- Отлично, спасибо. Пришлось зубрить, но, кажется, я знаю эту грамматику наизусть, от предисловия до алфавитного указателя.
- Ты вернулась к остальным своим занятиям. По-твоему, это того стоило?
- Поживем - увидим, - рассмеялась Пэтти.
Она постучала в дверь к мисс Скеллинг и после первых любезных приветствий изложила свое дело. - Я бы хотела, если это удобно, сдать экзамен, который я пропустила.
- Вы расположены сдать его сегодня?
- Я гораздо более расположена сдать его сегодня, чем это было во вторник.
Мисс Скеллинг доброжелательно улыбнулась. - Мисс Уайатт, Вы славно потрудились по древнеанглийскому в этом семестре, и я не стала бы просить Вас сдавать экзамен вовсе, если бы считала, что это честно по отношению ко всей группе.
- Честно по отношению ко всей группе? - Пэтти выглядела несколько озадаченной, она не рассматривала вопрос под таким аспектом; по лицу ее медленно разлился румянец. Поколебавшись мгновение, она нерешительно поднялась. - Раз уж дошло до этого, мисс Скеллинг, - созналась она, - боюсь, что с моей стороны было бы не слишком честно по отношению ко всей группе сдавать экзамен.
Мисс Скеллинг не поняла. - Но, мисс Уайатт, - возразила она заинтригованно, - это было не сложно. Я уверена, что Вы бы его сдали.
Пэтти улыбнулась. - Уверена, что так оно и было бы, мисс Скеллинг. Я не думаю, что Вы могли задать мне вопрос, на который бы я не ответила. Но дело в том, что все это я выучила, начиная со вторника. Доктор чуточку обманывалась - абсолютно естественно, учитывая обстоятельства - когда посылала меня в лазарет, и я провела там время в учебе.
- Но, мисс Уайатт, это очень необычно. Я не знаю, как Вас оценить, - пролепетала мисс Скеллинг, оказавшаяся в затруднительном положении.
- О, поставьте мне "ноль", - бодро сказала Пэтти. - Это не имеет никакого значения: я так много знаю, что сдам материал на выпускных экзаменах. До свидания, простите, что потревожила Вас. - И закрыв за собой дверь, она задумчиво повернула к дому.
- Это того стоило? - спросила Присцилла.
Пэтти засмеялась и едва слышно пробормотала:
"Король французский как-то раз на холм взойти решился;
Он холм тот с войском покорил и тут же вниз спустился."
- Ты о чем? - поинтересовалась Присцилла.
- О древнеанглийском, - сказала Пэтти, усаживаясь за стол и принимаясь за уроки, пропущенные ею за три дня.
VIII. Покойный Роберт
Было десять часов и Пэтти, в третий раз перечитав "этику", но так и не поняв ни слова, объявила сонным голосом: "Придется мне выезжать на вдохновении: похоже, я не в состоянии постичь принцип", когда раздался стук в дверь и горничная объявила: - Миссис Ричардс желает видеть мисс Уайатт.
- В такой час! - испуганно воскликнула Пэтти. - Должно быть, что-то серьезное. Подумай, Присцилла. Что я такого натворила в последнее время, что могло бы разгневать директрису до такой степени, чтобы она вызвала меня в десять вечера? Как по-твоему, меня не собираются временно отстранить, отчислить, окончательно выгнать или еще что-нибудь в таком духе? Честно говоря, мне не приходит в голову, в чем моя вина.
- Это телеграмма, - произнесла горничная с сочувствием.
- Телеграмма? - Пэтти побледнела и молча вышла из комнаты.
Присцилла и Джорджи сели на кушетку и встревоженно посмотрели друг на друга. Обычные телеграммы доставлялись студентам напрямую. Они знали, что если их отправляют директрисе, значит, случилось что-то серьезное. Джорджи встала и в нерешительности прошлась по комнате.
- Мне уйти, Прис? - спросила она. - Полагаю, что Пэтти предпочла бы остаться одной, если что-то произошло. Но если она поедет домой и станет собирать вечером свой дорожный сундук, зайди за мной, и я приду и помогу укладывать вещи.
Они постояли немного возле двери, переговариваясь вполголоса, и только Джорджи повернулась, чтобы уйти, в коридоре послышался звук шагов Пэтти. Она вошла со странной улыбкой на устах и опустилась на кушетку.
- Директриса определенно превратила дело доведения людей до истерики в искусство, - заметила она. - Мне в жизни еще не было так страшно. Я подумала, что, по меньшей мере, произошло землетрясение, которое целиком поглотило все мое семейство.
- Что случилось? - затаив дыхание спросили Джорджи и Присцилла.
Пэтти развернула на колене мятую телеграмму, и девушки прочли поверх ее плеча:
"Роберт скончался от передозировки хлороформа в десять утра. Завтра похороны.
Томас М. Уайатт."
- Томас М. Уайатт, - сурово сообщила Пэтти, - это мой младший брат Томми, а Роберт - сокращенно от Бобби Шафто; так звали принадлежавшего Томми щенка бульдожьей породы, преглупую и самого дурного нрава собачонку, которую когда-либо принимали в кругу порядочной семьи.
- Но зачем, ради бога, он телеграфировал?
- Это шутка, - сказала Пэтти, уныло качая головой. - В семье ярко выражены способности к юмору, и мы все унаследовали эту склонность. Однажды мой отец… но, как говорит мой друг Киплинг, это другая история. Так вот, этот пес - Роберт Шафто - больше года назад бросил тень на мои каникулы. Он убил моего котенка, сожрал мой венецианский кружевной воротничок - это даже не вызвало у него несварения желудка. Выскочив на улицу под дождь, он вывалялся в грязи, вернулся в дом и лег спать на мою постель. Он украл бифштекс, поданный к завтраку, разметал калоши и дверные коврики по нескольким кварталам. Частная собственность на нашей улице заметно упала в цене, и в перспективе покупатели отказывались ее приобретать, пока Томми Уайатт держит собаку. Роберту то и дело угрожали расправой, но Томми всегда удавалось укрыть его от неминуемого правосудия, пока неприятности не проходили стороной. Но на сей раз, я думаю, он совершил какое-нибудь невероятно чудовищное преступление - наверное, слопал младенца, или один из персидских ковриков моего отца, или что-то в этом духе. И Томми, зная, как я ненавидела это чудовище, явно решил, что телеграфное сообщение будет хорошей шуткой, хотя в чем тут "соль", мне не ясно.
- А, понятно, - сказала Джорджи, - и миссис Ричардс подумала, что Роберт - твой родственник. Что она сказала?
- Когда я постучала в дверь, она сказала: "Пэтти, голубушка, входи". Обычно, когда я удостаивалась чести быть принятой ею, она довольно бесстрастно звала меня "мисс Уайатт". Услыхав это "Пэтти, голубушка", я открыла дверь с трясущимися коленями, а она взяла меня за руку и сказала: "Сожалею, что приходится сообщать тебе о том, что я получила плохие вести о твоем брате".
"Томми?" - еле слышно выдохнула я.
"Нет. Роберт."
- Я онемела. Я напрягала мозги, но не могла вспомнить брата Роберта.
"Он очень болен, - продолжала она. - Да, я должна сказать тебе правду, Пэтти; этим утром бедняжка Роберт скончался." - И она положила передо мной телеграмму. И тогда, как только меня осенило, гора упала с моих плеч, я положила голову на ее стол и начала хохотать, пока смех не перешел в слезы; она же, думая, что я все это время рыдаю, гладила меня по голове и читала псалмы. Понимаете, после того, как она проявила такое сострадание, я не посмела во всем ей признаться; поэтому, едва перестав смеяться (что случилось не очень скоро, поскольку я получила существенный импульс), я подняла голову и поведала ей, - пытаясь быть правдивой и в то же время не оскорбить ее чувств, - что Роберт был мне не братом, а чем-то вроде друга. И, знаете что, она немедленно пришла к умозаключению, что он был моим женихом, и начала гладить меня по волосам и бормотать, что иногда друзей терять труднее, чем родственников, но я еще молода и не должна портить себе жизнь, и что возможно в будущем, когда время притупит боль… но потом, вспомнив, что не годится советовать заводить второго жениха, прежде чем я не схоронила первого, она внезапно остановилась и спросила, не хочу ли я поехать домой на похороны.
- Я сказала, что нет, я не считаю, что так будет лучше; и она согласилась со мной, раз уж о нашей помолвке не было объявлено, поцеловала меня и сказала, что ее радует то, как мужественно я переношу свое горе.
- Пэтти! - вскричала Присцилла в ужасе, - это отвратительно. Как ты могла допустить, чтобы она так подумала?
- А как я могла этому помешать? - возмущенно спросила Пэтти. - Учитывая, что вначале меня напугали до истерики, после чего, и глазом не моргнув, нанесли удар каким-то странным женихом, мне кажется, что я перенесла эту ситуацию с редким тактом и изяществом. Ты полагаешь, было бы деликатно сказать ей, что она цитировала Священное писание в честь какого-то щенка бульдога?
- Я не вижу здесь твоей вины, - признала Джорджи.
- Спасибо, - сказала Пэтти. - Был бы у тебя такой брат, как Томми Уайатт, ты бы научилась мне сочувствовать. Полагаю, я должна быть признательна за новость о смерти собаки, но я бы хотела, чтобы это известие обрушилось на меня не столь мягко.
- Пэтти, - воскликнула Присцилла, так как ее неожиданно осенило, - ты случайно не забыла, что завтра вечером ты должна быть в приемной комиссии на презентации юных дарований в Театральном клубе? Что подумает миссис Ричардс, когда увидит, как ты, в вечернем платье, принимаешь гостей на вечеринке в тот самый день, когда был похоронен твой жених?
- Не знаю, - с сомнением заметила Пэтти. - Ты, правда, думаешь, что я должна остаться в стороне? После того, как я, словно маленькая пила, делала для вечеринки ленточки из шелковой бумаги, я ужасно не хочу пропускать ее только потому, что умер щенок моего брата, которого я даже не любила.
- Я пойду, - добавила она с просветлевшим лицом, - и буду принимать гостей с натянутой, машинальной улыбкой. И всякий раз, почувствовав на себе взгляд директрисы, я буду с усилием сглатывать слезы, а она скажет себе:
"Храбрая девочка! Как благородно она сражается, чтобы с невозмутимым лицом предстать перед людьми! Никто бы не подумал, глядя на это лучезарное на вид создание, что при своей внешней веселости в действительности она скрывает большое горе, которое гложет ее жизненно важные органы".
IX. Пэтти-Утешительница
Дело было накануне зимней сессии, и над колледжем сгустилась тьма. Сознательные студентки, которые трудились весь год, учили больше прежнего, ну а легкомысленные, которые весь год валяли дурака, учили с отчаянным неистовством, рассчитанным на то, что, когда настанет решающий час, их мозги будут как чистый лист бумаги. Но Пэтти не учила. Принцип ее философии, по личному опыту приобретенной за три с половиной года учебы в колледже, заключался в том, что не годится начинать заниматься за день до экзаменов. Независимо от того, произвел ты впечатление на преподавателя своей разумной заинтересованностью предметом или нет, результат так же очевиден, как если бы оценки были уже выставлены черным по белому в архивах колледжа. Таким образом, Пэтти, которая, по меньшей мере, жила согласно своим принципам, сознательно пренебрегала, за исключением некоторых вопросов, которые она намеревалась выучить специально ради этого события, "благоразумным повторением пройденного материала", рекомендованным преподавателями.
Однако ее подруги, которые по всей вероятности, исповедовали одинаковую философию, но были менее последовательны, подвергали себя испытанию, общеизвестному как "систематическая первокурсная зубрежка"; и поскольку ни одна из них не успевала поговорить с Пэтти или приготовить что-нибудь поесть, она пришла к выводу, что это время не приносит пользы. Даже ее собственная соседка по комнате выставила ее из кабинета, потому что она громко смеялась над книгой, которую читала; и, оказавшись в роли странницы, она бродила по кабинетам своих подруг, но на всех дверях висели таблички с надписью "занято". Она сидела на подоконнике в коридоре и размышляла о тщете вещей в целом, как вдруг вспомнила о своих подружках-первокурсницах из 321-го кабинета. Она их давно не навещала, а в эту пору студентки первого курса обычно бывают интересны. Поэтому она обогнула коридор, ведший в 321-ый кабинет, и увидела, что поперек двери буквами высотой в три дюйма написано: "вход категорически запрещен для всех!!". Это обещало массу развлечений, и Пэтти разочарованно вздохнула, достаточно громко, чтобы ее услышали за дверной фрамугой.
Переворачивание страниц и шуршание бумаги стихло. Очевидно, там прислушивались, но вида не подавали. Пэтти написала на дверной притолоке записку, звучно проставив знаки препинания, затем шумно ретировалась, но спустя мгновение на цыпочках подошла и прислонилась к стене. Любопытство победило: дверь открылась и из нее высунулась особа с затравленным выражением лица.
- Ой, Пэтти Уайатт, это ты? - спросила она. - Мы подумали, что с верхнего этажа пришла Фрэнсис Стоддард, чтобы мы объяснили ей геометрию, поэтому сидели тихо. Входи.
- Господи, нет, я ни за что не стану преступать знак "занято". Боюсь, что у вас нет времени.
Первокурсница схватила ее за руку. - Пэтти, если ты нас любишь, зайди и подбодри нас. Мы так напуганы, что не знаем, что делать.
Пэтти уступила, и ее втянули через порог в комнату. - Если вы чем-то заняты, - заметила она, - я не желаю вам мешать. - В кабинете сидели три девушки. Пэтти милостиво улыбнулась двум осунувшимся лицам напротив. - А где леди Клара Вере де Вере? - спросила она. - Наверняка, эти последние драгоценные мгновения она не тратит на что-то легкомысленное.
- Она в спальне с учебником геометрии в одной руке и с греческой грамматикой - в другой, пытается учить их одновременно.
- Велите ей прийти сюда, - я хочу дать ей хороший совет. - И, усевшись на диван, Пэтти с оценивающей улыбкой внимательно осмотрела усеянную словарями комнату.
- Ах, Пэтти, как я рада тебя видеть! - воскликнула леди Клара, появляясь в дверях. - Второкурсницы рассказывают нам самые омерзительные истории про экзамены. Но ведь в них нет ни слова правды, а?
- Боже правый, конечно, нет! Не верьте ни одному слову, что говорят вам эти второкурсницы. В прошлом году они сами были первокурсницами, и если бы экзамены оказались столь ужасны, как они говорят, они бы тоже их не сдали.
На трех лицах отразилось облегчение.
- Ты здорово умеешь утешить, Пэтти. Студентки старших курсов не принимают все близко к сердцу, верно?
- Со временем почти ко всему привыкаешь, - молвила Пэтти. - Если знаешь правильные ответы, экзамены даже бывают интересны.
- Но мы не знаем правильных ответов! - завопила одна из первокурсниц, вновь охваченная ужасом. - Мы попросту ничего не знаем, а завтра сдавать латынь, послезавтра - геометрию.
- О, ну что ж, в таком случае вы все равно не сдадите, поэтому не волнуйтесь. Отнеситесь к этому философски, ясно? - Пэтти расположилась среди подушек и улыбнулась своим напуганным зрителям с непринужденной беспечностью. - В качестве примера бесполезности зубрежки в одиннадцатом часу, когда в течение всего семестра не было выучено ни единого слова, приведу вам мой собственный опыт из первого курса по греческому языку. При поступлении в колледж я была плохо подготовлена, в течение семестра я не занималась и, без преувеличения, ничего не знала. За три дня до экзаменов я внезапно осознала ситуацию и начала поглощать грамматику в больших количествах. Я пила черный кофе, чтобы не уснуть, занималась до двух ночи и с трудом прерывала зубрежку неправильных глаголов во время еды. Я прямо-таки думала по-гречески, видела сны по-гречески. И после стольких усилий, вы не поверите, я провалила экзамен по греческому! Это подорвало мою веру в подготовку к экзаменам. С тех пор я этого не делаю и с тех пор больше не срезаюсь на экзаменах. Я верю в то, что как успешный, так и неуспешный результат полностью зависит от судьбы, поэтому больше не беспокоюсь.
Первокурсницы безутешно переглянулись. - Если все решено заранее, мы пропали.
Пэтти ободряюще улыбнулась.
"Даже лучшие из людей то и дело
Срезаются на экзамене."
- Но я слышала, что людей отсылают домой, то есть, исключают, если они заваливают определенное количество экзаменов. Это правда? - приглушенным голосом спросила леди Клара.
- О да, - сказала Пэтти, - приходится так поступать. Я знавала нескольких умнейших девочек в колледже, подлежавших исключению.
Леди Клара простонала. - Пэтти, я ужасно слабая в геометрии. Много девочек на этом срезается?
- Много? - отвечала Пэтти. - Обычная канцелярская работа по составлению извещений отнимает у кафедры два дня.
- А экзамен очень трудный?
- Я не слишком его помню. Понимаете, с тех пор, как я была первокурсницей, прошло столько времени. Они выбрали самые трудные теоремы, которые мне были известны - вы даже не смогли бы их нарисовать, не то чтобы доказать: например, пирамида, поделенная на кусочки - я не помню, как она называется - и разветвленная пирамида, похожая на улитку, выползающую из своего домика: по-моему формально она называется "гроб дьявола". И - ах, да! - они задают примеры, ужасные примеры, которых прежде вы и в глаза не видели; а на верху страницы стоит небольшое примечание с указанием решить сначала их, и вы приходите в такое смятение, пытаясь думать быстро, что вовсе перестаете соображать. Я знаю девочку, которые все два часа пыталась решить пример, и когда она уже была готова его записать, прозвенел звонок, и ей пришлось сдать работу.
- И что произошло?
- О, она провалилась. Видишь ли, нельзя винить преподавателя в том, что он не читал между строк, поскольку этих строк не существовало; однако ее было в известной мере жаль, так как девчонка действительно знала до ужаса много, но не могла это высказать.
- Со мной то же самое.
- А, так происходит с доброй половиной человечества. - Повисло молчание, и первокурсницы уныло переглянулись. - Но жизнь продолжается, даже если вы не сдадите математику, - утешила их Пэтти. - Другие люди делали это до вас.
- Если бы дело было в одной геометрии… но мы боимся латыни.
- А, латынь! Бессмысленно к ней готовиться, поскольку всю ее прочитать невозможно, и если вы просто выберите какую-нибудь главу, то это, наверняка, будет не та глава, которую выберут они. Лучший способ - произнести над учебником заклинание, открыть его с завязанными глазами и выучить первую попавшуюся страницу; и тогда, в случае, если вы не сдадите - а, скорее всего, так оно и будет - вы сможете свалить вину на судьбу. Когда я училась на первом курсе, если я правильно помню, нам задали перевести на латынь для сочинения в прозе одно из эссе Эмерсона, а мы даже не могли сказать, что оно означало по-английски.
Три подруги снова переглянулись.
- Я бы не справилась с чем-то подобным.
- Я тоже.
- И я.