Залитый лунным светом двор. На фоне неба резко очерчены силуэты надгробия и церкви. Звуки улицы, тихо хлопает дверь, шаги по снегу.
ПАТРИС (шепотом). Иди за мной. За пояс держись. Нет, сам понесу. Ступай тише. Не поскользнись.
МАРИНА. Патрис…
ПАТРИС. Что?
МАРИНА. Я не умею верхом без седла.
ПАТРИС. Шш… Все в порядке. Есть тебе седло, в лесу спрятано. Осторожно.
Идут через сцену. Перед ними возникает Максим, в одной руке – фонарь, в другой – ружье.
МАКСИМ (очень тихо). Стой, цыган. Добрый вечер, мама.
МАРИНА приглушенно вскрикивает. ПАТРИС прижимает ее к себе, хочет столкнуть Максима с дороги.
Сказал же, цыган, стой на месте. Побежишь – стрелять буду. И ведь убью. Идите в дом оба. И потише, мама.
ПАТРИС. Как ты узнал?
МАКСИМ. Материн крест в буфете увидел.
ПАТРИС. Она хочет уйти. Пропусти нас.
МАКСИМ. Значит, пускай мать обманет достойного человека и загубит свою жизнь с цыганом? Идите в дом, идите.
МАРИНА. Только Питеру не говори, умоляю тебя.
МАКСИМ. Ох, мать…
Входят БАЗИЛЬ и отец АМБРОУЗ.
БАЗИЛЬ. Что тут происходит? Я слышал крик.
МАКСИМ. Моя мать собралась сбежать с цыганом.
БАЗИЛЬ. Это правда?
МАРИНА плачет, опустив голову.
Пожалуйста, войдите все в дом.
К Максиму.
Позови Питера Джека и Ханса Джозефа, мы будем в гостиной.
МАКСИМ уходит.
МАРИНА (всхлипывает). Я… никуда… не хотела.. убегать…
БАЗИЛЬ. Ну не плачь, не плачь. Если вправду хочешь уйти, никто тебя держать не станет. Ты тут не в тюрьме.
МАРИНА. Здесь хочу остаться, с вами!
Входит МАКСИМ, уже без ружья. За ним ПИТЕР ДЖЕК и ХАНС ДЖОЗЕФ.
БАЗИЛЬ. Я очень огорчен, Питер.
ПИТЕР ДЖЕК. Я тоже, ваша милость. Но если хотят – пусть идут.
МАРИНА. Не хочу я никуда.
Входит ОРИАНА.
ОРИАНА. Что случилось?
БАЗИЛЬ. Марина с цыганом хотели сбежать.
ОРИАНА. Понятно. А ты-то тут при чем, Базиль?
БАЗИЛЬ. Я считал, что всем надо дать возможность одуматься.
ОРИАНА. Мое кольцо! Гляди, у него на руке мое бриллиантовое кольцо! Я-то обыскалась! Ведь это мое кольцо?
ПАТРИС. Тьфу, черт попутал. И как оно сюда залетело?
С трудом стягивает кольцо и сует Марине. Она роняет его, тихо вскрикивает. ПИТЕР ДЖЕК поднимает кольцо, отдает Ориане.
ОРИАНА. Так и есть, мое обручальное кольцо.
БАЗИЛЬ. Мой подарок!
ОРИАНА (Марине). Ты его украла!
МАРИНА. Не крала я, клянусь Богом, ничего я не знаю…
БАЗИЛЬ. Ориана, цыган был в спальне?
ОРИАНА. Нет. Она украла кольцо и отдала ему.
МАРИНА. Не крала, я, не крала!
ХАНС ДЖОЗЕФ. Ваша милость, отдай его мне на расправу. Наконец-то за руку схватили!
БАЗИЛЬ (Патрису). Что скажешь?
ПАТРИС. Я украл, ваша милость, моя вина. Простите.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Мне его отдай, мне. Попался…
БАЗИЛЬ. Нет. Его надо сдать в полицию.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Смысла нет, ваша милость. Полицию отсюда не докличешься.
ПАТРИС (падает на колени). Только не в полицию! Пожалуйста, ваша милость, только не в полицию! Они за решетку упекут, а выпустить позабудут!
ПИТЕР ДЖЕК. Верно, ваша милость, сгноят заживо.
ПАТРИС. Не отдавайте меня в полицию!
БАЗИЛЬ. Встань! Ты же мужчина!
ПАТРИС встает было, но тут же снова бухается на колени.
Я-то думал, ты воруешь только, чтоб есть да пить!
ПАТРИС. Я знаю, нельзя такие вещи…
ОРИАНА. Он не крал кольца!
ХАНС ДЖОЗЕФ. Позволь мне его проучить…
ОРИАНА. Базиль, ты что, спятил? Он же девчонку прикрывает. Она украла!
БАЗИЛЬ. Но кольцо было у него на руке.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Мы тут себе и судьи и палачи. Позволь, ваша милость…
БАЗИЛЬ. Надо заставить его трудиться.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Не будет он.
ПАТРИС. Буду! Буду!
ХАНС ДЖОЗЕФ. Куда проще и лучше взгреть его хорошенько!
БАЗИЛЬ (Патрису). Встань!
ПАТРИС (поднимается, но тут же снова падает на колени). Умоляю, ваша милость…
ОРИАНА (Марине). Ты взяла!
МАРИНА. Не брала я!
БАЗИЛЬ. Взял цыган, он же сам признался. Он неисправимый вор и должен быть наказан. На пользу пойдет.
ПАТРИС. Ох не пойдет.
БАЗИЛЬ. И другим неповадно будет. В конце концов, это по справедливости. Преступление требует наказания.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Верно, ваша милость, верно.
ОРИАНА. Он и раньше воровал. Где был твой праведный гнев?
БАЗИЛЬ. Одно дело буханка хлеба, другое – бриллиантовое кольцо.
ПАТРИС. Конечно, ваша милость, и я так думаю. Нельзя мне было…
ОРИАНА. Не понимаю, почему вина зависит от ценности украденного? Ладно, кольцо как-никак мое. Ты прощал ему хлеб, а я прощу кольцо. Тем более что оно в целости и сохранности.
БАЗИЛЬ. Ты сама хотела, чтоб я был тверд. Ну вот – я проявляю твердость. Сама хотела, чтоб я пользовался своей властью. Я и пользуюсь.
ОРИАНА. А этому – Максиму – ты позволяешь красть дичь из парка.
БАЗИЛЬ. Это совсем иное дело.
ОРИАНА. Приносишь в жертву слабых, а сильные остаются безнаказанными. Ты их боишься.
БАЗИЛЬ. Ориана! Не здесь!
ОРИАНА. Бедный цыган. Базиль, прошу, отпусти его. А я уж выпытаю у девчонки правду.
МАРИНА. Я боюсь, не отдавайте меня ей!
ОРИАНА. Не вопи.
ПАТРИС. Прошу вас, умоляю, ваша милость…
ХАНС ДЖОЗЕФ. Куда проще – отдай его мне, и дело с концом.
БАЗИЛЬ. Ладно, забирай, бей, что хочешь с ним делай, мне уже тошно…
ОРИАНА. Базиль, как ты можешь? После всех высоких слов…
ПАТРИС (ползет за Базилем на коленях, Ханс Джозеф безуспешно тянет его в другую сторону). Ваша милость, выслушайте! Я ж этот народ знаю. До смерти забьют! Не заслужил я смерти, умоляю, ваша милость, спасите!
БАЗИЛЬ. Ханс Джозеф, ты за него в ответе. Помни, жизнь только за жизнь. Цыгана не убивать, не калечить.
ПАТРИС. Они убьют меня, убьют!
ОРИАНА. Базиль, останови их!
БАЗИЛЬ. Святой отец, проследите…
ОРИАНА. Стойте!
БАЗИЛЬ. Ориана, не обсуждай моих приказов. Прочь с дороги.' ХАНС ДЖОЗЕФ уволакивает горестно стенающего Патриса. За ними выходит отец АМБРОУЗ.
ОРИАНА (Марине). Ты во всем виновата!
МАРИНА (Базилю). Ваша милость, простите меня, я взяла кольцо, моя вина.
ОРИАНА. Ну вот, пожалуйста!
МАРИНА. Но это случайно вышло. Ее милость показывала нам драгоценности, я примерила кольцо, а снять позабыла.
ОРИАНА. Вот это уже похоже на правду. Ну же, Базиль, останови Ханса Джозефа!
БАЗИЛЬ. Нет, не буду. Ты ведь хотела положить кольцо на место, верно, Мариночка?
МАРИНА. Да, ваша милость.
БАЗИЛЬ. Ну вот, значит кольцо все-таки украл цыган. Пускай вздрючат. Он заслужил – не за это, так за что-нибудь другое. Я пошел спать.
ОРИАНА. Хорошо. Девчонку оставь мне.
МАРИНА. Нет.
ОРИАНА. Отдавай ключи! Тоже мне, экономка! Шлюха она, а не экономка. И врет, глазом не моргнет, лишь бы отбрехаться, спихнуть вину на цыгана!
МАРИНА. Я правду сказала…
БАЗИЛЬ. Ориана, не мучай бедную девочку.
ОРИАНА. Нашел девочку! Я с ней разделаюсь!
МАРИНА. Ну уж нет! Вам меня не тронуть!
Швыряет ключи на пол.
БАЗИЛЬ. Марина, как ты смеешь?!
МАРИНА. Вы разрушили мою любовь, отняли у меня Патриса, – вы, вы оба!
БАЗИЛЬ. Уведи ее, Питер Джек. Все это весьма прискорбно…
ПИТЕР ДЖЕК приближается.
МАРИНА. Ну, тогда я все скажу. Все, чего вы не знаете. Приехали,, судите нас, расправу чините. А главного не знаете.
ПИТЕР ДЖЕК. Марина! Не надо!
Пытается закрыть ей рот рукой.
МАРИНА. Не смеют они нас судить! Кровь всегда наружу проступает.
ПИТЕР ДЖЕК. Марина, погоди! Я уведу ее, это истерика.
БАЗИЛЬ. Пускай говорит. Что ты сказала, Марина? Да отпусти же ее! Слышишь, Питер! Немедленно отпусти. Так что ты сказала?
МАРИНА. Ваш отец убил моего мужа.
ПИТЕР ДЖЕК. Замолчи, ради всего святого!!!
МАРИНА. Да, убил. Мы сами слышали крики…
У двери появляются ХАНС ДЖОЗЕФ и отец АМБРОУЗ. Расстроенный ПИТЕР ДЖЕК пытается оттеснить их и закрыть дверь у них перед носом.
БАЗИЛЬ. Впусти их.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Она рассказала.
ПИТЕР ДЖЕК. Да.
БАЗИЛЬ. Святой отец, правда, что мой отец убил Фрэнсиса Джеймса?
АМБРОУЗ. Да, ваша милость.
МАРИНА. Он из-за меня: старел, ревновал и – убил, так страшно, жутко… Мы тут все чуть с ума не сошли, до сих пор как безумные. Он убил его, уби-и-и-л!
БАЗИЛЬ. Питер, это правда?
ПИТЕР ДЖЕК. Да, ваша милость. Но об этом надо немедленно забыть.
БАЗИЛЬ. Ты что, рехнулся? Считаешь, что за кражу я караю, а убийство с рук сойдет – потому лишь, что убийца мой отец? Так нет же, нет!
ХАНС ДЖОЗЕФ. Будь что будет. Правда-то всегда наружу выплывет. Этот ужас так по дому и бродит. Не остановили мы злодейство.
АМБРОУЗ. Ваша милость, я согласен с Питером Джеком. Он предлагает забыть. На первый взгляд это безумие. Но лишь на первый. Любой другой образ действий безумней во сто крат. Вы узнали сейчас нечто ужасное. Забудем. Промолчим об этом вместе.
МАРИНА. Как они могут! Неужели нет в мире справедливости? Он же убил его! А-а-а!
Кричит долго и безумно.
ПИТЕР ДЖЕК. Замолчи! Мертвых не воротишь, не оживишь. Пускай все останется между нами.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Сейчас это уже невозможно. Все в доме слышат ее вопли. Это сигнал, долгожданный сигнал. Теперь все слуги думают только об одном. Ни в секрете удержать, ни позабыть уже невозможно.
БАЗИЛЬ. Я потрясен… Необходимо открытое расследование… Я сам его возглавлю. Нельзя, чтобы этот ужас, это преступление довлело над нами, над домом… Это немыслимо. Я проведу дознание… осмотр… в присутствии всех слуг…
ПИТЕР ДЖЕК. Не надо. Мы все виноваты. Поэтому лучше молчать. Или вы хотите наказать всех?
БАЗИЛЬ. Но если молчать, все мы сойдем ума. Это надо как-то выяснить, я не могу жить с таким грузом, я должен принять на себя ответственность… возместить ущерб…
ПИТЕР ДЖЕК. Как? Чем?
П а у з а.
Не вздумайте обсуждать еще и это.
БАЗИЛЬ. Ты что же, думаешь, я буду защищать отца?
ПИТЕР ДЖЕК. Поймите же наконец, защищать вам придется себя. Фрэнсиса Джеймса не вернешь, хоть десять могил разрой. А ваша жизнь будет в опасности.
БАЗИЛЬ. Моя жизнь? В опасности? Почему?
ХАНС ДЖОЗЕФ. Верно, сэр. Сами недавно говорили: жизнь за жизнь.
БАЗИЛЬ. Не понимаю. Я не совершил никакого преступления. Кто мне угрожает?
ХАНС ДЖОЗЕФ. Мы. Мы все. Любой из нас.
БАЗИЛЬ. Ханс Джозеф, старый друг, подумай – что ты говоришь?
ПИТЕР ДЖЕК. Что б вам сразу не приехать?.. Заняли бы отцовское место – и вся недолга. А то за полгода тут столько переговорено, столько в головах накручено…
ХАНС ДЖОЗЕФ. На вашу милость никто зла не держит. Но вы сами сказали – ответственность принять, мол, хочу. Кровь, она отмщения просит. Я отец Фрэнсиса Джеймса, Максим – его сын…
БАЗИЛЬ. Максим.
МАКСИМ. Меня бояться нечего. Это дед, святая простота, чего-то от вас хочет. Старика-то я, конечно, зря не убил. Очень зря. Но вам бояться нечего. Вы для меня – пустое место.
В ы х о д и т БАЗИЛЬ. Питер Джек, объясни, помоги понять…
ПИТЕР ДЖЕК. Одна кровь другую зовет, кровная месть называется, – может, знаете. Вы – сын своего отца. Тут бытуют очень примитивные понятия о справедливости. Как сохранились? Да кто их разберет? Может, ночи зимние, долгие, может, снег помогает.
ХАНС ДЖОЗЕФ. В Книге сказано: око за око, зуб за зуб.
АМБРОУЗ. Там и другое сказано: ударили тебя по щеке – подставь другую.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Кровь вопиет, взывает к мести!
БАЗИЛЬ. Так почему же вы не убили отца? Почему не приговорили его к смерти?
ПИТЕР ДЖЕК. Мы хотели, но – не смогли.
ХАНС ДЖОЗЕФ. С ним поквитаться было немыслимо. Мы не смели его тронуть. Он был тут Богом. Даже Максим не смог поднять на него руку.
БАЗИЛЬ. А на меня, значит, сможете…
ХАНС ДЖОЗЕФ. На вас сможем, ваша милость.
Преклоняет одно колено, склоняет голову.
Слышен волчий вой, на этот раз ближе к дому. БАЗИЛЬ и ОРИАНА приникают друг к другу.
ВТОРОЙ АКТ
Белая гостиная. За огромным окном (занавешенным в первом акте) залитые солнцем снежные просторы. Виден двор, могила бывшего хозяина, церковь, лес. БАЗИЛЬ снова в костюме для верховой езды, в высоких сапогах; в руках у него хлыст. Он сидит около ГРЮНДИХА, за столом, заваленным бумагами.
ГРЮНДИХ. Вы, вероятно, не разбираетесь в двойной бухгалтерии, сэр?
БАЗИЛЬ (думает о другом). Боюсь, что нет.
ГРЮНДИХ. Ну, зато Питер Джек разбирается, он вам все объяснит, не беспокойтесь. Тут вот у нас отчетность за прошлый год, все поделено по статьям дохода. Вот здесь домашнее хозяйство, в этой таблице. А здесь лесные угодья. Остальное, глядите, – рогатый скот…
БАЗИЛЬ. Значит, вы полагаете – это несерьезно?
ГРЮНДИХ. Совершенная ерунда, сэр. Эти крестьяне не только бесчестны, они вообще несусветные дикари. Особенно зимой. Жена с дочкой утверждают, будто зимой и я отсюда сам не свой возвращаюсь. Дразнят, ума, говорят, лишился. А эти крестьяне… Они сами порой не различают, где приврали, где нафантазировали. Скажут слово – за чистую монету принимают.
БАЗИЛЬ. Значит, вы думаете, слуги выдумали – про убийство?
ГРЮНДИХ. Несомненно. Очень в их духе. Жуткие проныры и эгоисты, во всем. свою выгоду ищут. Деньги хотят у вас выудить – вот что за этим стоит.
БАЗИЛЬ. Но это так не похоже на Питера Джека, на Ханса Джозефа, на отца Амброуза…
ГРЮНДИХ. Священник в этой шайке наихудший. Эти божьи слуги, деревенские священнички, вечно в обносках ходят, этакие честняги-скромняги. А в девяти случаях из десяти они местные вампиры, ростовщики, жертв своих сосут-потрошат почем зря.
БАЗИЛЬ. Не знаю, что и думать. Такое яркое, солнечное утро – все кажется дурным сном.
ГРЮНДИХ. Не волнуйтесь, сэр, все образуется и позабудется.
БАЗИЛЬ. Вы, вероятно, уедете теперь, раз погода поменялась.
ГРЮНДИХ. Да, да, сэр, сегодня же. Приятно, знаете ли, прокатиться на санях в такой день, – солнце освещает макушки деревьев, дорога блестит. Я, конечно, закутаюсь основательно.
БАЗИЛЬ. Все-таки не верится, что они вчера врали. Нет, на Питера Джека непохоже. Надо выяснить все – до конца.
ГРЮНДИХ. Этого решительно не следует делать, сэр. Не стоит перевозбуждать их. Я бы на вашем месте отступился.
БАЗИЛЬ. Но, допустим, этот ужас, это преступление действительно было!
ГРЮНДИХ. Допустим, сэр, допустим. От них все равно ответа не добиться. Нагородят с три короба, а мы разбирайся. Чушь несусветная, все сто крат преувеличено. Им главное – денег из вас побольше вытрясти. Послушайтесь моего совета, сэр, забудьте эту историю.
БАЗИЛЬ. Но я не могу!
ГРЮНДИХ. Знаете пословицу: "не буди лихо, пока оно тихо". Очень верно подмечено.
БАЗИЛЬ. Кроме того… после вчерашнего… Они теперь знают, что я узнал, и будут ждать какого-то поступка.
ГРЮНДИХ. А может, наоборот, сэр? Может, они ждут, чтоб вы пропустили все мимо ушей? Я, кстати, так бы и сделал. И если кто-нибудь из них наберется наглости и напомнит, разговор не поддерживайте. Скажите, что не знаете, о чем идет речь. Они поймут, что от вас ничего не добьешься, и тут же успокоятся.
Входит Ориана, одетая для прогулки.
БАЗИЛЬ. Ориана, господин Грюндих считает, что нам не стоит принимать происшедшее близко к сердцу. Он полагает, что слуги могли все это выдумать.
ГРЮНДИХ. Или преувеличить. Не волнуйтесь попусту. Это несусветные люди.
ОРИАНА. Я и сама пришла к такому выводу, господин Грюндих. И с Фредериком утром поговорила. Он очень спокойный, рассудительный человек, я с ним прямо душой отдыхаю. Короче, мы решили не обращать внимания.
БАЗИЛЬ. Вот и господин Грюндих советует.
ГРЮНДИХ. Совершенно верно, мадам. Слуги – нахалы и хамы.
ОРИАНА. Базиль, мне думается, зря ты с ними накоротке и даешь слишком много воли. Они распустились. Верно, господин Грюндих?
ГРЮНДИХ. Совершенно справедливо.
ОРИАНА. Надо держаться отстраненно. С какой стати посвящать их в свои мысли? Почему они смеют говорить с тобой как с равным? Немудрено, что их заносит.
ГРЮНДИХ. Совершенно согласен. В вашем положении надо быть поскрытнее.
ОРИАНА. Вот сейчас, Базиль, у тебя и в самом деле есть шанс утвердить свою власть. И не надо для этого отдавать на расправу цыгана, нет, – сейчас надо поступить более осмысленно, так, чтоб они прониклись уважением к тебе – раз и навсегда. Покажи, что их бред тебя ничуть не взволновал, что ты ничего не намерен делать, и хватит набиваться к ним в друзья. Они же вчера просто обнаглели!
БАЗИЛЬ. Но, допустим, отец и вправду убил Фрэнсиса Джеймса?
ОРИАНА. Я уверена, что нет. Да и нам-то что за дело?
ГРЮНДИХ. Ее милость абсолютно права.
БАЗИЛЬ. Ты на прогулку, Ориана?
ОРИАНА. Да. В такой чудный день не грех прокатиться. Я засиделась в четырех стенах – с самого приезда носа на улицу не высовывала. Я приказала заложить большие сани. Сейчас подадут.
Слышен звон бубенцов.
ГРЮНДИХ. Лучшая дорога – мимо мельницы и озера. Кучер знает. Озеро подо льдом изумительно красиво, камышинки торчат, замерзшие, розово так мерцают. И важно вышагивают водяные птицы.
ОРИАНА. Вы прямо поэт, господин Грюндих. Но сегодня утром и впрямь все кажется светлым и радостным. Какое счастье, что я на природе. Базиль, ты рад, что я рада?
БАЗИЛЬ. Да, дорогая, конечно!
ОРИАНА. Ну ладно, пока. Прислушайся к господину Грюндиху. Он в здешних нравах разбирается получше твоего. И плохого не посоветует.
В ы х о д и т.
БАЗИЛЬ. Хотел бы я знать, что делать.
ГРЮНДИХ. Сэр, извольте взглянуть еще в эти книги.
БАЗИЛЬ. Да, да, разумеется. А когда закончим, я пойду в людскую к слугам.
ГРЮНДИХ. Весьма неразумно, сэр, весьма. Ваш батюшка и дороги туда не знал.
БАЗИЛЬ. Да? В таком случае пойду непременно!
Л ю д с к а я.
Идет месса. Запах ладана. В тумане смутно различимо огромное множество людей, стоящих на коленях. Мощное, торжественное, мелодически простое песнопение. Едва виден отец АМБРОУЗ, он дирижирует.
Входит БАЗИЛЬ. Все мгновенно смолкают. Богослужение прекращается. Люди растворяются во тьме, за исключением отца АМБРОУЗА. ПИТЕРА ДЖЕКА и ХАНСА ДЖОЗЕФА.
БАЗИЛЬ. Простите. Я не знал, что идет месса. У меня и в мыслях не было вас прерывать… И все ушли, так сразу… Простите, Бога ради… я не…
АМБРОУЗ. Ничего страшного, ваша милость.
БАЗИЛЬ. Питер Джек, могу я с тобой поговорить?
О с т а л ь н ы м.
Нет, нет, не уходите… То, что вы вчера сказали, – это серьезно?
ПИТЕР ДЖЕК. Что значит – серьезно?
БАЗИЛЬ. Ну, это действительно случилось? Это не вымысел? Не шутка?
ПИТЕР ДЖЕК и ХАНС ДЖОЗЕФ возмущенно молчат.
АМБРОУЗ. (помолчав). Это правда.