Романы известных американских писателей-историков повествуют о времени правления персидского царя Ксеркса (?-465 до н. э.). Центральное место занимает описание предпринятого им похода против Греции: знаменитые битвы при Фермопилах и Платеях и морское сражение у острова Саламин.
Содержание:
Саламин 1
НАДМЕННЫЙ 74
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА 112
ОБ АВТОРЕ 112
Примечания 112
Ксеркс
Из энциклопедического словаря
Изд. Брокгауза и Ефрона
Т. XXXII. СПб., 1892
Ксеркс I - царь Персии, сын Дария Гистаспа и Атоссы, вступил на престол в 486 г. до Рождества Христова. Он был вял, недалёк, бесхарактерен, легко подчинялся чужому влиянию, но отличался самоуверенностью и тщеславием. Тотчас же по вступлении на престол ему пришлось подавлять восстание в Египте, жестоко поплатившемся за стремление к независимости. В следующем году вспыхнуло восстание в Вавилоне, и, только покончив с ним, Ксеркс принялся за продолжение начатого его отцом дела - войну с греками. В 480 г. он сам повёл свои многочисленные войска через Геллеспонт на Грецию, но, потерпев неудачу в двух морских сражениях, при Саламине и Микале, поспешно бежал и вернулся в Азию ещё прежде поражения своих сухопутных войск. В течение следующих 12 лет, пока велась война с греками, Ксеркс уже не занимался делами, а погрузился в интриги и оргии гарема. Он был убит в 465 г. начальником стражи Артабаном при содействии евнуха Аспамитра.
Саламин
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Сопровождавшееся битвами при Фермопилах, Саламине и Платеях вторжение Ксеркса в Грецию является одним из самых драматических событий в истории человечества. Если бы Афины и Спарта сдались под натиском восточных суеверий и деспотизма, Парфенон, аттический театр и диалоги Платона не могли бы существовать, а Фидий, Софокл и греческие философы могли бы вовсе не появиться на свет. Выдержанное Элладой испытание и герои его - Леонид и Фемистокл - до сих пор отбрасывают тень на нынешний мир, что и заставило меня взяться за сочинение этого романа.
Многие из сцен были рождены прямо на месте действия во время моего недавнего визита в Грецию. Кроме того, я постарался дать читателю некоторое представление о природной красоте земли эллинов, которая будет жить и тогда, когда Фемистокл вместе с его современниками ещё глубже погрузятся в сумрак прошедших времён.
ПРОЛОГ
ИСТМИЙСКИЕ ИГРЫ ВОЗЛЕ КОРИНФА
Глава 1
Глашатай прокричал в пятый раз. Люди - узловатые спартанцы, утончённые афиняне, надушенные сицилийцы - со всех сторон теснились к возвышению, пытаясь с помощью локтей пробиться на удобное место.
- А теперь, о, эллины, внемлите ещё раз. Шестым участником пентатлона , самого почётного из состязаний, происходящих на Истмийских играх, будет Главкон, сын Конона Афинянина; дед его...
Голос глашатая утонул в криках:
- Самый прекрасный мужчина во всей Элладе!..
- Женственный щенок!..
- Из благородной семьи Алкмеона...
- И семейка-то проклята!..
- Великий бог помогает ему, сам Эрос...
- Ай, дурак, женился из одной только любви. Он нуждается в помощи. Собственный отец отрёкся от него.
- Тихо-тихо, - утихомирил толпу глашатай. - Я всё расскажу о нём, как и о других. Узнайте же, мои господа, что он полюбил Гермиону, дочь Гермиппа из Элевсина, и добился брака с нею. Гермипп был смертельным врагом Сонона, и потому в великом гневе отец отрёкся от сына, но, если сейчас Главкону удастся увенчать свою голову цепком победителя в пентатлоне, отец, быть может, простит его.
- И не надейся, - проговорил один из спартанцев, - у красавчика нет никаких шансов против гиганта Ликона, нашего лаконца.
- Хвастун! - возразил ему афинянин. - Разве Главкон вчера не согнул при народе подкову?
- Это сделал наш Мерокл! - вскричал мантинеец.
Тем временем глашатай, прежде чем приступить к долгой речи о благородных предках Главкона, начал призывать афинян доказать свою уверенность в победе заключением пари:
- Сколько ставите на то, что Главкон побьёт эпидаврянина Ктесия?
- Нечего равнять нашего льва с мышью! - взревел самый шумный из афинян.
- А фиванец Аминта?
- Какой там Аминта! Давай нам спартанца Ликона.
- Пусть будет Ликон... Так кто и сколько ставит на то, что афинянин Главкон, впервые выступающий на великих играх, одолеет Ликона из Спарты, дважды побеждавшего на Истме, один раз в Дельфах и один раз в Олимпии?
Поднявшийся шум и крики заставили глашатая изрядно напрячься, чтобы записать обрушившийся на него град предложений, подтверждавших высокое мнение афинян о своём ещё не титулованном чемпионе. Ропот толпы привлекал новых любителей - ближних и дальних. На ипподроме, находившемся совсем рядом, только что закончились соревнования колесниц, и занятая поисками нового развлечения праздная толпа валила сплошным потоком. В водовороте рук и локтей человек невысокий и невыносливый почти не имел шансов пробиться к трибуне глашатая и зафиксировать своё пари. И судьба эта была уготована седому и достойному, но, увы, не вышедшему ростом мужчине, тщетно старавшемуся пробиться в передние ряды, рискуя при этом длинным полотняным хитоном .
- Эй! Эй! Расступитесь, добрые люди, а тебя, грубый спартанец, чьи сандалии в очередной раз топчут пальцы моих ног, пусть покарает Зевс! Неужели я так и не сумею подойти поближе, чтобы поставить две своих мины на этого Главкона?
- Не лезь вперёд, борода, - возражал спартанец, - и благодари богов за то, что не расстанешься со своими деньгами, когда завтра Ликон свернёт шею вашему курёнку.
Тут он возвысил голос:
- Ставлю тридцать драхм на Ликона, господин глашатай! Значит, принято...
- И две мины на Главкона, - пискнул невысокий, устремляя вперёд взгляд блестящих, как бусины, глаз, но глашатай так и не услыхал бы его, если бы не обнаружившийся внезапно союзник.
- Кто здесь собрался ставить на Главкона? - вмешался в разговор молодой афинянин, уже успевший записать свой заклад. Ты, достойный муж? Тогда, клянусь совами Афины, глашатай должен тебя услышать! Подставь своё плечо, Демарат.
Просьба была обращена к соседу, также молодому жителю Афин. Располагая двумя усердными помощниками, седоволосый коротышка скоро оказался перед глашатаем.
- Две мины? - переспроси тот, склонившись вперёд. - Две мины за то, что Главкон побьёт Ликона? Но назови своё имя...
Невысокий мужчина горделиво распрямился:
- Симонид из Кеоса.
Толпа сразу же притихла. Даже самые ершистые из спартанцев тотчас исполнились почтения. Глашатай нагнулся, записывая.
- Симонид Кеосский... Симонид! Самый известный поэт Эллады! - вскричал первый из двух добровольных помощников коротышки. - Послужить такому знаменитому человеку - великая честь. Позволь мне пожать твою руку.
- С превеликим удовольствием. - Коротышка-поэт расцвёл от лести. - Но ты спас меня от молота и наковальни Гефеста. Что за вульгарная толпа! Расступитесь, тогда я смогу отблагодарить вас.
С помощью обоих защитников Симонид выбрался из человеческого водоворота. Под одной из изящных сосен, окружавших длинный стадион, он смог перевести дыхание и разглядеть своих спасителей. Оба были достойны внимания, однако резко контрастировали друг с другом.
Орлиный профиль первого из них, высокого и смуглого, свидетельствовал о примеси негреческой крови. Свой зелёный хитон он носил как отъявленный франт. Спутник его, отзывавшийся на имя Демарат, человек более светлокожий и светловолосый, являл взгляду Симонида истинно греческий профиль, украшенный короткой, аккуратно подстриженной бородкой. Окаймлённый пурпурной полосой плащ ниспадал с его плеч живописными волнами, берилловое кольцо с печатью и богато украшенный самоцветами пояс свидетельствовали о состоятельности и вкусе. Лицо его вполне могло бы показаться открытым и дружелюбным, если бы Симонид не припомнил вдруг старую пословицу, утверждавшую, что человеку со слишком близко посаженными глазами верить не стоит.
- Ну, а теперь, - начал поэт, готовый так же наделять комплиментами, как и слушать их, - позвольте мне поблагодарить моих благородных избавителей, ибо я не сомневаюсь в том, что столь достойные молодые люди принадлежат к самым знатным семьям Афин.
- Я не стыжусь своего отца, - ответил высокий афинянин. - Эллада ещё не забыла Мильтиада, победителя при Марафоне.
- Значит, я жму руку Кимона, сына спасителя нашей страны, - обрадовался поэт. - О, как жаль, что я так долго пробыл в Фессалии и не видел, как ты рос. Благородный сын благородного отца. А твой друг... кажется, его зовут Демарат?
- Да.
- Как мне везёт! Ибо я встретился с Кимоном, сыном Мильтиада, и Демаратом, молодым помощником Фемистокла, прославившегося во всём мире и среди афинских ораторов мудростью Нестора и Одиссея.
- Твои похвалы не соответствуют истине! - воскликнул второй из афинян, тем не менее не имевший ничего против них.
И остроязыкий Симонид разразился потоком восхвалений и лести, пока наконец Кимон не прервал его вопросом:
- И всё же, дорогой кеосец, если ты только сегодня прибыл на перешеек, зачем тебе так решительно ставить свои деньги на Главкона?
- Зачем? Потому что я, как и все греки, если не считать спартанцев, схожу с ума по Главкону. На всём моём пути из Фессалии, в Беотии, Аттике, Мегарах, люди говорили о нём, о его красоте и сноровке, о его ссоре с отцом, о его женитьбе на Гермионе, прекраснейшей из афинских дев, и о том, что он прибыл на игры, чтобы завоевать венок победителя и заслужить прощение Конона. Скажу откровенно, каждый попадавшийся мне погонщик мулов, должно быть, поставил на него не меньше обола. Все говорят, что он прекрасен, как рождённый на Делосе Аполлон, изящен, как юный Гермес, и скромен, как незамужняя дева... хотя в последнее я не верю.
Симонид перевёл дыхание, а затем обратился к своим собеседникам:
- Но вы афиняне и, должно быть, знакомы с ним?
- Знакомы? - Кимон расхохотался от всей души. - Или не мы сегодня расстались с ним на площадке для борьбы? Или Демарат не учился с ним в школе и не был его самым близким другом? Что же касается его красоты, доблести и скромности... - В глазах молодого человека вспыхнул огонёк. - Не говори, что его перехваливают, пока не увидишь своими глазами.
Симонид засиял от радости:
- Добрый гений свёл меня с вами. Отведите меня к нему.
- Поклонники так докучают Главкону, что наставники его в ярости; кроме того, он сейчас ещё находится на борцовской площадке.
- Тем не менее он скоро вернётся в свой шатёр, - добавил тотчас Демарат. - К тому же Симонид - это Симонид. И если Фемистокл и Леонид имеют возможность лицезреть Главкона, теми же правами обладает первый поэт Эллады.
- О, драгоценный оратор! - воскликнул коротышка, обнимая его. - Я уже люблю тебя. Так пойдём же, чтобы я мог немедленно почтить ваше новое божество.
- Пойдём, - согласился Кимон, делая несколько длинных шагов. - Шатёр его находится неподалёку, и ты увидишь Главкона, даже если его наставники превратятся в горгон.
Посейдонов удел, огромный, огороженный стенами участок земли с храмами, портиками и Истмийским стадионом, скоро остался позади. Трое быстро шли на восток вдоль моря. Вокруг было полно людей. Прокатила дюжина колесниц. Под каждой высокой сосной непременно обнаруживались купец с прилавком и обступившая его толпа. Прошло стадо бурых коз - жертвенный дар какого-то благочестивого фокейца. За животными в причудливом танце кружили жрицы Афродиты под оглушительный треск кастаньет и рокот цитр. Тихий ветерок надувал коричневые паруса рыбацких лодок на колышущихся просторах залива. Прямо впереди замаячили белёные, оштукатуренные дома Кенхреи, восточной гавани Коринфа. Далеко впереди ровным полукругом вздымались зелёные вершины Аргивских гор, а справа поднималась крутая и одинокая пирамида - бурая скала Акрокоринфа властвовала над процветающим городом. А над всем этим, над людьми и горами, распростёрлось самое прекрасное, что было в этих краях, - чистое, пропитанное солнцем лазурное небо Эллады, подобного которому нет в землях, берега которых не омывают пенные волны Эгейского моря.
Такой пейзаж окружал троих путников, однако Симонид, видевший его слишком часто, не обращал внимания на окрестности и засыпал спутников вопросами:
- Так, значит, и его Гермиона тоже прекрасна?
- Как Афродита, встающая из пены морской, - ответил Демарат, всё время глядевший в сторону и старавшийся избегать проницательного взора поэта.
- И отец её отдал дочь сыну своего злейшего врага?
- Элевсинец Гермипп - человек разумный. Иметь своим зятем первого красавца во всей Элладе не так уж плохо.
- А теперь расскажите о самом великом чуде... Неужели Главкон действительно добивался её руки не ради приданого или положения, а из одной любви?
- Браки по любви сейчас в моде, - ответил Демарат, искоса взглядывая на Кимона, сестра которого только что вышла по любви за Каллия Богатого, смутив этим всех афинских скромниц.
- Значит, на старости лет мне довелось увидеть новое чудо. Как Одиссей и Пенелопа! И он красив, доблестен, высок мыслью и жена достойна его? Должно быть, я надеюсь на слишком многое. И упования мои не оправдаются.
- Напротив, - возразил Демарат. - Теперь сюда: эта тропа как раз ведёт к шатру Главкона. Если ты сочтёшь, что мы перехвалили его, считай нас достойными танталовых мук.
Однако здесь на пути их обнаружилось неожиданное препятствие. Статую, стоявшую под сосной, окружала целая толпа, и пронзительные злые голоса людей предвещали не свободный проход, а стычку.
Глава 2
Снаружи стен Посейдонова удела беспрестанно ходили люди. Почти ту же самую тропу, которой только что прошли Симонид с его новыми друзьями, выбрали ещё двое мужчин, настолько глубоко погрузившихся в разговор, что им было совершенно безразлично, сколько людей почтительно уступает им путь или приветствует их. Тем не менее более высокий и молодой из этой пары отвечал на всякое приветствие лёгким движением руки, однако делал это не задумываясь и не отводя взгляда от спутника.
Собеседники на редкость контрастировали друг с другом. Младший из них лишь недавно достиг полного расцвета сил; крепкий и хорошо развитый физически, он был изящно одет. Быстрые жесты его были красноречивы сами по себе. Коротко постриженные каштановые волосы почти не закрывали чистое смуглое лицо, которое едва ли можно было назвать правильным, скорее выразительным и утончённым. Смеялся он как-то негромко, чуть приоткрывая отличные зубы.
Товарищ его с ответами не торопился. Едва доставая макушкой до плеча своего спутника, он тем не менее обладал грудной клеткой быка. Изящество и не подумало посетить его. Лицо этого человека было изборождено шрамами и заросло редкой щетиной. Низкий лоб. Глаза, серые и мудрые, поблескивали под кустистыми бровями. Длинные седые волосы, заплетённые в косу и уложенные на макушке, удерживало на месте золотое кольцо. Прикрывавшая его тело хламида была пурпурной, но грязной. На аттическое красноречие собеседника он отвечал по-дорийски кратко.
- Итак, я всё объяснил: если исполнятся мои планы, если Керкида и Сиракузы пришлют помощь, если у Ксеркса появятся проблемы при снабжении его войска всем необходимым, мы не просто сумеем успешно сопротивляться персам, но легко победим их. Или, по-твоему, я выказываю чрезмерный оптимизм, Леонид?
- Посмотрим.
- Вне сомнения, Ксеркс посчитает, что флот его ненадёжен. Египетские мореходы ненавидят финикийцев. А значит, мы можем рискнуть.
- Не спеши, Фемистокл.
- Да... с тем же успехом можно играть в кости с мойрами, ставя на кон судьбу всей Эллады. Тем не менее придётся рискнуть и дать сражение. Если мы проявим отвагу, наши имена будут помнить так же долго, как и имя Агамемнона.
- Или Приама... сдавшего Трою.
- А ты, мой дорогой царь, конечно же сдвинешь с места небо и землю, чтобы как-нибудь расшевелить своих эфоров и совет, запаздывающий с подготовкой к войне? Мы надеемся на тебя.
- Попробую.
- Разве мы вправе просить о большем? Но пора покончить с государственными делами. Помню, мы говорили о пентатлоне и шансах...