"Это должно быть что-нибудь такое, что спалить можно, - подумал он. - И такое, что записано на его имя, чтоб все знали: имущество Флема. Да, - думал он, - если бы меня звали Билл Варнер, а моего компаньона Флем Сноупс, наверное, я позаботился бы о том, чтобы часть совместного имущества, по крайности та, что первой пострадает от пожара, была бы записана на его имя". Рэтлиф двинулся дальше, как следует застегнувшись. На всей улице единственный человек в пальто. Ну да ничего, на солнышке болезнь проходит быстро; должно быть, по возвращении в город пальто уже не понадобится. А вскорости и свитер, что под пальто, тоже снять можно будет: май, июнь… - лето, долгие дни ласкового тепла. Он пошел дальше, совсем прежний, не изменившийся, разве что осунулся да побледнел немного, и дважды останавливался, чтобы сообщить двум встреченным знакомым, что да, да, чувствую себя хорошо, этот мемфисский врач - не знаю уж, случайно или намеренно, но вырезал он, должно быть, то, что следовало, - потом пересек площадь, на которую - мраморный, мрачный - исподлобья глядел солдат Конфедерации, поднялся на крыльцо здания суда и прямиком в контору финансового управления, где и нашел искомое: две сотни акров земли с постройками, записанные на имя Флема Сноупса.
К исходу дня он сидел в неподвижно застывшей бричке на узкой малопроезжей дороге между холмами, вглядываясь в фамилию на почтовом ящике. Столб, на котором висел ящик, был новенький, а ящик - нет. Исцарапанный и помятый, он был когда-то расплющен (должно быть, тележным колесом), а после снова выправлен, зато корявая надпись, обозначавшая имя владельца, была намалевана чуть ли не вчера. Она словно кричала - одними заглавными - МИНКСНОУПС, разлапистая, в потеках краски, без промежутка между словами, дугой заползающая кверху, через край, на крышку ящика, чтобы втиснулись последние буквы. У ящика Рэтлиф свернул - теперь на глубокую колею, которая вела к бесхребетно рассевшейся двухкомнатной лачуге - из тех, что без числа, затерянные в холмах, попадались ему на путях его странствий. Хижина была построена на пригорке; чуть ниже располагался замусоренный, устланный втоптанным в грязь навозом загончик и хлев, так покосившийся на склоне, что казалось, дунешь на него - и завалится. Из хлева как раз выходил человек с подойником, и в тот же миг Рэтлиф почувствовал, что из дома за ним наблюдают, хотя никого видно не было. Он придержал лошадей. Слезать не стал.
- Добрый день, - сказал он. - Вы мистер Сноупс? Машинку вот привез вам.
- Чего привезли? - удивился вышедший из хлева. Он вошел в калитку и поставил подойник на приступку покосившегося крыльца. Роста он тоже был чуть ниже среднего, правда тощий, со сросшимися густыми бровями. "Но глаза те же", - подумал Рэтлиф.
- Вашу швейную машинку, - добродушно пояснил он. Тут краешком глаза он увидел появившуюся на крыльце женщину - ширококостную, с жестким лицом и немыслимо желтыми волосами; она вышла легко и проворно, с изяществом, неожиданным даже при том, что женщина была босая. Из-за ее спины выглядывали двое белобрысых ребятишек. Но Рэтлиф на нее не взглянул. Смотрел за мужчиной, сохраняя мину учтивой предупредительности и добродушия.
- Что-что? - вмешалась женщина. - Швейную машинку?
- Нет! - сказал мужчина. Он тоже не смотрел в ее сторону. Направился к бричке. - Домой, домой ступай! - женщина не обращала на него внимания. Она сошла с крыльца, причем быстрота и соразмеренность ее движений при ее росте казались странными. Она уставилась на Рэтлифа светлыми злыми глазами.
- Кто вас просил везти ее сюда? - спросила она.
Теперь Рэтлиф смотрел на нее, все так же учтиво, добродушно.
- Неужто ошибка вышла? - проговорил он. - Еще в Джефферсоне я получил заказ - из Французовой Балки. Сказано: Сноупс. Я так понял, что это вы, поскольку, если бы ваш… двоюродный братец, да? - из хозяев никто не проронил ни слова, молча глазели на него. - Флем. Если бы машинка понадобилась Флему, он бы дождался, пока я к нему в поселок заеду. Знает ведь, что я как раз завтра туда собираюсь. Да, надо было проверить, - женщина засмеялась хрипло, невесело.
- К нему, к нему везите. Если Флем Сноупс что-нибудь заказал, что угодно, да коль оно больше пяти центов стоит, так уж не для того, чтобы псу под хвост отправить. А тем более отдать родичам. Везите ее в поселок.
- Говорят - ступай в дом, - повысил голос мужчина. - Давай-давай! - женщина не повернула головы. Она упрямо длила свой хриплый смех, глядя в упор на Рэтлифа.
- Этот отдаст, как же! - повторила она. - Не на того напали! Недаром у него скота сотня голов, коровник свой и луг коровам для прокорму, - мужчина повернулся и пошел на нее. Она стала к нему лицом и завопила, а дети спокойно смотрели на Рэтлифа, выглядывая из-за ее юбок, словно они глухие или пребывают в каком-то ином мире - не в том, в котором эта женщина вопила; смотрели, будто две собачонки.
- Что, скажешь, не так? - надрывалась она. - Тут сгниешь у него на глазах, подохнешь, а ему начхать, сам знаешь! Этот твой родственничек, которым ты так гордишься, потому что он работает в лавке и целый Божий день в галстуке щеголяет! Ну-ка попроси у него хотя бы мешок муки - поглядим, что из этого выйдет. Ну-ка, попроси его! Может, он даст тебе свой старый галстук - чтобы ты тоже стал похож на Сноупса!
Мужчина упорно шел на нее. Он больше даже не говорил ничего. В сравнении с ней казавшийся тщедушным, он неумолимо шел на нее, шел как-то странно, избочившись, глядя внимательно, едва ли не с почтением, и она сдалась; круто повернувшись, пошла назад к дому, подталкивая перед собой жмущихся к ней ребятишек, которые продолжали, выворачивая шеи, оглядываться на Рэтлифа. Мужчина подошел к бричке.
- Говоришь, заказ прислал Флем? - проговорил он.
- Я сказал, что заказ с Французовой Балки, - ответил Рэтлиф. - А доставить велено Сноупсу.
- И кто же это такой шустрый у Сноупса на побегушках?
- Да так, приятель один, - добродушно ответил Рэтлиф. - Наверное, он ошибся. Вы уж извините. Эта колея на дорогу к Уайтлифскому мосту меня выведет?
- Если Флем просил оставить ее здесь, ну так здесь и оставьте.
- Я ж говорю, видать, ошибка вышла, прошу прощения, - сказал Рэтлиф. - Так по этой колее…
- Понятно, - сказал тот, второй. - Хотите сказать, что надо вперед задаток выложить. Сколько?
- В смысле за машинку?
- А о чем мы еще, интересно, толкуем?
- Десять долларов, - сказал Рэтлиф. - И расписку еще на двадцать через шесть месяцев. Это как раз будет после уборочной.
- Десять долларов? При том, что вам передали слово от…
- Давайте слова сейчас трогать не будем, - сказал Рэтлиф. - Поговорим о швейной машинке.
- А если пять?
- Нет, - добродушно сказал Рэтлиф.
- Ну ладно, - сказал тот, другой, отворачиваясь. - Составляйте расписку, - он зашагал к дому. Рэтлиф слез, обошел сзади бричку, отпер дверцу собачьей конуры и вытащил из-под новенькой машинки железный ящик. В нем хранилась ручка с пером, аккуратно заткнутая бутылочка чернил и стопка бланков. Пока он заполнял бланк, Сноупс вернулся, вдруг как из-под земли вырос рядом. Едва перо Рэтлифа остановилось, Сноупс придвинул к себе бланк, взял из рук Рэтлифа ручку, обмакнул перо и расписался - все одним махом, даже не прочитав, и сунул расписку назад Рэтлифу, вынув что-то из кармана, но Рэтлиф еще не видел - что, поскольку смотрел только на подписанный бланк, и лицо его сохраняло безмятежность.
Он спокойно сказал:
- Как это - вы за Флема Сноупса подписались?
- Ну да, - ответил тот. - А что? - Рэтлиф молча смотрел на него. - А, понимаю. Вам надо, чтобы мое имя тоже было - вдруг кто-нибудь из нас отпираться вздумает. Ладно, - он взял бланк, снова что-то написал на нем и снова отдал. - А вот вам ваши десять долларов. Теперь подсобите-ка мне с машинкой, - но Рэтлиф и тут не пошевелился: то, что ему дали - это были не деньги, а еще одна бумажка, в несколько раз сложенная, помятая и засаленная. Открыл; оказалась опять долговая расписка. На сумму десять долларов плюс проценты - чуть более чем трехлетней давности, выплата Айзеку Сноупсу или предъявителю по требованию, но не ранее чем через год после оформления, подпись - Флем Сноупс. Передаточная надпись на обороте, сделанная той же рукой, которая минуту назад нацарапала два имени на первой расписке (почерк Рэтлиф узнал сразу), подтверждала переход документа от Айзека Сноупса ("+" за неграмотностью) Минку Сноупсу, а пониже, все той же рукой - свежая, подсушенная только что, может, промокашкой, а вернее всего, просто ветерком: от Минка Сноупса В. К. Рэтлифу; всю эту писанину Рэтлиф молча и внимательно изучал почти минуту.
- Все в порядке, - сказал тот, другой. - Мы с Флемом его двоюродные братья. Наша бабка завещала всем троим по десять долларов. Получить их мы должны были, когда самому младшему из нас - ему, стало быть - стукнет двадцать один год. Флему понадобились деньги, и он занял их у Айзека вот под эту расписку. Потом - это недавно уже было - тому деньги самому понадобились, и я выкупил у него Флемову расписку. Теперь, если хотите что-нибудь уточнить - его цвет глаз или еще что - можете сделать это лично, когда будете на Французовой Балке. Они там живут с Флемом вместе.
- Понятно, - сказал Рэтлиф. - Айзек Сноупс. И что, говорите, ему двадцать один есть уже?
- А если б не было, как бы он получил те десять долларов, которые одолжил Флему?
- Да уж, - отозвался Рэтлиф. - Только ведь это все-таки не наличные десять долларов…
- Послушайте, - сказал тот, другой. - Не знаю, к чему вы клоните, и знать не хочу. Но я дурачу вас не больше, чем вы меня. Если бы вы сомневались, что Флем оплатит первую расписку, вы бы ее не приняли. А если вы за ту первую расписку не опасаетесь, чего бы вам бояться этой - и сумма меньше, да и за ту же машинку, причем деньги по ней можно стребовать вот уже целых два года. Берите расписки и езжайте туда к нему. Отдайте ему, да и все тут. И еще передайте кое-что на словах. Скажите так: "От одного родича, который, чтобы не протянуть ноги, до сих пор в грязи копается, другому родичу, который из грязи вылез и хапнул сразу стадо коров и сенной сарай. Хапнул стадо коров и сенной сарай". Так ему и скажите. Лучше, если вы будете повторять это всю дорогу, чтобы уж точно не забыть.
- Не забуду, не бойтесь, - сказал Рэтлиф. - Ну, так эта колея выведет меня к Уайтлифскому мосту?
Ночь проведя у своих родственников (он сам был из этих мест), до Французовой Балки он добрался на следующий вечер, лошадок выпустил в загон к миссис Литтлджон, а сам пошел к лавке, где вся компания, которую он год назад, уезжая, оставил там, сидела на галерее - все те же, включая Букрайта.
- Ну что, ребята, - проронил Рэтлиф. - Я смотрю, все как положено, полный сбор.
- Букрайт говорит, будто этот, в Мемфисе, ежели чего у тебя и вырезал, так разве что бумажник, - сказал один. - Не удивительно, что только через год ты в себя пришел. Странно только, как ты потом-то в ящик не сыграл, когда за карман себя хвать, а там пусто.
- Ну, тут-то как раз я и ожил, - усмехнулся Рэтлиф. - Иначе до сих пор бы валялся.
Он вошел в лавку. Покупателей не было, и он медлить не стал, не подождал даже, пока освоятся в сумраке по-дневному суженные зрачки. Пошел сразу же к прилавку, вежливо приговаривая:
- Привет, Джоди. Привет, Флем. Не беспокойтесь, я сам, я сам.
Варнер, стоявший рядом с конторкой, за которой сидел приказчик, поднял глаза.
- Ого, поправился, - проговорил он.
- Некогда валяться, - сказал Рэтлиф, заходя за прилавок и открывая единственную застекленную витрину, где в беспорядке лежали шнурки, расчески, пачки табака, коробочки с лекарствами и дешевые сласти. - Может, оттого и поправился, - он принялся выбирать леденцы в веселеньких полосатых обертках, придирчиво разглядывая, отвергая и снова роясь. В глубь лавки, где сидел, не поднимая глаз от конторки, приказчик, он даже и не взглянул ни разу. - А что дядюшка Бен Квик, не знаете - дома, нет?
- Да где ж ему еще-то быть? - удивился Варнер. - А только если мне память не изменяет, машинку ты ему уже продал года два-три назад.
- Еще бы! - усмехнулся Рэтлиф, откладывая в сторону очередной леденец и вынимая из витрины другой. - Потому-то я и хочу, чтобы он был дома: чтобы близкие его в чувство привели, когда он упадет в обморок. На сей раз сам хочу у него кое-что купить.
- Чем он, к дьяволу, таким разжился, чтобы ради этого тебе не лень было в такую даль тащиться?
- Козой, - отозвался Рэтлиф. Теперь он пересчитывал леденцы, складывая их в кулек.
- Чем-чем?
- Еще бы! - продолжал веселиться Рэтлиф. - Ни в жисть не подумал бы, а? Так ведь больше-то ни у нас в Йокнапатофском, ни в округе Гренье ни у кого живой козы днем с огнем не сыщешь. Только у дядюшки Бена.
- Подумать - не подумал бы, - сказал Джоди. - Но вообще-то непонятно, куда тебе коза?
- Куда мне коза? - проговорил Рэтлиф. Он подошел к сырному ящику и положил монетку в коробку из-под сигар. - В фургон запрягать. Как ваши-то все - дядюшка Билл, миссис Мэгги, здоровы ли?
- А! - поморщился Варнер. Отвернулся к конторке. Но Рэтлиф этого уже не видел: двигался дальше. Вернулся на галерею, всех оделяя конфетами.
- Доктор прописал, - пояснил он. - Видать, теперь мне снова пришлет счет, гони, мол, десять центов за совет на пять центов конфеток покушать. Да я, в общем, не против. А вот то, что он мне прописал сиднем сидеть, - это я очень даже против, - лукаво и добродушно он оглядел сидевших на скамейке. Скамья, прибитая к стене рядом с дверью, прямо под окном, в длину была чуть больше, чем окно в ширину. Спустя секунду сидевший на краю скамьи встал.
- Ладно уж, - сказал он. - Садись давай. Болел ты или нет, все равно ведь будешь теперь полгода из себя немощного корчить.
- Должен же я хоть чем-то возместить эти семьдесят пять долларов, которые на лечение ухнули, - сказал Рэтлиф. - Хоть всеобщим уважением, что ли. А только вот зря это вы норовите меня на сквозняк усадить. Ну-ка, ребята, подвиньтесь чуток, дайте я в середку сяду.
Задвигались, освободили ему место в середине скамьи. Теперь он оказался прямо под открытым окном. Вынул из своего кулька леденец и принялся сосать его, заговорив вдруг нарочито тонким, жалобным голосом недавнего больного:
- Ох, и не говорите! Все бы так и лежал и лежал в постели, кабы не обнаружил, что бумажник исчез. Но вот когда я встал, тут только, по правде говоря, и испугался. Вот говорю себе, валяюсь тут целый год брюхом кверху, а какой-нибудь пройдоха небось вовсю шурует - не только что Французову Балку, весь, поди, Йокнапатофский округ наполнил новенькими швейными машинками. Но господь не выдает - свинья не съест; едва я выкарабкался, как Всевышний - или, может, еще кто - ниспослал мне овна, прямо как Аврааму в Библии, во спасение Исаака. Вернее сказать, ниспослал он мне козовода.
- Кого? - переспросил кто-то.
- Козовода. Или козловода. Вы-то, видать, никогда и не слыхали о козловодах. Потому как в тутошних местах никто до этакого не додумался. И верно: без северянина не обошлось. Затесался один, а ему все это взбрело в голову еще где-то там - в Массачусетсе, или в Бостоне, или в Огайо, и вот явился аж в самый штат Миссисипи, а денег полный саквояж, купил себе две тысячи акров пустоши в пятнадцати милях к западу от Джефферсона - отборная, скажу я вам, землица, вся вверх тормашками, овраги да колючки, умудриться надо было такую выискать, - обнес ее десятифутовым забором, щелки не сыщешь, что твоя плотина, - и только это приготовился всем на удивление разбогатеть, как вдруг - бац! - коз ему не хватило.
- Вот трепло! - восхищенно сказал еще кто-то. - Где это видано, чтобы кому-нибудь не хватило коз!
- Кроме того, - неожиданно сердито вмешался Букрайт, - если хочешь, чтобы тебя и в кузнице было слышно, так проще нам всем просто встать да и перейти туда.