доклада разговаривать желают? - спросил Удэер и обидчиво скривил рот.
- Надо полагать, - ответил председатель.
- Ин-те-рес-но. О-очень, очень интересно, что такое они могут выговорить, - сказал, багровея, Удэер, - чрезвычайно любопытно.
- Слово предоставляется тов. Зайчикову, - продолжал председатель и улыбнулся, как ангел.
- Выскажитесь, Зайчиков, - поощрил бас.
- Я хотел вот чего сказать, - начал смельчак Зайчиков, - как это такое замороженные платформы с балластом оказались? На какой они предмет? - (Удэер превратился из багрового в лилового.) - Оратор говорит, что на все 115 процентов, между тем такой балласт выгружать нельзя!
- Вы кончили? - спросил председатель, довольный оживлением работы.
- Чего уж тут кончать? Что ж мы, зубами будем этот балласт грызть?..
- Бис, бис, Зайчиков! - сказал бас.
- Вы каждому оратору в отдельности желаете выразить или всем вместе? - спросил председатель.
- Я в отдельности, - зловеще улыбнувшись, молвил Удэер, - я каждому в отдельности, хе-хе-хе, скажу.
Он откашлялся, зал утих.
- Прежде чем ответить на вопрос, почему заморожен балласт, зададим себе вопрос, что такое Зайчиков? - задумчиво сказал Удэер.
- Интересно, - подкрепил бас.
- Зайчиков - известный всему участку болван, - звучно заметил Удэер, и зал охнул.
- Распишись, Зайчиков, в получении.
- То есть как это? - спросил Зайчиков, а председатель неизвестно зачем сыграл на колокольчике нечто похожее на третий звонок к поезду, еще более этим оттенив выступление Удэера.
- Может быть, вы объясните ваши слова? - бледно-голубым голосом осведомился председатель.
- С наслаждением, - отозвался Удэер, - что у меня в ведении небесная канцелярия, что ли? Я, что ль, мороз посылал на участок? Ну, значит, и вопросы глупые, не к чему задавать.
- Чисто выражено, - заметил бас. - Зайчиков, ты жив?
- Слово предоставляется следующему оратору - Пеленкину, - выкрикнул председатель, растерянно улыбаясь.
- На каком основании рукавицы не выдали? И что мы, голыми руками этот балласт будем сгружать? Все. Пущай он мне ответит.
- Каверзный вопрос, - прозвучал бас.
- Вам слово для ответа предоставляется, - заметил председатель.
- Много я видал ослов за сорок лет моей жизни, - начал Удэер…
- Вечер воспоминаний, - заметил бас…
- … но такого, как предыдущий оратор, сколько мне припоминается, я еще не встречал. В самом деле, что я, Москвошвея, что ли? Или я перчаточный магазин на Петровке? Или, может, у меня фабрика есть, по мнению Пеленкина? Или, может быть, я рожу эти рукавицы? Нет! Я их родить не могу!
- Мудреная штука, - заметил бас.
- Стало быть, что ж он ко мне пристал? Мое дело - написать, я написал. Ну, и больше ничего.
- И Пеленкина угробил захватом головы, - отметил бас.
- Слово предоставляется следующему оратору.
- Вот чего непонятно, - заговорил следующий оратор, - я насчет 115 процентов… Сколько нас учит арифметика, а равно и другие науки, каждый предмет может иметь только сто процентов, а вот как мы переработались на 15 процентов, пущай объяснит.
- Ей-богу, интереснее, чем на борьбе в цирке, - заметил женский голос.
- Передний пояс, - пояснил бас.
Все взоры устремились на Удэера.
- Я с удовольствием объяснил бы это жаждущему оратору, - внушительно заговорил Удэер, - если бы он не производил впечатление явно дефективного человека. Что ж я буду дефективному объяснять? Судя по тому, как он тупо смотрит на меня, объяснений он моих не поймет!
- Его надо в дефективную колонию отдать, - отозвался бас, который любил натравливать одного борца на другого.
- Именно, товарищ! - подтвердил Удэер. - В самом деле: если работу выполнить всю целиком, так и будет работа на сто процентов. Так? А если мы еще сверх этого что-нибудь сделаем, ведь это лишние проценты пойдут? Верно ведь?
- Абсольман! - подтвердил бас.
- Ну, вот мы, значит, сверх ста процентов, которые нам полагалось, еще наработали! Удовлетворяет это вас, глубокоуважаемый сэр? - осведомился Удэер у дефективного оратора.
- Да что вы дефективного спрашиваете? - ответил бас. - Ты с ним и не разговаривай, ты меня спроси. Меня удовлетворяет!
- Следующий оратор Фиусов, - пригласил председатель.
- Нет, я не хочу, - отозвался Фиусов.
- Почему? - спросил председатель.
- Так, чего-то не хочется, - отозвался Фиусов, - снимаю.
- Сдрейфил, парень? - спросил вездесущий бас.
- Сдрейфил!! - подтвердил зал.
- Ну, тогда Каблуков!
- Снимаю!
- Пелагеев!
- Не надо. Не хочу.
- И я не хочу! И я! И я! И я! И я! И я! И я! И я!
- Список ораторов исчерпан, - уныло сказал растерявшийся председатель, недовольный ослаблением оживления работы. - Никто, стало быть, возражать не желает?
- Никто!! - ответил зал.
- Браво, бис, - грохнул бас на галерке, - поздравляю тебя Удэер. Всех положил на обе лопатки. Ты чемпион мира!
- Сеанс французской борьбы окончен, - заметил председатель, - то бишь… заседание закрывается.
И заседание с шумам закрылось.
МИХАИЛ
"Гудок", 25 декабря 1925 г.
Тайна несгораемого шкафа
Маленький уголовный роман
I. ТРОЕ И ХОХОЛКОВ
Дверь открылась с особенно неприятным визгом, и вошли трое. Первый был весь в кожаных штанах и с портфелем, второй - в пенсне и с портфелем, третий - с повышенной температурой и тоже с портфелем.
- Ревизионная комиссия, - отрекомендавались трое и добавили: - Позвольте нам члена месткома товарища Хохолкова.
Красивый блондин Хохолков привстал со стула, пожелтел и сказал:
- Я - Хохолков, а что?
- Желательно посмотреть профсоюзные суммы, - ответила комиссия, радостно улыбнувшись.
- Ах, суммы? - сказал Хохолков и подавился слюной. - Сейчас, сейчас.
Тут Хохолков полез в карман, достал ключ и сунул его в замочную скважину несгораемого шкафа. Ключ ничего не открыл.
- Это не тот ключ, - сказал Хохолков, - до чего я стал рассеянным под влиянием перегрузки работой, дорогие товарищи! Ведь это ключ от моей комнаты!
Хохолков сунул второй ключ, но и от того пользы было не больше, чем от первого.
- Я прямо кретин и неврастеник, - заметил Хохолков, - сую, черт знает что сую! Ведь это ключ от сундука от моего.
Болезненно усмехаясь, Хохолков сунул третий ключ.
- Мигрень у меня… Это от ворот ключ, - бормотал Хохолков.
После этого он вынул малюсенький золотой ключик, но даже и всовывать не стал его, а просто сухо плюнул:
- Тьфу… от часов ключик…
- В штанах посмотри, - посоветовала ревизионная комиссия, беспокойно переминаясь на месте, как тройка, рвущаяся вскачь.
- Да не в штанах он. Помню даже, где я его посеял. Утром сегодня, чай когда наливал, наклонился, он и выпал. Сейчас!
Тут Хохолков проворно надел кепку и вышел, повторяя:
- Посидите, товарищи, я сию минуту…
2. ЗАПИСКА ОТ ТРУПА
Товарищи посидели возле шкафа 23 часа.
- Вот черт! Засунул же куда-то! - говорила недоуменно ревизионная комиссия, - ну уж, долго ждали, подождем еще, сейчас придет.
Но он не пришел. Вместо него пришла записка такого содержания:
"Дорогие товарищи! В припадке меланхолии решил покончить жизнь самоубийством. Не ждите меня, мы больше не увидимся, так как загробной жизни не существует, а тело, т. е. то, что некогда было членом месткома Хохолковым, вы найдете на дне местной реки, как сказал поэт:
Безобразен труп ужасный,
Посинел и весь распух,
Горемыка ли несчастный
Испустил свой грешный дух…Вас уважающий труп Хохолкова".
3. УМНЫЙ СЛЕСАРЬ
- Попробуй, - сказали слесарю.
Слесарь наложил почерневшие пальцы на лакированную поверхность, горько усмехнулся и заметил:
- Разве мыслимо? У нас и инструмента такого нету. Местную пожарную команду надо приглашать, да и та не откроет, да и занята она: ловит баграми Хохолкова.
- Как же нам теперича быть? - спросила ревизионная комиссия.
- Специалиста надо вызывать, - посоветовал слесарь.
- Скудова же тут специалист? - изумилась комиссия.
- Из тюремного замку, - ответил слесарь, ибо он был умен.
4. МЕСЬЕ МАЙОРЧИК
- Ромуальд Майорчик, - представился молодой бритый, необыкновенного изящества человек, явившийся в сопровождении потертого человека в серой шинели и с пистолетом, - чем могу быть полезен?
- Очень приятно, - неуверенно отозвалась комиссия, - видите ли, вот касса, а труп потонул в меланхолии вместе с ключом.
- Которая касса? - спросил Майорчик.
- Как которая? Вот она.