Многие критики и ученые пытаются сейчас выяснить истоки творческого замысла "Мастера и Маргариты", называют многих его предшественников, Гоголя, Гофмана, Салтыкова-Щедрина, Достоевского. Особенно в этом отношении заслуживает большого внимания обстоятельная работа И.Ф. Бэлзы о традициях мировой литературы в творчестве Михаила Афанасьевича Булгакова. Но среди учителей Булгакова, к сожалению, Валерия Брюсова, в сущности, и не называли. А между тем "Огненный ангел", насыщенный фантастикой и точным изображением нравов далекой эпохи Германии, мог бы послужить Булгакову до известной степени примером такого мастерского сплава разнородных художественных пластов.
Валерий Брюсов неоднократно выступал за прозу раскованную, не стесненную стремлением к бытовому правдоподобию. Мысль художника ― вот главное, что должно интересовать в произведении, а в какую форму она будет одета ― это не так уж важно, главное ― чтоб она была совершенна.
Фантастические сюжеты давно привлекали его. Разумеется, он читал исследования Вл. Соловьева, Д. Мережковского (в частности, "Гоголь и черт", М., 1905).
В. Брюсов заинтересован в том, чтобы все эти необыкновенные приключения, фантастические события, неправдоподобные факты были восприняты читателем как реальные, происходившие в жизни. И делает все от него как художника зависящее, дабы читатель поверил в его повествование как достоверное. Отсюда - "Предисловие русского издателя", в котором говорится, что это всего лишь русский перевод, а подлинник хранится в частных руках. В. Брюсов подчеркивает, что автор этого повествования стремился добросовестно, "беспристрастно и верно описать то, что он пережил". "Пусть читатель не сомневается в том, что здесь рассказывается, ведь лучшие умы тех веков не только верили в сношения с дьяволом, но и посвящали этому вопросу отдельные работы". (Брюсов В. Огненный ангел. Повесть XVI века. М., 1908, с. 12). "Не верить в деяния ведьм - высшая ересь", - говорилось в специальной папской булле. Так что вера в таинственные, потусторонние, необъяснимые силы долго жила в сердцах не только простых людей, но и крупных ученых того времени (В. Брюсов ссылается на Кеплера, Жана Бодэна, Абруоза, Парэ).
Содержание своей "Правдивой повести" "очевидец" формулирует так: здесь рассказывается о дьяволе, не раз являвшемся в образе светлого духа одной девушке и соблазнившем ее на разные греховные поступки…
М. Булгаков несомненно использовал кое-какие демонологические мотивы В. Брюсова, натолкнувшего его на разработку подобного сюжета. Пусть М. Булгаков этот сюжет разработал ярче, глубже, но факт остается фактом.
Рупрехт рассказывает, в сущности, очень простую, если не сказать банальную, историю: бывалый воин, храбрый, мужественный, бесхитростный, возвращается на родину, мечтает повидать отца, мать, родных и близких, показать им, что он стал на ноги, приобрел состояние и положение в обществе: "Я часто мечтал о деле и о труде, как о самых благородных радостях". И вдруг, случайно, он встретился с молодой женщиной, привлекательной, но не такой уж и красивой, чтобы влюбиться с первого взгляда. Его увлекала возможность дорожного приключения, он вовсе и не предполагал, что его новая знакомая - припадочная, что она болеет особой формой меланхолии - ведовейством. В конце концов Рената погибает на костре инквизиции. А он вспоминает о тех событиях, которые привели ее к такой печальной участи.
Разумеется, не стоит сравнивать то, что увидел Рупрехт, с тем, что увидела Маргарита, так же и таким же чудесным способом оказавшаяся на шабаше. Эти картины, пожалуй, одинаково ярки, красочны, забавны, одинаково пронизаны искрометным юмором и едкостью, направленные против веры в чудесные, инфернальные силы. Но важно здесь другое: В. Брюсов никогда не забывает читателя, давая ему возможность самому разобраться в том, сон это или фантастическая явь: "…с одной стороны, многое говорило за то, что страшный мой полет на "шабаш" был только сонным видением…" "С другой стороны, связность и последовательность моих воспоминании далеко превосходили все, что обычно имеет место по отношению ко сну…"
Такое отношение к фантастическому, чудесному было традиционным и в русской, и в мировой литературе. Художники обычно должны как-то мотивировать подобные явления, чтобы не утратить читательскую веру к происходящим событиям. Такой ссылкой В. Брюсов восстанавливает доверие читателей в правдоподобность показанного. Так что уже в "Огненном ангеле" Валерий Брюсов рассказывает о таких фантастических явлениях, которые кажутся читателю правдоподобными. Вспомним слова Вл. Соловьева о "подлинно фантастическом": "оно не является, так сказать, в обнаженном виде", оно не должно наполняться "мистическим смыслом жизненных происшествий", а скорее "должны указывать намеками на него", фантастическое всегда можно, хотя бы формально, объяснить "из обыкновенной всегдашней связи явлений".
Это Булгаков прекрасно понимал. Вот почему появление Воланда и его "шайки" глубоко мотивируется. Фантастическое и у Булгакова никогда не является в обнаженном виде. И уж, конечно, не вызывает принудительной веры в мистический смысл жизненных происшествий.
В "Братьях Карамазовых" есть фантастическое, где такая же точность в деталях, подробностях описаний портрета, речи, интонации и вместе с тем невероятность появления черта у Ивана Карамазова, все его философские и этические споры, необыкновенная конкретность всего этого жизненного происшествия. Достоевский мучился над вопросом: "Может ли мерещиться в образе то, что не имеет образа?" (Идиот. С. 317),
К фантастическому сюжету художники прибегают каждый раз тогда, когда возникают сложные вопросы и проблемы, - такие, как проблема мирового зла и добра, поиски смысла жизни; идеи социальной революции. Булгаков в романе "Мастер и Маргарита" и пытается решить философские и социальные вопросы, вставшие перед человечеством в XX веке.
В романе действуют два героя, которые выражают положительную программу Булгакова. Естественно, образы Мастера и Маргариты привлекают особое внимание и читателей, и критиков. Вспомним слова А. Овчаренко о тридцати разных интерпретациях образа Понтия Пилата. Здесь ― такой же "разнобой".
В образах Мастера и Маргариты Булгаков создал русских людей со всеми особенностями их национального характера. Мастер и Маргарита продолжают галерею русских людей, идущих от XIX века. Чтобы понять героев Булгакова, нужно поставить их рядом с пушкинской Татьяной, с тургеневскими женщинами, с героями Достоевского и Толстого, жизнь которых переполнена поисками, сомнениями, свойства и качества которых передают лучшие черты и особенности русского национального характера.
Чистота всего нравственного облика Маргариты, ее верность, преданность, бескорыстие, мужество при исполнении долга - это извечные черты русских женщин, способных и коня на скаку остановить, и разделить вместе со своими любимыми все тяготы и лишения, которые выпадают на их долю.
Мастером на Руси издавна называли человека искусного, незаурядного в своем деле. Булгакову незачем было использовать слово "мастер" в масонском смысле. Мастер в любом деле ― самый уважаемый человек на Руси, да и не только на Руси.
Да, в образе Мастера легко угадываются и некоторые портретные черты самого Булгакова, и кое-какие эпизоды его литературной судьбы. Любовь Мастера и Маргариты, "настоящая, верная, вечная", изображена не только как факт личной биографии, но и противостоит во многом тому потоку безнравственных и гнусных историй, которые взахлеб рассказывались некоторыми литераторами, пережившими совсем недавно "эпоху" свободной любви.
Любовь Мастера и Маргариты передана как святое и искреннее чувство. Образ Маргариты продолжает славную плеяду русских женщин, изображенных в русской литературе Пушкиным, Тургеневым, Толстым и др.
Мастер появляется только в главе "Раздвоение Ивана", когда вдруг "на балконе возникла таинственная фигура, прячущаяся от лунного света, и пригрозила Ивану пальцем". Вот его портретные данные: "с балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос, человек примерно лет тридцати восьми". Таинственный посетитель был одет во все больничное, "на нем было белье, туфли на босу ногу, на плечи наброшен бурый халат".
С этой встречи Мастер доверяется Ивану, рассказывает ему со всеми подробностями, бытовыми деталями все обстоятельства своей жизни. И главное - он рассказывает о своей неповторимой встрече с Маргаритой. Встречи, ожидания, любовь - обо всем Иван узнает от Мастера.
Есть такая категория людей, которых называют "не от мира сего". Может быть, к ней и относится Мастер. Они не умеют да и не хотят приспосабливаться, ловчить, они говорят то, что думают. И другого поведения они себе не представляют.
Работа в музее в качестве историка раскрыла ему прошлое во всем богатстве красок и противоречий, во всей сложности и драматизме. Для таких людей не существует авторитетов и общественного мнения. Существует только правда, которой они доискиваются целыми годами самозабвенного труда. Ему бы никогда не пришло в голову начать роман о Понтии Пилате, если бы не счастливый случай: по облигации он выиграл сто тысяч рублей. Теперь-то он сможет ни о чем не беспокоиться, у него есть все необходимое для работы. Сняв в полуподвале небольшую квартирку, он стал самозабвенно работать над романом. Лаконичен рассказ об этом периоде его жизни. Сказано только самое необходимое. Но характер его предстает достаточно полно и ярко обрисованным. В разговоре с Иваном выявляются черты, свойства и качества его характера. Он осторожен, вежлив, хорошо воспитан, честен, прямодушен. Он признается Ивану, что украл ключи у милейшей Прасковьи Федоровны ради того, чтобы иметь возможность "выходить на общий балкон… и таким способом иногда навестить соседа". Таким же способом он может и удрать, но удирать он не собирается: "Мне удирать некуда". Он это сказал "твердо", как давно обдуманное и выношенное. Его жизнь подходит к концу, и он отдает себе отчет в этом. И читатель тоже должен все это очень отчетливо понимать. Через два дня таинственный Мастер умрет. Близкий конец ложится отсветом на весь его предсмертный рассказ. И только это понимание близкого конца приоткрывает нам сложные отношения Мастера и Маргариты.
Пришелец признается, что он не выносит "шума, возни, насилий и всяких вещей в этом роде. В особенности ненавистен мне людской крик, будь то крик страдания, ярости или какой- нибудь иной крик". Он ищет покоя. Грубое раздражает его. Он отчитывает Ивана за то, что тот "без основания" "засветил" по морде одному типу, называет это безобразием и просит никогда больше не прибегать к таким грубостям, и в своих выражениях, и в своих действиях.
Он резко отзывается о прочитанных им стихах. И очень огорчился, узнав, что Иван сочиняет стихи. Не прочитав ни одного стихотворения Ивана, он уже представляет себе их уровень и умоляет его не писать больше. Раздвоение Ивана заканчивается его прозрением, смелым признанием, что стихи его "чудовищны". Но главное в том, что Иван почувствовал доверие к этому неизвестному и рассказал о своих приключениях на Патриарших прудах.
Мастер, слушая Ивана, то приходит в восторг, то в исступленную ярость, то испытывает мстительную злобу, когда слышит о смерти Берлиоза.
Гибель Берлиоза - не шутка сатаны, а жестокое возмездие за развращение девственных душ, одной из которых был Иван Бездомный. Вот почему Мастер, слушая рассказ о смерти Берлиоза, вовсе его не жалеет: "Об одном жалею, что на месте этого Берлиоза не было критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича.". Мастер вспоминает Берлиоза как "человека не только начитанного, но и очень хитрого" и все удивляется, почему тот не догадался, что перед ними предстал Воланд во всем своем традиционном обличье.
По описанию внешности Мастер сразу догадался, что Иван встретился с Сатаной: "…ведь даже лицо, которое вы описывали, разные глаза, брови!.." Но Иван Бездомный - "человек невежественный", он даже оперу "Фауст" не слыхал. А вот почему Берлиоз не понял, кто перед ним?
Мастер уверяет Ивана, что все, что случилось с ним, "бесспорно было в действительности": "Ваш собеседник был и у Пилата, и на завтраке у Канта, а теперь навестил Москву". Но чуть-чуть перед этим он сам признается: "И вы и я - сумасшедшие…" Этого нельзя упускать из виду при анализе всех фантастических обстоятельств сюжетного развития. Этим признанием Булгаков как бы создал "подходящую для этого почву", то есть реалистическую художественную мотивировку всего последующего. Как о "золотом веке" вспоминает Мастер те времена, когда он, выиграв по облигации сто тысяч, с упоением работал над романом о Понтии Пилате. "И вот тогда-то, прошлою весною случилось нечто гораздо более восхитительное, чем получение ста тысяч рублей… Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих…"
Рассказ Мастера очень конкретен, точен, наполнен подробностями, деталями как бытовыми, так и психологическими. И мы понимаем почему он так подробен в деталях: перед ним сидит Иван и жадно впитывает этот рассказ. Ему нужно все объяснить, растолковать. Поэтому в этой главе образ Мастера, в сущности, получает законченность: характер, обстоятельства его жизни, роман о Понтии Пилате, любовь, неудача с публикацией романа и, наконец, неизлечимая болезнь, породившая страх.
Мы застаем его в тот момент жизни, когда он уже со всеми невзгодами примирился, и с литературными, и личными неудачами. Казалось бы, все кончено, и он сам предчувствует свой близкий конец. И только рассказ Ивана вернул его к жизни. Во всяком случае, он позавидовал Ивану, которому выпало "счастье" повидаться с Сатаной, услышать о Понтии Пилате, над образом которого он так яростно и упорно работал. "Хоть все перегорело и угли затянулись пеплом", тем не менее ему так нужна была эта встреча, чтобы дописать свой роман: в романе нет последнего штриха в образе Понтия Пилата. И по всему чувствуется, что Мастер все еще пребывает в творческих поисках. Он и не предполагал, что в итоге этих поисков он обронит только несколько слов: "Свободен! Свободен! Он ждет тебя!" - которыми и должен закончиться его роман о Понтии Пилате.
Булгаков использует любую возможность, чтобы еще и еще раз подчеркнуть обреченность Мастера. "У меня нет больше фамилии, - с мрачным презрением ответил странный гость. - Я отказался от нее, как и вообще от всего в жизни, забудем о ней". Почему? Почему талантливый, образованнейший человек, материально вполне обеспеченный, влюбленный и любимый, "вдруг" отказывается от своей фамилии и от всего в жизни? Неужели только неудача с романом так удручающе на него подействовала? Неужели только статьи Аримана, Лавровича и Латунского привели его к трагическому концу, как утверждают некоторые критики. Разумеется, нет! (И здесь уместно будет напомнить об отношении самого Булгакова к тем критическим статьям, которые лавиной обрушились на него после премьеры "Дней Турбиных". Е.С. Булгакова рассказывала о том, как Михаил Афанасьевич аккуратно собирал эти статьи и подклеивал в альбом, а самые злобные развешивал по стенам квартиры и со смехом показывал своим гостям. Словом, подобная критика не столько угнетала Булгакова, сколько веселила, настолько она была тенденциозной и непрофессиональной.) Главное, Булгаков и в этом нисколько не похож на Мастера. Сколько бы ни подвергали его критике, он упорно и настойчиво продолжал работать. Три романа и несколько пьес - не так уж мало для человека, очень рано распознавшего свою смертельную болезнь.
"Настали безрадостные осенние дни… Чудовищная неудача с этим романом как бы вынула у меня часть души. По существу говоря, мне больше нечего было делать, и жил я от свидания к свиданию. И вот в это время случилось что-то со мною. Черт знает что, в чем Стравинский, наверно, давно уже разобрался. Именно, нашла на меня тоска и появились какие-то предчувствия. Так, например, я стал бояться темноты. Словом, наступила стадия психического заболевания. Мне казалось, в особенности когда я засыпал, что какой-то очень гибкий и холодный спрут своими щупальцами подбирается непосредственно и прямо к моему сердцу…"
Булгаков глубоко и точно раскрывает психологию заболевшего человека. И как врач, и как человек, познавший в своих переживаниях все то, что выпало на долю Мастера. Булгаков сам пережил это состояние, о чем столь подробно рассказано в "Дневнике Елены Булгаковой"
С. Ермолинский, знавший Булгакова в 30-е годы, тоже пишет о страхе, который преследовал писателя - страхе совсем другого характера. С. Ермолинский рассказывает о переживаниях Булгакова, которому как врачу было уже ясно, что он неизлечимо болен. "У меня прекрасное здоровье", - соглашался Булгаков, хотя "знал о себе все задолго до появления очевидных симптомов болезни". Стоит обратить внимание и на другое. Из рассказов его близких мы знаем Булгакова как человека мужественного, не терявшего чувства юмора даже в самые тяжелые периоды своей жизни. И все-таки каждому должны быть понятны чувства, которые он испытывал, узнав о неотвратимости своей судьбы. Друзьям казалось, что он мнителен, выглядел в их глазах немножко смешным, когда он то и дело забегал в аптеку, покупал лекарства, ужасно боялся заразы, постоянно мыл руки. Все это казалось смешным пустяком, в его-то годы, слабостью, вплоть до того момента, когда узнали о его смертельной болезни.
И в передаче внутреннего состояния заболевшего человека и начинавшего это осознавать Булгакову, кажется, нет равных. Возможно, в этом случае он и передал собственные переживания во время его мучительной болезни.
Во время одного из ночных кошмаров и сам Булгаков, как и Мастер, сжег часть романа "Мастер и Маргарита". Может, именно этот случай, рассказанный Мастером, и дал повод критикам отождествить автора с героем. Может быть. Но только сходство здесь чисто внешнее. В порыве отчаяния, бессилия что-либо изменить в своей печальной судьбе - с ним случилась неотвратимая беда - он готов ото всего отказаться и забыть самого себя, свой роман, свою возлюбленную: "Я возненавидел этот роман, и я боюсь. Я болен. Мне страшно". Здесь таится ключ к разгадке последующих, на первый взгляд, экстравагантных поступков Мастера. Впервые Мастер признался своей возлюбленной, что он болен, так и не признавшись в неотвратимости исхода. Только после этого она убедилась, что он действительно болен. Действительно, насколько расплывчат, "бессвязен" становится рассказ Мастера только тогда, когда повествование касается его выхода в литературную жизнь. Вот тогда только краски бледнеют, рассказ становится расплывчатым. Во всем же остальном он точен, конкретен, ярок.